- Отомстил называется…. – В темноте раздался голос. Чтобы слышать себя не обязательно говорить вслух, но Бофорт говорил, чтобы хоть как-то разогнать тишину, услышать другие звуки кроме писка крыс, эха голосов охранников и течения своей крови в ушах. Он рассмеялся в темноту и немедленно прервался захлебываясь кашлем, отбитые ребра разболелись в разы сильнее, напоминая, что ему лучше не двигаться. Брайен Хоук видимо не на шутку перепугался на суде, раз опустился до столь примитивной мести. А ведь план выставить его виновным – был хорош и имел свою историю.
Джулио….он в мыслях называл так своего, не родившегося сына, сына его и Лукреции. По вине Брайена Хоука младенец родился раньше своего срока и не выжил. Находясь наедине со своими мыслями, Фридгар много думал и о нем, и о его матери. На суде он вел игру против Лукреции, рискуя ее жизнью ради мести Хоуку, ради спасения своего дочери, а в итоге проиграл в этой партии, предпочитая пожертвовать малым ради большего. Может, проиграл, а может, выиграл – надо смотреть правде в глаза, вот только в темноте ее было плохо видно. Бофорт мог только догадываться, что происходит за этими стенами. До сих пор кроме охранников и мордоворотов Хоука, Фридгар никого не видел.
Попытавшись поменять положение своего тела, он упал и остался так лежать, шипя от боли. Какая-то настырная тварь попыталась добраться до руки, кусая сразу и без предупреждения. Кровь все еще шла, при всех своих медицинских талантах, Фридгар мало что мог сделать в этом месте. Он снял рубашку и перетянул ею руку, оставшись в кафтане на голое тело. В тюрьме было холодно или жарко? Его бросало то в жар, то в холод и он не мог ничего поделать, желая Хоука адовых мук – ему и его людям, от всей души.
- Он? – Голос тюремщика стал неожиданностью для Фридгара, высоко подняв лампу, тот  осветил мужчину  на полу. Ослепленный неожиданным вторжением, Бофорт приподнялся по стене, поднимая руку и закрывая ею глаза. Фигуры теряли свои очертания, превращаясь в пару мутных пятна. Голос охранника он узнал, его спутника – нет, хрупкая фигура и больше ничего не разобрать.
- Давайте леди, как договаривались! – протянув руку за обещанным (очевидно деньгами, что еще его может интересовать?) охранник встал перед лицом своей спутницы, закрывая своей широкой спиной пленника от ее взглядов. Нет платы – нет товара. – Живой он, приходили тут одни, остальным сказали не вмешиваться. Поговорить собирались….
Не стесняясь никого, охранник заржал как конь. Конь, свин и пес – вот кто охранял архиепископа сменяясь по часам. Скаля свои лошадиные зубы, он высоко подкинул увесистый кошель, слушая как гремят внутри монеты. –  Вот они и поговорили. Приятно иметь с вами дела, мисс.
Звон монет прекратился, зато зазвенели ключи. Фридгар хорошо различал эти звуки, в отсутствие зрения, остальные чувства обострились – особенно это касалось слуха.
- Я вас оставлю лампу мадам и через час зайду. Это больше что я могу для вас сделать. Большего не просите.
Не дождавшись ответа, мужчина ушел, хлопнув дверью. Фридгар так и не двинулся с места, безрезультатно, часто моргая. Он чувствовал неловкость, чувствуя что здесь кто есть, но этот кто-то не двигался и молчал, заставляя архиепископа нервничать еще больше. Зрения ему изменило, правый глаз заплыл, покуда левый частично был залит кровью. Резко втянув в себя запах, Бофорт застыл осторожно принюхиваясь. Сквозь невыносимое скопление запахов, пробивался очень тонкий аромат орллевинских духов. Бофорт очень хорошо знал, кто отдает предпочтение этому букету.
- Лукреция? – Молчание в ответ. – Тебе опасно здесь находится.
Не молчи….

Лукреция… лишний раз убедился в своей правоте Фридгар, услышав знакомые всхлипывания. На побитом лице появилась улыбка, одновременно горькая и радостная. Медленно подняв руку, все еще не обретя зрение, Бофорт положился на удачу и та порочная, постоянно изменяющая с другими женщине, не отказала кардиналу в его маленькой просьбе помогая пальцам найти точеное лицо Лукреции. Повезло или она сама подставила лицо под тянущиеся к ней пальцы – неважно. Аккуратно коснувшись, ее щеки, Фридгар в первую очередь ощутил текущие по ней слезы.
- Ну почему в наши встречи ты всегда плачешь, девочка? – Чуть повернув голову, кардинал ощутил ответное прикосновение, касаясь губами мягких подушек. От неловкого прикосновения он поморщился, но стерпел яркий укол в разбитой губе. Он был искренне рад ее видеть или чувствовать скорее. Зажмурившись, Бофорт несколько раз моргнул, зрение возвращалось с неохотой. Свет его попросту раздражал. Из темноты стали вырисовываться не только очертания фигуры, но и лицо Грациани.
Она хорошо выглядела, не считая слез, с виду цела и здорово, но надолго ли?
Беспокойство сжало тисками.
- Тебе лучше уйти. – Пошевелившись, Фридгар через боль, через муку, заставил себя сесть. Теперь перед его глазами плясали черные пятна, на этот раз в его слепоте был повинен не свет, но боль. – Проклятье! Охранники за мной наблюдают, за небольшую плату они могут рассказать, что ты была здесь. Хоуку не понравится что ты меня навещала, как не понравилась моя речь на суде. Он уже приходил.
Он решил напугать ее, пусть посмотрит на него и представит себя на его месте. Для надежности и верности мысли, Бофорт показал то, что стало его с рукой и спрятал ее обратно, замотав тряпкой, своей бывшей рубашкой.
Тяжело задышав, Фридгар не забыл свою первоначальную мысль.
- Как ты попала сюда? Не нужно было так рисковать. – Первый вопрос не нуждался в комментариях, он видел, как она сюда попала и знал чем соблазнился охранник. Ведь именно этот охранник в прошлый раз пустил к нему нежеланных гостей, виновников его нынешнего состояния.
Услышав про воду, Бофорт невольно облизал губы. Гордо болело и болело, вообще боль давно концентрировала все внимание кардинала на себе, тесня все остальные мысли и чувства. А пока Лукреция не заговорила о воде, Фридгар не представлял, насколько сильно ему хочется пить. Секунды пока Лукреция искала фляжку в складках одежд, растянулись на минуты. Проявляя нетерпение Бофорт часто и громко дышал. Боясь уронить драгоценную воду, он позволил Лукреции себя напоить. Первый глоток был быстрым и он задохнулся им, сотрясаясь всем телом от кашля, морщась и хватаясь за ребра. Второй и последующие были маленькими, неспешными. Он пил долго и аккуратно, простая вода была вкуснее, чем любые яства мира.
Напившись мужчина вновь облокотился о стену, вспоминая чье имя Лукреция упомянула когда предложила воды. Чья-то настойка. Игрэйн – это не та ведьма, которую монархи Моргарда прятали от гнева инквизиции?
- Нет, я не приму ничего от ведьмы. – На отрез отказался Фридгар, забыв, что на суде говорил иное, не только принимая, но и даря планам Изольды возможность реализовать себя. Назвал себя исполнителем, а ее союзником. Радость от встречи и вода притупили бдительность. Предыдущие гости были не столь хитры и момент подобрали неудачный, тогда Бофорт ставил перед собой ясные задачи и молчал даже когда затрещали кости.
- Зачем ты сделал это? Зачем....
Что я сделал? Задал себе вопрос кардинал вспоминая, что хочет узнать от него Лукреция. Прикрыв глаза, он решил пойти издалека. Она же слышала правду!
- Ты была на суде, ты все знаешь.

- А как же показательная казнь на потеху простого народа? Нет, я пока еще жив, но не знаю надолго ли. – В самом деле, почему бы не развлечь толпу, раз они лишились возможности увидеть казнь самой королевы. Фридгар не королева, но…..очень не хотелось думать, как поведет себя паства и все те люди, которым архиепископ оказывал свое покровительство и просто помощь. Он знал многих в лицо и поименно, представлять их голодные взгляды и скалящиеся зубы было просто больно. Еще Лукреция пришла,   сильно рискуя своей репутацией и жизнью. Когда первые костры чувств потухли, Фридгар невольно задумался, зачем она собственно пришла, какие цели она преследовала. Что может наделать ребенок, – которым он ее называл, и она соглашалась. Ее постоянные я не такая, я не могу притворяться и мне придется жить вот так и ни иначе, потому что иначе я не смогу. Все они меняются со временем, если вспомнить каким был сам Бофорт двадцать лет назад. А каким он был? Обиженный, наивный, целеустремленный романтик, распланировавший свою жизнь на годы вперед. Не так он представлял себе свою жизнь и не такого конца хотел. К счастью, что получилось не так как планировалось, потому что наряду с целеустремленностью им руководила банальная юношеская глупость, отец всегда руководил делами сыновей, ограничивая их волю и свободы, только достигнув его возраста, Фридгар наконец-то понял всю глубину его заботы. Понял и почему он смеялся над своим сыном путешественником и своим сыном поэтом. Они заняли свои места на шахматной доске государства, все сложилось, как и должно было сложиться.
- Хорошо, значит у тебя есть покровитель и хорошо, раз тебе есть куда возвращаться. Твоя семья будет рада окончанию твоего путешествия. Оно и так сильно затянулось. Время подумать о будущем.
Наблюдая за ней, ибо зрение его вернулось окончательно, Фридгар не знал, как помочь ей и как утешить. Женское сердце слишком хрупко, а плечи слабы чтобы взваливать на них груз достойный, разве что мужчин. И как любой мужчина, Бофорт старался огородить небезразличную ему женщину от большинства проблем. Ни к чему ей знать слишком много, она пережила достаточно. Время забыть и начать новую жизнь. Он уже говорил ей об это много раз, слышала ли она его?
И все же забота ему была приятна. Вдруг она последняя женщина, чья рука касается его лица, и кто проливает по нему горькие искрение слезы.
Брови вопросительно взлетели верх, когда Лукреция принялась усаживаться поудобнее рядом с ним. Почему она его не слушает? Конь продажен, но если придет комендант и увидит ее здесь, не имеющую на, то прямого разрешения от его Величества? Ее закроют в соседней камере, ключи выкинут и имя забудут. Сейчас он преступник, а не добрый друг, преступник который хочет только добра для этой несмышленой девочки.
- А что узнал Хоул? – Не понял архиепископ, он не видел Хоула уже почти месяц, по последним данным Магистр находится где-то в землях графа Медоу, здесь его не было, он ни о чем не знает или Фридгар что-то не понимал? Так что успел там узнать Хоул?
Нервное напряжение сказывалось в здоровой руке, но Фридгар ее не отнял, призвав на помощь всю свою осторожность, чтобы не сболтнуть лишнего.
- О том что какая-то фрейлина связалась с Изольдой, тебе нужно было говорить раньше, еще до суда. Сейчас я как без рук и ничего не могу сделать. Если тебе есть что сказать – тебе нужно говорить с Хоулом. Я не знаю человека честнее его.- Помолчал. -  Вы и так заинтересованные в ее освобождении свидетели, всегда есть два лагеря противником и защитников подсудимого.
Сверкнуло солнце перед глазами, заставив мужчину прикрыть глаза. Рыжие волосы фрейлины горели даже в этом диком подземелье, будто сердце смелого юноши проведшего свой народ через дремучие леса, освещая им путь своим горящим сердцем.
Столкнувшись с яростью Лукреции, Фридгар ответил спокойствием.
За себя он не боялся, только не за себя. 
- Скажи мне правду, Фридгар.
- Ты знаешь правду. Другой не будет.
Время идти к будущему, в котором ему нет места.

Отредактировано Frithegar Beaufort (2015-06-27 23:48:32)

- Ты себя недооцениваешь. Ты фрейлина, ты дочь своего отца, ты дочь Грациани. А кто Хоул? Хоул трудяга,  сын кузнеца, простой человек добившийся многого. Ему пришлось осваивать каменную плоть земли, твоя земля плодотворна, на ней зреют сады, ее поливают дожди – у тебя есть все, что стать счастливой; деньги, власть, красота, имя твоего отца. Все в твоих руках. Хоул гордиться своими заслугами, и я так думаю отчасти завидует тем, кому не пришлось идти его тернистым путем. – Небольшое отступление от темы, но Фридгар не хотел, чтобы Лукреция и в самом деле себя считала глупой, гораздо проще пасть, делая шаг на встречу пропасти, не дожидаясь когда тебя толкнут в спину. Если Лукреция сама поверит, что она ничего не понимает, что она глупа, что она всего, лишь фрейлина то так и будет. – Ардерны уважаемый некогда род, мы все их знаем, немудрено, что у них есть сторонники в Моргарде. Кто-то до сих пор считает Мирцеллов захватчиками, бунтовщиками, историю пишут победители, но прошло еще не так много времени, чтобы все забыли подробности уходящих лет.
Помолчал, обдумывая услышанное и сник, он уже думал о Нэш, об Арденнах, о последнем конюхе в столице, обо всех кто мог оклеветать королеву строил  самые невероятные теории. Несильно это ему помогло и  потом какая сейчас польза от всех этих теорий? Потерев глаза, Бофорт отрицательно качнул головой.
- Моя милая девочка, не стоит этого делать. Хоул прилетит сюда в первый же день когда вернется в столицу. А сейчас не нужно его отвлекать от дел государственной важности, пусть его мысли  текут в верном русле.
Заметив тревогу в глазах Лукреции, Фридгар взял ее руку в свою. Ее белую и чистую, в свою грязную от пребывания в темнице. С отросшими ногтями, с грязью под ними.
- Ко мне пришла ты. – мужчина нашел в себе силу улыбнуться и улыбался он искренне, без намека на фальшь. – И пусть я тревожусь за твою безопасность, мне безумно радостно вновь иметь возможность увидеть тебя. В последний раз, быть может…
Услышав про Хоука, Фридгар только поморщился, теснее прижав к себе больную руку. Нужно было смотреть ясно, когда кардинал не мог забыть жестокость людей молодого графа, не мог забыть оглушающий звук треснувшей кости.
Гнев в чужих глазах не смог погасить улыбку на губах мужчины. Эту реакцию он ожидал изначально и не был разочарован. Приятно, что кто-то тревожиться за него, кому-то он все еще не безразличен. Не безразличен даже не смотря на всю грязь, которую он вылил на эту светлую девочку.
- Быть может не знаю, быть может, знаю. Зачем мне говорить больше чем нужно? Я сказал достаточно. – Наклонив голову, Бофорт приложил свои губы к белой руке, чувствуя как она гневно сжимается в его. Хотел бы он сказать, что поцелуй не оставил следов, но нет – осталось красное пятно напоминания о его поцелуе.
- Не хочешь, и не может разные вещи Лукреция Грациани. – Выпрямившись обратно, Бофорт несколько секунд рассматривал каменные плиты своей темницы. Ликом он был грустен и слова не несли в себе радости и проблесков тепла. Немного мудрости от приговорившего себя человека напоследок, неизвестно удастся ли им снова, когда-нибудь встретится.  – Порой каждый должен делать то, что должен, даже если ему   не хочется. Есть понятия меньшего зла и одновременно его нет, это величайшая ложь. Зло есть зло, все зависит от того кто платит цену.
Посмотрев без улыбки в глаза Грациани, Бофорт отрицательно качнул головой.
- Ты не можешь мне помочь. Ты не должна запятнать себя, что ты сделала – уже достаточно. Тише – тише…. – Мягко шепча, успокаиваю Лукрецию как маленькую девочку, Фридгар вытер ее слезы, больше размазывая их по ее щекам, чем вытирая. – Единственное что я скажу тебе – ты навредишь королеве, если поможешь мне. Поэтому ты не должна ничего делать. Чувства померкнут со временем, тебе станет легче, просто надо продолжать жизнь и все пройдет само. Все со временем проходит.
Второй поцелуй остался на макушке, затерявшись в рыжих волосах девушки.
- Я всегда буду любить нашего сына, я заберу его с собой. Память о нем уйдет со мной. Ты пойдешь своей дорогой. Лукреция обещай мне, что ничего не будешь делать. Поклянись, что сделаешь как я прошу!

Женщины редко могли на кого-то повлиять. Женщины были слабы волей, нерешительны там, где требовалась твердость, и были тверды там, где  благом было уступить, а не показывать свое ослиное упрямство, отметая любые попытки достучаться до их разума.  Вот и Лукреция. Фридгар не любил повышать голос на женщин, но чувствовал, что без этого сейчас не обойтись. Его обычные методы не срабатывали, чем больше он просил, чем больше он убеждал Лукрецию отступить и послушаться его.  Тем больше Грациани шла ему наперекор.
Чувствуя как сжимается женская рука в его ладони, Фридгар поступил одновременно хитро и нечестно. Здоровая рука продолжала сжимать чужую руку, когда искалеченная легла прямо в женскую ладонь. Легкое сжатие заставило лицо Фридгара искривиться от боли, в зубы сцепиться между собой в жестокой схватке.
- Не говори так
- Ты хочешь лжи? Если я солгу, как должно моя ложь будет приносить тебе облегчение? Ты говоришь, что мир – это зло, мир не злой, просто жестокий и ты должна это понимать. Лукреция, душа моя,  ты слишком взрослая, чтобы я кормил тебя красивыми сказками. Я не буду говорить, что обязательно выйду отсюда, что все будет как прежде. Как прежде уже не будет. Если меня признает виновным Папский престол – меня сожгут, как еретика, если признает виновным суд короля – в лучшем случае я больше никогда не вернусь в Моргард и не знаю, останусь ли я в живых.
Поймав ее лицо в свои ладони, Фридгар стер очередной соленой поток, заставляя смотреть юное лицо в свое старое, испещренное множеством морщинок, усталое и осунувшееся за эти дни. Только глаза на этом лице все еще горели внутренней силой, точкой факелов на дне темных колодцев зрачков.
Почувствовав запах солнца, луговых трав, воска и другие запахи пришедшие навестить его вместе с Лукрецией его в этом негостеприимном месте, Фридгар сильно зажмурился выдавливая из глаз одинокую слезу. Непозволительная роскошь для него в столь щекотливой ситуации, когда от него вновь требовалась сила, когда он должен проявить стойкость, обязан ее проявить… Но все-таки он забылся на некоторое время, позволяя Лукреции уложить его голову к себе на плечо, забыться на несколько мучительных секунд.
- Человеческий век недолог. – В ответ на все «не могу» напомнил Фридгар, в конце концов, все они рано или поздно перешагнут невидимую черту и там уже боги будут решать кому суждено будет встретиться вновь, а кто канет в гиену огненную без надежды на новое свидание.
Почувствовав, что редкие слезы окончательно иссохли из его глаз, Бофорт сделал то что требовалось. Он требовал от себя проявить настойчивость и он решился. Выпрямившись, мужчина положил руки на плечи Грациани, встряхнув ее.
- Нет! Нет и еще раз нет! – Больше напоминая сейчас своего брата, чем самого себя, Фридгар досадливо скрипнул зубами. – Я хочу, чтобы ты держалась подальше! Я хочу чтобы ты жила и не пыталась обрушить на себя чужой крест, которой выпало нести не тебе! Я уже сказал, что ты можешь сделать! Почему ты упрямишься? Почему не можешь поступить, как тебя просят? Неужели я должен умолять тебя?  Не думай о том что хочешь ты, сделай так как хочу я!
Был еще один вариант как поскорее вывести Лукрецию из этого злачного места, но Фридгар боясь скорее за себя чем за нее и откровенно трусил к нему обращаться.