Легкие газовые занавески лилового цвета задрапировали собою каждый сантиметр на стенах и полотке скромной комнаты, которая была едва ли больше расположившегося в ней матраса. Спрятанные под ними масляные лампы, прикрытые стеклянными плафонами, создавали мягкий красноватый полумрак, а ароматические масла наполняли комнату сладковато-древесным ароматом. Там, где должно было быть изголовье, стояли трое: смуглый раб с опахалом, верная рабыня царицы и столик, на котором величаво возвышался кувшин с вином. Все же остальное пространство уютной комнаты занимал огромный мягкий матрас, застеленный нежнейшими шелками с искусной вышивкой. Именно на этом матрасе и возлежала номархиня Балморы, вкушающая последние дни одиночества перед предстоящим замужеством. Обнимая губами тонкую изящную трубку с пропитанным опиумом табаком, она прикрывала глаза и поскуливала от удовольствия, в то время, как присосавшийся к ее оголенной груди раб, шарил своей рукой под нижней туникой женщины.
     - Присоединиться? - лениво приоткрывая глаза, откликнулась Флавия на голос, заставивший царицу вернуться в реальность и заметно снизить чувствительность от тех ласк, что оказывал ей раб. Увидев, впрочем, своего посетителя, патрицианка изогнула бровь и заставила себя отогнать прочь сладостный морок опиумных паров. Мало того, что она не ожидала увидеть Сенатора в столь деликатной обстановке, так еще и вовсе не думала о том, что он мог бы присоединиться к ее невинному занятию. Ведь одно дело, когда празднество можно отметить с рабами, и совсем другое - с патрициями. Отложив трубку, она одурманено хихикнула, - а Вы хотели бы?

     Все время так называемого Триумфа было для Флавии довольно тяжелым. И вовсе не потому, что она испытывала муки или лишения, как это обычно бывало в ее непростой судьбе. Напротив. Гуляя и празднуя два дня подряд, она порядком утомилась, и весь сегодняшний день не смогла встать с постели, чтобы посетить гладиаторские бои, устроенные в ее честь. Этот поступок казался ей столь оскорбительным, что она устроила званный ужин, на который приехали актеры из самой Орллеи. К его посещению у Домициллы, впрочем, стремления тоже не было, однако долг хозяйки дома и мысль о скором замужестве вытолкнули ее прочь из собственных покоев. Особенно ее мучило последнее: через неделю Марк Гораций должен был окончательно прибыть из Тиля со своими вещами и слугами, дабы сочетаться браком в главном храме. Сама мысль о замужестве пугала номархиню, не в пример другим женщинам ее положения и возраста. В то время, как все матроны Балморы грезили о том, чтобы подле них был законный муж, у свободолюбивой Флавии кровь стыла в жилах от этой мысли. Сенат ясно высказался за свое решение о том, что измена на Балморе запрещена и влечет за собой наказание, вплоть до казни. Да и, если честно, и сам Гораций, ныне именующий себя Лоу, мог бы с легкостью придушить новоявленную жену за излишне распущенное поведение. Поэтому, дни Триумфа Флавия решила провести с максимальной пользой, и нагуляться так, чтобы хватило на всю отведенную ей богами жизнь. Вот и сегодня, вдоволь напившись вина и насмеявшись над выходками актеров, номархиня незаметно ускользнула с праздника, ведя за собой столь юного и тоненького раба, что на его груди еще не начали расти волосы. Пока женщина пыталась незаметно скрыться, ее остановила мудрая Консуэло, предпочитавшая оставаться в трезвом уме даже в такой день.
     - Госпожа, ты ведь хотела поговорить с Понтием Тиберием, еще рано уходить, - заметила она, указывая на вливающего в себя вино атлета, на чьих коленях пыталась устроиться хорошенькая и абсолютно не одетая девчонка. Пожав плечами и опираясь на молоденького раба, захмелевшая царица цокнула языком и пробормотала:
     - О. Ну, так пусть присоединяется! - и, весело подмигнув, утащила раба прочь с глаз.

     В комнате для уединения была особая система вентиляции, благодаря чему можно было одновременно наслаждаться ароматом масел, дымом опиума и при этом не умирать от духоты. Номархиня приподнялась на локтях и, оглядев сына Тиберия, откинулась обратно на подушки. Хмель мешал ей подумать о том, что такое зрелище, должно быть, не престало для благородной женщины, однако он же и подсказал балморийке, что в эту ночь никто не уйдет из ее дома на своих ногах в трезвом уме и крепкой памяти, а потому ей едва ли стоит о чем-то беспокоиться. Расслабленно глядя на патриция из-под прикрытых век, Флавия продолжила наслаждаться ласками раба, который как раз нежно укусил женщину за сосок, заставив ту слегка выгнуться и согнуть ногу в колене.
     - Оставайтесь, Понтий, - с придыханием сказала она, кинув короткий взгляд на край матраса, куда и предлагала сесть Сенатору, - расскажите, как Вам праздник. Почему Вы не взяли ту девицу, которую я видела на Ваших коленях? Сенаторы Гай Аврелий и Тит Красс уже успели поиметь с полдюжины моих рабынь.
     Патрицианка довольно усмехнулась, вспомнив, как самолично и заливаясь хохотом шлепнула одного из них по жирной обвисшей заднице, пока он оприходовал молоденькую орллевинку прямо на кухонном столе. Не то, чтобы ее и впрямь волновала устроенная личная жизнь ее поданных, но ей требовалось определенное время, чтобы прийти в сознание и вспомнить, о чем же таком важном она хотела поговорить с молодым Сенатором.

     Сладковатый аромат опиумного дыма, послевкусие которого Флавия все еще ощущала на кончике своего языка, был лишь слабым призраком своего прародителя. Вдыхая его, женщина чувствовала, как раздирает от невидимого огня ее легкие, как невесомым туманом наполнятся ее голова, даруя расслабленность и свободу каждому члену ее тела. Не потерять связь с действительностью становилось все сложнее. И все же, она была отчасти благодарна сенатору за то, что тот не просто пришел на ее зов, но и предпочел остаться. Целей его она, впрочем, понять не могла: к их с рабом ласкам мужчина не присоединился, наблюдать с придирчивым видом не стал... напротив, его взгляд гулял по комнате, по лицу царицы, но никак не по полуобнаженному телу с золотистой кожей, влажно блестевшей в мягком полумраке масляных ламп. Домицилла даже на миг почувствовала себя неуютно, будто из всего своего дома ее угораздило призвать для грехопадения самого праведного и трезвого человека.
     - Мне тоже бесконечно жаль. Уверена, это было очень захватывающее зрелище, - пытаясь вернуть себе остатки разума, отозвалась царица. Чувство дискомфорта росло с каждой минутой пребывания Понтия в покоях для уединения и, чем вальяжнее он раскладывал свое тело на мягком матрасе, тем меньше, как ей казалось, оставалось места для них с рабом. Такое положение начало ее раздражать, а Флавия ужасно не любила раздражаться. Шлепнув разошедшегося раба по рукам, которые уже пытались стянуть с номархини остатки нижней туники, она вдруг обеспокоенно посмотрела на него, ощущая едва ли не отвращение. Закатив глаза и отвернувшись, Домицилла скомандовала, - прочь.
     Юнец, столько времени потративший на ублажение госпожи, впрочем, уходить не спешил и принялся целовать своей хозяйке руки, однако та успела бросить строгий взгляд своей доверенной рабыне и та, схватив его за плечи, выволокла паренька из комнаты. Теперь Флавия осталась и без ублажателя, и без опиума, да еще и в компании мужчины, которому, как выяснилось, даже не нравился ее праздничный ужин. Тяжело вздохнув и дав себе несколько секунд на приступ злости, она довольно скоро пришла в себя и, нацепив на лицо улыбку, перевернулась на бок. Так и не поправив съехавшую во всех местах тунику, царица вальяжно облокотилась на валикообразную подушку и приняла свободной рукой кубок с вином от своей рабыни.
     - Гладиаторские бои будут продолжаться, покуда боги не затопят Балмору, а вот моя возможность повеселиться от души закончится уже в следующем месяце, - усмехнулась женщина, прогоняя туманный морок из своей головы и пытаясь вспомнить, за каким таким важным делом ей понадобился патриций этим вечером. Он, впрочем, будто прочитав ее еще не родившиеся мысли, сам напомнил ей причину своего прихода. Отпивая из кубка с вином, она едва не подавилась из-за пришедшего к ней осознания, щелкнув пальцами и приподнимая брови.
     - Верно! Каков наглец. Вы думаете, именно так выражает народ любовь к своему правителю? Подсылая поджигателя? Какое безрассудство! Умертвить в один день не только номарха, но и добрую часть пиратских баронов. Я благодарю богов каждый день, Понтий, за то, что этот злодей нашелся и был наказан со всей строгостью. И бесконечно сожалею о том, что не могу как следует отблагодарить того, кто раскрыл мне его имя.
     Флавия обворожительно улыбнулась, вытянув руку, которой упиралась в подушку и положив на нее голову. Сладко потянувшись, балморийка на мгновение прикрыла глаза и, вернувшись в прежнее положение, внимательно посмотрела на сына Тиберия.
     - Вы, случайно, ничего не знаете об этом?
     С момента их знакомства прошло уже несколько лет и, несмотря на то, что оно могло бы стать очень многообещающим, за все это время они не стали ни добрыми друзьями, ни даже простыми приятелями. Поначалу Сенатор, должно быть, затаил обиду на то, что Флавия так некрасиво отказала ему в возможности посетить его дом. Затем их пути совершенно разошлись, в связи с тем, что Понтий и Клавдий ударились в политику, а Флавия увлеклась любовными и не очень приключениями, дабы скрасить свой скучный досуг. Только с воцарением Домициллы на посте номарха и автоматическим вхождением в Сенат, она вновь вспомнила о существовании бравого патриция, готового жертвовать собой на арене, и презревшего все законы, хранившие стан Империи долгие годы. Впрочем, за это время и сама балморийка стала мягче в суждениях, и некоторые новшества уже переставали казаться столь вычурными и неподобающими. Поэтому чувство возмущения, вызванное их первой встречей и нахальством Понтия, постепенно сошло на нет, впрочем, так и не получив себе хоть сколько-нибудь достойную замену. Прищурившись, Флавия внимательно осмотрела атлета и невольно задумалась о том, почему при каждой их уединенной встрече кто-то из них должен быть обязательно обнажен. Или хотя бы частично обнажен. Усмехнувшись своим мыслям, женщина изогнула бровь и отхлебнула вина.
     - Вы что, мне угрожаете?

     - О, я слышала об этом. Слышала даже о том, что для них - делить постель с рабом, точнее, со слугой, тоже считается изменой... - Флавия в ужасе расширила глаза, будто демонстрируя, как она не желает принимать заведенных на материке порядков. Не хватало только скривить лицо и провести пальцем по шее, как делают плохо воспитанные плебеи, так что номархиня воздержалась от дальнейших проявлений своих эмоций. Вся система материковой культуры и традиций навевала мысли о том, что шоры плотно вросли в их веки, а ханженство поощралось их богами с удивительным упорством. Как истинная дочь Балморы, Флавия не могла принять большую часть порядков, которые узурпаторы из Хельма пытались привнести на ее остров, и согласно которым жили сами.
     Отпив вина, дабы отогнать от себя гнетущие мысли, женщина с улыбкой посмотрела на Понтия. Его пшеничные волосы и светлые глаза, вкупе со смуглой кожей и атлетичным телосложением, вызывали в ней воспоминания о Марке. Однако, несмотря на то, что мужчины в общем-то относились к одному типи внешности, схожего в них было очень мало. Начиная от количества глаз и шрамов, и плоть до манеры, с которой они держались на людях. Если пиратский барон был жесток, но открыт в своей жестокости, то Тиберий производил впечатление скрытного и двуличного человека. В конце концов, в Сенат другие и не попадали. А потому, Домицилла не переставала слегка щуриться, разглядывая его лицо и прикидывая, что может твориться в голове патриция. Царица и сама была той еще змеей, но все ее коварство было направлено на дела сердечные, а не дворцовые интриги. Поэтому, возвысившись после пропажи Клавдия, она никогда не переставала чувствовать липкого страха, тонкой капелькой пота стекающего по ее позвонку.
     - Я не думаю, что это дело рук друзей Яфея, - пожала плечами Домицилла, бесхитростно делясь с атлетом вещами, которые, возможно, стоило бы придержать в более узком кругу, - Казненный был Магистратом, метил в Сенаторы и имел неплохую поддержку из стада плебеев. Его цели были иными, чем просто возвращение Балморы к прежнему укладу, с легкими корректировками в плане рабовладения. В конце концов, я ведь тоже выступаю за возрождение Балморийской Империи. О, нет, этот предатель планировал нечто иное...
     Последовав примеру Понтия, Флавия также откинулась на спину. От количества опиума в ее крови, она ощущала, как обостряются все ее чувства, как становятся более яркими краски, и более размытыми контуры некоторых предметов. Чувствуя легкое покалывание в кончиках пальцев, женщина блаженно провела ими по своей шее и груди, лишь сейчас обнаружив тунику, лишившую ее некоторых женских секретов. Поправив тонкую полупрозрачную ткань, номархиня задумчиво покрутила длинный черный локон в пальцах.
     - Ну... - протянула она, разглядывая волоски на свету, - птичка донесла мне на хвосте кое-какую информацию о том, кто помог мне с поимкой преступника. Но я что-то не помню, чтобы награждала его.
     Ухмыльнувшись, Флавия перевернулась на бок, зеркально отразив позу Понтия и тоже потянулась за вином. Ее мастер над шептунами очень недвусмысленно намекнул ей о том, что в Сенате у номарха остались не только враги. Еще менее двусмысленно он указал на молодого сына Тиберия, который, если верить его доверенным "птичкам" и был источником слухов о предателе, в итоге долетевших до самой царицы. С одной стороны, Флавия восприняла эту новость благосклонно, но отделаться от двух мучавших ее вопросов так и не сумела: откуда Понтий знал имя заговорщика, и почему не сообщил об этом сам? Вознамерившись добиться от него признаний, Домицилла и запланировала поговорить с мужчиной за ужином, и именно об этом она так неосторожно забыла после вина. Впрочем, атлет сам напомнил ей о ее цели, поэтому женщина довольно разулыбалась, надеясь, что к ней возвращается способность мыслить.
     - Чем наградят? Земли и деньги, конечно. Или Вы бы хотели нечто иное? Если бы, конечно, были тем самым героем.
     Понтий, который всячески способствовал тому, чтобы река событий этого вечера сменила свое русло, впрочем, решил разукрасить его не только словами, но и своими некультурными выходками. Выплюнув добрую часть вина, окропившего матрас набухшими алыми каплями, он едва не забрызгал саму номархиню, которая успела вовремя отодвинуться и жестоко рассмеяться.
     - Змея? - чуть успокоившись, переспросила она, удивленно вскинув бровь, - а я слышала, что Вас называют хорьком. Хорьки ведь охотятся на змей... Вы пытаетесь уничтожить сам себя? - блистая своей эрудицией, заметила Домицилла и слегка вздрогнула от неожиданного прикосновения к ее руке. Столь бурная реакция Понтия насторожила ее: он либо был плохим актером, либо не умел контролировать свои эмоции. Обе эти черты она едва ли находила привлекательными, в отличие от любви к преувеличению собственных злодеяний. По никому не известной причине, люди способные на подлость, привлекали ее куда сильнее простаков. Наверное, поэтому она до сих пор не разогнала Сенат и не набрала его заново. Вспомнив о Сенате, она как раз выловила из своей памяти лицо Тиберия Суллы.
     - О Сенаторе... Понтий, я прекрасно знаю, что против меня плетутся заговоры в Сенате, и лучшая участь, которую мне готовят - это ссылка в грязный бордель Уртиша. Если мой брат чему-то и научил меня, так это тому, что никому нельзя доверять. Никогда бы не подумала, что Вам важно мое... доверие.
     Она пожала плечами и издала короткий смешок, будто доверие номарха было такой незначительной мелочью, что не стоила ни внимания, ни жажды его заполучить. Одним глотком она осушила кубок с вином, подставив его рабыне снова. Вечер и впрямь переставал быть томным, а сама царица, кажется, немного развеселилась.

     Флавия изогнула бровь, слушая, как Понтий Тиберий представляет себя на месте ее неудачливого убийцы. Честное слово, если она знала, что власть влечет за собой столь тяжкие последствия, она даже не подумала бы обижаться на отца за то, что он так ненавязчиво пропустил ее, когда раздавал титулы своих наследников. В номаршеском дворце интриги плелись исключительно шепотом и только в залах собраний. Ни юная Флавия, ни Клавдий, никогда не попадали в ситуацию, в которой им бы пришлось узнать страшную правду о том, что их отца считают предателем Империи и тираном. Сейчас она даже начала задумываться, что его скоропостижная кончина была вовсе не следствием больного желудка, а настоящим отравлением, ведь смерти ему желало очень много людей. Клавдий был ни чем не лучше Корнелия, только усугубив не слишком хорошее отношение народа к себе, поэтому сомневаться в причинах его пропажи и возможной кончины даже не приходилось. А теперь пришел ее черед. Время ежеминутного страха за свою жизнь и жизнь своих людей. Нервно сглотнув, но стараясь не показывать своих волнений, Домицилла ответила:
     - На месте заговорщика, я бы перерезала своему врагу глотку, а после несла бы уготованное мне богами наказание. Ни к чему играть с едой. Мы ведь люди, а не кошки.
     Номарх дернула плечиком, считая, что подобрала уместное и нетривиальное сравнение, поэтому мысли, немного омрачившие ее голову, мигом стали светлее и приятнее. Было у вина странное свойство - усиливать все ощущения и эмоции в несколько крат. И, ровно так же, как оно способно было приподнятое настроение обратить к веселью, так же и усугубляло оно моменты печали. И тогда на помощь приходил опий. Консуэло, до этого стоявшая в углу, все еще мрачно посматривала на тонкую трубку, будто сама метила на нее, и царица благосклонно кивнула рабыне.
     - Большего? - вернулась Флавия своими помыслами к Понтию, и усмехнулась. Теперь она начинала его узнавать, этого наглеца без чувства меры. Похоже, что со времени их первой встречи очень мало что изменилось, разве что шрамов на его торсе могло прибавиться. Этого она, впрочем, видеть не могла, ввиду лазурной туники, закрывавшей его тело. Этот момент, однако, даже раззадорил Домициллу, которая придвинулась к атлету чуть ближе, аккуратно коснувшись своей ножкой его ног. Мягко и неоднозначно погладив их, женщина посмотрела на него исподлобья, - что же может быть ценнее денег и земель? Хороших, плодородных земель, с угодьями и рабами для строительства.
     Закусив нижнюю губу, Флавия с интересом приготовилась слушать, что же и впрямь кажется Понтию лучшим предложением. На ее взгляд, атлет и так имел все, чего только может пожелать патриций: день, славу, власть и даже надежду на то, что его имя впишут в анналы истории, как первого патриция, вышедшего на гладиаторскую арену. Женщина вновь устроила голову на сгибе своей руки, однако сын Тиберия заговорил отнюдь не о наградах, а о змеях. Удивившись в очередной раз, первые секунды она с интересом ожидала фееричной концовки. Однако, осознав, что Сенатор просто красуется, как делал бы это любой мужчина рядом с той, о ком весь Лот знает, что она содержит самый крупный серпентарий на Балморе, патрицианка заскучала.
     - Верно. На змей я и без того любуюсь почти ежедневно, - ехидно заметила номархиня, не уточняя, имеет ли она ввиду заседания Сената, или этот самый серпентарий. Впрочем, как питала она слабость к человеческим порокам, так и все омерзительные с точки зрения большинства матрон животные, казались ей привлекательными. Даже крыс, гадких жирных крыс, которые приходили к ней во снах, пожирая бездыханное тело Клавдия, сброшенное в канаву, она любила больше, чем людей. Качнув головой и сбрасывая с себя очередное яркое видение, Флавия ощутила щекотку горячего дыхания Понтия на своей щеке и распахнула глаза, внимательно наблюдая за ним.
     - Вот именно, Сенатор, - заметно тише подтвердила она, чувствуя, как участилось ее сердцебиение. Атлет вновь касался ее руки, но уже намного выше и дольше, и царица ощущала прохладу его шершавого пальца на своем горячем плече, - людям нравятся мысли об анархии, но им не нравится анархия. Обществу всегда нужен предводитель. Если прямо сейчас провести выборы, они будут длиться до второго воссоединения Тууба и Муува. Если позволить наместнику Хельма самостоятельно выбрать правящую династию, разразится новая война. А если допустить вариант, что найдется самоубийца, решивший занять мое место, попросту убив меня, его растерзает толпа. Балмора не терпит перемен.
     Женщина мягко улыбнулась, облизнув губы и самолично уподобляясь той самой змее, о которых еще несколько мгновений назад так вдохновенно рассуждал Понтий. Видимо, патриций и сам заметил некую привлекательную черту в своей номархине, потому что его лицо вдруг стало столь непозволительно близко, что их губы рисковали соприкоснуться в любую секунду. Решив подыграть сыну Тиберия, Домицилла чуть придвинулась к нему всем корпусом, и обрисовав кончиком пальца линию челюсти мужчины к скулам, коснулась рукой пшеничных волос и спустилась ниже, задержав свою теплую ладонь на его груди. Жест одновременно располагающий и настороженный, готовый в любую секунду привлечь и оттолкнуть.
     - Вы так... - выдохнула она прямо в рот Понтия и облизнула губы, от чего ее язык едва-едва коснулся и его губ, - добры ко мне. Я бы очень хотела... - Флавия вновь остановилась, опустив ресницы, а ее ладонь слегка вздрогнула. Женщине казалось, что биение ее сердца можно было услышать в зале, где играла громкая музыка и реками лились смех, стоны и вино. Вновь подняв взгляд на патриция она заговорила уже громче и увереннее, - чтобы Вы рассказали мне, что же именно Сенат не устраивает во мне.
     Надеясь, что атлет ожидал другой концовки, и теперь он немного обескуражен, Флавия вспомнила о бокале вина в свободной руке, отпив из него добрую половину.

Отредактировано Flavia Domitilla (2015-09-04 15:12:40)

     - Так вот, что волнует сегодняшний Лот? - рассмеялась Домицилла, откинув голову и изящно прикрыв рукой рот, - моя личная жизнь?! Бо-оги, вот уж никогда бы не подумала, что старых немощных Сенаторов будут волновать такие мелочи.
     Флавия покачала головой и сделала новый глоток вина. Понтий не стал продолжать их сближение, отдалившись и, кажется, совершенно потеряв интерес к их контакту, чем заставил женщину подле себя слегка улыбнуться. Его поведение и впрямь напоминало искусную игру опытного стратега, однако даже столь изворотливый хорек был горазд на ошибки. То, что он отодвинулся от нее сразу после слов о пирате, и было одной из них. Номархиня сощурила глаза, прикидывая, является ли подобный жест частью игры, которая, в таком случае, началась с самой первой секунды появления сенатора на ее пороге, или этот факт и впрямь причиняет ему некоторое... неудобство? Окончательно утвердившись в том, что Понтий Тиберий определенно должен стоять в самом конце списка ее доверенных лиц, она, между тем, не отказалась от самой игры. Ведь найти достойного противника для того, чтобы поупражняться в собственной подлости, всегда было довольно сложно.
     - Дело в том, мой дорогой Понтий, что Марк - не просто пират. Он, прежде всего, патриций из древнего и богатого рода, что делает его достойным кандидатом для брака со мной не меньше, чем любого, кто состоит в том же Сенате. Разве что, стоит учесть, что этот "пират" еще и добился отдельного благосостояния, не опираясь на помощь своих предков, в отличие от большинства благородных балморийцев, что, конечно же, делает его просто отвратительным в глазах общественности.
     Женщина хмыкнула, закатив глаза и помотав головой. Конечно, большинству сенаторов такой выбор супруга Домициллой мог не понравится - ведь Лоу, несмотря на все свои недостатки, все равно превосходил в своих достоинствах каждого из них. Кроме того, ученые мужи прекрасно понимали, что ни черта не смыслящий в политике мужчина, рядом с женщиной, которая постепенно начала постигать ее азы, будет выглядеть исключительно муляжом. Марк Гораций женится на Флавии, после его коронуют как номарха, а потом он уплывет куда-нибудь, оставив жену вместо себя. Тогда и споры о том, что страной правит женщина, прекратятся, и по факту власть все равно будет в ее руках. Даже хуже. Некоторая часть бывших врагов Балморы с Тиля встанет на сторону новой номаршеской династии, уничтожив шансы Сената на захват власти почти полностью. Безусловно, их союз мало кому нравился. Безусловно, Флавии следовало бы сначала давать свое вино на пробу рабам.
     Изрядно повеселившись от слов Понтия, номархиня перевернулась на живот, подтянув под себя валикообразную подушку и забрав с подноса с фруктами сочный персик. Его нежный сладкий сок мигом тонкой струйкой побежал по подбородку женщины, едва белоснежные зубы вонзились в мякоть. Насладившись этим вкусом, Флавия вновь повернулась к своему скучающему гостю, понимая, что совсем упустила нить изначальной беседы. Кажется, она хотела просто предложить ему награду за его участие в раскрытии заговора против нее, а в итоге разговор ушел совершенно в иное русло, как и было почти всегда, когда она пыталась сражаться на словесном поприще с этим мужчиной. Это было в нем довольно необычной для сенатора чертой - пусть и все они, по сути своей, были жалящими исподтишка гадюками, все же на поставленные вопросы никто из них не пытался избежать ответа. Сын Тиберия же увиливал от каждого, не досыпая информации на одну чашу весов, и пересыпая на другую.
     Подперев щеку рукой, хмельная царица попивала вино и едва не захлебнулась им, когда атлет принялся рассуждать о трагичной истории любви ее и Лоу, однако вовремя воздержалась от комментариев о ней. Ни к чему мужчине было знать о том, что в действительности кроется за ее обещанием, и уж точно последнее, о чем он должен был услышать - это о ее позорном похищении, после которого она осталась должна пирату. Спеша перевести тему, Флавия повернула голову к сенатору и удивленно вскинула брови:
     - В самом деле? И кого же мне прочит в мужья наш благословенный богами Сенат? - женщина усмехнулась, представив себе дряхлых полуживых мужчин, из которых по большей части и состоял этот самый Сенат. Пожалуй, если бы в ее жизни не появился Лоу, она и впрямь начала бы выбирать себе жениха среди этих почтенных мужей, однако, если говорить честно, выбрать там было откровенно не из кого. Лишь трое их всей сотни были младше пятидесяти, среди которых был уродливый Глициний, желающий ей смерти Сулла и сам Тиберий. Цокнув языком, Домицилла слегка поморщилась, но, от неожиданно пришедшей ей в голову мысли, только внимательнее посмотрела на Понтия.
     Резко сев на матрасе, царица избавилась от всего, что было у нее в руках. Подвинувшись к атлету вплотную, она низко склонилась над ним так, что длинные волосы упали мужчине на лицо, и сощурилась.
     - Вы, кстати, так и не ответили, какую награду хотели бы. Не люблю быть чем-то обязанной, - ровным тоном проговорила женщина, улыбнувшись уголком рта.

     Понтий пытался вразумить ее так же, как еще в самом начале этой затеи пытался вразумить Фицрой. Разница была лишь в том, что Гордон говорил все это искренне, потому что любил ее, и действовал из своих ревниво-эгоистичных побуждений. Почему же Лоу не угодил Понтию, ей было не ясно. Возможно, хитрец уже догадывался о том, что после того, как номарх покончит с холостяцкой жизнью и начнет кампанию по восстановлению независимости Балморы, первое, что она сделает - это разгонит Сенат. А, возможно, причины крылись в чем-то другом. Подобные ее мысли подтвердил сам сын Тиберия, дав, наконец, ответ на ее повторный вопрос.
     - Вот оно как? - склонившаяся над патрицием царица, сузила глаза, выслушав философский монолог Понтия с весьма нетривиальным концом. Чего-то подобного она и ожидала. Чего-то очень схожего. Не сразу, даже не с первого взгляда на атлета сегодня, но в какой-то определенный момент она начала осознавать. В конце концов, все всегда хотели от нее одного и того же. По сути своей, вся ее игра в последние мгновения была затеяна лишь для того, что подтвердить и без того понятные вещи. Однако, когда они перестали существовать в одном лишь ее разуме, а были озвучены, их вкус ощутился совершенно иначе. Словно стараясь заново распробовать эти слова, Флавия повторила, - Вы требуете меня.
     Как должна была она реагировать на такое? Наброситься на него с поцелуями, дать пощечину, смущенно зардеться или продолжить все эти игры в притворное соблазнение? Глядя на лицо сенатора будто впервые, Домицилла несколько секунд еще нависала над ним, а после выпрямилась и отсела на довольно приличное расстояние от мужчины. Она сложила ноги по-турецки, опустив края туники между ними и принимая вид почти целомудренной матроны. Глядя на него так же ровно, как еще минуту назад, она протянула руку рабыне, которая сразу вручила своей госпоже вино, и снова повторила:
     - Вы требуете меня, - сделала она особенный акцент на настойчивости атлета и склонила голову набок, точно была торговкой, которая раздумывала над тем, стоит ли ей сбавлять цену, - не просите, не хотите, даже не желаете. Требуете. Интересно... Мне даже почти нравится.
     Еще немного посмаковав причуды тумуувского языка, номархиня поерзала на месте, осушая свой бокал. Пусть Понтий и кривил лицо каждый раз, когда она упоминала имя Лоу, а женщина лишь лишний раз провела своеобразную параллель между ними. Пару месяцев назад он стоял перед ней на Тиле и тоже требовал. Не демонстрировал свое желание к ней, как к женщине, не предлагал ей быть союзниками и не просил оказать ему честь. Он требовал возвращения старых долгов, и сейчас Домицилла вновь ощутила чувство дежавю. И когда она успела так всем задолжать?
     - Вы правы, - немного подумав, ответила Флавия, вновь ложась на подушки и прикрывая глаза. Она чувствовала, как свинцовая ладонь мигрени едва коснулась ее висков, и поспешила схватить опиумную трубку, чтобы прогнать ее прочь. В конце концов, она ведь организовала этот ужин для того, чтобы повеселиться и расслабиться, а выходит так, что хозяйка вечера не делает ни того, ни другого. Ощутив неприятное ощущение от того, что даже раба она бы сейчас не позвала бы вновь, номархиня водрузила голову на подушки и затянулась, - этого я дать не могу. Я не торгую собой в благодарность за оказанные услуги.
     Вранье. Как тогда она оказалась помолвленной с пиратом? Наглое вранье. Можно было бы бесконечно называть это соглашением, взаимовыгодным сотрудничеством, проявлением старых чувств... Однако факт оставался фактом. Промолчав об этом досадном недоразумении, Флавия все же приоткрыла глаза, обернувшись на Понтия.
     - Не могу не попытаться удовлетворить свой интерес. В качестве кого Вы требуете меня? Друга? Покровителя? Жены? Любовницы? Последнее, впрочем, вряд ли. Если бы Вы желали меня в этом смысле, давно бы воспользовались ситуацией, - женщина хмыкнула, переведя взгляд на дверь, укрытую цветным тканевым пологом. Судя по звукам, доносившимся из-за нее, комната для уединений сейчас была самым благочестивым местом в доме, что само собой представляло уже странный оксюморон. Представляя себе развернувшуюся во всей красе оргию, где переплетаются золотистые, вымазанные маслом, пастой и потом тела рабов и патрициев, театралов и танцовщиц, Флавия не удержалась и издала короткий смешок.
     - Мне кажется, Вы немного ошиблись. По-моему, сейчас эти сенаторы едины, как никогда, - возможно, впервые за вечер, Домицилла улыбнулась широко и искренне. Возможно потому, что смирилась с неизбежным, и от этого немного расслабилась. А возможно и потому, что опиум уже взял власть над ее разумом.

     - Люди любопытны, - меланхолично отозвалась Флавия, будто ей было не понятно, почему Понтий не понимает таких очевидных вещей. В конце концов, было вполне понятно, почему любопытство всегда брало верх над осторожностью, ведь получить информацию, пусть и не всегда угодную, всегда лучше, чем строить догадки. Тем более, что в последнем номархиня была не сильна, и интуиция ее была далека не то, что от жреческой, а даже от прославленной женской. Подглядывая одним глазом за сенатором, который также переменил позу и украдкой сам посматривал на женщину, Домицилла убрала волосы от лица и облизнула губы. - Люди любопытны и противоречивы, от того и не желают мириться с неизвестностью, даже если она способна даровать душевного покоя больше. Игрушка в руках Тууба, не более. За богов! - кивнув сенатору, Флавия чуть приподнялась и салютовала бокалом вина, усмехнувшись и осушив его до дна.
     Как и Флавия, Понтий не мог усидеть на месте и вновь переменил позу, уже самостоятельно поднявшись на ноги и глядя на патрицианку сверху вниз. Такое положение не понравилось царице и она вновь сощурилась, ожидая очередного фокуса, на которые горазд был атлет. Тот, впрочем, свои козыри выкладывать отнюдь не спешил, рассуждая об ужасной доле родовитых балморийцев, вынужденных всю свою жизнь провести в торгах собственными телом и мнением. В его словах была доля правда, и было ее даже больше, чем сам он и не подозревал, ведь торговля собой не просто так считалась одной из самых древних профессий. Если говорить по-честному, то каждый свой день человек проживает, вынужденный продавать себя общественности, соблюдая товарный вид и преподнося свои достоинства, чтобы найти своего купца. Касалось ли дело проституции, замужества или даже дружбы и союзов – не важно. При взаимодействии с людьми, всегда важно оставаться самой свежей рыбой на лотке и самым сочным персиком в вазе.
     – Может быть, и так, - задумчиво протянула женщина, прислонив кончик пальца в подбородку и мягко постучав по нему, - но даже в этом случае, это невозможно. Купленный товар дважды не перепродашь, особенно, если первый покупатель не настроен на сделку.
     Намекнув сенатору на то, что Лоу скорее сожжет свою «Мертвую воду» и сожрет ее пепел, чем просто так сдастся и откажется от статуса номарха Балморы, Домицилла улыбнулась и чуть приподняла плечи, как бы извиняясь перед сыном Тиберия за него. В общем-то, по лицу того не было похоже, что он сильно расстроился из-за подобных известий. Скорее, они побудили его к каким-то новым шагам, и мужчина вспомнил о том, что когда идешь на риск, нужно идти на него до конца. Свои планы он уже озвучил, и было бы просто глупо уходить, не предприняв попытки их воплотить. Тем более, что царица не давала сенатору прямого ответа на то, что он не получит желаемого ни при каких обстоятельствах. Разве могла бы благородная и приличная балморийка, верная своему будущему супругу, продолжать свои жеманные улыбочки в одной комнате с мужчиной, который весьма неоднозначно предъявил свои права на нее? Ох, она еще не вышла замуж, а уже с ужасом представляла, что было бы, если бы как и на материке, на Балморе ввели бы казнь за измену.
     Об изменах, впрочем, речи не шло. По крайней мере, до того момента, пока Понтий не приблизился к своей госпоже и не обнял ее, плотно прижав к себе. Голова слегка закружилась от резкой смены положений, а сердце застучало быстрее, скорее от волнения, чем от страха. Горячее дыхание мужчины обжигало мягкую кожу на стройной шее Флавии, слегка щекотав ее, и та прикрыла глаза, чтобы сосредоточиться на этом, весьма приятном, ощущении. Опомнившись лишь когда Понтий задал ей вопрос, номархиня обессиленно положила ладони на предплечья атлета и аккуратно сжала его руки чуть выше локтя. Сглотнув образовавшийся в горле ком, она внимательно посмотрела сенатору в глаза, чуть склонив голову вниз, отчего взгляд ее вышел исподлобья.
     - Хотите сказать, Вы требуете всего и сразу? Это утопия, Понтий. Хотя бы одно из этих понятий всегда будет противоречить другим, - балморийка отрицательно качнула головой и, глядя на то, как аккуратно принялся мужчина покрывать поцелуями ее пальчики, она сама положила свою свободную ладонь ему на лицо. Осознав, что она уже касалась его рук, торса, даже опоясывающего ремня, но никогда прежде – лица – Флавия подивилась своей сентиментальности и погладила Понтия по щеке. Склонив голову, она наблюдала за тем, как отнимает Тиберий курительную трубку у нее и невольно замерла в ожидании. – Сенат меня не волнует, - отозвалась Домицилла, провожая взглядом сосуд для опия, который с громким стуком упал на столик и отскочил от него, рассыпаясь на куски. Обугленные листья разлетелись по полу, а рука Понтия, воспользовавшись отвлеченным вниманием царицы, уже легка ей на ягодицу. Если верить теории тактики, следующий ход оставался за ней. Чуть опустив ладонь и сжав ей подбородок атлета, номархиня с долей сомнения сощурилась. – А вот Вы начинаете волновать. Во всех смыслах.
     С заигрыванием изогнув бровь, Флавия приподняла уголок рта в улыбке, только плотнее прижавшись к мужчине и буквально силой приблизив его лицо к своему, жарко поцеловала того.

     Флавия ожидала чего угодно. Того, что Понтий оттолкнет ее, продолжая свои бесполезные игры, или того, что он лишь неловко ответит на ее настойчивый поцелуй, или, в крайнем случае, лишь углубит его, давая большей воли своим рукам. Однако сыграл ли роль опий, или так и не нашедшее разрядки возбуждение, но, едва язык сенатора соприкоснулся с ее, дикой змеей извиваясь в ее ненасытном рту, царица потеряла всякое понимание ситуации и любую способность прогнозировать дальнейшее развитие событий. Разум моментально затуманился, а тело номархини стало мягким и податливым, словно кусок мягчайшей глины. Забывшись лишь на несколько мгновений, она едва успела вдохнуть воздух, когда патриций прервал их спонтанный поцелуй. Глядя на мужчину так, будто тот не склонял ее ко вполне очевидным вещам и не просто старался, самым наглядным образом демонстрируя свои умения, а только что на ее глазах разорвал льву пасть, Флавия облизнула припухшие губы и сама помогла Понтию освободить ее от одежд.
     Воспользовавшись этой секундной передышкой, пока сын Тиберия рассматривал ее нагое тело, насыщаясь открывшейся картиной целиком, а не по частям, Домицилла вскинула брови и уже хотела остановить мужчину. Ее разум вдруг запротестовал, взывая к совести и желанию объясниться с атлетом. Да, он действительно взволновал ее, и может стать для нее великолепным способом провести последние дни вне брака. Да, он действительно был одним из самых желанных мужчин Балморы, которого, наверняка, хотели бы видеть в своей постели не только большая часть патрицианок, но и их мужей. И да, последнее, чего бы она хотела - чтобы он и впрямь остановился, и все же... Ее действительно обеспокоило, не даст ли она ему надежду на то, что его требования могут быть исполнены? Набрав в легкие побольше воздуха, Флавия уже приготовилась с сожалением отказать своему партнеру, однако тот моментально заткнул ее рот своим. Не дав той и шанса, он настойчиво развернул ее к себе спиной, от чего женщина окончательно сдалась в его сильные руки.
     - Понтий, прошу, не... дьявол, - она уже хотела набраться сил и осуществить задуманное, но как только пальцы сенатора сжали ее сосок, а свободная ладонь юркнула к ее лону, женщина мигом прекратила свои попытки, лишь шумно вздохнув и вспомнив любимое ругательство, которое она почерпнула от пиратов. Одна ее рука моментально взметнулась вверх, обогнув плечи патрициев и слегка цепляясь ногтями за кожу на лопатке Понтия, а вторая накрыла сверху его руку, не то желая остановить ее, не то указать нужное направление. Мягко поскуливая, царица, приятно удивленная таким своеобразным властолюбием сенатора, прикрыла глаза и изогнулась, плотнее прижимаясь к тому бедрами и буквально чувствуя, как нарастает и его собственное желание. Это только еще больше распалило Флавию, которая приподняла одно веко, поглядывая на рабов, которые так и остались в комнате вместе с ними. Если чернокожий раб с опахалом, вероятнее всего, был евнухом и никак не реагировал на развлечения своей госпожи, то Консуэло, которой вольности в доме номарха предоставлялось больше, закусила согнутый палец и жадно пожирала патрициев взглядом. Одна из ее маленьких ручек запуталась в тканях недорогой столы, что лишь лишний раз позволило Домицилле убедиться в верности ее сегодняшнего выбора. В конце концов, даже попытайся она доказать Понтию, что в самом деле их связь может привести к ошибке, ее тело выдавало желание женщины с потрохами, трепетно подрагивая в чужих руках.
     Когда сын Тиберия вновь повернул Флавию к себе лицом, она не без удивления обнаружила, что тот уже сам успел избавиться от своей туники. Бегло осмотрев идеальное атлетичное тело сенатора, женщина успела лишь оставить на нем несколько обжигающих следов от поцелуев, прежде, чем ее ртом вновь завладел его язык, а сама она с мягким стуком не упала на дожидающийся любовников матрас. Понтий еще сохранял способность говорить и трезво мыслить, из-за чего балморийка не сразу поняла, что он имеет ввиду. Доведенное почти до исступления тело требовало скорейшей разрядки, а сама Флавия смотрела на мужчину, как  на своего спасителя.
     - Расскажешь потом, - резко прервала она его, вцепившись рукой в соломенные волосы на затылке и потянувшись к губам сенатора. Даже когда она обвила ногами его бедра, а он овладел ей, номархиня все равно ощутила в себе лишь прилив сильнейшей энергии. Скользнув рукой вниз по спине патриция, она оставила на ней три алых полоски от своих ногтей и сжала крепкую ягодицу мужчины, надавив на нее и призывая его быть еще активнее. Словно в попытке показать ему, как нужно, Флавия призвала все свои силы, перевернув мужчину и оказавшись сверху. Возможность контролировать ситуацию немного разрядила ее, однако стоны, невольно вырывавшиеся из груди женщины, больше стали напоминать победные крики. Она получила возможность не только самостоятельно следить за темпом их страстной скачки, но и любоваться на сенатора, чье тело пусть и не стало для нее открытием, и все же, при взгляде на него, все еще хотелось насытиться им.

Отредактировано Flavia Domitilla (2015-09-13 21:04:52)

     Мысли, краски, запахи и внутренние ощущения смешались в ее голове в хаотично расплывающиеся пятна. Рвущееся на волю сознание все еще пыталось отстоять свое право на голос, подкидывая идеи, синтезируя размышления и вызывая воспоминания. Поглощенная процессом, царица лишь краем разума успела задеть мысль о том, что еще несколько минут назад она была преисполнена скуки и отчаяния, что так и уйдет замуж, не нагулявшись вдоволь. Сейчас же, единственная мысль, пульсирующая у нее в висках была о том, что прощаться с холостой жизнью таким образом было идеей далеко не самой лучшей. Возможно дело было в том, что Флавии почти не попадалось патрициев - равных ей, столь же искусных, извращенных, столь же жадных до наслаждений. Пресные рабы и чуждые ей заморские лорды могли внести разнообразие, могли даже вызывать чувства, но сознание Домициллы твердило ей о том, что только балмориец - такой, каким был Клавдий - мог бы подойти ей, и она с огромным удивлением отмечала, что оказывалась права. Если только кто-нибудь из них не испортит все преждевременным финалом, она запишет окончание Триумфа как один из самых невероятных моментов в ее жизни.
     Чтобы ее попытки думать не затягивались, Флавия вернулась к своему любовнику, убирая вымокшие от пота волосы с лица. Ужасающе длинные и мешающие почти в каждой сфере жизни, они были все же были источником наслаждения для женщины, которая любила, когда ее тянули за них. Признаваться, впрочем, в подобных странностях она не рисковала, а потому лишь откинула их за спину, охлаждая покрывшуюся испариной кожу. Кусая губы и лишь изредка открывая глаза, чтобы вдоволь насытиться обликом тренированного атлета, Флавия ощущала себя гордой наездницей на молодом жеребце, который силой и упругостью своего мощного тела дарил ей неземное удовольствие. Ее пальцы впивались в его кожу чуть ниже живота, ее губы возвращались к его губам, горячими языками пламени задевая шею, грудь, мочки ушей. Лишь когда сил в ней стало все меньше, Понтий словно уловил эту перемену и на один короткий миг замедлил ход действия, сев на матрасе.
     Во рту у патрицианки пересохло, и она жадно пила его поцелуи, покусывая и оттягивая припухшие губы, цепляясь дрожащими пальцами за плечи мужчины, сдвигая соломенные волосы со взмокшего лба, прижимая его к своей груди и снова отнимая, любуясь светлыми глазами балморийца, которые горели точно два пламени дикого огня. Она не могла не улыбнуться и едва удержалась от какой-нибудь колкости, просившейся на язык, пытаясь отдышаться. Однако вошедший в раж сенатор позволить ей этого не смог, и уже очень скоро они вернулись к тому, на чем остановились. Сдавшаяся в плен мужских рук, Домицилла была согласна на все, что пожелал бы сделать с ней патриций, поэтому ничуть не удивилась, когда тот взял ее сзади. Согнув спину колесом и едва не зашипев, она выгнулась, точно кошка, сжав сбившуюся ткань на матрасе так сильно, что костяшки ее пальцев побледнели. Никто, кроме ее брата, не позволял себе подобной позы в их транцах страсти. Она была правителем, госпожой, а потому считалось, что только она могла бы доминировать в постельных утехах. Подобное же положение сама же женщина любила до крайности, оценивая его как исключительно хозяйское и властное. Всегда приятно осознавать, что хотя бы где-то можно целиком и полностью отдаться на волю другого человека, пуская все по течению этой бурлящей и выходящей из берегов реки. Она даже почти жалела о том, что не познакомилась с Понтием поближе чуть раньше, потому как его жажда контролировать все казалась ей до безумия привлекательной.
     Испытывая сумасшедший коктейль из страсти, сожаления и благодарности за то, что в попытке получить желаемое, Понтий не забывал о своей любовнице, Флавия в очередной раз выгнулась, прильнув к мужчине еще ближе. Каждый сантиметр ее кожи не оставался без его внимания, каждая клеточка тела буквально кричала о скором конце, и, по увеличившемуся темпу, было понятно, что она не одинока в своем желании. Слегка замедляясь, женщина выпрямилась, прижавшись к сыну Тиберия и поймав его губы своими, накрыв ту руку, что располагась выше, своей и чуть подвинув ее, нежно поцеловала крепкие пальцы.
     - Муув вселился в твое тело и поднялся на землю, чтобы наказать меня, - прошептала царица и посмотрела на мужчину почти обессиленно, из под прикрытых век. Она всегда более всех богов почитала именно властителя подземного царства, ощущая единение с ним и понимая, что только задабривая его, она не будет мучиться после смерти. За свою жизнь Домицилла успела натворить ужасных вещей, и нынешнее искушение показалось ей расплатой за все это, ведь опиумное опьянение проходит, а воспоминания остаются. Балморийка путалась в своих мыслях и чувствах, однако взгляд ее выражал решительность и мольбу, поэтому, закусив губу и ощутив себя скорее беззащитной юной девицей, а не правительницей целого острова, номархиня вернулась в прежнюю позу и слегка подалась назад.