[NIC]Killian Blackstone[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/22STF.png[/AVA]
Сказать, что старуха не слишком обрадовалась его намерению пожить в её доме какое-то время, ничего не сказать. С момента появления драгоценного правнука на пороге Стэфэния едва ли провела хоть одну ночь в стенах собственного жилища, внезапно обзаведясь бесконечным числом приятельниц и старых подруг, буквально требующих с неё визита вежливости. Сказать, что Киллиану было наплевать на её присутствие и существование в целом, ничего не сказать.
Послевоенный Лондон давил на него. Прокручивал, как в мясорубке, последние надежды ещё хоть раз увидеть Шиван. Сельская местность, по мнению мужчины, могла развеять мрачные мысли, то и дело возвращающиеся к сочинению обстоятельств гибели сестры, и присутствие Стэфэнии в этой идиллической картинке он воспринимал досадной помехой, а не обязательным условием. Разумеется, никакой идиллии не получилось: дом их детства произвёл на него угнетающее впечатление, каждая вещь, угол и расцветка обоев напоминали о Шиван ещё хуже, чем теснота лондонской квартиры, и воспоминания об их последней встрече вдруг добавили в цветности и яркости, хотя, казалось, куда уж больше. Едва аппарировав к дому прабабки, Киллиан с трудом поборол желание вернуться обратно. Однако постепенно он втянулся. Не без помощи алкоголя, к коему за последние полгода прикладывался с уже настораживающей частотой, да отсутствия старухи в зоне видимости. Дни он проводил на веранде, сидя в удобном кресле, закинув ноги на перила и бездумно разглядывая небесную синь, а вечерами перебирался в библиотеку, где пытался, пусть и не слишком успешно, работать.
Мать писала ему, расспрашивая, не удалось ли что-то выяснить о Шиван, Киллиан оставлял её письма без ответа. Ему не удавалось ничего. Только прокручивать в голове, раз за разом, случившееся в марте, запрещая себе это делать, да заливаться дешёвым виски в надежде на забвение.
Нынешний вечер мало чем отличался от предыдущих, разве что Киллиан заставил себя не налегать на алкоголь, а прежде разобраться, какие документы потребуются для дела нового клиента. После войны клиентуры у него было хоть отбавляй, но он, как обычно, работал выборочно. Только теперь выбор делали за него. Он не знал, сколько времени просидел за бумагами: час, два или четыре, но спину в конце концов начало ломить от неподвижной позы, отчего сосредоточиться стало невозможно. Киллиан поднялся из-за стола, потянулся, разминая затёкшие мышцы, отвинтил крышку бутылки и налил в стакан виски. Он стоял спиной к двери, когда ощутил позади чьё-то присутствие. Даже не услышал, а почувствовал лёгкие шаги и невесомое прикосновение к плечам, но голос, знакомый и любимый, прозвучал на удивление громко и реалистично:
— Сильный и независимый мужчина, который проводит выходные в доме своей прабабушки и напивается дешевым виски.
Киллиан резко повернулся к источнику звука и отшатнулся назад, будто увидел перед собой по меньшей мере скидывающего капюшон дементора, а не родную сестру. Как в трансе, он отступил на несколько шагов, не сводя с Шиван взгляда: оцепенелого и неверящего в одно и то же время. Его разум отказывался принимать реальность таковой, какой она предстала перед ним. С захмелевшего от далеко не первого за день стакана виски подсознания сталось бы выкидывать со своим обладателем шутки, подобные этой, но слишком уж реальным был образ сестры, напряжённо замершей в нескольких шагах от письменного стола в семейной библиотеке, превратившейся за неделю пребывания Киллиана в Ирландии в кладбище пустых бутылок, пластиковых контейнеров из-под еды быстрого приготовления и скомканных листов пергамента, разбросанных то тут, то там по дощатому полу. Образ Шиван, насколько Киллиан мог судить в своём состоянии, был живой. Невредимый. Сестра — или фантом сестры — выглядела красивее и старше, чем он запомнил, а ведь будь она призраком, ей навсегда заказаны бы были любые изменения в облике. Выходит, она вернулась.
Киллиан запустил ладонь в короткие волосы на затылке, отвернулся к стеллажам, пару мгновений разглядывая корешки старинных книг на полках, затем вновь обернулся к двери. Сестра никуда не делась. Мужчина скривился в жутковатой ухмылке, затронувшей лишь половину лица, и картинно указал на Шиван свободной рукой, приглашая невидимых зрителей убедиться в действительности её присутствия и разделить с ним эти чудные мгновения. Вернулась. Поглядите-ка на неё. Вернулась как ни в чём не бывало, будто война, терзавшая континент последние полгода, никогда и не разгоралась, будто её родной брат не агонизировал в безвестности, каждый чёртов день ожидая или увидеть имя сестры в перечне погибших, или получить сову от родителей с известием о её смерти, или столкнуться с её обезображенным трупом по дороге от дома на работу — в военном Лондоне такие этюды были не редкостью. Сотни людей пропадали без вести, тысячи гибли в кошмарных катастрофах, скармливаемых магглам как "природные катаклизмы", на деле же являющихся ничем иным как темнейшей магией, но всё это — а как же иначе! — ничуть не касалось Шиван. Ведь она, светлая и дивная, была выше войны, насилия и убийств. Ведь любой Пожиратель, егерь или, ещё лучше, оборотень, не мог не воспылать желанием оказаться как можно дальше от золотоволосой девицы, едва завидев её фигурку на горизонте или учуяв сладкий запах её любимых духов. Ведь её белых ручек не могла коснуться кровь. Страшно развеселённый воспоминаниями, Киллиан вдруг расхохотался, как над самой весёлой шуткой в своей жизни, и, опустив руки, медленно вернулся обратно к столу, пристально глядя на сестру.
— Заставила же ты меня поволноваться, детка, — очень мягко сказал он и тяжело опёрся ладонями о деревянную столешницу, с трудом переводя дыхание, — Где ты была? Мы уж обыскались.
Киллиан плавно провёл рукой по поверхности стола, по шероховатому пергаментному свитку, раскатанному под светом изящной настольной лампы в зелёном абажуре, не переставая при этом улыбаться — широко, радостно. Шиван вернулась. Его милая сестрица соизволила наконец намекнуть, что не похоронена в братской могиле в самой далёкой заднице Соединённого Королевства, не вскрыла вены в очередном приступе самобичевания, а вполне себе здравствует. Очень вовремя.
— Где ты была, Шиван?
Под его ладонью оказалось мягкое перо, и Киллиан задумчиво, ласкающими движениями провёл пальцами вдоль оперения. Коснулся прохладного бока чернильницы, изысканной вещицы из дорогого чёрного стекла, закалённого в драконьем огне, подаренной ему деловым партнёром пару лет назад. Гранёного бока стакана, наполненного виски. В бледно-янтарной жидкости медленно таяли крупные куски льда. В груди занималось адское пламя гнева. Киллиан продолжал растягивать губы в улыбке, но в его глазах не было уже ни намёка на веселье, только удивительное спокойствие. Удивительно настораживающее спокойствие. Такое, к какому не применить выражение "затишье перед бурей" ввиду пресности и невыразительности последнего, ибо взгляд мужчины был взглядом голодного зверя, хищника, загнавшего жертву в угол и готовящегося сомкнуть челюсти на её горле и вырвать первый, самый сладкий кусок белого мяса. И когда Шиван моргнула, разрывая зрительный контакт, Киллиан взялся за край стола и, приложив усилие, одним уверенным движением опрокинул его навзничь. Встречу столешницы с полом сопроводил жуткий грохот, звон разбитого стакана, чернильницы и лампы. В наступившей кромешной тьме не было видно, как по полу расплывается чернильная лужа, смешиваясь с алкоголем и заливая пергамент и страницы книги, да подскакивают полупрозрачные стеклянные осколки и раскатываются в разных направлениях канцелярские кнопки.
В пару стремительных шагов Киллиан оказался нос к носу с сестрой и схватил её за плечи, с силой вжимая пальцы в бледную кожу. Желание ударить её головой о стену было практически нестерпимым, опрокинутый стол не помог, и мужчина тяжело дышал, крепко удерживая сестру на месте.
— ГДЕ ТЫ БЫЛА?! — заорал он в её лицо, встряхнув Шиван как тряпичную куклу, — ИДИОТКА, ТЫ ХОТЬ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО МЫ ПО ТВОЕЙ МИЛОСТИ ПЕРЕЖИЛИ? КАЖДЫЙ ЁБАННЫЙ ДЕНЬ ТЕБЯ МОГЛИ УБИТЬ, ИЗНАСИЛОВАТЬ И ЗАКОПАТЬ ПРИ ДОРОГЕ, И ТЫ ДАЁШЬ О СЕБЕ ЗНАТЬ ТОЛЬКО СЕЙЧАС?!
Ему было омерзительно видеть испуг на лице сестры. Видеть её саму. Знать, что всё это время она была жива, и то, что он успел вообразить о её судьбе было и вполовину не так плохо, как её поражающий воображение, истинно волшебный идиотизм. Киллиан большим усилием воли расцепил руки и оттолкнул Шиван от себя.
— Убирайся, — холодно скомандовал он, — Убирайся, пока я собственноручно тебя не прикончил.
Отредактировано Adonis Danaus (2015-10-01 20:33:00)