"Это был самый красивый юноша, которого я когда-либо видел в Риме" — летописец Талини
1 августа 1500 года, Рим, Ватиканский дворец

Над Римом висели свинцовые тучи , грозившиеся разверзнуться над Вечным городом новым ливнем, пропитав старый город еще большей влагой. Лето 1500-ого выдалось на редкость непостоянным: река то разбухала от многочисленных ливней, затапливая Транстевере и улицы, запруженные нечистотами и мусором, то мелела в мгновение ока, когда жара возвращалась и миазмы города распространялись в каждый закоулок и щель, даря вместо желанной свежести духоту и болезни. Благо, до эпидемии дело еще не дошло, но даже здесь, в Ватикане, средоточии власти Церкви, невозможно было укрыться ни от тяжелой духоты и влажности, ни от предчувствия чего-то ужасного, что ожидало его обитателей в самое ближайшее время.
Лукреция Борджиа без интереса смотрела в окно на раскинувшиеся перед дворцом сады, но не видела ровным счетом ничего. Свинцовое небо подпирали высокие тополя и сосны, стайки мошек роились в скудном утреннем свете, еще пробивавшимся со стороны громады собора Святого Петра, и сердце самой желанной женщины Италии щемило от тревоги и усталости. Который день и которую ночь она  проводила у постели Альфонсо? Первую, пятую, десятую? Некогда прекрасное лицо осунулось, под глазами залегли темные круги, румянец сошел с пышных щечек, пальцы огрубели от постоянного использования едких мазей, которые она не доверяла втирать в раны мужа никому, кроме своих верных служанок да одного врача-еврея, в преданности которого дочь папы была уверена. Взгляд потух и только осанка выдавала в этой скромной золотоволосой женщине блистательную дочь Церкви, некогда заседавшей в курии вместо отца, когда папа Александр вверил дочери дела. Скандал Италии - так звал ее брат Чезаре, но при одном только напоминании о нем, блондинка ощутила привкус горечи во рту и на минуту закрыла глаза.
Чезаре, Цезарь... Гонфалоньер Церкви, сын папы Александра Шестого, бывший кардинал и лев Италии.. А еще братоубийца, развратник, соблазнитель, отравитель и .. ее любовь. Она больно закусила губу и заставила себя открыть глаза. Любовь, о которой не следовало мечтать, но которая предследовало его сестру, даже когда она встретила Альфонсо. Трепетного, начитанного, дерзкого Альфонсо Арагонского, брак с которым не должен был значить ровным счетом ничего для сердца Лукреции Борджиа, но ставший ее тихой гаванью так внезапно. Мужчина, от которого она захотела детей, с которым захотела предстать на Страшном суде и любовь к которому должна была замолить все прошлые грехи..
Чезаре, Чезаре, что же ты натворил?
Пальцы впились в мраморную балюстраду  пока боль в них не заставила женщину бессильно отступить и выдохнуть. Усталость последних дней наваливалась на нее и Лукреция ощутила, что сил злиться или горевать у нее уже не осталось. Бессонные ночи, прерывистые дни, бдение у постели Альфонсо, который то приходил в себя и просил жену почитать ему, то снова впадал в беспамятство и метался в бреду -все это порядком измотало ее и Пантислея этим утром с видом, не терпящим возражений, развернула свою госпожу и велела ей отдохнуть.
- Что проку принцу от Вас, если Вы свалитесь в обморок? - с характерным римским говором вопрошала она, уперев руки в бока.
- Пускай лучше он справиться о Вас, что Вы спите, а не то, что Вы тоже заболели и не можете встать с кровати, мадонна! На Вас же лица нет, каково ему видеть свою красавицу-жену изможденным скелетом без кровинки? Идите же, мессер Даниэль и я присмотрим за господином, а если что, то я позову Вас..
И вот , на полупути к своей спальне, старой спальне, где она провела девичество, в двух шагах от спальни Альфонсо, она замерла у открытой галереи, выходившей на сады Ватикана и не смогла больше ступить ни шагу.
- Идем же, идем же, - убеждая себя в том, что нужно было следовать дальше, Лукреция Борджиа заставила себя пройти дальше и двери комнаты, наконец, затворились за хрупкой фигуркой папской дочери.