[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Слишком неожиданно чужая рука опустилась на плечо Тэтча.  Ему пришлось развернуться и…
Было ли это помешательством рассудка? Что это, вашу ж мать?! Сон, фантазии, маниакальный психоз или ненавистная совесть? 
Хорнигольд. Перед Эдвардом стоял тот самый Хорнигольд. Он молчал и щурился, поджав губы, тут же убирая собственную руку с плеча бессмертного пирата. Вокруг – слишком много людей, музыка, разговоры. Возможно, пол под ногами Черной Бороды пошатнулся. Именно поэтому снова чужие пальцы ухватили за локоть его?
Качка. Морская, славная качка, не хватало запаха моря и соли на губах.
Этот ублюдок подозрительно долго молчит. Он уже не в пиратском тряпье, не в своей идиотской шляпе, которую цеплял в моменты полной неадекватности и пьяного угара. На нем не порванная рубаха и не побелевшие от соли сапоги. Нет перегара, есть запах дорого одеколона и все же слышен табак. У него не желтые зубы и нет черных дыр впереди. Он кривится как раньше, склоняет голову на бок и…
Ничего.
Грохот музыки совсем не похож на залп орудий, не скрипят паруса над ними. Не раздается голос старпома сзади.
Хорнигольд неожиданно подмигивает Тэтчу и ведет себя определенно НЕ ТАК.  Более яркий свет озаряет его лицо и вот оно – не того цвета глаза. Более худое лицо, губы ещё тоньше обычного. Он потирает свое лицо второй рукой и видно, как отклеивается кусочек усов. А волосы, наверняка мелькнувшие узнаваемой копной среди людей, более сухие и безжизненные.
Парик.
Гримм. Актер, искуссная маска, одетая на чужое лицо. Видны морщины, видны чужие довольные глаза. Кто-то явно отработал свою работу, сумел отвлечь Эдварда Тэтча за огромные деньги, которые тешат жадное сердце глупого актера, сорвавшего желанный куш всей его жизни.
- Вам просили передать.
В руку пирата ложится белый конверт. Лже-Хорнигольд разворачивается и исчезает в толпе людей. На белой стороне нет ничего. Нет ни строчки, чтобы было ясно кто так знатно пошутил над бывшей Грозой всех морей.
«Обернись.»
Раскрыв конверт Эдвард увидит лишь одно слово, написанное красивым размашистым почерком. Обернется ли он?
Сзади его ждут внимательные глаза Бессмертного, уже знающего о нем всё. Йохан улыбается, разглядывая лицо своего врага. Хотя таковым его и не считает. Эдвард – мишень, цель, гора, которую он обязательно покорит.
Поднимая бокал в знак «приветствия», германец делает пару глотков и сдерживается, чтобы не скривится.
Он не знает, что у него с Тэтчем уже есть два общих мнение. Первое – убить друг друга. Второе – и правда, моча мочей.

Десять часов назад.

- Зачем тебе это, ты можешь объяснить?
Зачем? Йохан и сам не знает. Он сидит за столом и смотрит во дну точку. Ему откровенно скучно. Наблюдатель, который в его жизни? Пятый? Седьмой? Он давно перестал вести счет. Но точно помнит, что четверых отправил на тот свет сам.
Восьмой. Кажется, восьмой.
Старик, с морщинистым лицом, выцвевшими блеклыми глазами, белой бородой и почти лысый. С цепкими птичьими руками и носом с горбинкой. Он кряхтит, ворчит и… Раздражает.
- Ты двадцать лет жил в тиши и не высовывался, а теперь…
Зачем?
Йохан переводит взгляд на старика и тот замолкает. И правда, стоит ответить самому себе на этот вопрос. Ланге щурится, разглядывая затихшего смертного.
Ланге. Германец успел привыкнуть к этой фамилии. До этого кем он только не был – Адлером, Майером, фон Эггером, Кромбергом… Десятки фамилий перетекали как десятки жизней.
Старик снова заговорил. Зачем?!
- Заткнись.
Вставая резко  и останавливаясь у окна, он  вспоминает, как впервые увидел этого Эдварда Тэтча. Тогда было фото, совсем недавно он ощутил этого Бессмертного значительно ближе.
-  Он – Черная Борода!
Вот от этого Йоха начинает несдержанно смеяться. Громко, опираясь ладонью о подоконник, заливисто и почти заразительно. На его лице отражается весь спектр эмоций – удивление, ирония, сарказм, легкое удовлетворение и голодная усмешка.
- А кто я, по твоему?
Ландскнехт. В воздухе повисает непроизносимое слово, которое Старик хотел бы выплюнуть как самое омерзительное ругательство.
Йохан Соренберг, сменивший десятки фамилий и несколько раз имен – ландскнехт. Ему почти четыре века. Он стал наемником в далеком 16 веке. В возрасте 37 лет он впервые умер и воскрес.
- Я прекрасно знаю, кто ты, Йохан.
- Так напомни мне, я забыл свою историю.
Они не любят друг друга. Соренберг не скрывает своего равнодушия к очередному наблюдателю.
- Тебе 357 лет. Родился в Ганновере близ Лайне. В семье рыбака, пятый сын… В возрасте семнадцати лет поступил  на службу к Герцогу Георгу фон Калленбергу…
Он очень много говорит, но опускает самые важные факты, отчего Йохан прерывает его одним жестом. Облокачивается о стену, скрестив руки. На лицо наползает привычная едка ухмылка.
- Я без тебя знаю, что моя мать – портовая шлюха. Сгорела от очередной подхваченной болячки, отец повешен. Двое братьев сгнили в подвалах, милая Хэлен пошла по стопам мамаши, а красотка Гретхен удачно вышла замуж за купца. Ты опускаешь самое главное. Почему ты не скажешь то, что так не любишь признавать вслух?
Йохан понимает, что мало чем отличается от Эдварда Тэтча. Возможно, именно поэтому Старик морщится, упрямо поджимая губы и смотря взглядом злого козла на своего пастуха?
- Дерьмо тянется к дерьму, это ты не решаешься произнести вслух?
Соренберг снова смеется. В его жизни длиной чуть больше трех с половиной века было слишком много. Он – не великий пират, чьим именем пугали моряков и детей в портах. Его не запомнили историки, не запечатлили в свитках, книгах, фактах. Он – неизвестный наемник, ландскнехт.
Он – серый пес войны. Но именно он прошел войну с Георгом, он служил не у одного короля и герцога, был вассалом и верным купленным мечом в разных распрях. И Соренберг совсем не рад, что на одном из полотон временем правления Фридриха II во время Семилетней войны был запечатлен неизвестный, лицо которого было спрятано под шлемом, кроме глаз. Не великие пираты творят историю, не короли и не князья. Их слава проходит с годами, она сотрется. У Йохана нет славы, но у него есть королевская корона, которую он забрал себе, старинное золото в трех сундуках, различный антиквариат. Он был тенью и клинком, серым не кардиналом, но тем, кто точно кузнец ковал историю для Господ. Тот, кто покупался и с радостью продавался ради наживы. Именно он, безродный ландскнехт, сумел получить доступ благодаря бессмертию к многим тайнам Великих Людей и невидимой тенью следовать по гобеленам написанной писцами истории.
И где они сейчас, эти Цари, Короли? В земле, съедены червями!
- Я тот, кто продовался и продается до сих пор.
Соренберг не скрывает и не чурается своей продажности. Он любит, когда в кармане звенит золото. А теперь шелестят зеленые купюры. О, сколько презрения в рыбьих глазах! Йохану даже больно уже улыбаться!
«Снести что ли ему голову? Так нового пришлют, а я уже привык к этому глупцу.»
Бессмертный прогоняет его и садится за стол, читает присланные отчеты и все равно возвращается к принесенной папке чужим наблюдателем.
Он открывает её, перелистывает страницы, берет фото и рассматривает. Уголки губ дрогнули в…
Йохан давно так не улыбался. В груди расползается горячий ком, он охватывает тело и сводит нутро. Это почти возбуждение. Только его не смогут погасить и накормить купленные две шлюхи, ждущие его в одной из квартир. Это голод другой.
Голод стали и силы. Золото, которое не измеряется металлом.
Соренберг, а теперь Ланге, достает сигарету из пачки, чиркает зажигалкой. С фото на него смотрит Бессмертный.
- Черная Борода.
Сейчас это прозвище – смешное и неясное. Ландскнехт не смеется. Он делает несколько звонков и находит нужного ему человека. Через три с половиной часа актер, загримированный и похожий как две капли воды на Хорнигольда сияет глазами от перечисленной суммы на его счет. Он получает распоряжение от «странного» клиента и спешит выполнять поставленную задачу.
Смертный совсем не понимает и не осознает, что идет прямиком в пасть  Акулы.
Охота началась.

Отредактировано Dvein Barlow (2015-10-22 23:52:43)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

-Ты всегда теряешь свой меч? О, прости… Катану, или саблю, что у тебя там за зубочистка?
Йохан ответил вопросом на вопрос. Он не скрывал своего сарказма, чего уж говорить? Когда у Бессмертного упало его оружие на пол, германец едва не повторил модный нынче жест. Кажется, нынешнее поколение называет его «рукалицо». Но на самом деле Ланге ловил всполохи дикого удовольствия. Он смог поймать Тэтча за… Бороду?
«Приятно дергать Морского Дьявола за хвост.»
Даже когда это так опасно. Это щекочет нервы и вызывает приятную волнительную дрожь. Такого не было давно. Йохан смог оценить в живую своего врага. Мощный, хотя роста они все же разного, возможно он уступает пирату совсем немного, а тот... Весь – сгусток силы и агрессии. Не Черной Бородой его надо было прозвать, а Китобоем. Тот, кто любит рыбу по больше. Мелочь ему явно не нужна.
Ландскнехт прищурился, откидываясь на спинку стула. Музыка начинала раздражать, а сидящий напротив мужчина…
- Черная Борода.
Подавшись вперед, кладя руки на стол и склоняя голову на бок, Бессмертный широко улыбнулся. Впрочем, весело ему не было. Он как охотничий пес почуял кровь будущей добычи, взял след и навострил свои уши. А это прозвище в противовес современности не прозвучало неприязно.
- Вижу, Хорнигольд произвел на тебя впечатление. Теряешь хватку, лихой пират. Сабля поржавела, меч уже не тот? Не стоит так крепко, как раньше? Видать столетия тебе не к лицу.
Это было слишком… Просто. И оба прекрасно это понимали. Время бежало, тикало, стремилось пересечь черту двенадцати ночи. Германец не притронулся к еде. Он вполне осознавал, что «зажрался». Видимо, все, рожденные в дерьме и нищите падки на «хорошие вещи» и быстро к ним привыкают. Привык к мягким перинам и стал ценить удобную кровать, как и более приличную еду, чем это. Такое он ел в далекие годы своей первой жизни, объедки.
- Мое имя тебе ничего не скажет. Разве имя имеет большой вес, Тэтч? Тебе ли не знать, как мы исчезаем со страниц истории человечества.
На самом деле ландскнехт чувствовал себя явно в своей тарелке и на своей территории. Он вел себя вольготно, ни капли напряжения (или так мастерски играл?), ни единого лишнего жеста, выдающего его с головой. Они сидели так, словно встретившиеся старые знакомые. Со своими скелетами в шкафах. Йохан мягко улыбнулся прошедшей девушке, её груди почти вываливались из декольте. Дешевая шлюха с трассы, мотылек, бабочка, выискивающая клиента по богаче. Он не зря выбрал это место и привел себя Тэтча, тот именно теперь мог осознать, как все было спланировано. Пират попался на удочку, клюнул. Пришел туда, где его явно ждали и устроили спектакль.
Германец медленным движением, точно перед ним сидит разъяренное животное (дабы не провоцировать его), достает из-под стола небольшой пакет и кладет его на середину. Что там? Что-то круглое. Большое. Голова? Если да, то чья?
Нож, сверкнувший жалящим пером, в руках наемника ловко нарезает куски рыбы. Ест он с лезвия, разум охватывает ностальгия - сколько раз в походах такое было? Они сидели грязные, немытые, воняющие потом вокруг костра или в таверне и ели руками, разламывали мясо, обсасывали косточки курицы или индейки, с острия ножа брали кусок заплесневевшего сыра. И никого из былой своры давно нет в живых. Бессмертие, увы, не болзень и воздушно-капельным путем не передается.
Также молча встав, поправив на себе плащ, Йохан обходит стол и останавливается возле Эдварда. Он замирает, разглядывая толпу людей, положив руку на плечо пирата. Пальцы стальной хваткой сжали плечо, стиснули, не давая освободиться.
- Ты разочаровал меня, Эдвард.
Прямой вызов. Хлесткая пощечина. Ланге испытывал терпение и нервы опасного врага. Он знал, что поступает опрометчиво и делает слишком большую ставку на неизвестный результат. Вскипит ли тот и поддастся эмоциям?
Не желая признаваться самому себе, Йохан не хотел бы этого. Он надеялся, что Тэтч оклемается также быстро, как и с лже-Хорнигольдом.
Германец растворяется в толпе. Слишком легко и привычно, но он ощущает этот ввинчивающийся в его спину взгляд, в затылок. Точно пуля или чужая катана, снесшая голову с филигранной точностью.
Бессмертный позволяет себя увидить у входа в коридор, который ведет к туалету. В них грязно, воняет хлоркой. Немытые сортиры с таким ароматом, что хочется блевать. Кто-то уже выблевал содержимое своего желудка прямо возле одной из кабинок.
К Тэтчу не подходит никто. Мир крутится вокруг Бессмертного. Мир смертных. Музыка, свист, пьяный гогот. Перегар и танцы, танцы. Пиво хлещет рекой, ром, виски и текила. Коктейли для сладких барышень. Наркотики для молодой прожженой молодежи.
То, что лежит на столе в пакете – не шевелится. Оно… Йохан отдал бы многое, чтобы увидеть выражение лица Эдварда, когда он стягивает пакет. Перед ним его шляпа. Точная копия, которую он носил будучи капитаном "Месть Королевы Анны", выполненная рукой мастера. С фитилями, опоясывающими шляпу, несколькими перьями.
- О, крутая штука! Дядь, дай померять!
Молодежь совсем ничего не понимает. Обкуренные салаги смеются, смотря на «безумца», предлагая и ему курнуть травки. Кто-то даже тянет руку к его аксессуару с фитилями. Которые определенно стоило бы поджечь.
Йохан оказывается на улице. Он заходит за угол, достает пачку сигарет и начинает курить. Опираясь спиной о стену, находясь в полной темноте, он ждет. Виден лишь огненный глаз сигареты, мелькающей и моргающей, выдающей человека.
Под плащем скрывается от любопытных глаз кацбальгер. Один из последних. Ланге долго раздумывал, какое оружие взять с собой на эту встречу. И скрипя сердце не выбрал два топора, которыми научился "сбривать" головы.
Все снова слишком быстро.
То, как хотелось бы. Ведь время ожидания - убивает.
На улице за баром никого нет. Заброшенный двор, в котором несколько больших складов. Идеально. Сыро, с запахом осени, тысячими ароматами гноя травы, листвы и отходов. Беззвездное небо, постоянно мигающий и потухающий свет одиного фонаря на противоположной стороне улицы. Облачко пара от дыхания оседает на одежду. Руки начинают немного мерзнуть.
Голову сильнее стискивает обруч жужжания. Головная не боль, а мерзкий сигнал "берегись".
- Тебе понравилась шляпа? Твою голову я оставлю себе на память и прибью на стену. Вместе со шляпой.
Сплевывая себе под ноги, выходя навстречу появившейся фигуре, Йохан бросает в сторону недокуренную вторую сигарету. Фонарь вовремя зажегся - кацбальгер хищно отразил свет от себя.
Первый шаг и свист стали - первая волна азартного неправильного восторга. Бессмертный экономит силы, уходя от прямого боя. Игра на измор. Прощупывание.
Поддев острием ворот одежды Тэтча, ландскнехт разрывает ткань, доставая до тела. Первая кровь. Он продолжает увиливать от чужого напора, двигаясь назад, прямо к... Темнота снова поглощает Йохана. Его нет. Вокруг тихий скрип ржавой калитки от двора склада.
Сердце Бессмертного выстукивает бешеный ритм. Если бы Эдвард мог слышать этот стук, если бы он различил скрытые покровом ночи ошалелые глаза ландкснехта!

Отредактировано Dvein Barlow (2015-10-23 23:04:19)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

- Сука!
Кровь пропитала слишком быстро тонкий свитер и плащ, растекаясь горячей волной по телу. Рана горела, пульсировала, но не только это злило Бессмертного.
- Вот сука, сука, сука!
Сразу же замолкая, обращаясь в слух, Йохан принялся передвигаться ещё быстрее. В темноте склада между большими ящиками и контейнерами. В таком громадном помещении можно было затеряться и притаиться, а ландскнехт знал в этом толк.
Германец не ожидал двух мечей. Это было единственное, что купить как информацию он не смог. Замерев на месте, переводя дыхание, Ланге оскалился. В горле засел рык, который так и хотелось выплеснуть наружу. Но мужчина не мог позволить себе, чтобы ярость и бешенство захватили его с головой. Ему не двадцать лет, он не мальчишка.
Кацбалгер оказался воткнув в дерево ящика. Йохан принялся быстро снимать с себя плащ и наматывать его на руку.
- Надо было брать топоры.
Зря он не послушал свое чутье, с топорами было бы значительно легче. А время щитов и доспехов прошло, хотя Бессмертный иногда надевал облегченный доспех из кожи и вставленных металлических пластин, которые не стесняли движение своим весом, служа легким прикрытием. Естественно, этот доспех не спас бы от двуручной секиры или копья.
Порванный свитер хотелось стянуть с себя и швырнуть на пол. Закатив предварительно рукава по локти, Йохан намотал как можно лучше плащ на левую руку – не щит, но кое как блокировать удар он сможет, тем более по касательной. Плащ был дорогой, хороший, не чета одежде этого гребаного пирата.
Не вовремя в голове вспыхнул скрипучий раздражающий голос Наблюдателя.
Он – Черная Борода!
Борода, Борода, Боро…
Взрыкнув, отмахиваясь от внутреннего голоса, Ланге услышал желаемый сейчас голос.
- Тебе же нужна моя голова! Так вот он я!
В этот раз Йохан атаковал сбоку, свист кацбалгера радует душу, а два клинка пирата точно лопасти крутятся возле него.
Блокируя один клинок своим, ударяя своей гардой о чужую до резкой вспыхнувшей боли в своей руке и наверняка такой же в руке Эдварда Тэтча, Ланге уклоняется от смертоносной стали. Мгновенно наступая, сокращая расстояние между ними, Бессмертный ударяет его головой в лицо. Кто сказал, что он будет играть по правилам и  честно?!
Честность для идиотов, лежащих в земле. Йохан использует всё, что имеется под рукой. Именно благодаря этому он до сих пор жив и убил не малого таких же Бессмертных.
Видеть кровь на лице Тэтча, кровоточащий нос (надежда, что он его сломал и тот хоть немного, но будет плохо дышать) теплится в Ланге.
Новый блок, уклон, парирование. Кацбалгер шипит разъяренной кошкой. У Германца хищное выражение лица, на его губах все чаще появляется белозубый оскал.
- Рррраррх!
С рыком сталь бьется о чужую, до скрежета, ранящего слух. Под ногами трещат осколки стекол и какой-то мусор. Уходя вправо, Йохан ощутил то самое.
Тот момент, когда вокруг исчезает всё и остается пульсирующая мысль в голове – убивать. Тело становится легким и гибким, мыслей нет. Инстинкты, движение. Удар, удар, крутануться волчком, оскалиться и ускользнуть от чужого меча. На волосок от смерти, ибо острие проскользнуло жалом прямо возле шеи. Задело кончиком, порез наливается красной каплей. От боя ведет – это первый глоток пива после тяжелой дороги, первое соитие с женщиной после долгого периода работы и невозможности сжать в руках манящее покорное тело, это…  Это не может сравниться с тем восторгом, который испытывает воин с свистопляске мечей и яростного достойного противника, когда запах крови пьянит сильнее любого дорого вина!
Железо в руках вибрировало. Рык, пробирающий нутро до дрожи вырывался редко, кусками, обрывками.  Эдвард орудует клинками точно они лопасти вертолета, очень быстро. И ландскнехту приходится временно капитулировать, отступать, уклоняться. У него нет щита, нет гребаного щита или второго клинка, да хоть сакса!
- Морская крыса.
Прошипев, резко отпрыгивая назад, увеличивая дистанцию между ними, Йохан анализирует бой. Он запоминал каждый поворот и жест Тэтча, чтобы выискать брешь в его обороне. Весьма хорошей. Тот двигается как угорь, гибкий, быстрый и очень опасный. Он скользит в воздухе как в воде рыба, явно попав в течении смертоносного танца. Ланге ему не уступает, но он – наземное существо, зверь, привыкший лязгать клыками и рвать ими. Кошкодер – его клыки, но кошкодера до одури сейчас мало. По позвоночнику градом катится пот, он уже пропитал собой свитер. Холодный воздух не жалит мужчину. Ему жарко и до одури хорошо, если можно быть пьяным с трезвой головой – то это про него.
Он прокручивает кацбалегр в руке, делая полукруг кистью, рассекая воздух со свистом. Стойка – пренебрежительная, легкая, неуважение к противнику явное – клинок ложится на плечо. Он не боится удара, словно перед ним желторотый юнец.
- Сколько там ран тебе нанесли? Двадцать колотых и пять пулевых? Тебе давно пора стать кормом для рыб.
Смех у Йохана низкий и тоже лающий. Сейчас говорить крайне сложно. Хрип от переизбытка эмоций, натянутые как канаты нервы.
Ланге ускользает в сторону и снова со смехом скрывается в темноте, в проеме ящиков. Он двигается сам как крыса в канализации, быстро, рывками, точно зная где и что находится. Его лихорадит от боя, кацбалгер подмигивает в скудном свете пробивающейся луны меж туч, которая заглядывает в окно.
Бессмертный быстро забирается на один из контейнером и садится на корточки. Он почти не дышит, сдерживая желание легких качать воздух в ускоренном ритме. Замирает статуей, слушая тишину, вглядываясь сверху вниз на силуэты ящиков, коробок и…
В кармане начинает вибрировать телефон. Йохан терпеливо ждет, надеясь, что звонить перестанут. Но кто-то упрямо хочет услышать его голос.
Раз звонок. Два. Три.
Настойчивость неизвестного "звоноря" убивает контроль Бессмертного. Германец привстает и вытаскивает это творение науки и техники, смотря на загоревшийся экран.
«Donnerwetter!»
Сбрасывая звонок, Ландскнехт с яростью во взгляде смотрит снова на зазвонивший опять телефон. Тэтча не видно и не слышно, притаился тоже. Ланге нажимает на трубку и собирается обрубить разговор одним словом.
- Я за…
- Дорогой, где ты? Мы заждались тебя… - в трубке два женских голоса на перебой вещают Бессмертному, перебивая друг друга.
- Занят.
- Но, милый… Ты же обещал! Мы приготовились и ждем тебя! Одели твое любимое… Бэтти, сейчас говорю я! Йонни, ты слышишь?!
Заскрежетав зубами, слыша ненавистное сокращение своего имени, Йохан успел за пятнадцать секунд услышать и узнать, что шлюхи уже раздетые, вернее почти раздетые ждут его в одной из квартир, потратили n-нную сумму, побывали в салонах и хотят шубу. Две шубы. Остальное он уже не слышал, отключившись и выключив это творение Зла.
Момент был прекрасным, ему могли снести голову с плеч, если бы не одно НО. Склад слишком большой, а дландскнехт даже слушая щебет шлюх фиксировал взглядом любое перемещение тени вокруг себя. Мобильный оказался выброшен. Ланге испытал вновь сладкую дрожь, идущую от шеи по позвоночнику вниз, прямо к пояснице. Он подобрался, застыл. Внизу – движение. Они здесь вдвоем, значит – пират, Тэтч, Черная Борода!
Резким ударом ноги скидывая сверху один из небольших ящиков, судя по всему наполненных бутылками, Ланге прыгнул следом. 
Кацбалгер окрасился кровью. Красной, желанной.
Достал, достал!
Внутри разлилось тепло от осознания, что…
Бутылка вина, треснувшая от удара меча, заскрипела под подошвой обуви. Глаза германца заледенели. Холодный порыв ветра кнутом ужалил спину.
Сзади. Сзади, вашу ж мать!
Ему в спину ударил лунный свет, не вовремя круглый белый диск осветил и выдал наемника с головой. Открывая его пытливому взору второго Бессмертного.
Йохан мгновенно дернулся в сторону, сначала почувствовав опасность загривком, а затем услышав свист в воздухе.
Да твою ж мать! – в голове забилась единственная мысль. Два клинка Тэтча слишком опасны на близком расстоянии.

Отредактировано Dvein Barlow (2016-01-13 23:23:48)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

- Йонни, ну пожалуйста! – Аннет дернула за рукав Йохана и повисла на его плече. Ее пальчики с красивым маникюром (чертовы женские длинные когти куриц, оставляющие отменные следы страсти!) прошлись по груди ландскнехта, шаловливо ныряя в халат. Черт, только не царапайся! – бросив слегка удивленный взгляд на Аннет, Ланге оторопел. Видимо поэтому на острые коготки он не отреагировал.
- Не только голову, а всего! Он такой….
Какой именно «такой» германец решил не слушать, хватит с него пол ночи разговоров с этими двумя насчет «неизвестного красавчика в их квартире»!
Нет, ни Ланге ни Эдварду не показался этот плотоядный блеск в глазах двух шлюх.
- Ну, хорошо. Играйтесь, девочки.
Ланге ретировался прочь. Все же, он слишком много времени потратил на этого Бессмертного.
Тело после проведенной ночи приятно ныло от усталости. И нет, не и-за Эдварда Тэтча. Две фурии, вот кто был причиной всему.
Медленно одеваясь в своей спальне, ландкснехт пытался понять, почему он оставил в живых этого пирата.
Все складывалось донельзя лучшим образом вчера ночью. Вернее, сегодня. Он увиливал от атак противника, танцевал вместе с ним и принимал смертельные па. И да, временами не трусливо, а умно ускользал прочь. Затем была балка и пробитая грудная клетка Черной Бороды.
Почему он не отрубил ему голову? Впервые в немце взыграла честь?
Смотря на свое отражение в зеркале, Йохан пытался увидеть ответ в своих глазах. Запах крови тогда его опьянил, вид поверженного же противника ввел в бешенство.
- Дьявол!
Он повторил чужое слово, смотря расширившимися зрачками на не совсем мертвого Бессмертного. Решение Ланге принял слишком быстро. Даже не осознавая первоисточник этой мысли. Дорога домой запомнилась урывками, бездыханное тело в его машине, превращающее обшивку солона в черти что, постоянно манило к себе взгляд.
Шлюхи встретили воплями и визгами. Сначала был обморок, а потом, когда кусок железа, пробивший сердце пирата исчез, кровь была смыта, было не менее удивившее самого ландскнехта.
- А можно… мы потрогаем?
То, что они УЖЕ потрогали пирата, смывая с него кровь, Ланге предпочел не напоминать двоим девушкам. О да, они его ощупали чуть ли не везде. Что-то обсуждая и хихикая между собой.
- Ты стареешь, Соренберг.
Уже и разговариваешь сам с собой, - покачав своему отражению головой, Йохан застегнул пуговицы рубашки, манжеты. Собирался он быстро, следовало заняться делами. За пленника он уже не переживал. С ним он разберется позже, когда поймет сам, почему не прикончил его сразу.

Неделю спустя.

- Доброе утро, Эдди!
Аннет любила сокращать имена всех без исключения. Блондинка ворвалась в комнату к Тэтчу маленьким штормом, предвещающим по меньшей мере цунами, сразу же чмокая его накрашенными губами в щеку и улыбаясь.
- Ты заскучал? Прости, Йонни не разрешает нам по ночам сидеть у тебя и…
Хихикая, белая гарпия сразу же метнулась к телевизору и включила его.
- Ты хочешь есть? Скарлет, захвати завтрак с плиты!
Если раньше Эдвард не особо придавал значение еде, то после кулинарных шедевров Аннет он явно мог мечтать о смерти. Готовила блондинка из ряда вон плохо, её сгоревшие котлеты до состояния черных углей, пересоленные до невозможности макароны, излишек перца в мясе и не суп, а какие-то помои со странными плавающими водорослями могли расшатать нервы любого Бессмертного. Йохан прекрасно спасался от блюд своих шлюх, обедая и ужиная в ресторанах. Но не только это было самым ужасным.
- Ох, Педро! Он не должен был! Смотри! Донна Наваро! Ааа, какое у неё платье! Как думаешь, Эдди, мне бы пошло такое платье?
Аннет и Скарлетт могли уболтать до смерти любого. Уже неделю проводя день вместе с Тэтчем, две девушки успели откровенно домогаться его, распустив руки и свести разум с ума.
На голову пирата вывалилась тонна информации «как должна жить девушка». Все началось с модных журналов, обсуждением лаков для ногтей, разницы между одной пилочкой, пилочкой розового цвета, более тонкой, средней, толстой, щипчиками, тушью для ресниц с такими же разными щеточками. А затем были сумочки, туфли, сериалы. Сериалы.
Они смотрели вместе с ним мыльные оперы и бразильское дерьмо, от которого у Ланге сразу сносило крышу.
Под конец недели Эдвард был введен в курс всей жизни Хуана Пабло Родригеса, его нелюбимой жены, навязанной отцом, Кармен, любовницей Эстер и погибшей, которая оказалась не погибшей на самом деле, любимой Авроры.
- Скарлетт, принеси нам круассаны! И чай… Эдди хочет чай!
Две девушки кошками уселись рядом, притащив ещё вначале недели в комнату пирата два кресла.
- Как жаль, что Йонни не хочет тебя пока… Взять к нам ночью. Было бы так…
- Интересно, - подыскав слово, Аннет рассмеялась и тут же ладонью закрыла себе рот.
- Он поцеловал эту сучку! Мудак!
В телевизоре разыгралась драма. Но драмма была и в жизни Бессмертного. Йохан явно не торопился на разговор и не спешил отрубывать голову своему противнику. Вполне возможно, что он был тем еще садистом и ждал, когда сам Тэтч не выдержит и попросит сделать это с ним.
Нет предела эмоциям женщин, смотрящих любимый сериал. Они танцевали и визжали передом Эдвардом Тэтчем, когда жена Хуана Пабло попалась на измене. Девушки не долго думая смогли уговорить Ланге дать Эдди хотя бы табурет. Ландкснехт согласился, но на ноги пирата были надеты кандалы. Ему дали кресло.
Шесть вечера. Время новой серии бразильского сериала.
Целых сорок пять минут Черная Борода слушал обсуждение каждого действия главных героев. Аннет прижалась к Эдварду, обняла его и водила своими когтями по голому торсу. Скарлет уплетала мороженое и тоже скользила ладонью по колену пирата.
Йонни, он такой милый! - эта фраза явно звучала слишком часто в голове бывшего пирата, Грозы Морей.
Дверь в квартиру открылась и хлопнула. Снимая с себя верхнюю одежду, Йохан не спешил никуда. Рабочий день закончился, он перекусил в ресторане. На визг шлюх и обнимания мужчина почти не отреагировал.
Есть дело важнее. Он неделю не заходил к Бессмертному.
В руку лег кацбалгер, давая уверенность и чистоту мысли.
- Ты обещал его не убивать! Йонни!
- Аннет, уймись.
Ланге с радостью отрубит им двоим голову. Он бы сделал это давно, особенно за раздражающее сокращение его имени, но следовало признаться самому себе - иметь таких почти "домашних животных" ему нравилось. Шлюхи встречали его как верные собачки. А собак Йохан всегда любил, еще с того далекого времени, когда любой герцог, бонд, виконт и другие знатные особы имели собственные псарни. Собаки очень хорошо служат.
Бессмертный зашел к пленному молча и без шлюх. Также без слов он положил свой кацбалгер возле оружия Эдварда. Но взял его клинки в руки. Проверил прямо при нем их сбалансированность. Пару взмахов, оценивающий взгляд.
Какого это, видеть свое оружие в руках врага?
Ланге очень интересно увидеть эмоции в глазах Тэтча.
Он смотрит на него, в его лицо. Чудовище и Красавица оказываются на его коленях, когда он садится на диван напротив сидящего пирата. Чужие руки огладили клинок, точно любовницу.
- Как прошла неделя?
Он явно издевается, Ланге издевался над ним и не скрывал саркастичной ухмылки. То, что их разговор подслушивали шлюхи за дверью - почти не раздражало.
Взгляд ландскнехта наконец отпустил лицо Эдварда и просканировал его всего. Вздымающаяся в бешенстве грудная клетка, торс. Мышцы,ходящие ходуном под кожей. Загорелый, матерый. Со следами от клинков и пуль. Йохан поймал себя на том, что смотрит слишком долго. Губы германца дрогнули. В его собственном теле расползался давно остывший и забытый, стертый десятилетиями, жар. Он охватывал грудную клетку, большим комом упал вниз, опалив огнем живот, стиснул пах невидимой рукой. Дыхание практически перехватило.
Те самые шрамы, которые изучили руки шлюх, смывая с кожи Тэтча кровь - взгляд Бессмертного изучил каждый, каждый рубец, его начало и конец. Один из них касался ямки пупка, второй шел ниже к кромке штанов. Множество разбросано по торсу, ползут змеями по груди.
Это - потухший давно и проснувшийся слишком внезапно вулкан. Лава потекла по венам, а взгляд едва скрывал острый неправильный голод.
Ландскнехт прекрасно помнил как втащил "мертвого" Бессмертного в квартиру. Он тяжелый, истекающий кровью. Но даже в таком состоянии и виде, с заляпанным кровью лицом его черты лица не могли не привлечь внимания.
Бросив его на стол, обследуя карманы на его одежде, Ланге почти сразу нашел нож. Им же и срезал одежду.
Вопли шлюх прошли мимо ушей.
Побледневший Эдвард с синими губами, запекшейся кровью на теле. Железный прут, пронзивший его сердце был скользкий от крови. Руки ландскнехта медленно вытаскивали его, он наблюдал за тем как снова булькает в ране кровь, стекает по мощному сильному телу.
Нет,сейчас перед глазами Ланге была рука Аннет и Скарлет, их скользящие пальцы с пропитанной кровью тряпками по торсу и груди Черной Бороды.
Медленно. Ласково. Обводя каждый изгиб, стирая кровь. Женские пальцы задели ребра, монетки сосков - специально. Спустились до паха и явно хотели расстегнуть пряжку ремня.
Опомнившись, Йохан встает медленно, но сам он дышит и излучает всплеск агрессии. Между ними уже нет расстояния, пальцы ландскнехта фиксируют подбородок Тэтча и заставляют поднять голову. Острая холодная сталь оказываясь у его горла. Сглотнет - оцарапает шею.
Его надо убить. Сейчас же.
Давление клинка усиливается.
Пульс начинает биться в горле, во рту. Жар, лихорадка, охватившее тело, усилилась. Йохан сцепил зубы, но рык уже почти прорвался из вибрирующего горла. Мозолистые пальцы стиснули подбородок сильнее.
- Йонни, ты обещал!
Ланге молчит, его рука дернулась от резко открывшейся двери. Но жалобный вопль шлюх не трогает его. Подушечки его пальцев мазнули по подбородку Тэтча в изучающем жесте, задев абрис губ.
- Ну пожалуйста, милый! Он же тебе тоже нравится!
Чертовы бабы!
- Пошли вон.
Рявкать дважды Йохан не привык, но он рявкает. Они остаются вдвоем, в тишине, в которой голос ландскнехта звучит ниже обычного. Вкрадчиво. С едва различимой хрипцой. Брошенная фраза не менее раздражающая, как красная тряпка для быка - как ты хочешь умереть, Тэтч?
Красавица и Чудовище все ещё в руках Йохана. Но он склоняется над пиратом, кладет его оружие ему на колени. Но тот не сможет его сейчас взять.
Ирония наползает на лицо германца, он опирается руками о ручки кресла, оказываясь лицом к лицу с Бессмертным.

Отредактировано Dvein Barlow (2015-10-25 17:21:02)

- Это испытание Господне, посланное свыше тебе…
Ланге сидел в кресле в своем кабинете, сцепив руки замок. Глаза его были закрыты, но голос главного Настоятеля церкви звучал в его голове точно колокол.
Тысяча семьсот тридцать девятый год. Монастырь.
Серые стены, каменный пол и совсем лишенные золота сундуки великой Церкви.
Йохан Соренберг в грязном доспехе на едва переставляющей от усталости ноги лошади въехал во двор. Все тело болело, ему безумно хотелось пить и есть.
Живот скрутило спазмом боли, он с трудом открыл глаза и увидел приближающиеся размытые фигуры. Монахи… Угораздило же Пса Войны попасть к ним!
«Все ж мозги съедят…»
Кажется, он все же упал в грязь с лошади. Лицом. Не слыша ничего кроме звона колокола.
Чьи-то руки подняли его и внесли в теплый дом. Его раздевали и пытались напоить водой, от которой его вывернуло наизнанку. Кусок хлеба не лез в горло, но как же он манил своим запахом! Он цеплялся отчаянно за жизнь, забыв, что он Бессмертный и скоро все раны и яд отпустят его тело, исчезнув.
- Сын мой, ты должен отрешиться от греховных мыслей. Диавол будет испытывать тебя и посылать искушения…
Шесть месяцев спустя он стоял перед Настоятелем в длинной по щиколотки тунике. Утром было обмывание в ледяной воде, он все равно следил за собой, тренируясь и закаляя свое тело. Но ему все пытались отпустить его грехи и разговорить.
«Облегчи душу свою… Что еще мне сделать?!»
- Я знаю.
- Ты не знаешь. Тебе встретятся не раз люди, которые пошатнут твою веру в Бога.
«Мою веру. Да что ты знаешь обо мне?!»
Он был монахом целых семь лет. Он, тот кто не верит в Бога. В монашеском одеянии, стоящий на коленях и читающий молитвы. Живущий жизнью праведника.
Вот только губы Ланге до сих пор горели от чужого поцелуя, стоило только вспомнить Тэтча.
- Дьявол! Гребаный ублюдок!
Нет, Настоятель не смог сделать из него праведника и не повернул на дорогу святых. В конце концов через семь лет монастырь сгорел, монахи были вырезаны, а золото покоится до сих пор у него, Соренберга. Да и служители церкви не отличались верностью своим проповедям. В монастырях творилось похлеще беззакония и порока, чем на улицах грязных портовых городов.
Йохан посмотрел на дату календаря и вздохнул. В его квартире началась война, иначе это никак не назовешь.  После первого поцелуя, который увидели Аннет и Скарлет, шлюхи принялись обхаживать самого Ланге.
- Давай выделим ему… ну хотя бы диван! Почему ты держишь его в таких цепях? Они же натирают ему руки!
Осада бастиона в лице Йохана Соренберга началась.
И руководил ей один хитрый манипулятор с жизнью длиной в три века. Опытом прекрасно мореходца и покорителя женских сердец.
Ландскнехт спал откровенно плохо. Сначала ему снился монастырь, но Настоятелем был Эдвард Тэтч. Просыпался германец с рыком, садясь на кровати и смотря в одну точку. К тому же раз за разом он вспомнил этот момент.
Чужие губы были горячи как раскаленный метал. Но каков был язык Пирата! Йохан спал с мужчинами, не раз, за всю свою Бессмертную жизнь. Но это было слишком давно.
Под руками его было горячее сильное тело. Меч Черной Бороды упал на пол, поцарапав грозе морей руку. Он зарычал в его губы, хмеляя от вкуса крови. Поддался, мазнув своим языком по языку Эдварда, это касание прострелило с ног до головы, лишая на пару секунд рассудка. Хотелось ещё, ещё! Возбуждение затопило разум точно цунами, уничтожив остатки контроля. Пальцы отпустили чужой подбородок, огладили щеку, следуя дальше по короткому ежику волос, фиксируя затылок и…
- Сука.
Удар. Резкий, хлесткий, неожиданный.
Кулак с силой попал в лицо, заставляя голову пирата дернутся в сторону. На костяшках осталась кровь, он снова разбил ему нос. Губы горели, глаза метали молнии. Дыхание сорвалось, грудная клетка вздымалась и опадала.
Сука!
Ландскнехт прекрасно понимал, что с ним играют, заметив явный интерес первого. Второй и третий удар пришлись по ребрам. Йохан бил метко и зная куда именно – максимум боли, минимум повреждений. Цепь натянулась ещё сильнее, но Ланге этого было мало. Сжав его горло пальцами, лишая дыхания, германец отчетливо ощутил, как в глазах потемнело. Кадык под ладонью дернулся. Чужой пульс бился и перетекал в самого Йохана, они считывали друг друга точно сканеры, соприкасаясь кожей, замечая мельчайшие подробности в поведении. 
Он хотел что-то сказать ему, но из горла вырвался бы только рык.
Взгляд Бессмертного налился чернотой, расширенные зрачки полностью сожрали светлую радужку. Ногти оставили на шее полосы, Йохан поискал глазами оружие.
Слишком далеко. Он хотел отрубить эту голову к чертовой матери, чтобы не поддаться соблазну… Припасть самому к этим наглым губам снова. Звенья цепи заскрипели, Эдвард вырывался, отчаянно, точно выброшенная на берег рыба. Бился в агонии, увлекая в свой темнеющий омут глаз второго Бессмертного. Хватка на шее усилилась и…
- Я же говорила тебе!
Женщины. Гром и Молния вас подери! – разжав пальцы, отшатываясь от кашляющего Тэтча, ландскнехт капитулировал. 
Йохан тряхнул головой, вырываясь из воспоминаний. Он до сих пор чувствует под руками это тело, напряженное и опасное, готовое к хищному броску. Ланге не обманывает себя, это все игра. Они ходят по одному лезвию ножа и Эдвард умело заводит его, германца, в ловушку.
- Диавол будет искушать тебя, сын мой.
Но что поделать, если Диавол так хорош и сам ты далеко не святой?

Дверь хлопнула громко. Но ещё громче был рык и ругательства Йохана, стоило ему увидеть в каком состоянии кухня и вся квартира. Мусор. Пыль, грязь. Разбросанные вещи.
- Скарлетт!
Причина оказалась до одури проста. Уже два месяца Ланге отчетливо ощущал смещение расположения шлюх от него к пирату. Камера, этот одноглазый смотритель, фиксировала всё. Вечером после работы Йохану доставалось отличное домашнее порно. Качественное. И откровенная усмешка пирата, смотрящего прямо с экрана на него.
- Йонни.. .А мы… здесь!
Этот пьяный голос мужчина знал. Отчего не спешил идти туда, откуда он раздался. Сначала надо взять себя в руки.
Оказываясь в своей спальне, не тронутой ужасами войны в их квартире, германец вытаскивает из брюк белую рубаху. Сначала все же галстук. Этим черным змеем он бы сейчас придушил двоих сучек и одного ублюдка, ставшего занозой в заднице. Пальцы скользят по рубахе, цепляя пуговицы. Он не раздумывая бросает ткань на кровать. Ремень он вытаскивает из штанов рывком. 
Сами брюки заменяет на домашние, легкие и удобные. Оглядев свою комнату, ландскнехт кривит губы. Пора уже было определяться с тем, что делать с пиратом. Рассказы Аннет как они его купают и как занимаются сексом начали порядком утомлять. Германец все чаще ловил себя на мысли, что некоторые головы должны полететь с плеч.
Он уже два месяца лежал в кровати по ночам, перебирая волосы блондинки, слушая и слушая.
- Знаешь… А у  него ТАКОЙ и он так целуется!
- Избавь меня от подробностей.
- Но ты же сам с ним целовался! Ещё скажи что тебе не понравилось!
Шлюха допытлива и жужжит на ухо как комар. Её получается заткнуть только усадив на свой член, заставляя двигаться. Стоны слушать куда приятнее, а уже тем более обнимать горячее пылающее женское тело, проводя лениво рукой по гибкой спине, чем внимать слишком правдивые речи блондинки.
- Сбрей ему Бороду, если уж заняться нечем.
Мстительно прошептав на ухо Аннет, Йохан знает, что та обязательно попробует. Ведь девушке интересно, каким же Эдди будет без своей бороды?
Ланге долго смеялся, глядя на запись с камеры. Это был едва ли не самый лучший момент за все записанные ролики жизни пирата в его квартире.
Тэтч держал оборону похлеще всякого военного стратега. Его глаза были полны гнева, они метали молнии или… Мортиры, кажется так эта тяжелая дрянь называется?
Прикованный к тяжелому ядру, забравшийся на диван. У Аннет ножницы, бритва и все нужные вещи для этого.
Ржал Йохан долго. Да, пирата не побрили, шлюхи на собственном совете пришли к выводу, что борода придает брутальности их красавчику Эдди. И почему то решили, что ему, Йохану, она тоже нравится.
- Обе – вон.
Смотря на счастливых шлюх, голых, абсолютно голых и прижимающихся к довольному Тэтчу, Ланге не испытывал ничего. Правда, ледяной взгляд дрогнул, сменился на пару мгновений заинтересованным и снова стал прежним.
- Йонни… А давай к нам! У нас есть…
-Виски, и судя по всему вино пятидесятилетней выдержки.
- А мы тут…
- Трахались, это я тоже вижу.
Сопротивляющихся женщин оказалось намного труднее выставить вон, те влюбились в пирата и даже выразили общее мнение, что Йохан слишком груб и не понимает их, женщин. Последний был слишком сейчас с этим согласен. Дверь наконец-то закрылась.
- Ты думаешь, что я ничерта не понимаю?
О, эта выгнутая бровь говорила о многом – начиная «ты вообще о чем?» и заканчивая «давай, говори-говори, мне абсолютно плевать на твои слова». За эти два месяца Ланге успел изучить с экрана монитора Эдварда, он подмечал его жесты и мимику лица, его взгляды. Своего врага надо знать – так шептала логика, но нутро говорило и ещё кое что.
- Пытаешься переманить и купить моих сучек. Признаюсь, я ожидал такого. Не ожидал, что ты им так понравишься, Эдди.
Пройдясь по комнате, выделенной Бессмертному, ландскнехт остановился у окна. Погода стала дождливая, небо все чаще разрывали яркие молнии. Гроза слишком походила на то, что творилось внутри Бессмертного.
- Думаю, за все это время тебя явно посещал вопрос, почему ты ещё жив. Ты понравился моим собачкам, а мне не так скучно. Наблюдать за вами тремя. Но неужели ты думаешь, что они помогут тебе выбраться из этого дерьма, в которое ты попал и влип с головой?
Хмыкнув, поворачиваясь назад, зная и чувствуя чужой взгляд, стреляющий прямо в спину, ландскнехт не спешит. Он, в отличие от Тэтча, лишь наполовину одет. Он дает разглядеть себя – такого же опытного бойца, со следами на теле, россыпью шрамов и одного слишком большого, напоминающего первую смерть от швыркового копья. Оно пробило тело германца, подарив ему первую смерть и первую жизнь Бессмертного. Но нет ничего хуже умирать долго с копьем в теле, прибившим тебя к земле.
Ландскнехт молчит. Ему не показался этот изучающий взгляд. Пусть он и скрывается под маской насмешливости. Черной Бороде тоже есть на что посмотреть.
Поджарый, матерый, видно, что тренируется с оружием довольно часто. Развитая и укрепленная столетиями мускулатура, плавные движения воина, умеющего контролировать каждый свой шаг и жест. Не такой загорелый как пират, все же он – германец. И не проводил так много времени на солнце. Ланге хмыкает, замечая как Тэтч поджимает губы. Это почти не видно из-за его бороды.
Почесав свой живот, невольно коснувшись бл*дский дорожки, ведующий к паху, Йохан белозубо скалится.
- Мне понравилось твое порно. Хотя… Мог бы и не стараться именно так привлечь мое внимание.
Ландскнехт соответствует своему кошкодеру. Он – быстрый и гибкий, проворный. Именно так он двигается, оказываясь рядом, беря бутылку с остатками хорошего пойла и делая один глоток.
- Достаточно было просто позвать…
Глаза Эдварда – темны как морское дно. В них пляшут черти и вспыхивают пушки.
Йохан признался самому себе, что его разрывают на две равные части два желания. Одно – убить того, кто ослабляет его контроль над ситуаций. А второе – поддаться безумию, которое носит имя одного Бессмертного.
-… Чтобы поговорить.
Это безумие – заразительная болезнь. От него штормит, это яд, сравнимый с тем, с которым он едва добрался до Монастыря черт знает сколько десятилетий назад.
Но каждый яд следует принимать по капле, если хочешь привыкнуть и выжить.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Шею прострелила иллюзорная боль. Ланге поддался порыву и потер её, пальцы мазнули по вороту одежды и наткнулись на бьющийся пульс. Слишком быстро бьющийся. Шрама не осталось, сколько бы он не искал его и не смотрел в зеркало по утрам. Но боль и ощущение как жизнь покидает тело часто возвращались. Он умирал не раз, но всегда воскресал из мертвых.
Он мог умереть окончательно четыре года назад. Окончательно и бесповоротно.
Он, Ландкснехт, Бессмертный, за спиной которого три с половиной века, поддался своему желанию и проиграл.
Йохан задумчиво смотрел на совершенно пустую улицу. Не выходя из машины, достав пачку сигарет, Германец закурил. Вскинув руку, бросая взгляд на часы, он едва заметно скривился.
Ещё почти полтора часа до желанной встречи.
В его взгляде не было ничего, хотя мужчина думал, что будет иначе. Вихрь эмоций захлестнул его с головой при виде смс с местом и временем. Бессмертный не стал бы врать, что не обрадовался. Он определенно был рад – хватит метаться по материку в поисках одного ублюдка, которого он взял в плен и от которого получил ножницами в шею, но остался жив.
Его пощадили. Вот этот факт больно ударил по самолюбию Ландскнехта. Ещё большее раздражение было вызвано похищением кошкодера. Поступая с другими таким же образом, Йохан был явно оскорблен когда с ним поступили также.
Он до сих пор помнил ЭТО. Опытный психолог сказал бы, что Ланге не может отпустить эту ситуацию и был бы прав.
Губы уже не горели при воспоминании о том, как целуется Эдвард Тэтч? Это все осталось в прошлом, было смазанным и не четким? Четкая была лишь смерть? Вранье! Смазанное оживало и обретало форму, становясь перед глазами фактом. То, что он испытывал дикое возбуждение, прижимался к врагу и повторял его настойчивость, целуя  с жадностью утопающего, насилуя его рот своим языком и сражаясь в битве власти и контроле друг друга. Вести и быть ведомым – они не уступали друг другу. Ланге скользил руками по горячему телу и не думал ни о чем… Через пару мгновений он думал о том, что не может получить свободы и не может дышать.
Темнота. Холод.
Ему наверняка отрубят голову и он никогда уже не увидит солнца. Даже этих тупых шлюх, к которым он привык и которые скрашивали его вечера своим щебетом.
Соренберг выдохнул струйку дыма, щурясь. Место Эдвард Тэтч выбрал идеальное. В его духе. Смерть оставила свой поцелуй на германце, теперь он все также крепко и спокойно спал по ночам, разве что иногда просыпался в крайне плохом настроении.
Кладбище могло быть знаком и намеком. Но каким – Ланге не интересно.
Мужчина обхватил губами сигарету, положил руку на руль внедорожника и завел двигатель. До места назначения стоило начать выдвигаться. Тишина не способствовала мышлению. Телефон Бессмертный отключил – шлюхи не должны его отвлекать, даже поумневшие за эти четыре года.
Найти Тэтча слишком в этот раз просто. Ситуация абсурдна до мозга костей. Йохан Ланге не в плаще и выглядит значительно лучше пирата. Он не носит такое тряпье. Он - рантье. И многое может себе позволить.
Останавливаясь напротив, бросая взгляд на Черную Бороду, Ландскнехт щурится. Злобы, которую он ожидал в себе ощутить всплеском вулкана – нет.
Кладбищей в своей жизни он видел слишком много. По сути все они ходили по костям под слоем земли везде.
- Здравствуй Соренберг, ты о чем-то хотел поговорить четыре года назад?
Нет, Йохан поспешил с выводами. Этот голос и собственный кошкодер в чужих руках заставили былое всколыхнуться, точно черт поводил своим хвостом в тине болота. Неприятный осадок всплыл, заполнив мутью рассудок.
О чем он хотел поговорить? О ножницах в своей шее?
- Ты взял то, что принадлежит мне.
Простой факт эгоиста. Йохан – эгоист до мозга костей. Возможно именно поэтому он здесь, не желая оставлять за спиной какой-то проигрышь. Но у него они имеются, как бы он не хотел забывать эти факты в своей истории.
Ландскнехт живет, продавая себя. Свой меч, свою честь.
- Я оценил твой юмор. Хороший был узел.
Губы должны гореть. Тогда они пекли огнем, ошпаренные болью.
- Эта бородатая сука! – ох, он не мог орать это вслух, стоя напротив зеркала и пытаясь разрезать узел, которым были сшиты его губы! Больно. Он не выдерживает, орудуя ножницами и раня себя сильнее.
- К черту! – нет, это снова мысли. Рык, когда он рывком выдергивает нить. Чувства уменьшились до одного, охватившего всё тело. Больно. Он это понимает, но не может справиться. Орет в голос, почти мычит, сцепив зубы. Аннет теперь любит касаться кончиками пальцев его губ, даря невольное воспоминание того, что было и чего уже нет.
Они сравняли счет. Ланге умом понимает, что виноват сам – заигрался, захотел того, чего нельзя хотеть в ситуации, когда убийство оправдывает способ жизни.
Облокачиваясь о грязную стену плечом, Ланге молчит. Вокруг церкви настолько противоестественная тишина, что не верится.
Ландскнехт не раз бывал на Святой земле.
Могилы, кресты, надписи, таблички. Кодекс Наблюдателей и их нотации – как поступать можно, а как нельзя. Йохана это злит, отчего и сейчас сводит зубы.
- Мы не закончили.
Как же просто произнести ту фразу, которая ничего не говорит!
Расстегивая свой пиджак, тем самым увеличивая маневренность, германец хмыкает, видя все тот же взгляд.
- Скажи мне, Тэтч, пираты чтут законы и правила?
Здесь нельзя скрещивать мечи. Но никто не говорил о кулаках.
Йохан ставит на неожиданность. Он быстрее, проворнее Бороды. Бросая свое тело вперед, почти прыгая, срываясь с места подобно псу за палкой, Ланге опрокидывает Эдварда на ступеньки, прекрасно зная – спиной о каменный край удариться крайне больно. Удар, усиленный его весом вышел ещё крепче. Так, что слышится хруст позвоночника. Или нескольких дисков.  Что там хрустнуло? Не важно. Кошкодер полетел в сторону, звякнув сталью о камень. Красавица и Чудовище так близко, что стоит протянуть только руку.
Но Йохан не делает этого. Вместо этого он смотрит в лицо Эдварда, держа его за ворот одежды, приподнимая его за неё над полом.
Пальцы также разжались, выпуская добычу.
Ландскнехт садится рядом на ступеньки, выдыхая шумно. Рука лезет в карман пиджака, доставая все ту же пачку сигарет и зажигалку.
- Никогда не понимал смысла в этой… Святой земле. Глупые правила, не находишь? Какая разница где кого убивать. Вопят лишь эти наблюдатели, потрясая своими постулатами как гребаные морализирующие фарисеи. Даже монахи по сравнению с ними более терпимы.
Говоря хриплым голосом, точно простуженным, Бессмертный закуривает и жмурится.
Все же тут хорошо – тихо. Разве что дыхание Тэтча тяжелое. Бросая на него взгляд, германец хмыкает. Хлопая ладонью по его плечу, он расправляет плечи, смотря на бескрайнее небо.
- Приятно знать, что ты потрудился взять мои фотографии. И узнал, кто я. Не просто «Йонни», да?
Хребет пирата заживет, германец почти был уверен, что там нет полного перелома со смещением костей, лишь  сильная трещина. Кости не сместились, как и диски. А трещину этот ублюдок сможет «заживить» достаточно быстро. Это не ножницы в шею и не металлический прут в сердце.
- Ты зря меня не убил. Второго такого шанса не будет.
Кошкодер лег в руку. Он скучал за этим оружием. Та рукоять, которую идеально повторяла его ладонь. Тот клинок, который пел многие века. Танцевал вместе с ним. Пальцы огладили острое лезвие. Йохан улыбнулся, его лицо осветила настоящая нежная улыбка. Так смотрят на любимую женщину, видя её после долгой разлуки, так нежат и гладят ту, которую любят в постели и носят на руках по жизни.
Тэтч заслуживал уважения – клинок был в отличном состоянии. Бессмертный встал, острие его меча уперлось в ямку меж ключиц, надавливая на неё. В ней в миг образовалось маленькое красное озеро, пачкающее кошкодер. Надавив ещё, Йохан добился чужого сглатывая и гневного взгляда. Удивительно то, что пират все ещё молчал.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Отредактировано Dvein Barlow (2015-10-29 00:44:02)

Тьма. Тьма и тысячи зубов, что впиваются в тело. Тело Ланге точно разорвалось и распалось на сотни кусков, которые дрожали и явно не хотели соединяться в одно целое. В спасительной тьме стало жарко, голова, (у него определенно была ж голова!) пылала от мыслей. Эти мысли гасли как фонари, зрение стало не четким, мир потух и взорвался.
Снова.
Йохан хотел завыть с досады. Но и этого сделать не получилось, ландскнехт банально не успел. Последнее, о чем он подумал, что Боги явно не на его стороне, а сучка Судьба отвернулась от него раз и навсегда.
Холодно. На том свете должно быть очень холодно, раз сейчас он ощущает сквозняк, касающийся его кожи.
Приоткрыв глаза и облизнув пересохшие губы, германец видел лишь неясные очертания.
Рассудок и зрение сыграли с ним плохую шутку.
- Альфред?
Его губы лишь шевельнулись, вслух ландскнехт ничего не сказал. Фигура у большого распятия была такой же как и у настоятеля треклятой церкви, в которой он провел долгие семь лет.
Хотелось жутко пить, а бок болел до одури. Кажется, его подрали собаки. Он снова нажрался в таверне и устроил бойню? Вот почему местный Герцог спустил на него своих псов и один ублюдок решил травануть ландскнехта, принесшего «хозяину» голову его любимого племянника, претендующего на земли?
«Не хочу проповеди… Не хочу!»
Опять монашеские одеяния, службы, исповеди и попытки заставить его раскаяться! Нет, нет и ещё раз нет! На этот раз он сам прирежет этого ублюдка в рясе и…
Разум дал снова сбой – настоятель Альфред к нему повернулся… Мозаика памяти, раздробленная недавним инцидентом с шокером медленно встала на свои места. Осмысленный взгляд вернулся, прошлое кануло в прошлое, оставив липкий озноб, едва прокатившийся по напрягшемуся телу.
Дернувшись, зверея и сбрасывая оцепенение, Йохан снова прикрыл глаза.
Холодно потому что он полностью голый. Связанный!
- Не думал, что ты такой извращенец как я.
Голос германца был хриплым со скрежетом, точно наждачная бумага у него вместо языка. Хотелось сплюнуть и прогнать ощущение сухости во рту, но Ланге не мог. Взгляд не выдавая своего хозяина осматривал всё, что было вокруг них. Ища хоть какую-то деталь и мелочь, чем можно воспользоваться и спасти свое откровенно дерьмовое положение. Тряхнув головой, снова впиваясь злым, сердитым и полным бессмертной любви к Черной Бороде, Йохан принялся слушать его.
Пусть говорит. И по больше, ему, ландскнехту, нужно время.
Наручники не веревки, кожа на запястьях саднит, вырвать из низ хоть одну руку без слишком сильно ущерба невозможно, вообще невозможно освободиться. А Кошкодер…
- За четыре года ты стал разговорчивее. На тебя повлияли мои болтливые шлюхи?
Тело закаменело, Йохан злился, напрягаясь сильнее и чувствуя коленями пыль, грязь и неровность пола. Эта откровенная поза не смущала ландскнехта. За столь длинную жизнь бывали ситуации хуже, чем быть скованным таким же извращенцем судя по всему, как и он сам.
- Богохульствуешь, пират. Ты за этим пригласил меня на Святую землю? Только на нейтральной территории решился меня раздеть и… Связать? Не думал, что Черная Борода такой трус. Рискни это сделать за кладбищем. Или кишка тонка?
Слова, слова, когда пальцы сжимаются в кулаки, грудная клетка вздымается в дыхании, а зубы сводит от желания разодрать это чертовово горло! Йохана злит вся ситуация, но в его глазах все же проскочила та самая искра. Искра желания жить и быть целым. Его губы помнят морской узел, а шею снова простреливает иллюзия входящих в неё ножниц. Бок служит сейчас откровенным напоминаниям, что высокий разряд несет в себе продолжительную тьму для Бессмертного.
Зрачки глаз германца расширены, губы плотно сжаты в одну линию. Желваки ходят ходуном, ему хочется рычать и ругаться, но это совсем глупо и просто.
Взгляд натыкается на стопку его одежды, наверняка порезанную клинками, вряд ли бы Эдвард Тэтч снимал с него всё аккуратно.
- Ты слишком много говоришь.
- Так вот, сейчас этот меч мой, но я готов его дешево уступить. Я хочу получить сатисфакцию.
Меч – это товар, подкрепленный рукой, владеющей им. Но бровь ландскнехта ползет вверх от удивления. Его лицо выражает лишь одно – сарказм и едкое неверие.
- Сатисфакцию? Ты хочешь сатисфакцию?
Абсурд. Взгляд наемника преследует кошкодер. Можно ли быть привязанным к своему оружию так сильно? Йохану привычен именно этот клинок, возможно потому, что с ним связано слишком много боев в его жизни. Мужчина приподнимает голову, хмыкая и щуря свои глаза. Желание вгрызться в это горло становится непреодолимым, жаль, что он, Ланге, не собака. Он смотрит в глаза Тэтча, оказавшегося так рядом.
- Скажи мне… Чем же так сильно я тебя унизил? Я не трахнул тебя связанного, не дал своим сучкам воплотить самые грязные свои  фантазии в отношении тебя. Кормил, поил, не рубил голову с твоих плеч. Хотя мог бы очень долго отрезать её тупым ножом, неделями доходя до шейных позвонков. Так чем я тебя унизил, Эдди?
Йохан не умел плеваться так, как это делает Тэтч. Но он сплюнул себе под ноги, дернув головой и освобождаясь от мозолистых пальцев, коснувшихся его губ. Этот ублюдок знал на что давить. Эти пальцы были не женскими, они несли в себе силу и власть. В другой раз Ланге может и принял некую часть такой игры, но сейчас? Гордый эгоист до мозга костей, но безумно желающий жить. Не в кошкодере было дело, Эдвард мог спокойно отрубить ему голову. Второй раз подряд. Их счет опять сравнялся, два-два.
Оскалившись, показывая белые ровные зубы, ландскнехт втянул прохладный воздух в легкие. Чужой носок ботинка вызывал рычание, но…
Германец умел играть по чужим правилам. Ища в них лазейку.
- Ты слишком много говоришь, Тэтч.
Йохан ухмыльнулся. Пират прав, ландскнехт – шлюха, тварь продажная, которой нет равной в предательстве за золото.
Губы германца тронула усмешка, взгляд стал горячее, темнее. Чужая плоть оказалась в плену губ, оказавшихся слишком жадными. Словно его не надо было уговаривать. Язык обвел головку, дразня и надавливая на неё. Он сам двинул головой, плюя на пальцы в прядях волос. Медленно, неспешно, пробуя.  Йохан прикрыл глаза, бешеный блеск в них мог его выдать.
Это были долгие секунды – плен жаркого рта, вбирающего в себя плоть того, кто сейчас победил. Прелюдия сатисфакции, когда губы ландскнехта коснулись основания члена, а сам он замер, взяв в рот максимально глубоко, давая головке уткнуться в горло. Дышать слишком сложно, а плоть во рту горяча как раскаленный прут, который инквизиция любила применять в пытках и дознованиях.
Также резко и неожиданно отстраняясь, смотря снизу вверх в лицо Тэтча, Ланге снова коснулся его члена. На этот раз он проводил по нему языку, то беря в рот, то ускользая. Язык тронул уздечку, скользнул дальше по венам. Горящие губы пылали, невольно напоминая про морской узел, но ландскнехт молчал. Его выдавало дыхание, напряжение, сковавшее плечи, руки, спину. И собственный член.
- Освободи мне руки. Если не боишься, пират. Мой меч у тебя, я предоставлю тебе желаемую… сатисфакцию.
Голос предал, тело тоже. Йохан проговорил это между легкими укусами, (да, он все же кусал его).  Чужие расстегнутые штаны уже не скрывали паха, добраться до кожи не составило труда. Ланге прихватывал губами и зубами кожу выше плоти, которая упиралась твердым колом в шею ландскнехта. Кончик языка повел влажное касание вверх прямо по блядской дорожке, достигнув кромки верхней одежды. С явным читаемым взглядом и выражением в глазах – «мешает, убери это», Ланге откинулся как мог назад в ожидании. Бровь ладскнехта дернулась вверх, лицо тронула откровенная наглая усмешка.
Делай уже что-нибудь Борода! – вот что говорили эти изогнутые в ухмылке губы, которые наемник облизнул.
«Я вырву тебе язык и скормлю его псам. Переломаю руки и ноги. А голову…»
Йохан склонил голову на бок, выжидая, заставляя себя поверить, что он ждет момента для освобождения и нападения. А реакции тела… это всего лишь реакции.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Отредактировано Dvein Barlow (2015-10-31 01:48:11)

-Я определенно благороден, ибо не отрубил голову одному бессмертному, когда он был пронзен ржавым штырем. Хотя мог бы, ты не согласен?
Ланге хмыкнул, откровенно забавляясь и скрывая свои истинные мысли, как и эмоции.
- Ландскнехт и благородство, это как пират и честь. Прекратим этот пустой треп, Тэтч.
«Делай, что задумал.»
Да, Йохан до одури боялся за свою шкуру. Нежелание распрощаться с головой, желание снова увидеть рассвет и выпить чашку кофе, сидя на балконе складывались в одну четкую мысль– как мало же я прожил! Что такое какие-то три века?!
Германец гневно уставился в глаза, маячившие сверху. Смотреть снизу вверх было слишком неприятно, это ранило гордость давно выползшего ландскнехта из-под руки очередного хозяина, купившего его меч. Смотреть как раб, пес, слуга, мнение которого не спрашивают. Смотреть и думать, что же скажут и сделают дальше.
Но смотреть в такой откровенной позе, без одежды, с ржавым звучанием цепей, сжимающих в тисках руки и ноги?
«Делай, что задумал, ублюдок!» Сочный гнев, терзавший нутро выплескивался в оскале, трогавшим губы мужчины.
Йохан слишком хорошо запомнил, как было приятно бить бить пирата, закованного в цепи. Больше всего пьянила власть над ним, больше всего ему нравилось чувствовать чужой страх, бьющийся бешеным пульсом под кожей, скрытый в потемневших глазах. Он был не убил его, а может и убил бы.
Но всему есть предел. А Ландскнехт слишком хорошо продается. Особо, когда дело касается его жизни.
Твердая плоть во рту через отведенные для бешенства и постепенно отодвигающегося на второй план сознания секунды, начинала пьянить. Если бы не цепи – он бы позволил себе большее.
Губы Йохана обхватили член, первые движение точно проба неизведанного ранее блюда. Ланге – гурман, он не хочет торопиться. Неспешно, изучая, пробуя, терзая и дразня языком, он не думал о жизни или смерти. Пока руки Эдварда снова не вернули в реальность, поймав проворный язык.
«Вот… Сука.» Хотелось откусить эти пальцы. И Йохан был слишком близок чтобы это сделать. Он успел сжать зубы на его пальцах, давая ощутить хватку белых крепких зубов, но хруста не последовало. Кончик языка обвел подушечки, германец втянул их в рот больше, имитируя недавнее действо. Откровенно по блядски, но разве им нужно сейчас другое?
- У меня много талантов. Как и у тебя.
Граница и предел допустимого стирались. Ланге понимал, что важно сохранить разум, даже когда сознание так туманит один ублюдок каждым своим жестом. Усыпить его бдительность и добиться свободы любым путем – настоятель Альфред никогда не понимал таких методов наемника.
Зашипев от боли, сжав пальцы в кулаки, Йохан поддался чужой силе. Только руки напряглись сильнее, вырисовывая напряжение мышц. Лицо почти коснулось пола, взгляд различал грязь, пыль и трещины пола. От каменных плит на секунду повеяло ледяным холодом, обдав им лицо мужчины. Ланге взрыкнул, дергаясь от слишком сильного захвата, стараясь уменьшить боль. Боль не ушла, она растворилась. Чертов пират мял его задницу, точно он портовая шлюха!
Радуясь, что Тэтч не видит его лица, Ланге едва сдерживался чтобы не застонать и рявкнуть "перестать тянуть кота за яйца".
Звякнувшая цепь и кроха большей свободы не могли не порадовать его, но этого было до дрожи мало. Тело подрагивало от пережитого и ожидаемого. Казалось, руки Эдварда были везде. Он стал похож на осьминога, оплетающего свою жертву и сжимающего до нехватки воздуха.
«Cука, сука, сука!»
Какая же ты сука… Кто именно Йохан не додумал, все тело превратилось в пульсирующий сгусток нервов. Он плавился, не желая (или все же желая?) этого больше всего.
Хладнокровный кошкодер глядел на своего хозяина снизу вверх, мерцая в неровном свете и отражая лицо ландскнехта. Лицо, пылающее жаром желания. С бешеными голодными глазами, плотно сжатыми губами, которые пока не желали выпускать наружу стон. Искусанные, алеющие от удовлетворения чужой плоти.
Он сорвался. Слетел в пропасть, подскользнувшись на насыпи под названием Эдвард Тэтч.
Стон вырвался резко, неожиданно, стоило мозолистой ладони обхватить затвердевшую плоть и пройтись по ней несколько раз, обнажая глянцевую головку. Йохан сам толкнулся в эту руку. Второй пират мог ощутить подрагивающие мышцы пресса, выдающие мужчину с головой.
- Мммнннх…. – рыкнув, прикрывая глаза от вспышки колючей боли, растекающейся жаркой волной от загривка по телу, концентрирующейся огненным комом наслаждения в паху, Ланге расслабился насколько было возможно. Подаваясь чужой руке и зубам, признавая пока право победителя этого раунда. Он хотел его, хотел вашу ж мать и был не против лечь под него!
Вдоводел усмехнулся Ландскнехту стальной улыбкой – зря он так назвал свой кошкодер, теперь привычный меч (ставший удобно используемой причиной для охоты на пирата), насмехался над Германцем. Он отразил и впитал в себя своего хозяина, вжавшегося задницей в чужой пах под таким напором.
Дыша тяжело, не скрывая голодного и в тоже время настороженного взгляда, Ланге уставился на лицо пирата, когда тот развернул его. Вопрос был слишком прост, но не ответ.
- При всей моей испорченности… На алтаре я ни разу не трахался за три с половиной века.
Это монахи смотрят с осуждением на пороки людей. Но не Святые с фресок. Стертые временем, пусть не до конца, с потрескавшимися лицами и осыпающейся краской, их лица выражают безразличие и доброту. На потолке раскинув два крыла один из Архангелов, направил свой меч правосудия на грешников.
Йохан – грешник до мозга костей. Ему не нужен рай. Ему и в Аду хорошо.
Жаль, что у него скованы руки. Но это не остановило Ландскнехта. Он давно не ощущал этого звериного трепета и жажды сразиться с равным. Нет ничего более сводящего с ума чем сплетаться в смертельном танце с Бессмертным. Ощущать его крепкое сильное тело, его порыв и силу, напирающую на ответную. Две бури, встретившиеся на дороге, одна поглотит другую. С кровью, ломотой в мышцах, болью в теле, с ранами и стертой кожей на руках. Но с пьянящим коктейлем самого важного ощущения – жизни.
В такие моменты любой смертный и бессмертный чувствует, как бьется его жизнь диковатым пульсом на острие судьбы.
Пристав, не чураясь того, что Эдвард Тэтч между его разведенных ног, Йохан впился в его губы своими. Делясь его собственным вкусом с ним же, целуя грубо и жадно. Врываясь языком в горячий рот, трахая его так, как мог бы сам взять его ещё в своем доме, опрокинув на диван или кресло. Если бы…
Слишком много если.
Язык Ланге хозяйничал во рту Тэтча до нехватки воздуха в горящих легких. Он сражался с чужим языком, изучал и дразнил ребристое небо, обводил кромку зубов и проходился по приоткрытым влажным губам. Он кусал его, прихватывая за нижнюю губу, всасывая её в рот и наслаждаясь чужим стоном. Как и чужими руками, вцепившимися в него клешнями.
- Согласен.
На что именно Ланге не продолжил. Он ступней огладил чужую ногу, губами добрался до шеи, оставляя влажную дорожку от ключицы до подбородка. Алтарь из христианского приобретал языческий характер, окунаясь и впитывая в себя Грех содомии. Холод заброшенной церкви исчез. Воздух стал тягуч как кисель. Цепь снова звякнула, не пуская своего пленника ближе к желаемой цели. Но звенья не сдержали рыка Германца. Низкого, возмущенно хриплого.
А Святая Мария и правда улыбалась.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Отредактировано Dvein Barlow (2015-11-03 23:07:50)

Потолок маяка был… Грязный? Обычный. За два месяца Ланге изучил его вдоль и поперек, слишком часто он натыкался на него взглядом, лежа на кровати. Во время их жесткого желанного противостояния, которое сводилось к плотному единению. И после, когда дышать ещё не получается, а хочется.
Два месяца…
Йохан потер рукой свое лицо, особенно глаза. Четкость предметов вернулась, германец смог снова видеть, слышать и дышать. Кровь билась в висках тише, не яростным звуком барабанов. Но тело все ещё звенело. Потрепанное, покрытое потом, пылающее жаром. Он не пытался встать сразу, это было глупо. Прикрывая глаза, Ланге позволил себе улыбнуться. Ему было хорошо.
За сутки с его тела определенно сойдут следы страсти. Синяки, ссадины, следы чужих зубов, укусы. Гребаные укусы пирата, опоясывающие шею ожерельем. Загривок снова прострелило легкой болью – Йохану казалось, что скоро на нем не останется живого места, которое не было бы изучено Эдвардом Тэтчем.
В порыве дотянуться до стоящей на тумбочке бутылке рома, Ланге потерпел поражение. Рука поднялась и бессильно опала на кровать. Их гонка вытащила из ландскнехта все силы, пират сломил его, лишив стержня и опоры.
Два месяца семь дней и шестнадцать часов. 
Мозолистые пальцы потерли шею, наткнулись на засос, который пылал и пульсировал.
«Ублюдок.» Нет, в их отношениях мало что поменялось, разве что оба пока не желали убивать друг друга. Эдвард стал путеводной нитью к желаемому для Йохана, Йохан же наверняка был удобнее вечно вижжащих шлюх. Им обоим нравилось одно и тоже – отсутствие лишних слов, жестов и цветочно-конфетного периода.
Лицо Бессмертного тронула усмешка, вставать все ещё не хотелось. Слишком ярко горел внутри него пережитый оргазм, бешеный секс, похожий на порывистое сражение двух самцов за что-то важное. Ланге не смог отказаться от Тэтча. После насилия в церкви и долгой возни с послушником, который никак не мог расстегнуть кандалы на злом голом германце, Ланге пытался уйти. Он выдержал ровно пять дней.
Эдвард любит доводить его до белого каления, удерживая на кровати и заставляя просить. Ланге просил, держась максимально долго, сцепив зубы, вырываясь (или поддаваясь все же?!) этим ненавистно-желанным рукам, губам, члену. И просил, срываясь в проклятие на свой манер – вставь мне, пират, иначе…!
Иначе я отрублю тебе голову. Иначе я постараюсь снова взять вверх. Иначе…
Иначе он сам цеплялся за него с рыком, жадно целуя и пытаясь скрыть умоляющие стоны, рвущиеся из его горла. Он просил телом – дрожащим, поддающимся навстречу, открытым, доступным, которое прошивала судорога желания. Просил сопротивлением, оказываясь под ним и жестко вырываясь из захвата, замирая вытянутым и сцеживая проклятия.
- Медленней, черти тебя… - дальше слов никогда не было. Грубая ласка, запах крови, горящее нутро, плотно обхватывающее как перчатка чужую плоть и звуки соития. Шлепки их тел, укусы, переплетенные пальцы, до хруста и протяжного крика первого кончившего в их «свистопляске».
Разглядывая изученный до  мельчайших подробностей потолок маяка, Ланге молчал. Он утихомиривал свое дыхание, усмирял дрожь тела и наслаждался ощущением пережитого. Семя Эдварда Тэтча вязкими каплями перемешалось с кровью, пачкая белые простыни.
«Интересно, он ещё не разорился на постоянно новые комплекты…?»
Ленивые мысли текли столь вяло в голове германца, что он бросил изучающий взгляд на спину пирата. Ветер сегодня выл слишком сильно. Память мерзко поднимала свою голову, но она не могла захлопнуть под замок иные воспоминания. Ланге не жалел, что не отрубил Черной Бороде голову.
Аннет и Скарлет все чаще ревновали, выражая свое негодование – участились истерики, битая посуда и слезы.
Ты нас не любишь, Йонни! Ты спишь с ним! – следы на теле скрыть невозможно, а Йохану было плевать на чье-то мнение. Он вбивал покорность по новой в своих шлюх, трахая их куда жестче, заставляя кричать и визжать вначале, а после молить ещё и ещё.
С Тэтчем выходило по другому. Ландскнехт любил экспериментировать, выпустив свой голод наружу.
Встав и босиком дойдя до Эдварда, германец эгоистично грелся о него. Тот скрывал от пронизывающего ветра, который жалил холодом все ещё пылающего как вулкан наемника. Правда задницу от холода чужое тело никак не спасало. Руки огладили торс, царапнули выше паха и замерли.
- И это говорит мне романтик-пират, живущий на старом маяке у моря. Все еще ждешь свои «Алые Паруса» Эдвард? Не хочу быть ублюдком, разломавшим в дребезги твою мечту, но… Твой корабль уже никогда не придет, его обломки находятся в музее.
Немного севший голос коснулся уха пирата. Тот был выше, но добраться до мочки уха, заключить её в плен не составило труда. Язык обвел раковинку, скользнул внутрь и отступил, как отступает накатившая  бешеная волна на скалистый берег. Пальцы, до этого момента переплетенные в замок, медленно пошли вверх. Трогая с наслаждением изученное тело его любовника. Напряженный пресс, дрогнувший под напором слишком проворных и наглых пальцев. Тэтч молчал, Йохан тоже.  Он уже давно знал, что у того чувствительная шея. Поэтому язык ландскнехта тревожил её лаской, от изгиба плеча вверх, прикусывал кожу, скользя мелкими укусами-поцелуями.
Он замирает перед тем как кончить, запрокидывая чуть голову вверх и прикрывая глаза. Прикусывает губы, когда язык ландскнехта слишком долго дразнит и изучает его торс, играя с выдержкой пирата и тот проигрывает, ладонью надавливая на затылок германца, заставляя его взять плоть в рот.
Тэтч любит слушать чужие стоны и видеть эмоции в глазах, но его глаза горят бешеным огнем, когда сам Ланге вжимает его в стену и дрочит им двоим – обхватывая рукой два члена, двигая по ним жестко, быстро, второй рукой опираясь о холодный камень возле лица пирата. 
- Тебе не надоело мне напоминать про благородство и не отрубленную голову? Мне нравится твоя голова на этой шее, ты же упорно подливаешь масла в огонь. Прийти к тебе снова ночью и разбудить тем самым способом?
Усмехаясь и не давая ответить Тэтчу, Йохан одной рукой сжал его горло, фиксируя крепко, сдавливая до невозможности сглотнуть. Вторая рука огладила пах и сжала малость окрепший член. Мозолистые пальцы огладили чувствительную головку, прошлись по всему стволу и взяли в кольцо основание члена. Упираясь в Черную Бороду, повторяя изгибы его тела своим, упираясь пахом в его ягодицы, ландскнехт усмехнулся.
Звон в голове от нахождения рядом с другим Бессмертным стал привычным, это уже не было яркой пульсацией, оно выравнялось и не раздражало.
Слишком приятно было стискивать его горло  - ловить сглатывание, напряжение, окаменение мышц человека, ставшего машиной убийства за три века.
Ланге любил дразнить и дергать тигра за усы. Хотя для Тэтча больше подошло бы слово медведь.
Холодный воздух вызвал мурашки по телу, захотелось поджать пальцы ног и вернуться в тепло маяка. Все заканчивается так и не начавшись, Йохан мазнул губами по чужой щеке, отступая назад и отпуская пирата. Скрываясь в тепле помещения, на этот раз добираясь до бутылки рома и делая жадные глотки, он ждет приближения Бессмертного. Экран мобильного мигает уже второй час, поставленный на беззвучный режим.
- Какого черта ты держишь это старье здесь? Как же ваши пиратские заморочки закопать все под камнем у пальмы?  Или тебя греет блеск твоих сокровищ, Эдди?
Бросая прищуренный взгляд на Черную Бороду, Ланге демонстративно уничтожает его ром.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i404/1510/9f/e7577e436e97.jpg[/AVA]

Отредактировано Dvein Barlow (2015-11-09 00:39:31)