Хоул не знал, сколько времени прошло. Ночами его терзали холод и сомнения, правильно ли он поступил, когда приехал не с войском и свитой, а с небольшим отрядом сопровождения, с которым можно было отбиться от ватаги разбойников в лучшем случае. Однако он, как всегда, подстраховался. Дарион перед отъездом не многозначно дал понять, что требуется от магистра и графа. Графа ли теперь? Формально, скорее всего, да. Фактически же он был простым пленником, жизнь которого была в руках изменников. Гвидеон ел только хлеб и сыр да пил только воду, едва разбавленную водой, чтобы не воняла так откровенно всем этим..
Разумеется, за прошедшее время он изрядно похудел и осунулся. Но всякий раз взгляд головорезов, несомненно, нанятых Тиндейлами, натыкался на полный мрачной решимости взгляд холодных карих глаз графа, рожденного отнюдь не тем, кем сделали его король, боги и судьба. Ну и он сам чуточку постарался. Самую малость. В первый же вечер он едва не разбил голову пришедшему забирать пустую посуду наемнику кружкой, не попав чуть-чуть - рука подвела из-за головной боли и слабости. В дальнейшем люди Тиндейлов стали осторожнее.
-Гильермо, Джон, Пит, Соммерсби, Зверобой...- едва он приходил в сознание, он перечислял имена тех, кто погиб только потому, что удостоился чести сопровождать магистра в Ноксшир. В его владения. За каждого из них он ответит либо перед богами, либо омоет их имена чужой кровью. Потом. Если доживет до такой возможности.
Ужасно болело плечо, прошитое болтом. Немолодая плоть уже не срасталась сама по себе. Нужно было зашить мясо, постоянно поливать отварами и делать примочки. И поменьше шевелиться. Хотя с последним все было настолько хорошо, что становилось плохо. В результате как бы Хоул не хорохорился и каким бы несгибаемым он ни был в чьих-то глазах, он все больше походил на старика с колючим взглядом.
Дверь открылась, однако Гвидеон посмотрел на головорезов со равнодушным спокойствием. Не убили там, на том лугу, не убьют и сейчас.
-Вас это действительно волнует?- ответил вопросом на вопрос магистр на хельмовском, смерив хозяйку Ноттингема все тем же тяжелым взглядом, как и два месяца назад.- Или вы ждете, что я буду ныть, как изнеженная девица, и требовать освободить меня?- мужчина пожал плечами и отметил, что рана опять начала кровить. Хоть не гнила, и на том спасибо. Гвидеон не жаловался на жизнь весь тот срок, что отмерили ему Боги, не собирался изменять и сейчас этому правилу.
И совсем не так он представлял окончание своей жизни. Ему, на самом-то деле, было бы куда проще воспринимать действительность, если бы его пытали или иным другим способом пытались бы что-то из него выжать. Но он просто сидел в четырех стенах, не видя белого света, и думал, думал, думал. Он размышлял, сумели ли справиться те люди, что страховали его перед королевством. Что творится на землях, которые уже устали от крови и костей. Поразмышлять у него времени было предостаточно. Он прикидывал, какая ситуация могла сложиться и кто окажется действительно верным трону, а кто поддастся на посулы мятежников. Память и разум играли злую шутку с магистром, заставляя того не погружаться в какую-то дремотную пелену, а постоянно размышлять и делать мысленные ходы. Быть может, в этом-то и заключалась основная пытка - во время жажды действия или хотя бы движения - сидеть сиднем?

Хоул слушал и не перебивал. В начале тирады он с видимым усилием поднялся на ноги и повел левым плечом. Правое постоянно напоминало о себе и в последний раз - не так давно.
-Вы действительно наверняка не поймете,- Гвидеон не обвинял в глупости ни одного из Тиндейлов. О, напротив, они были слишком умны, хитры и коварны, чтобы заподозрить их в тупости или слабоумии.- Его Величество далек от образа короля из легенд. Это было бы глупо отрицать,- мрачноватая ухмылка на пару секунд появилась на лице магистра и тут же пропала, уступая место обычному слегка высокомерному и холодно-безразличному выражению лица.- Но мы с вами уже обсуждали такие понятия, как честь и верность. Вопреки представлениям, честь не купишь. Ее можно зарабатывать долгими годами трудов, а спустить в единый час,- Хоул посмотрел на потолок и вновь усмехнулся. Да, сэр Рэддрик кое-чему научил своего бестолкового с виду оруженосца. Он всегда твердил, что есть несколько действительно ценных вещей в этой жизни, которые ты можешь отдать только сам, их никто не сможет забрать у тебя. Честь. Верность. Отвагу. Репутацию могут измарать в грязи те, кто хитрее или влиятельнее тебя. Деньги в одночасье могут обесцениться. Здоровье и жизнь могут отобрать Боги или люди столь же легко, сколь легко раздавить жука.- Верность... Многие мнят, что усади их на трон - они тут же станут самыми умными, хитрыми и справедливыми правителями. И чем больше власти им достается, тем больше им хочется. Не взирая на истинное положение вещей. А истинное положение вещей состоит в том, что король, каким бы он ни был, остается королем. А мятежники остаются мятежниками. Я принес клятву верности. Вот и все. Ваш брат тоже сделал это. И ваш племянник. Дважды. Каждый из них давал клятву дважды и дважды ее нарушил,- бесцветным голосом произнес граф, смотря прямо перед собой. Простая констатация факта, не более.- И знаете, сколь бы ни был самодоволен Дарион Первый, сколь бы он не был спесив и самовлюблен, он знает цену данному слову. Я не припомню ни одного раза, когда он нарушил бы данное им слово. В отличие от Вас, леди. Если уж мы говорим о личностях.
Граф посмотрел на набухающие кровью повязки на плече равнодушно и без тени опасений. Самое страшное, что могло произойти - его плен здесь будет вечным. Он будет слушать новости о победах Тиндейлов над верными короне людьми. Он наверняка знал, что погибнет достаточно народа. Как благородных голубых кровей, так и такой же алой крови, как сам Гвидеон. А может случиться и так, что через какой-нибудь месяц сюда зайдет один из головорезов, которых наняла Рослин, и зарежет перед бегством графа. Магистр был бессилен как-то влиять на ситуацию, поэтому делал предположения и готовился к худшему. К вечному заточению в этих стенах.
-Спесь вашей семьи не знает границ, не так ли? Сиюминутная обида превыше честного имени. Я мог бы наговорить вам обличающих вас во всех смертных грехах слов, но я не проповедник и не лекарь душ. Да вы и без того знаете, каковы были ваш выбор и ваши действия. И чего они стоят. Последнее что я намерен делать в этой жизни - это взывать к совести и чести других людей.
Граф уселся на сено, отчего зазвенели цепи. Он действительно мог бы привести множество доводов, развести демагогию. Но не считал это необходимым.

"Ложь!"
Граф едва ли не крикнул эти слова в лицо Рослин, брызжа слюной, как исходящийся в бессильном лае цепной пес, который смотрит, как за воротами его ограды снуют воры. Едва не расписался в собственном бессилии и не уподобился шелудивой собаке, которой больше ничего и не остается, кроме как лаять. Граф знал, что большинство древних родов стоило уничтожить, раздавить, как гнилое яблоко. Погрязшие в интригах и мелочных склоках, вечно мнящие себя лучшими хозяевами, чем являются на самом деле.
"Ложь,"- уже чуть тише отдалось эхом в голове магистра. Наверное, теперь уже бывшего. Как и бывшего барона Хаафингар, если все, что говорила Тиндейл было правдой. Как и бывшего графа Медоу. Бывшего сына кузнеца, бывшего простолюдина. В одно мгновение жизнь едва ли не потеряла смысл.
Граф прищурился, не выдавая истинных эмоций, которые сейчас бушевали внутри сознания. Будь он здоров и лет на двадцать моложе, он наверняка бы выдрал чертову цепь из камня. Искромсал бы себе запястья чертовыми кандалами, но попытался бы сделать хоть что-то. Тогда он был горячим и жадным до необдуманных действий. Сейчас жизненный опыт и возраст, с которым тот приходит, твердили рыцарю о тщетности глупых попыток освободиться. Пока что. И он все равно не верил сестре Овейна.
-Еще одна гражданская война, которая обескровит Моргард еще больше. Выжженные деревни. Дерьмо под ногами.
Граф Гвидеон хотел было пожать плечами. Не сказать, что он не боялся умереть. Каждый человек, находящийся в своем уме, не желает умирать раньше времени. Во всяком случае, без причин. У трусов их всегда больше, чем у смельчаков. И сейчас он не бросался фразами вроде "лучше убейте меня, я не дам вам покоя ни днем, ни ночью".
-Вы думаете, я вам поверил? Нет. Ваша семья окончательно растеряла кредит доверия всего лишь тремя поступками. Ропотом на решения короля, попыткой к бунту и ударом в спину. Мне нечего вам больше сказать, леди,- последнее слово прозвучало настолько обособленно и акцентировано, что только деревенский дурачок не счел бы это издевкой.
Мужчина лег на солому и вперил взгляд в потолок, ожидая, когда придут его палачи. Сомневаться в том, что слова насчет нежелания его убивать были такой же ложью, как и приглашение в гости, не приходилось. Ему наверняка не дадут даже шанса на мужскую смерть - расстреляют из арбалетов, как бешеного пса, а потом выкинут в овраг или скормят свиньям. Рыцарь поймал себя на мысли о том, что когда-то люди действительно помнили, что такое честь и совесть. Если верить рассказам. Впрочем, если смотреть на жизнь трезво - люди всегда были тем еще дерьмом. Пройти по головам - первое дело, если у тебя есть смелость и амбиции. И средства. Отобрать у слабого кусок хлеба, пнуть того, кто тебе не может ответить, оклеветать более удачливого. Хоул совершал в своей жизни и такие поступки, за которые его бы должны были отлучить от лона Церкви или, как минимум, отказать в доступе к раю после смерти. Он убивал на войне, казнил без суда и следствия дезертиров, преступников и тех, у кого хватало глупости хулить короля и королевство. Может быть это было расплатой, уготованной свыше?
"Бред,"- яростная мысль выгнала всю меланхолию из головы Гвидеона.-"Каждый кует свою судьбу сам. Насколько хватит сил души и тела."
Хоул повернул голову в сторону Рослин и смерил ее взглядом холодным и спокойным.
-И пусть у меня нет оснований верить вам, Рослин, если то, что вы говорите является правдой, я прошу вас пощадить королеву Мод и ее детей. Если Его Величество действительно мертв или пропал.

Магистр выдержал прямой взгляд Рослин с непробиваемым спокойствием, за которым прятались эмоции куда как более сильные, чем у пылких юношей, склоняющих очередную миловидную красавицу к сладострастию. Граф умел чувствовать. Умел ненавидеть. Любить, наверно, тоже когда-то умел. Невообразимо давно. Ледяное спокойствие, выросшее вокруг него, как доспехи на рыцаре, ограждало его эмоции от окружающих. В том числе и за это Холодного стали звать Холодным.
Некоторое время он рассуждал и молчал. Даже если все это правда, все, что она наговорила ему, в чем он сильно сомневался, но в глубине, там, внутри, "предположение" свило себе гнездо и начинало давать потомство.
-Она королева,- вдруг рявкнул он, тут же беря себя в руки.- Ваши интриги и желание добраться до власти загубили жизней не в пример больше. Вас, аристократии, которой всегда и всего мало.
Он вновь замолчал, приходя в себя. Вспышка гнева была мгновенной. Никому не позволено порочить имя монарха, каким бы тот ни был. Так же аристократы относятся к черни - не позволяют раскрывать свой рот для хулы. Просто чтобы сохранить свои привилегии и регалии. Как и рыцарство чтит кодекс исключительно с одной стороны, охраняя свои права от остальных. Рыцаря на дуэль может вызвать лишь рыцарь, в то время, как по рыцарскому кодексу он может вызвать на дуэль кого угодно сам. Маленькое привилегированное общество внутри большого общества.
Граф поднялся на ноги и выпрямил спину, отчего в плечо снова ужалила змея боли.
-Я могу поклясться хоть пред ликом Богов, хоть перед людьми, что никогда я не окажусь на вашем месте. И не оказывался.
Он действительно не пленил гостей у себя дома. Не рубил и не вызывал на дуэль. Если и было какое-то священное место, так это собственные владения. И закон гостеприимства соблюдался им неукоснительно.
Хоул на секунду поменял местами свое положение и положение Рослин. С одной стороны полное превосходство, с другой - просто остаток воли и скелет из принципов. Никакого влияния Гвидеон сейчас не имел. Физической силы - тоже. В то время, как Тиндейл была полной хозяйкой положения. И магистр, поставив себя на ее место, осознал, что проще всего было бы прихлопнуть его. Будучи на воле он сможет доставить изрядно неприятностей, справедливый же суд.. Может оказаться фарсом, как с ложными письмами королевы. Выслать в ту же самую Орллею и посадить на корабль в какую-нибудь глушь, выигрывая полгода-год для укрепления позиций.
-И я не стану облегчать вашу совесть мыслями о том, что я поступил бы на вашем месте точно так же.
С этими словами он шагнул вперед, отчего цепи натянулись, а боль в плече сжала зубы на ране, а лицо графа оказалось достаточно близко от лица Рослин.
-Я не испугаюсь, леди. Ни смерти, ни позора, если это поможет выполнить данные за время моей жизни клятвы.
Под небритой и спутанной бородой не было видно, как заиграли желваки на скулах.

-Гордыню?- неожиданно весело отозвался Хоул, направляя последние остатки силы воли на то, чтобы не стиснуть зубы от боли, которая терзала плечо. Он удержался и от того, чтобы кинуть взгляд на проступившую уже в изрядном количестве кровь. Впрочем, он не рассмеялся. Не стал он и плеваться или изрыгать из себя проклятия.- То же самое я мог бы сказать и вам. И вашим наемникам. Вы бы отступились?
Он криво усмехнулся, хотя впору было взвыть от боли и безысходности. В голове снова всплыли слова его наставника и господина, когда тот был еще оруженосцем. Забрать можно все, кроме чести. Пока ты сам ее не отдашь.
Он запрокинул голову вверх, рассматривая хмурые облака и небо, которого не видел уже бессчетное количество дней. Плен отуплял и заставлял путаться во времени, приходилось полагаться на добросовестность надсмотрщиков и ориентироваться по тем моментам, когда ему приносили еду.
-Будь я священником, я бы наверняка потребовал побояться Богов и Их гнева. Но Богам плевать на дела простых людей до тех пор, пока они не предстанут пред Их судом,- пробормотал он, все еще глядя в небо. Он только сейчас заметил, что на улице холодно. Проводил взглядом облачка пара, поднимающиеся от его дыхания и рассеивающиеся чуть выше его головы. Тело стало предательски дрожать. Гвидеон поежился, понимая, что, возможно, сейчас он смотрит последний раз на грязное и хмурое небо. А быть может, и вдыхать воздух осталось не столь уж много времени.
-Делайте, что считаете должным, леди,- уверенным и спокойным голосом произнес магистр ордена, возвращая взгляд к хозяйке этих земель и изуродованному наемнику. Кем бы он считал себя, если бы позволил сломить? Он поднял подбородок, смотря на наемников и Рослин свысока, хотя этому и не способствовало его положение. Ни в коей мере. Но что ему оставалось? Продать свою жизнь подороже нет никакой возможности. Где-то, конечно, внутри головы теплилась предательская мыслишка, что ему оставят жизнь и у него будет возможность отомстить или хоть как-то повлиять на складывающуюся ситуацию. Она не давала покоя, как не дает покоя утопающему соломинка, торчащая с крутого берега бурной реки.
Так или иначе, имя Хоула Гвидеона останется на страницах истории. Даже той, что напишут победители, кем бы они ни являлись. Так о чем еще мог бы мечтать сын кузнеца и стряпухи, проживший яркую и насыщенную жизнь? Лишь о том, что истинную историю его жизни через века пронесут потомки. Его потомки. Но на то ведь они и мечты, чтобы быть несбыточными.. Не так ли? Хоул стоял, широко расставив ноги, и смотрел на Рослин Тиндейл, женщину, к которой он питал симпатию, но волею судеб оказавшуюся на другой стороне баррикад.

Хоул побелел от боли. Больше всего в ранениях он ненавидел именно перевязки. Когда присохшую ткань отрывают от раны, создается впечатление, что вместе с тряпкой отрывают немалую часть твоей шкуры. Он не позволил себе издать ни звука, когда Рослин принялась шерудить внутри раны чем-то острым и на землю с мягким неприятным звуком начала падать его плоть. После тишины его камеры все звуки стали слишком громкими, чтобы не слышать их. Вот он услышал, как скребет что-то внутри его руки. Скорее всего - ланцет. Перед глазами закружили огромные снежинки. Впрочем, хоть он и отвык от того, что его перематывают, ощущения были знакомыми. Он никогда не глушил вином или дурманом боль, помня, что человек учится лишь на ошибках. Жестокий урок - самое лучшее, что человек может усвоить. Что он наверняка усвоит, переберет в голове все нюансы и постарается больше не допустить подобного. Так было со всей ситуацией, в которую попал граф. В ушах зазвенело, однако сквозь волны боли он продолжал слышать голос женщины, по приказу которой просидел в этом монастыре целый месяц. Или около того. Внезапно пытка кончилась и магистр упал на землю. Вероятно, кто-то на его месте остался бы лежать на холодной земле, нянчить, скрючившись, раненную руку, которую терзает жуткая боль, однако Хоул поднялся сначала на карачки, опираясь здоровой рукой о землю, а затем и встал на ноги, покачнувшись. Он снова посмотрел на небо и провел по щеке здоровой рукой, оттирая прилипшую грязь, которой было не так уж и много для конца осени.
Где были Боги, когда такое творилось в стенах их обители? Боги молчаливо наблюдали. Отец не карал грешников ударами молнии с ясного неба, Мать не обороняла семьи...
Гвидеон перевел взгляд на собственную руку, плечо которой светилось чистотой по сравнению с его остальным внешним видом. Вонявшая его немытым телом рубаха давно просилась в реку к умелой прачке, про портки с сапогами и говорить не стоило.
-Мариан... Милая девочка,- вдруг произнес он, прерывая собственное молчание и чувствуя, как сводит челюсти - настолько сильно он их сжал, когда Рослин работала с раной. Боль все еще пульсировала, но это была уже бледная ее тень в сравнении с прошлой.- Я вернусь за своим оружием, леди.
Хоул старался не давать обещаний, которые не может выполнить или хотя бы не уверен в возможности их воплощения в жизнь. Так же было и с клятвами. Он поклялся в верности королевской чете и королевству. И клятвы были нерушимы. До тех пор, пока Дарион Первый и Мод Уорчестер не снимут с него обязательства и не вернут обратно его клятву, не освободят его от нее, граф не принадлежал себе в полной мере.
-И за своим графством.
Выглядел сейчас он жалко. Грязный, со спутанными волосами и отросшей, как у бродяги, бородой, с разрезанным и окровавленным рукавом рубахи. Его самого пробрало отвращение от того, как он выглядит, и магистр, скрючившийся от мороза и боли да и от унижения - его, как псину шелудивую, бросили в грязь - выпрямился.
-Жаль, что для вас потакание прихотям своего брата стоит выше верности королю и королевству.
И граф Медоу, лорд Хаафингар, потерпевший фиаско с приобретением верноподданных в своем новом ленде, рыцарь, оставшийся лишь с тем, что у него не смогли или не захотели отнимать, медленно развернулся к воротам монастыря и, по-началу нетвердой, а потом все более уверенной походкой побрел прочь из этой обители Богов. Святостью тут и не пахло. Как и в Рейнисе. Впереди у него будут долгие недели пути до Аллей. Но сначала нужно было добраться до Хаафингар, а чтобы сделать это - найти себе пропитание и одежду. Осенью волки очень прожорливы, поэтому и арбалет не был бы лишним. Хромой человек, выглядевший как неудачливый заправской бродяга, брел через свои земли, ставшие неожиданно чужими.