Это был тот редкий день, года в здании Сената обязан был появиться каждый сенатор, что находился на острове. Тем же, кто не присутствовал на благословленной Богами Балморе, придется мириться с тем, что они застанут по приезду. Именно с этими мыслями Понтий взял в руки стальные браслеты с нанесенной на них позолотой. Широкие браслеты использовались местными ворами, чтобы в поножовщине защититься от отравленного клинка и не порезаться. Приносить оружие в зал Сената было разрешено лишь солдатам. Таким образом Древние хотели показать, что оружием избранника народа являются слова, что гораздо сильнее стали. Но прагматичный Тиберий знал, что с помощью стали и яда можно предотвратить произнесение слов. Он посмотрелся в зеркале полированного серебра, что стояло в его спальне.
-Лазурная, пожалуй, подойдет.
Сенатор принялся облачаться в тунику.

-Госпожа,- едва заметная усмешка тронула губы Тиберия. Прошло уже достаточно времени со дня смерти его матери, чтобы он мог поправить здоровье от действия яда. Если бы его еще раз не попытались отравить. Еще в паланкине он тщательно примерил маску, исполненную скуки и безмерной тоски по причине необходимости присутствия на заседании. Причин могло быть несколько. Сейчас же с ним разговаривала Флавия, поэтому лицо приняло выражение заинтересованности.- Повеселиться?- он повторил жест номарха, наклонив голову в сторону, как любопытная птица, увидевшая очередную блестящую безделушку.- О каком веселье вы говорите? Неужели на рабский рынок прибыли новые рабыни, а мне об этом не сообщили?- он прищурился, оскалившись в улыбке.- Или это намек на то, что завтра же стоит оросить кровью песок арены?
Подведенные сурьмой глаза сначала пристально смотрели на наместницу хельмовского короля на этом острове, а потом постепенно обвели толпу высокопоставленных чиновников. Опытный взгляд интригана выхватил из толпы несколько лиц и отметил тех, с кем они общаются.
-Вы не находите, что в последнее время в нашей стране слишком много траура?- Тиберий сложил крестом руки на груди и поднял подбородок, а затем добавил тише.- И предложенное вами веселье может оказаться ой каким мрачным.
Он по-прежнему не смотрел в лицо номарху, теперь обращая внимание на лица гвардейцев, стоящих в почетном карауле. Все мрачные и с непроницаемым выражением лиц. Сегодня было жарко даже за каменными стенами. От такого количества народа было еще и душно, становилось тяжело дышать.
-Иногда я думаю, что традиционный наряд сенаторов столь просторен именно из-за того, что Древние обладали гораздо более горячей кровью, чем мы. И прятали в одеяниях столько оружия, что можно вооружить с десяток гладиаторов,- он кивнул на небольшую группу сенаторов, облаченных в эти самые одеяния. В одежде ничего не стоило пронести хороший кинжал, тем более, что обыскивать на входе никто не смел и не удосуживался.- Первый трибун облачен в доспехи, неужто веселье будет столь опасным?- еще шире улыбнувшись, спросил Понтий, рассмеявшись так громко, что на него удивленно посмотрело с десяток людей, в том числе и рабов.- Вам стоит лучше дрессировать своих дворняг, господа,- так же громко и отчетливо добавил он, обращаясь к хозяевам рабов.- Будь мы на материке, я вызвал бы вас на дуэль за такое поведение ваших рабов,- тишина становилась все более явной. Лицо атлета становилось бесстрастным, как в моменты приступов ярости.- Но мы не на материке и у нас нет столь глупых традиций,- вдруг заключил он со смешком. Люди, к которым он обращался, напряженно поддержали смех, украдкой вытирая взмокшие ладони о туники. Помещение вновь наполнил шум множества разговаривающих единовременно людей.- Как мало нужно человеку для счастья...- пробормотал он, глядя в глаза Домицилле.

     - Не зна-аю, сенатор, не знаю, - лукаво протянула Флавия в ответ на вопрос Понтия о том, стоит ли им оросить арену алым багрянцем на следующее утро и улыбнулась уголком рта. В самом деле, лучшие мастера уже сковали достаточно оков и цепей для тех, кто на этом собрании покажет свои истинные намерения против номарха. Только от исхода общего собрания зависело, сколько из них будут пущены в ход, и как много крови прольется в грядущем. Однако, женщина не торопилась и, копируя движения мужчин, вальяжно облокотилась на ограждение у скамьи Тиберия. Ей хотелось верить, что, подражая сильному полу, она в их глазах будет вызывать если не уважение, то хотя бы будет на равных с ними. Подперев щеку ладонью, она оглядела собиравшихся в зале сенаторов и дернула плечом, - все зависит только от личного выбора. Я всегда говорила, что цель моего правления в удовольствии и наслаждению жизни, и получать их мы должны любыми способами.
     Хмыкнув и коварно ухмылившись, Флавия перебрала пальцами прядь длинных смоляных волос и бросила коротки взгляд в сторону Ципра. Тот заметно нервничал, хоть и на лице его по прежнему не отразилось ни одной эмоции. Однако царица успела достаточно хорошо изучить своего первого трибуна, чтобы по одному блеску его глаз заметить, что тот взволнован. Вот он слегка морщит нос при малейшем порыве ветра, вот кончики пальцев пробежались по рукояти гладия, на который и без того косятся некоторые сенаторы. Конечно, о цели сегодняшнего собрания никто не догадывался, но первый трибун, заявившийся на него в доспехе, и сенатор - в тунике явно заставляли и саму Домициллу немного занервничать. В конце концов, до селе традиционной тогой с пурпурными лацканами пренебрегала только она, как олицетворение порока, греха и, в общем-то, женщины. А вот подобные заявления от сенаторов уже были чем-то из ряда вон, поэтому не было ничего удивительного в том, что на троицу без конца пялились старики то из одного, то из другого конца зала. Номарх помахала каждлму из них открытой ладонью и качнула головой - здесь не на что смотреть.
     - Иногда я думаю, сенатор, что даже наш просторный наряд не вместил бы в себя все Ваше эго, - произнес хриплый мужской голос у уха Флавии. Она резко повернула голову и посмотрела на одного из старейших сенаторов - ему пророчили место следующего принцепса - который подслушал их разговор. Царица искренне рассмеялась, глядя на самодовольное лицо Понтия, который изо всех сил скрывался скрыть собственное негодование, но это удавалось ему с трудом. Тулий однозначно заслужил жизнь, вне зависимости от того, чью сторону он принял бы сегодня. В конце концов, его всегда можно было бы назначить шутом. Женщина уже хотела что-то ответить Тиберию, дабы поддержать замечание, однако тот уже отвлекся на других сенаторов со своими отвратительными замашками "а на материке...". Флавия всей душой ненавидела, когда атлет говорил о большой земле, и не только потому, что она ощущала людей оттуда своими врагами. Однако она все же была невероятно далека от всего, что произрастало и рождалось на материке, и ее краткие поездки в Гасконию и Хельм лишь лишний раз подтверждали это. Царица слишком ревностно относилась к Балморе, чтобы позволять в своем обществе упоминать материковые обычаи. Ощетинившись, она потребовала у раба стакан с водой - вино в зале употреблять не разрешалось - и спустилась к первой скамье, покинув дерзкого сенатора.
     - Какова готовность? - она склонилась над ухом Ципра Гельвия, обдав сухую кожу того своим горячим дыханием и умостилась рядом, на своем привычном месте. Сенаторы были в сборе и оставались считанные мгновения до того, как принцепс объявит собрание открытым. Советник рядом с ним уже перебирал пергаменты, чтобы удостовериться, что они не забыли ни одну из важных тем, которые собирались поднять. У Флавии, впрочем, на это были свои планы, для которых ей и требовался Гельвий. Слишком много стражи в зал никогда не пускали, и сегодня это могло бы стать досадным упущением, - сколько легионеров у нас есть? Вы расставили их там, где я указала?
     Домицилла бросила взгляд на оба входа в здание и повела бровью, как бы спрашивая, действительно ли трибун выполнил свое обещание привести подмогу. Волнение и ощущение того, что день, которого она так ждала и так тщательно планировала, наконец, настал внезапно охватили ее полностью, застилая глаза невидимой пеленой и заставляя сердце учащенно забиться. Потерев взмокшие ладони о ткань столы, Флавия перевела взгляд на принцепса, который уже вышел в центр со свитком тем.
     - Гней, простите мое вмешательство, - женщина нервно сглотнула, вставая с места и прижимая ладони к бедрам так сильно, что выглядела застенчивой рабыней. Колени ее моментально подкосились, однако она лишь мотнула головой и с шумом выдохнула, приказывая себе оставаться спокойной, - я бы хотела сказать пару слов перед тем, как начнется собрание.
     Пожилой мужчина сначала удивленно повел бровью, однако после с почтением отошел, указывая номарху на свое место и приглашая ее сделать свое заявление. В лояльности Гнея Красса она убедилась еще за разговором по пути в зал собраний, а потому без лишних опасений встала к нему спиной и подняла свое ярко накрашенное лицо на озадаченных сенаторов.
     - Достопочтенные сыны Балморы. Вы - мудрейшие представители своих родов, не раз доказавшие, что именно боги выбрали вас, чтобы решать человеческие проблемы. К вам я хочу обратиться сейчас с важным решением, от которого будет зависеть судьба нашей любимой родины. К вашей мудрости я взываю, к вашей дальновидности и рассудительности... - Флавия заходила издалека, однако чем дальше уводила ее мысль, тем тяжелее ей было сказать то, что она должна была сказать. Тууб, забери мои страхи. Муув, даруй мне силы, - помолилась про себя Домицилла и сложила руки в замок, опустив его на подол столы. Посмотрев прямо и максимально ровно, царица опустила плечи и вздохнула. - Мы выходим из-под опеки Хельма. Балмора вновь станет независимой Империей. Есть ли среди вас те, кто против этого?

   Много от Гельвия не требовалось. Говорить сегодня будут другие уважаемые люди. Говорить много, где-то нудя, где-то срываясь на эмоции и призывая в стены этого зала всех балморийских богов по очередности. Его дело — обеспечить защиту Флавии и сделать так, чтоб отсюда вышли только те, кто разделит идею номарха. Ципр не так давно вернулся в Лот, но уже имел представление, на кого в Сенате можно положиться, кто попробует спасти свою шкуру любым способом и кто пойдет на принцип. Он мог ошибаться и прекрасно отдавал себе в этом отчет, но разве это знание не давало ему преимущество? Первый трибун привык не доверять и оттого был весь во внимании в любой ситуаций. Сегодняшняя требовала от него особенной сконцентрированности, и Гельвий не мог не нервничать, допуская огрехи в своей непроницаемой броне, однако едва ли в зале бы нашлись наблюдатели, позволившие себе задержать взгляд на Ципре: казалось, все они отворачивали головы, едва натыкаясь на доспех трибуна и его тяжелый взгляд. Да и куда интересней было наблюдать за номархом, что сегодня наплевала на традиции церемониала да завязала с одним из Сенаторов интересный диалог.
   Первый трибун опустился на свое место подле Домициллы, хотя в последнюю очередь он желал сейчас терять контроль над собравшимися патрициями, оборачиваясь к ним спиной. Но это было необходимостью, с которой Ципр был вынужден смириться. Еще тяжелее было отказаться от лицезрения этих лиц, когда придет время шокирующих новостей.
   Через пару мгновений рядом оказалась Флавия, обдав Гельвия приятным ароматом от своего тела и горячим дыханием. Ципру не нужно было поворачиваться к ней, чтобы уловить в ее вопросе тревогу. В ином случае она бы не стала спрашивать его о таких мелочах, полностью доверившись своему первому трибуну, но не сегодня. Патриция несколько упокоило то, что и номарх не чувствует полной уверенности. Впрочем, она была в первую очередь женщиной, коим позволены чрезмерные переживания, и Гельвию не стоило бы сравнивать себя с ней. Но тем не менее, он не смог не пропустить мягкую улыбку на слова Домициллы и легко качнул головой. Отвечать на каждый поставленный вопрос не имело смысла, Ципр уложил их все в одно движение головы, и это должно было успокоить Флавию.
   На самом же деле, Ципр сделал так, как посчитал нужным, а не по указаниям женщины. Единственный человек, с которым он посоветовался, был Марс, что остался со своими гвардейцами за дверьми этого зала. Разодетый в доспех первый трибун и так вызывал подозрения, что было бы, если бы в Сенате появились еще несколько откровенно вооруженных людей? Однако, таковые были наготове и ждали сигнала Гельвия. Без его слова ни один из сенаторов не покинет эти стены, что до безопасности Домициллы, так с этим справится и сам Ципр. Благо большая часть сидящих здесь были немощными стариками или холеными, заплывшими собственным жиром лизоблюдами, способными орудовать разве что своими членами.
   Слова Флафии, обращенные к принцепсу, заставили Гельвия взглянуть на ее фигуру. Номарх была напряжена, но это придавало ей особую стать. Едва она обернулась лицом к патрициям и начала свою речь издалека, Ципр поймал ее короткий взгляд и вложил в свой поддержку. Несмотря на вступление, факт, нагнавший на всех сенаторов короткое тяжелое молчание, был озвучен твердо и стремительно. Пышные разговоры последуют следом. На первое недовольство трибун обернулся медленно, устремил взгляд на скамьи, немым центром которых являлся Тиберий. Он молчал, но по лицу было видно участие в первом конфликте. На Ципра Понтий не смотрел, зато с карими глазами трибуна пересеклись маленькие, бегающие поросячьи глазки Гая Антония. Тот хотел что-то еще добавить, но смолк, когда Ципр поднялся. Пара широких шагов к Домицилле, после он стал позади нее и теперь спокойно опустил руку на гладий. Наконец-то перед ним открылась вся картина из перекошенных лиц сенаторов. Гельвий усмехнулся.
   — Балмора находится под защитой ее достойных воинов, сенатор. Так было в прошлом и так будет впредь. — Ципр одарил патриция снизходительной, чуть угрожающей улыбкой. Продолжать он не стал, Флавия имела что ответить всякому недовольному.

Градус в здании сената повышался. Это было не только из-за дневной жары. Даже не столько. Флавия, Понтий готов был поспорить, собиралась задушить несчастного сенатора и вытрясти из него всю душу. Неистовство достигало апогея. Но раньше времени. Еще не все вскрыли свои карты, а номарх уже показала им свои. Немного сморщившись, как от песчинки, попавшей на зубы вместе с виноградом, сенатор тут же принял надлежащий вид. Эти трое точно не увидят рассвета острова. Не увидят грядущего величия.
-А как же быть с тем, что Хельм защитил нас от набегов пиратов?- вдруг спросил Понтий Тиберий. Он был категорически несогласен с тем, чтобы большинство из бесполезных стариков, которые привыкли только сидеть в своих тогах да делать важный вид, принимая глупые законы, успели ретироваться.- Как же договор?
В сенате были известны некоторые факты о Понтии и Флавии, это само собой разумелось. Однако атлет узнавал слухи. Говорили, будто Понтий встречается с Флавией, чтобы отвести от себя подозрения, а сам планирует свергнуть ее по примеру Клавдия. Еще говорили, что она покупает у него гладиаторов на ночь.. Были в слухах крупицы истины, но даже столь многомудрые мужи, восседавшие сейчас здесь, в этих стенах, не могли докопаться до правды. И это было на руку весьма хитрому хорьку по имени Понтий Тиберий.
-Вы разгоните Сенат, а дальше что? Какие привилегии сохранятся за вашими сторонниками? Сделаете графства и баронства?- он издал смешок. Плодородных земель в Балморе было не так уж и много. Основную территорию острова занимала пустыня, то и дело норовившая превратить в пески и плодородную землю. И получить какой-то надел в пустыне было сродни издевательству. Хотя, по чести сказать, при наличии хорошего запаса денег, можно даже в пустыне отстроить город.- Что будет с теми, кто согласится?
Как и ожидал Понтий, в зале поднялся гул. Некоторые, особо глупые и набравшиеся смелости - раз уж находящийся в фаворе сенатор возмущается, то почему бы и нет - начали возмущаться, наращивая градус общения. Понтий же посмотрел на Флавию и усмехнулся. Никто не говорил, что будет легко. Нужно было максимально жестко показать свои намерения. И атлет, хоть и не предупреждал о подобном своем поведении, не сомневался, что Домицилла поймет его задумку. Ну а если нет..
Возмущения летели со всех сторон. Особо глупые перешли на крик и возгласы "Балмора - часть Хельма". Как оказалось, больше половины сенаторов не собирались менять свою роль на неизвестное "сохранение привилегий и почестей". Большая часть Сената выказывала недовольство. Но только не старые опытные змеи, которые привыкли манипулировать и просчитывать все заранее. Таких здесь было немного, но именно их Понтий с радостью бы увидел в одной клетке со львом или по частям бы скармливал собакам и свиньям. Именно Суллу он лично бы прикончил перед ревущими трибунами, взяв старый гладий или даже голыми руками с намотанными цестусами. Но старик молчал. Этот лис умел проигрывать. И Понтий знал, что в будущем, если он переживет это собрания, Тиберий Литий Сулла еще не раз выкинет козырь из рукава и доставит массу неудобств.
Понтий перевел взгляд на Гельвия и покрутил браслет на запястье. Пора отворачивать головы. Все, кто хотел, высказались.

     С первого дня своей новой жизни в качестве номарха Балморы, Флавия пренебрегала обязанностью носить сенаторскую тогу с пурпурными лацканами и родовой фибулой. Объясняла она это тем, что "женщина в Сенате и без того подобна бельму на глазу", поэтому не было никакого смысла стараться ей приравнять себя к прочим власть имущим. Кроме того, таким изощренным способом она силилась показать им, что даже сотня старейших и мудрейших умов Балморы не идут ни в какое сравнение с ней - потомком царей и императоров прошлого, в чьих жилах течет кровь Тууба и Муува, светлый лик которых изображен на гербе дома Домициев. С первого дня она носила женскую столу в знак протеста, и лишь сегодня надела ее как способ защиты. Лучшие кузни Лота утопали в жаре и мягком перезвоне металла, чтобы создать для нее тонкую сеть из железных чешуек, которую было бы не заметно под одеждой, но которая уберегла бы ее от удара. Самые талантливые кожевники создавали уникальные портупеи на бедра, чтобы скрыть в них элегантный нож ручной работы, который бы царица смогла применить для собственной защиты. Все это было сконструировано таким образом, что Флавия сама забывала о своей экипировке, однако, едва тонкая ладонь сквозь газовую ткань столы прощупала неоднозначный выступ на своем бедре, ее действия и слова стали более уверенными и осознанными. Вдохновенный приступ ярости сменился на осмысленное спокойствие, по крайней мере ровно до тех пор, пока сенатор Тиберий не подал голос.
     Бросив в его сторону яростный взгляд - как будто этот мужчина не знал, что злить Домициллу - себе дороже - она сжала кулаки и раздула ноздри из которых, умей она дышать огнем, непременно пошел бы пар. Конечно, она понимала его мотивы - Понтий старался оградиться от слухов, витавших вокруг их имен (это при том-то, что Флавия носила под сердцем ребенка Марка и придерживалась траура) и отвлечь внимание сенаторов, чтобы те не сочли его причастным, однако... Царица гордо вскинула голову, фыркнув и отвернувшись, так и не удостоив атлета ответом. Он прекрасно знал, что единственной действительно реальной причиной, почему Балморе пора выйти из-под гнета Хельма, была смертельная обида ее оставшегося правителя, и Флавию раздражало, что Понтий смеет поднимать вопросы, на которые у нее не было ответов. Впрочем...
     - Любой дурак мог бы защитить нас от набегов пиратов, хвати у него мозгов вести не только внутреннюю, но и внешнюю политику, - закатила она глаза, имея ввиду, конечно же, своего отца, который, как и прежние правители острова, был так увлечен признанием собственного величия, что постоянно страдал от нападений на Балмору, - с пиратами я разобралась, даже несмотря на все те препятствия, что мне пытались учинить, - злобный взгляд царицы прожигал предполагаемых предателей насквозь, когда она обводила из глазами и вспоминала летнюю попытку уничтожить ее и еще половину баронского совета на переговорах, а после продолжила, - поэтому теперь они - не наша забота, сенатор.
     Ципр, благослови боги его род, как всегда вовремя встал на защиту Домициллы, также осадив Понтия и продолжив их небольшой спектакль, за что царица послала ему теплую дружественную улыбку. Она уже хотела на некоторое время расслабиться, однако старые мужи Сената заголосили в полную силу. Кто-то из них кричал о том, что сама Флавия - предательница и не достойна того, чтобы править островом, кто-то припомнил, что она легла под пирата, кто-то принялся повторять с насмешкой эти "графства" и "баронства". Флавия и сама бы занялась тем же, уж больно большую глупость сказать Тиберий, однако этот шум и то, каким тоном обращались к ней сенаторы, только еще больше злили ее. Подождав, покуда мужчины не успокоятся, пока не перестанут тонуть в гуле голоса согласных и не очень, и сложила руки на груди. На все эти претензии и на вопрос Понтия в том числе, у нее был всего один ответ.
     - Те, кто согласится, останутся в живых, - тень улыбки исказила красивое лицо, ровное, как водная гладь. Конечно, она собиралась оставить верным ей людям земли (а также пообещать те, что они завоюют после), деньги и всевозможную помощь из казны Империи. Конечно, она сохранила бы за ними всех рабов, статус, поделила бы оставшиеся виноградники и рыбацкие деревни. Но главное, что царица могла пообещать оставшимся верными сенаторам - это жизнь. Жизнь без забот и хлопот, не обремененную делами и сложными решениями, полное эпикурейство и гедонизм. Неужели этого было мало для тех, кто коротал последние годы в поднебесном мире? Едва ли. Однако даже это не удовлетворило большую часть толпы. Она вновь закипела в забесновалась, люди принялись вскакивать со своих мест и только косо поглядывающие на них гвардейцы не позволяли им преодолеть расстояние и наброситься на Домициллу. Флавия заметила, как напряглись жилы на руках Гельвия, еще раз ощупала кинжал на собственном бедре и встала в более удобную для защиты стойку. Ципр учил ее приемам самообороны и дочь Балморы была готова сражаться, если бы до этого дошло. Впрочем, некоторые из сенаторов поспешили согласиться и на такие условия, некоторые из них склонили свои головы и стали выходить в центр амфитеатра, принося клятвы будущей императрице.
      - Ваши слова не звучат разумно, - с места встал один из приспешников Суллы, который ранее уже выказал свое недовольство, как и ожидали того участники заговора в лице Флавии, Ципра и Понтия. Однако тот не стал поднимать споров и жестом прекратил любые шепотки за своей спиной. К удивлению Домициллы, он склонил голову и продолжил, - однако моя жизнь и благополучие Балморы мне дороже сенаторского места. Я всецело в Вашем распоряжении, царица.
     Глядя на шокированную Флавию - иначе ее состояние описать было сложно - мужчина вышел в центр и распростер руки, подходя к женщине и готовясь обнять ее в знак мира. Номарх напряглась и сильнее сжала ручку кинжала, однако недоверчиво подалась вперед, чтобы поприветствовать неожиданно переметнувшегося к ней сенатора. Подозрения ее усиливались с каждым его шагом. Сулла за его спиной нервно мотнул головой и уставился на разворачивающуся перед ним сцену, однако именно его лицо стало последней капле в котле подозрений Домициллы. Легкая ухмылка тронула его губы, и этот жест оказался финальным для нее - в один шаг преодолев последнее расстояние до приспешника ее врага, она выхватила из ножен кинжал и резко провела им по шее предателя. Горячая кровь брызнула по сторонам, обдав царицу карминовыми брызгами, расползаясь причудливым пятом по тоге сенатора, и вместе с его тучным телом на мраморный пол упал крохотный нож, который тот спрятал в ладони.
     - Предатели! - взвизгнула Флавия, утирая с лица кровь мужчины и пробуя ее на вкус. Глаза ее наполнились безумием и страстью, а белоснежные зубы сверкнули в зверином оскале, - схватить их всех!
     Последние слова она кричала уже гвардейцам, указывая на тех сенаторов, что схватились за свои ножи и головы. В одно мгновение амфитеатр наполнился багрянцем, крики и возня были слышны повсюду, Ципр молниеносно раздавал указания, а сама Домицилла, замерев от смеси ужаса и восторга, приложила ко рту обе ладони, скрывая за ними улыбку. К ней пробраться никто и не пытался - все были слишком увлечены тем, чтобы выжить.