Ноябрь оголил деревья. Обнажил сады и сделал окрестности Рейнеса прозрачными и хрупкими. Именно такой себя чувствовала Кристиана рядом с Бойлом. Обнаженной и беззащитной. Порой он смотрел на нее так, словно на ней и правда не было ни единой детали туалета, но видя страх в ее глазах,  держался далеко и почтительно.  Племянник папы был сдержан и вел себя как настоящий гостеприимный хозяин, но кого она обманывала! Она прекрасно знала, что значат этот пламенеющий взгляд, этот поворот головы,  ходящие желваки на скулах, взлетающий к верху шеи кадык,  раздувающиеся ноздри, губы тонкие, сжимающиеся в нервном напряжении. Каким то внутренним чутьем Ларно понимала, что сделай она хоть один необдуманный шаг, сделай один необдуманный жест, теплее, чем она показывала, то этот мужчина в раз сократит расстояние, разделяющее их, несмотря на алую мантию, в которую он был облачен и обрушится на нее кипящим потоком страстей.
Это было страшно... неправильно и волнующе. Так остро волнующе, как еще никогда не было!
Бойл был совсем не мальчишка, даже не будучи никогда женатым. Ее почивший Эдам все равно походил иногда на юнца, со своими порывистыми движениями. Это было общим качеством, между двумя этими мужчинами. Но, Бойл не смотря на эту порывистость, выглядел, взрослее, мужественнее. Эти движения открывали в нем не неуверенность и бесхарактерность, а совсем наоборот. Людовико был наоборот самоуверен, решителен и слишком горяч. Это и делало его таким опасным. Его огонь грозил сжечь все на своем пути. Все! К чему бы он не прикасался. И потому леди Ларно не хотела сгореть от этого прикосновения. Но, блеск в его глазах, был так заманчив.
Где бы они не находились, всюду за ними, пусть и на почтительном расстоянии следовали ее телохранитель Дер Бьена, и Кэти. Первый сверлил Бойла глазами, готовый проковырять в его голове дырку, а лучше под левой лопаткой. Что бы наверняка. Ему тем более было ясно, что этот волк, прикинувшийся овцой мечтает лишь об одном, очутится под юбками его госпожи. Будь проклят этот лживый кардинал! Будь проклят этот город!
Что шептал Людовико, сжимая рукой свою руку, словно хотел сам себя удержать, не подпустить себя к Кристиане, что то про беседу наедине? Зачем она ему? Что может сказать ей папский племянник, минуя чужие уши. На сколько это может быть опасно? Губительно? Для нее? Для них обоих?

Отредактировано Kristiana Larno (2016-05-28 00:44:37)

Дер с Кэти переглядывались, стоя на значительном расстоянии от двух беседующих господ. И те, тоже старались держатся на почтительном расстоянии, что бы не дай Боже соприкоснутся рукавами. Но между ними, все равно, звенела, как струна напряженная обстановка.
Кристиана из под ресниц смотрела на Людовико. Как долго может продлится эта театральная постановка любезности? Как скоро прорвется плотина, выпуская страсти бушующие внутри этого мужчины? Священник? Где там! Огнедышащий дракон из легенд, раскаленный, как цвет его мантии. Временами ей приходилось отводить взгляд, что бы не ослепнуть, потому, как глаза начинали болеть. Кто придумал, что кардинальское облачение должно быть красного цвета? Что стоит за этой символикой? Кровь... куда не брось взгляд, вся вера пропитана кровавым шлейфом...
Кристиана подняла на Бойла немигающий застывший взгляд.
- Позвольте Вам показать мою коллекцию живописи...
В нем застыл немой вопрос о том...нет, множество вопросов. Десяток вопросов, начиная от "где?" и "зачем?", заканчивая тем, как он себе это представляет.
То острое ощущение падения, которое еще не наступило, но оно находится здесь, за твоим правым плечом, шепчет тебе в ухо, едва касаясь губами, как соблазняющий демон, о грандиозности и захватывающем ощущении, которое настигет тебя, продолжи ты дальше двигаться по самому краю. А она двигалась, находясь здесь и сейчас, рядом с этим мужчиной, в глазах которого представали не святые распятия и дары господа, а огни пламени.
- Я...
Она смутилась. Или сделала вид, что смутилась, упершись взглядом в его подбородок.
- Мудро ли это?
Дальше, как коварный змей-искуситель, он должен пообещать ей все блага этого мира, взять за руку и увести к дереву с плодами познания, после вкушения которых, она уже никогдане будет прежней.
Кристиана украдкой смотрела на его шевелящиеся губы.
Пообещай, что никто не узнает! Пообещай, что не прикоснешься ко мне! Пообещай, что все сдержишься и все что есть, будет лишь сказано твоими глазами!
Она верила и не верила в то что хотела сама. Хотела и не хотела, как погорелец на пожарище своего дома мечется, не зная, что спасать. Смятение, целиком овладевшее ей, никак не выражалось во внешних проявлениях, она оставалась такой же сдержанной и даже чуточку прохладной. Это была ее последняя защита, перед обезоруживающим любезным очарованием Бойла.
Нет, совершенно не мудро. Не уместно. Губительно и опасно.
- Вы хотите быть со мной наедине?
Она поразила себя и его громогласной откровенностью.
- Зачем?
Голос ни сколько не дрогнул. Лицо осталось поразительно серьезным. Хотя, ему она улыбалась, как никому другому.

"- Я не стану настаивать."
Он отпустил ее. Просто разжал ладони и она выпорхнула на свободу, как маленькая птичка, перепуганная и потерянная. Порывисто, бесцельно, в никуда. Она даже отступила от него на один шаг, собиралась на второй, словно он ее чем то обидел.
Вот такие вот женщины непонятные существа. Сами не знают его хотят! Клянут мужчин за порочность и за то, что все что им интересно в женщине находится под юбками, ну и иногда в декольте, а когда мужчина не соответствует их фантазиям обижаются.
Она не обиделась, она просто не понимала его, точно так же, как не понимала себя. Однажды обжегшись молоком, дуют и на воду. И Кристиана дула изо всех сил, остерегаясь любого соблазна, способного смутить и всколыхнуть ее душу.
Однако следующая фраза Бойла, подобно удару вподдых вышибла из нее весь дух, вместе с зарождающимся глупым женским возмущением о том, как это он не настаивает! Как это он не считает нужным добиваться ее!
Ларно непонимающе застыла взглядом на лице Людовико, словно смотрела на него и не видела. Глаза, как у слепого. Неподвижные. Стеклянные. Потом, несколько раз моргнула, словно пытаясь прогнать возникший перед ней морок, как будто сказанные Бойлом слова обрели форму. Совершенно непонятную ей. Рука потянулась к груди, теребя золотые завязки плаща, в который она была одета. Но потом безвольно опустилась обратно, словно скошенный колосок на поле.
- Женится?
Произнесла он одними побледневшими губами.
Само это слово, звучащее для нее всегда, как приговор о казни звучало сейчас совершенно по иному. Необычайным волнением, которым застряло у нее возле сердца, разошлось горячей волной в легких, переполнило ее и грозило разломаться ребрами о тугой корсаж.
Кристиана побледнела. Пошатнулась, ища рукой ближайшую опору, и ухватилась за подоспевшего Людовико.
Перед глазами поплыло от волнения  и ставшего безбожно тесного корсажа, ввергая в омут забытья.

Брат смотрел на Кристиану глазами разъяренного быка. Налитыми кровью и с расширенным зрачком, пожравшим всю радужку. Теперь он был похож не на породистого кота, а на озверевшего, перекошенного зверя, волка.
- Что значит ты не хочешь выходить за него замуж!
Кристиана медленно отступала к дверям.
- Он мне не нравится. Он слишком много пьет.
Она говорила тихо, но упрямо, опустив голову, почти прижимая подбородок к груди.
Ответом был оглушительный смех, пропитанный самодовольством и властью. Он раскатывался под потолком библиотеке родового замка Ларно.
- Ты безмозглая тетеха! Мне безразлично твое желание и то, что ты думаешь! Я уже пообещал Эдаму, что он получит тебя и это точка!
Кристиана нервно сглотнула, пытаясь подобрать слова, способные пробудить здравый смысл брата.
- Он неразумен и про него говорят, что он развратен.
- И что? Какое мне до этого дело?
доводы рассудка были здесь бесполезны.
- Я не дам согласие.
Кристиана плотно сжала губы.
- Я не расслышал.
Фредерик преодолел расстояние между ними за пару шагов.
- Я не дам согласие.
Ей казалось, что она не слышит самой себя, так громко стучала кровь у нее в висках.
Удар в подбородок был стремительным и сильным. До острой боли резануло челюсть, отдалось в висках и темной пеленой разлилось в глазах.
Замуж...

Дышать не стало легче, к этому ко всему, вместе с вернувшимся рассудком, прибавилось осознание того что Бойл не просто близко, а держит ее на руках. Она чувствует, даже через ткань, его горячие ладони, ощущает его дыхание на своем лбу. Стало совсем страшно, неловко, до желания снова провалиться в дурноту и беспамятство, уменьшится до размеров мышки, юркнуть в ближайшее укрытие или вообще растворится в воздухе. Но, они как назло не откликнулись, оставляя сознание ясным. Кристиана не стала открывать глаза. Было совершенно непонятно что ей сейчас делать и что говорить! Она боялась даже пошевелится, что бы не выдать себя, неосознанно заливаясь пурпурным румянцем и покрываясь испариной. Такая близость с мужчиной была невозможна! Это она сама себе запретила? И сама поверила в это?
Когда Бойл опустил ее на свою постель... куда он мог еще ее отнести? Это были не ее покои, значит его.
Богиня! Какой стыд!
Пересохшие губы охладила вода, которой мужчина пытался ее напоить.
Кристиана приоткрыла глаза, попыталась привстать. Завязка плаща, да и сам он не дали ей этого сделать. Теперь стало невыносимо душно. Гортань превратилась в Балморскую пустыню. Язык прилип к небу. Не пошевелить, не вымолвить ни слова.
Ларно дернула за завязки плаща, освобождая шею и давая себе хоть какую то возможность дышать. Оливковая накидка расшитая золотом поползла с плеч. Кристиана большими глотками выпила все содержимое кубка, присев на широкой постели хозяина.
- Вы...
Она не хотела начинать с обвинений и потому осеклась, беспомощно обведя глазами помещение в котором она сейчас находилась. Быть может сразу выбросится в окно!?
- Благодарю.
Наконец выдохнула, Кристиана, как только смогла говорить. Но что говорить?!
Богиня! Почему слова не складываются, а роятся скопом, создавая звон в голове, когда она смотрит на него и видит, как он смотрит на нее.
- Вы...
Напугали меня. Нет, не так... Удивили меня. Опять не так.
- Я обескуражена. Просите.
Окончательно освободилась от плаща, однако кутая в него руки, нервно поглаживая ладонями скользкий атлас платья оливкового цвета.
- Вы сказали это слово... вы сказали...намеренно или поддавшись сиюминутному желанию. Я не виню вас... я...
Кристиана со жмурилась. Что же происходит! что она говорит или пытается говорить? что за бессвязный бред смертельно раненного или умирающего на отходной молитве?
- Зачем вы это сказали?
Она тяжело выдохнула.

В первые за все время ее прибывания он так откровенно прикоснулся к ней. Без соглядатаев. Наедине.
Она не отдернула рук, не побагровело еще больше, не упала снова в обморок. Чуть сжала его ладони в ответ. Едва ощутимо, послушно.
В глазах не было того испуга, что раньше, тогда, когда он приезжал к ней в Дарингшир. Не было уже удивления от всего происходящего. Было смятение и... едва просачивающаяся радость. Оттуда, со дна женской души и естества, где каждая из представительниц слабого мечтает быть желанной, завоеванной и любимой.
Хитрый ли ход ловеласа, выверенные ли слова дамского угодника, но слова произнесенные Бойлом, словно стрела, пущенная метким лучником, попали точно в цель.
Женщине замужней, давно замужней, можно разливаться соловьем и петь про любовь. Девице же и вдове, следовало говорить о замужестве.
В груди по прежнему болезненно ныло, но Кристиана уже не предавала этому значения. Томление, что окутало ее, звало, шептало и соблазняло, уже завладело ее сознанием и телом, влекло неотвратимо... к этому мужчине, с взглядом полыхающим словно костер для грешников.
Ради вас! Беспрестанно! Словно заклинание, крутилось у нее в голове. Разливалось по телу дрожью и сладкой негой.
Мужчина смотрел на нее, так призывно и страстно, что ее рука, сама потянулась к его лицу. Пальцы коснулись скулы, щетины на ней.
В голову не пришла тысяча вопросов. Что дальше? Примет ли понтифик его отставку? Что скажет на это ее брат? Даст ли он согласие? Все эти вопросы остались далеко за гранью разумного, что было пройдено семимильными шагами.
Кристиана смотрела в его глаза и губы сами собой произнесли это "да". Так отчетливо, что нельзя было не расслышать.
Да... она желала этого. И о Богиня! Она желала его!

В голове крутилось что то бессмысленное,  как в весеннем затоне, переполненном талой водой, мутном, бесконечном, неизвестно, что в себе скрывающем.
Она совершенно не знала, что делать в такой ситуации. Нет, до этого момента, наоборот точно знала! Подбирать подолы юбок и бежать со всех ног так, что бы ее не догнали. И не оборачиваться. Ибо ничего не может быть хрупче, чем женская репутация. Один неверный поступок, одно слово и ты навсегда останешься не удел для всего мира. Не отмоешься, не вернешь утраченное.
Но здравый смысл потонул, где то там, на глубине этого затона. Темного, как глаза Бойла. Он запалил костер, разложенный специально для нее. Сгори проклятая ведьма!
Кристиана чувствовала, кончиками пальцев, колющими нервным напряжением, как должна схватится, подтянутся за ускользающий конец здравомыслия, скользкий, словно шелковый пояс. Но за место этого послушно подалась в объятия мужчины, прикоснулась пальцами густых черных волос Бойла, осторожно, так же, как все, что делала до этого, словно, все еще боялась обжечься. Не уверенно в своей правоте и правильности происходящего. Случайно вынесенная порывом его страсти, прямо ему на грудь, туда, где алела одежда, запрещающая им быть вместе.
Она закрыла глаза, что бы не смотреть, может так, к ней вернется рассудок и глаза, всегда, в первую очередь падкие, перестанут обманывать ее, но мужчина целовал так, что в легких скоро не осталось воздуха, а в без того слабом теле, возможности сопротивляться. Сгори проклятая ведьма!
Он был напорист, разрушая ее безмятежную мечту о том, что страсти все же обошли ее жизнь стороной и она не станет одной из тех женщин, что пошли по тонкому краю телесных радостей, забыв о собственной добродетели. Она бы забыла об этом, если бы... если бы обстоятельства сложились иначе и это был не Рейнс, переполненный тысячью глаз. Любая женщина шагнула в грехопадение, будь уверена в том, что не будет никогда раскрыта, когда ее так страстно и убедительно зовут, обещая небо в алмазах.
И Кристиана бы сгорела, обхватив его шею, скользя пальцами по одежде и под нее, перебирая его волосы, все так же прикрыв от страха глаза, боясь снова встретится с ним взглядом, одновременно сгорая от стыда, если бы на пол, с грохотом не упал и не покатился кубок, из которого она пила воду.
Мгновение... и она уперлась руками в его грудь, переводя дыхание, облизывая губы, заливаясь румянцем, если в этом была еще какая то возможность и осталось место на ее зардевшемся лице и груди.
- Мы... я...
Она хотела сказать, что надо остановится. Надо быть благоразумными. Надо обсудить и подумать о будущем.
На самом деле она просто боялась, что не сможет удержаться, если Бойл так же продолжит штурмовать ее дальше.
Поэтому она поспешно затараторила, так словно он был готов сорваться с места и разорвать на ней ее одежды.
- Мой брат...
Почему она начала именно с него, а не с невероятности того, что Людовико разрешат снять кардинальскую мантию?
- Мой брат страшно ревнив и он... он не захочет. Когда я уезжала, он был не доволен. Он не любит, когда я его покидаю. Я отпросилась лишь для того, что бы молится о его выздоравливании и облегчении раны, что он получил.
Она не врала.  Фредерик и вправду еле ее отпустил, под единственным предлогом, что она посетит здесь место силы, что поможет ей лучше бороться с его недугом.
- К тому же... траур. Он еще не прошел.
Это малое из того невозможного, что их вообще окружало.
Но, он так смотрел на нее! И она сама сжала его ладони в своих руках, хотя должна была рвануть в галоп, как испуганная лошадь и мчатся прочь из его покоев, ведь время неумолимо отсчитывало минуты, прибывания с ним наедине.

Отредактировано Kristiana Larno (2016-06-05 18:33:40)

"- Я все улажу, обещаю. Доверьтесь мне."
Все они так говорят! Абсолютно все! Нет, Кристиане не приходилось выслушивать море подобных обещаний, потому как с подобными действиями она никого к себе не подпускала. Какая шальная занесла ее в покои к этому мужчине, который обещает ей срывающимся, глухим голосом, сидя на постели, пытаясь развязать шнуровку ее корсажа? Было бы совершенно нелепо, если бы сейчас он начал говорить о политике или о том, что его намерения совершенно не серьезны и он просто так хочет поразвлечься. Это было бы верхом самоуверенности, ну, или глупости. Подобных слов не произносят даже самые прожжены ловеласы, разве что, ты не сам король, которому все можно.
До ушей Кристианы доходили слухи, что Дарион, король Моргарда именно такой. Что в его постели побывала сотня женщин, а может и больше, и что у него есть специальный советник, по подбору девиц на ночь.
А вообще, мыслимо ли о таком размышлять, когда мужчина опаленный страстью, колдуетсо шнуровкой твоего корсажа.
Стало невыносимо душно.
Красное... все красное... отделка комнаты, покрывало и мантия, лежащая на полу.
Без нее Бойл стал больше мужчиной, чем был. Кристиана залюбовалась им еще больше и так же, еще сильнее испугалась.
Нет! Нет! Нет! Она не готова! Она не может! Она не будет!
Подобно паники девственной девицы, ее охватил страх перед близостью. Страх перед тем, что не вызывало у нее никогда того томительного желания, что испытывают женщины в предвкушении ласк. Страх... Она испытывала всегда страх и брезгливость. Перед глазами всегда вставало нетрезвое лицо Эдама. Близость с ним, особенно в последние годы превратилась в пытку. Хотя нет, в последние годы, точнее год, он и не мог практически ничего. Распахнуть ногою дверь, приспустить штаны, посмотреть, что а воз и ныне там, болтается, как завязки от плаща и разгневанно крушить мебель и все, что попадалось под руку. Обуреваемый гневом ее супруг уже не знал, что хотел на самом деле. Поиметь Кристиану или придушить.
Мужчина находившийся рядом с ней сейчас, точно знал, чего хотел.
- Нет...
Она произнесла это в слух. Так вскрикивает испуганная птица. И глаза у нее были точно такие же. Испуганные.
Людовико. Бойл. Кардинал. Племянник папы. У него было много имен. И самое громкое из них - мужчина. До мурашек, до дрожи в коленях и влажных ладоней, до сбивающегося дыхания и сердцебиения.
- Не надо. Не сейчас.
Но, ее губы целовали еще его, а руки обнимали.
- Я не могу...
Кристиана в последний раз провела ладонями по спине Людовико.
Ей богу, как девочка...
И самое главное она не боялась того, что он о ней подумает. Есть женщины ломающиеся, набивающие себе цену, понимающие, что чем сложнее победа, тем ценнее результат и оттягивающие эту победу, как можно дальше, хотя мысленно уже давно сдались.
А она не сдавалась. Ни сейчас. Ни потом. Нет, тело ее говорило совершенно о ином. О том, что это было нечто иное, нечто непонятное и новое. Нечто с чем она ничего не могла сравнить.
Но как это осмыслить и пережить?
Он ее завтрашний день или просто вспышка неизведанной страсти?
Здесь не хватало чего то очень важного. Каких то трех слов, способных сокрушить эту стену.

Отредактировано Kristiana Larno (2016-06-15 00:16:29)

Она не много раз слышала это в своей жизни. Не смотря на то, что была привлекательной женщиной, не смотря на то, что не была затворницей, и не смотря на то, что была совсем не девочкой! Но! О! Богиня! Почему же это так страшно! И так обжигающе горячо!
Кристиана хотела закрыть лицо ладонями, словно это могло защитить ее от слов Бойла и спрятать, скрыть от его взгляда и унести от этого места, где, даже в одежде, еще в одежде, она чувствовала себя совершенно обнаженной и... беззащитной.
Что ее останавливает?! Да, все! Совершенно все! Начиная с его красной мантии, заканчивая тем, что он мужчина!
Найти в себе силы, что бы посмотреть в темные глаза Людовико. Сейчас ей казалось, что они были не серые, как всегда, а темные, карие и она увязала в них, как в медовой патоке. Смотрела в них, как кролик на змею. Там, где то уже далеко, слабым отголоском, ее разум, здравый смысл шептал "Беги!" Но она не могла пошевелится. Околдованная тем, чем много веков уже околдовывают мужчины женщин.
- Я люблю вас!
Это звучало, как самый жаркий призыв. И она откликнулась на него. Порхнула, как мотылек к пламени. Маленький и беспечный.
Она уже знала, какие на вкус его губы. Но это были украденные поцелуи, словно исподтишка. Так дети-попрошайки воруют на рынке сладости. И она украла. Поспешно, не распробовав, не познав. Но, после его слов, не важно, правдивых или нет, она снова прижалась к нему, сама ища его поцелуев. Это был ответ на все его вопросы.
Стук в дверь не отрезвил до конца. Она отстранилась от него нехотя. Уже, нехотя, испуганно и разочарованно смотря на дверь.
Что!? Кто!?
Быть может Дер и Кэти не выдержали незнания и непонимания того, что происходит?
Кристиана снова густо покраснела. Она и сама до конца не понимала. Но, выпустила Бойла из своих объятий.
Эта дверь, его покоев не могла отгородить их от всего мира.
Когда Людовико встал с постели, она поспешила тоже, с этого измятого ложа, поспешно поправляясь, ощущая неудобства от ослабленной шнуровки корсажа. Стало страшно неловко и стыдно. Ей снова захотелось растворится в воздухе и она бы это сделала, если бы могла.
Открыть...да, конечно. Что ей еще оставалось сказать. Она согласно кивнула головой, схватившись за резную стойку кровати, потому что чувствовала, что ноги ее по прежнему не крепки.

Существует ли такая сила, как проведение или рок. Бабка Кристианы говорила, что они слепы. И глухи. Они не слышат мольбы несчастных и тех к кому приходят. Не разбирают, к кому должны прийти. Им без разницы, ребенок это или взрослый муж, беременная женщина или влюбленная пара. Их выбор беспристрастен и от того совершенно честен.
Постучалось ли сейчас в дверь проведение или рок?
Кристиана не успела ни проморгаться, ни выдохнуть. И Бойл исчез за дверями своих покоев. В ответ ему она не успела пожелать ничего. Ни обещания, что дождется его, ни опровержения его просьбе.
Наступила тишина. Нет, не гнетущая, а наоборот, самая что ненаесть целительная. Она не слышала больше его сбивающийся шепот, не чувствовала его горячего дыхания на своей щеке и самое главное не слышала стука крови у себя в висках и бегущего в голопе своего сердца. Все, как то мигом испарилось. И стало легко дышать. Разом! Нет мужчины, нет беды! Она всегда жила раньше по этому принципу, слишком хорошо убедившись, что самое страшное зло отнюдь не женщины, как твердили святые отцы, а наоборот мужчины, приносящие в жизнь сумятицу, раздоры, войны, интриги, дележку власти. А что женщина? Позавидовала другой о густоте и цвете ее волос? О новом платье, оттеняющем ее глаза? Положила глаз на ее любовника? Всего то...
Кристианна медленно подошла к окну, осторожно выглядывая наружу. Провела рукой по слегка растрепавшимся волосам и бесполезно попыталась затянуть шнуровку на своем платье на спине.
Чего ждать? Для чего?
Ларно вернулась обратно к постели, точнее к столику с кувшином из которого Бойл наливал ей воды, подняла валяющийся кубок с пола и налила себе напиться. С последним глотком к ней окончательно вернулся здравый рассудок и понимание того, что все произошедшее сейчас, а точнее этот внезапный уезд Людовико, ни что иное, как шепот Богине ей на ухо. "Уходи!" Твердила та ей. Немедля!
Кристиана замерла, смотря на свой распростертый на постели плащ. Он лежал словно раскинув руки, распятый и беззащитный, как она перед этим мужчиной. Нет, ей определенно это не нравилось. Не нравилось это состояние, в которое она впадала в присутствии него. Безволие, слабость, зависимость.
Не надо больше зависимостей! Всю жизнь она жила в них. Всю жизнь желала вырваться из под гнета мужчины. Для чего? что бы снова подпасть под него!? А как жить рядом с мужчиной, получая от этого удовольствие и не зависеть  от него, она еще не научилась. Значит рано! Слишком рано!
Кристиана взяла свой плащ с постели, скомкала в руках, словно собиралась выйти вот прямо так во двор, с неприкрытой головой и полу расстегнутой шнуровкой на спине.
На самом деле она еще колебалась.
Окинула покои заинтересованным взглядом. Многое может сказать обстановка за человека. А какой он, она ведь совсем не знала.
Храбрый. Бесстрашный. Сильный. Это она помнила по поединку. Безудержный. Увлекающийся. Человек страстей. Это она читала в его глазах. Все остальное... Честь или бесчестите. Доброта или хладнокровие. Верность или предательство. Все это, самое важное, оставалось за тяжелым пологом неизвестности.
Быть может она обманывается и боится его лишь потому, что чувствует себя рядом с ним слабой? Женщиной? Как и должно быть?
Ларно уверенно шагнула к письменному столу, который прибывал в рабочем беспорядке. нет. ее не волновал вопрос о том, на сколько приличны и честны ее действия по отношению к Людовико. Она должна была знать. наконец узнать его, прежде чем до конца определится со своим выбором. Ведь на кону стояла ее собственная жизнь и счастье. А что может быть выше этого?
Первое письмо попавшее ей в руки было написано матерью Людовико. По всей видимости это и были те самые нежные, переполненные любовью отношения между матерью и сыном. Всего этого она, Кристиана была лишена.
Она отложила письмо в сторону. И тогда на глаза ей попалась аккуратно перевязанная красной ленточкой пачка писем.
К горлу подступил комок. Предчувствие. Горькое. пугающее. Вкус полыни и гореч-корня. Именно такое оно на вкус. Догадка. Острая и пугающая, как лезвие стилета.
Кристиана уже знала, что там в письме, когда начала читать первое. Так устроена любая женщина. где то там, под сердцем, в груди у нее есть что то с родни собачьему чутью, по которому она находит предательство, как охотничья собака свою жертву.
С первых же слов, Ларно захотелось смять исписанный красивым почерком лист бумаги. От него пахло женскими духами и еще больше разило предательством Бойла.
Завтра. Она предлагала встретится с ним завтра! И отметить годовщину их встреч.
Плакать? Стенать? Нет, она не будет. Ни за что!
Кристиана брезгливо отбросила письмо в сторону, словно запачкалась в нечистотах. Бросила не менее брезгливый взгляд на постель, на которой только что не совершила огромную ошибку. Отерла о плащ вспотевшие от напряжения руки. Резким движением закуталась в него, словно в кокон, глубоко натянула на лицо капюшон.
Прочь из этого дома! Прочь из этого города!

Встречаясь взглядом с Дером Ларно не смогла сдержать себя и на глаза навернулась влага. Но, лишь всего на мгновение. Затем, все высохло, словно ничего и не было.
- Немедля соберите вещи. Запрягай карету. Мы уезжаем. Прямо сейчас!
- Слава Богам миледи!
Благодарно выдохнул Дер и если бы веровал, то перекрестился.
Иных вопросов не последовала.
Через час карета запряженная четверкой черных коней мчалась, стремительно удаляясь от проклятого места.