http://illyon.rusff.me/ (26.12.23) - новый форум от создателей Хельма


Приветствуем Вас на литературной ролевой игре в историческом антураже. В центре сюжета - авторский мир в пятнадцатом веке. В зависимости от локаций за основу взяты культура, традиции и особенности различных государств Западной Европы эпохи Возрождения и Средиземноморского бассейна периода Античности. Игра допускает самые смелые задумки - тут Вы можете стать дворянином, пиратом, горцем, ведьмой, инквизитором, патрицием, аборигеном или лесным жителем. Мир Хельма разнообразен, но он сплачивает целую семью талантливых игроков. Присоединяйтесь и Вы!
Паблик в ВК ❖❖❖ Дата открытия: 25 марта 2014г.

СОВЕТ СТАРЕЙШИН



Время в игре: апрель 1449 года.

ОЧЕРЕДЬ СКАЗАНИЙ
«Я хотел убить одного демона...»:
Витторио Вестри
«Не могу хранить верность флагу...»:
Риккардо Оливейра
«Не ходите, девушки...»:
Пит Гриди (ГМ)
«Дезертиров казнят трижды»:
Тобиас Морган
«Боги жаждут крови чужаков!»:
Аватеа из Кауэхи (ГМ)
«Крайности сходятся...»:
Ноэлия Оттавиани или Мерида Уоллес
«Чтобы не запачкать рук...»:
Джулиано де Пьяченца

ЗАВСЕГДАТАИ ТАВЕРНЫ


ГЕРОЙ БАЛЛАД

ЛУЧШИЙ ЭПИЗОД

КУЛУАРНЫЕ РАЗГОВОРЫ


Гектор Берг: Потом в тавернах тебя будут просить повторить портрет Моргана, чтобы им пугать дебоширов
Ронни Берг: Хотел сказать: "Это если он, портрет, объёмным получится". Но... Но затем я представил плоского капитана Моргана и решил, что это куда страшнее.

HELM. THE CRIMSON DAWN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » долго и счастливо


долго и счастливо

Сообщений 1 страница 20 из 71

1

http://funkyimg.com/i/2dAys.png

НАЗВАНИЕ И жили они долго и счастливо. Пока не встретились.
ТЕМАТИКА не то, чтобы совсем альтернативный, скорее просто более спокойный Хельм, в котором регенту есть дело не только до событий на политической арене, но и до собственного брака
УЧАСТНИКИ Леттис Фосселер и Генрих Найтон
МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ одна из сотен дорог, соединяющих Гвиннбрайр с остальным миром (ну и с Хайбрэем, разумеется); ранняя осень года 1442
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ В мире, где довелось родиться Леттис Фосселер, все решения издавна принимают мужчины. Они лучше знают, как будет правильно. Они лучше знают, чего делать нельзя. И, уж конечно, они лучше знают, чьей женой должна стать их дочь или сестра. Тебе остаётся лишь подчиниться и смиренно ждать, пока они станут решать твою судьбу, прикидывая, какая партия окажется наиболее выгодной для семьи, которой ты принадлежишь.
Примерно в таком ключе воспитывают каждую юную леди, и Леттис Фосселер не была исключением из правил. Перешагнуть через правила она отважилась только когда повзрослела. Несколько выгодных союзов пошли прахом и несколько завидных женихов едва не разругались с Фосселерами на смерть из-за её выходок и вздорного характера, прежде чем у дядюшки Кеннета закончились остатки терпения.
«Ты выйдешь замуж за того, за кого велено. И только попробуй выкинуть что-либо из своих фокусов – пожалеешь, что на свет родилась!» С такими напутствиями своенравная племянница была засунута в карету и отбыла из родового замка ранним сентябрьским утром. Навстречу жениху, чьего имени она даже не знала. И судьбе, которую не желала из принципа. С леди Гвиннбрайр отправились несколько слуг и небольшой вооружённый отряд, ведь, как известно, дороги нельзя назвать полностью безопасными…

Отредактировано Henry IV Knighton (2016-07-31 20:16:39)

+1

2

Равномерно подпрыгивая на ухабах, карета катилась по дороге. Город она покинула около часа назад и теперь, оставив далеко позади окраинные дома Гвиннбрайра, въезжала в лес, через который предстояло ехать еще добрую сотню миль - если повезет продраться сквозь чащи, не объезжая их по кругу. В попытках перебороть тошноту от непрекращающейся тряски Леттис прикрыла глаза и уперлась лбом в стенку кареты, впрочем, тут же поспешив сесть ровно: под колесо попал камешек, и металлическая окантовка дверцы с размаху ударила девушку промеж глаз. Потирая ушибленное место, леди Фосселер зло посмотрела на мирно спящую на соседнем сидении компаньонку. Та, не ведая о гневе подопечной, даже слегка похрапывала, что приближало градус накаливания Леттис к температуре за окном - солнце нещадно палило, несмотря на вступившую в права осень. Вода во фляге стала теплой, противной, и она с отвращением вылила ее в пыль, тут же скатавшуюся темными комочками и растоптанную копытами. Можно было последовать примеру леди Уилмарк и скоротать долгий путь в объятьях Морфея, но сон не приходил, а вот голова начала болеть сильнее. Не помогала ни зеленая стена леса, чуть тронутая сентябрьской рыжиной, ни лазурное небо без единого белого пятнышка, ни даже тот факт, что Леттис, в общем-то, добилась своего: довела дядю до белого каления.
"Ты выйдешь замуж за первого встречного, я так решил!" - несколько дней разносилось по замку, пока Кеннет не понял: крайне расточительно отдавать богатую наследницу кому попало. Внучка старика-Фосселера была выгодной партией - разумеется, для того, кто о ее скверном нраве не слышал. Казалось бы: на последнем балу присутствовали все холостые мужи Гасконии, неужели опекун сумел найти кого-то, кто не видел разгоревшегося там скандала? "И чего они взъелись на меня?", - размышляла девушка. Подумаешь, намекнула жениху, "случайно" столкнувшись с ним накануне, что Кеннет любит шутки с переодеванием и что сюрко подойдет в качестве одежды для сватовства - кто же думал, что граф какой-то там - Леттис их не запоминала - за чистую монету ее слова примет и заявится в разгар приема в платье? "Ты невоспитанная, избалованная девчонка, ты опозорила меня перед соседями!" - ярился Кеннет, а она посмеивалась про себя, уверенная, что дядины эмоции скоро угаснут. Не угасли. На следующее за балом утро глава рода послал на городскую площадь гонцов возвестить о решении выдать племянницу за первого, кого она увидит. Девушка в тот день заперлась в покоях и боялась выйти даже к обеду - вдруг столкнется во дворе с конюхом, поваренком или, еще хуже, неотесанным крестьянином, пришедшим в замок с просьбой к герцогу. Через двое суток голод выманил ее на кухню, где, слава Создателю, в тот момент оказались одни женщины. Не питая большой любви к Леттис, они все же накормили ее, а Кеннет к тому времени малость поостыл - встречаться с ним после всех "шалостей", из которых платье было самой безобидной, ей не хотелось.
Прошла неделя, другая, и леди Гвиннбрайр окончательно расслабилась, полагая, что ей как всегда все сошло с рук. Потому-то новость о замужестве и повергла ее в шок. На возражение: "Но ты же обещал брак по любви!" Его Светлость лишь холодно ответил, что у него нет десятка лет в запасе, чтобы ждать, пока она наиграется. К тому же, выразил сомнения он, вряд ли особы, подобные ей, вообще способны любить, так что лучше ей сразу отправляться в монастырь, если замужество ее не устраивает.
Жизнь в монастыре Леттис не прельщала: строгий режим, отсутствие развлечений, одинаковые у всей общины одежды из грубых - фи! - тканей, работа в монастырском саду - девушка готова была пообещать вести себя наилучшим образом, чтобы этого избежать. К сожалению, ни мольбы, ни угрозы на дядю не подействовали: в желании проучить племянницу он остался непреклонен.
И вот Леттис в сопровождении небольшого вооруженного отряда и старой компаньонки ехала прочь от родного дома навстречу человеку, которого никогда не видела - герцогу Хайрбэю. Титул, о котором слышал каждый в Хельме, для нее не содержал в себе никакой информации: да, богатый, да принц крови, да хороший стратег и политик. Но каким мужем он станет? Как отнесется к той, кого также увидит впервые в день свадьбы? "А вдруг он старый и толстый? - с ужасом подумала Леттис. - Или крив на один глаз... - предположение одно хуже другого теснились в голове, и девушка, обхватив ее руками, зажмурилась. - Может, сбежать, пока не поздно?" - и куда она пойдет? Да и всадники позади кареты не позволят сделать шаг за порог - вон один уже подъехал к окну, спрашивает, все ли с ней хорошо.
- Я в порядке... Осторожно! - кучер придержал лошадей на крутом спуске, и, воспользовавшись заминкой, из-за облепивших склоны сосен выскочили вооруженные до зубов люди. Один бросился со спины к беседовавшему с Леттис мужчине - его-то она и увидела.
- Спрячьтесь, миледи! - бросил командир, увернувшись и отправляя нападавшего кулаком на землю, после чего крикнул солдатам окружить карету и вступил в бой с бандитами. Леди Уилмарк проснулась и попыталась приободрить внучку Фосселера, но неизвестно откуда взявшаяся стрела угодила женщине в грудь, отчего она тихо сползла на пол и больше не шевелилась.
Что было дальше, Леттис помнила смутно. Она плакала при виде мертвого тела компаньонки, визжала и отбивалась от бандитов, наголо разбивших солдат Кеннета, а потом кто-то стукнул ее по голове, и картинка на продолжительное время окрасилась в черный цвет. Пришла девушка в себя в чаще леса, со связанными руками и ноющим затылком. Перед глазами все плыло, но ей удалось кое-как принять сидячее положение и облокотиться на дерево, рядом с которым ее бесцеремонно бросили.
Первым, на что обратила внимание Леттис, было отсутствие звуков. Нет, лес, конечно, продолжал свистеть, чирикать, трещать, но во всем этом не слышалось людских голосов. Не ржали лошади, не доносились похабные песни, никто не звал на помощь - ничего из того, о чем читала леди Гвиннбрайр в романах, не соответствовало действительности. Подозревая, что книги пишутся исключительно лжецами, она сумела подняться на ноги и оглядеться. Сомнений не осталось: поляна была пуста.
Гадая, кому и зачем потребовалось ее похищать, Леттис с беспокойством осмотрела одежду, прислушалась к ощущениям, но кроме головы ничего не болело, платье было цело, хоть и перепачкано землей. Над ней не надругались - значит, есть гарантия, что загадочный герцог Хайбрэя с пониманием отнесется к происшествию, а не отошлет, опозоренную, обратно к Кеннету, который недвусмысленно дал понять, что желает встретиться с племянницей исключительно на свадебном пиру и никак не раньше.
- Всего-то и нужно пройти лес и выйти на дорогу, а там кто-нибудь довезет меня до Хайбрэя, - собственный голос успокаивал. Ничего ведь страшного не произошло: разбойные нападения на путников - дело привычное. Просто в этот раз путником оказалась невеста из знатного рода, у которой с собой было немало денег, нарядов и украшений... Все это благородные разбойники, естественно, забрали с собой.
- Погодите, доберусь я до жениха, он с вас головы снимет, - злорадно усмехалась Леттис, перепиливая веревку найденным неподалеку камнем. Почти час ушел на это, но усилия того стоили: растрепав жесткие волокна, девушка сумела разорвать путы и освободить руки. Правда, на этом ее находчивость себя исчерпала. Леди Фосселер понятия не имела, где находится и куда следует идти, поэтому пошла прямо по тропинке, начинавшейся неподалеку от места пробуждения. Та оказалась предательницей: запутывалась меж деревьев, бросала на кусты терновника, исчезала на одном берегу глубокого ручья, чтобы весело поманить с другого, пересчитывала все попадавшиеся буераки и холмы. Неудивительно, что когда Леттис, пройдя очередное препятствие, вывалилась на поляну, выглядела она более чем плачевно: вся в ссадинах, порванном - за оба раза - платье, выпачканная в смоле. Увидишь такую, и мысли не возникнет, что это та самая злюка из замка герцога.
Но, похоже, злоключения ее закончились: на противоположном крае поляны, у кромки чащи, горел костер. Рядом сидела фигура в плаще, оказавшаяся при приближении мужчиной. Забыв о своем статусе, Леттис бросилась к нему.
- Как хорошо, что я вас встретила! На меня напали бандиты, отведите меня в Хайбрэй, вам за это хорошо заплатят.
Девушка даже улыбнулась: какой крестьянин окажется от злата. Совсем скоро она вернется в тепло и уют и будет со смехом вспоминать лесное приключение.

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-06-26 12:06:16)

+1

3

Война с горцами – наследство, доставшееся Генриху от старшего брата – истощила казну ещё к началу лета, а сведение «на нет» всех её последствий уже требовало и ещё потребует от короны серьёзных вложений. Но откуда взяться деньгам в разорённой противостоянием с севером и болезнью юга стране?
Повысить налоги, вынуждая людей отдавать всё, кроме недовольства королём и лордом-регентом – ближайшими «виновниками» их бедственного положения? Либо распотрошить закрома Гаскони, в очередной раз уповая на их верность Его Величеству, которая однажды непременно окупится сторицей? Второй вариант, конечно, более толковый, нежели первый, однако уж слишком регулярно повторяющийся в последние месяцы. Верность – понятие в известной степени одностороннее и вследствие этого несколько эфемерное. Союз, построенный на фундаменте верности, самый благородный из всех союзов, однако и про остальные строительные материалы забывать не следует. Взять, к примеру, брак – договор между двумя семьями, в результате которого обе стороны стараются получить как можно большую выгоду, как можно меньше отдав при этом взамен. Как можно меньше? К счастью, не все придерживаются одного из главных правил торговли, иначе как объяснить размер приданного, которое герцог Фосселер – сперва брат, а после и дядя – вот уже несколько лет кряду обещает за леди Гвиннбрайр? А ведь и правда, как?
Прежде Генриха Найтона подобные вопросы не занимали от слова «совсем»: на фоне всех проблем, с которыми столкнулось королевство, на собственную семью не хватало ни времени, ни желания. И второго, признаться, не хватало куда больше. Уж слишком счастливым был первый брак Генриха, чтобы можно было надеяться на то, что второй окажется хотя бы вполовину таким же. На меньшее же Найтон был не согласен.
Однако же, это было ещё вчера, а уже сегодня по всему выходило, что к алтарю Его Светлости всё же прогуляться придётся. Не ради жены и смешных надежд на счастье, а ради приданного, которое давали за самой завидной невестой всего Хельма. Приданного, с чьей помощью удастся решить хотя бы часть проблем, стеной вставших на пути короны.
Казалось бы, принятие окончательного решения – самое сложная часть такого плана. Кто откажется породниться с королевской семьёй и разделить с принцем крови первую ступень в очереди к трону Хельма? Трону, самому Генриху категорически не нужному, но от того не переставшему играть свою властную роль в предстоящих тор… Браке, Отец-Создатель, браке! И чем скорее Его Светлость привыкнет к этой мысли, тем будет проще.
Однако переписка с дядюшкой предполагаемой невесты немало озадачила Найтона. Начавшаяся «за здравие», она чуть было не скатилась до «за упокой»: герцог Фосселер отвечал уклончиво, то и дело пытался увести нить обсуждения в сторону и обделить ответами даже те вопросы, что балансировали на самой грани рассеянности и неучтивости. Не мудрено, что терпению Генриха пришёл конец, и от прямого вопроса, чем же он не годится в мужья миледи, заданного ко всему прочему не на бумаге, а лично (осенний визит в Гасконию по ряду иных государственных дел пришёлся очень кстати), герцог попросту не сумел уклониться. Взглянув на Генриха с тем непередаваемым выражением муки, словно бы у него разом заболели все зубы, Фосселер признался: его племянница Леттис – сущее наказание, и выдавать её за лорда-регента самая что ни на есть настоящая государственная измена, к обвинению в которой Кеннет Фосселер пока что не готов морально.
Сперва Генрих решил, что это такая насмешка – уж слишком нелепым показался ему масштаб обрисованной катастрофы в сравнении с тем, какое приданное было обещано за Леттис. И лишь на четвёртом бокале вина, когда повествование герцога подошло к концу, он вынужден был признать ошибочность этого суждения. Пожалуй, желание избавиться от племянницы самым гуманным способом – через замужество – и впрямь стоило каждой монеты, обещанной её приданным. Вздорная, эгоистичная, непокорная и надменная – пожалуй, в любое другое время лорд-регент дважды, а то и трижды подумал бы, столь ли необходимо ему этакое сокровище в жёны, однако золото, которое Кеннет Фосселер пообещал за избавление от Леттис… от него Найтон не мог позволить себе отказаться.
Ну а леди Гвиннбрайр и её несносный нрав – цена, которую, очевидно, придётся заплатить. Возможно, замужество хоть сколько-нибудь благоприятно скажется на ней и… Хотя, на что он надеется? Даже если половина из рассказанного Фосселером окажется правдой, это всё равно чересчур и для Генриха, и для любой мало-мальски порядочной леди! Впрочем, проблемы следует решать по мере их поступления, и Леттис – далеко не первая в длинном списке лорда-регента. А вот с любовью миледи к розыгрышам разной степени жестокости нужно что-то делать уже сейчас. Предложенный Генрихом план сперва лишил Его Светлость дара речи, но всего мгновением позже был безоговорочно принят и горячо поддержан. Признаться, Найтона несколько смутило предвкушение скорой расплаты, мстительным огнём вспыхнувшее в тёмных глазах старого герцога, но не на столько, чтобы отказаться хотя бы от одной из своих задумок.
В день, когда была заключена договорённость о помолвке (а заодно и об обстоятельствах, ей предшествующих), со своей будущей женой Генрих так и не увиделся. Во-первых, миледи заняла глухую оборону в своих покоях, опасаясь расплаты за свою последнюю выходку. Выйти замуж за первого встречного – это как же надо было расстараться, доводя Его Светлость до белого каления!.. А во-вторых, эта встреча помешала бы плану. На следующее утро лорд-регент покинул замок Фосселеров, держа путь восточнее вотчины герцогов Гаскони, и лишь спустя пару недель – на обратном пути в столицу – план должен будет претворён в жизнь.
Но, как не устаёт доказывать история, редкая задумка идёт в точности так, как ей было предписано. Зачастую она претерпевает ряд изменений ещё на этапе подготовки, поскольку то, что кажется безупречным на словах и бумаге, не всегда оказывается лучшим и единственно верным, сталкиваясь с реальностью, обожающей преподносить свои собственные сюрпризы. Однако если после корректировок новый план всё ещё остаётся похож на свою черновую версию, значит, у него есть шанс на успех. Обычно у него есть шанс на успех.
План лорда-регента постигла совершенно другая судьба: столь же простой в исполнении, как и на словах, он потерпел крах в самом начале, когда роль разбойников взялись играть сами разбойники… Но, обо всём по порядку.
Коль скоро Леттис Фосселер питала столь нежную любовь ко всякого рода розыгрышам, Генрих намеревался устроить для неё свой собственный, который на долго отбил бы у леди охоту надсмехаться над людьми. Он и его люди должны были напасть на карету леди Гвиннбрайр под видом разбойников, а затем несколько дней подержать её в лесу, требуя выкуп. Герцог Фосселер должен был сбить цену до пары медяков (о чём его племянница непременно узнала бы в красках), а после явиться за своей пропажей сам, дабы в полной мере насладиться её негодованием. Коррективы, подразумевающие его личное участие, Кеннет Фосселер внёс сам. Генриху было довольно и того, чтобы его невеста продолжила путешествие и лишь по прибытии в столицу узнала бы в нём и его людях тех самых разбойников, что разнообразили её путешествие. Вздумай Леттис поведать эту историю при дворе, её подняли бы на смех: будущая герцогиня ценой в несколько медяков!.. Довольно жестокий розыгрыш и болезненный укол по самолюбию, однако, разве не миледи начала первой? Возможно, она захочет отомстить и даже сумеет это сделать, развязав войну между будущими супругами, однако проблемы по мере поступления, так ведь?

Генрих заподозрил неладное, когда кортеж не появился в условленной точке к полудню. Возможно, задержка обуславливалась рядом бытовых неурядиц вроде повреждённого колеса или привала, сделанного по велению капризной леди, однако необъяснимая тревога всё равно заставила лорда-регента скомандовать своим людям сняться с лагеря. В конце концов, какая разница, где именно произойдёт «знакомство с невестой» притом, что как именно – уже решено? Допустим, леди Леттис попались особо нетерпеливые разбойники, заскучавшие в засаде. Однако усмешки на лицах отряда разом померкли, а шутки развеялись по ветру, стоило дороге взять вправо. Картина, открывшаяся их глазам, как-то не располагала к веселью. Несколько человек из сопровождающих леди Гвиннбрайр валялись на дороге в неестественных позах, а остальные сгрудились вокруг кареты, продолжая защищать свою госпожу, какой бы вздорной и невыносимой она не была, от людей самого что ни на есть разбойного вида. Ещё немного, и с отрядом было бы покончено. Саму Леттис уже выволокли из кареты – судя по абсолютному безразличию девушка была без сознания – однако видению её дальнейшей судьбы глазами настоящих, а не ряженных разбойников, так и не суждено было сбыться: люди Найтона крепко обиделись за то, что обещанное им представление уплывает из рук, и эта обида, помноженная на сталь и отменную воинскую выучку, попросту смела нападавших, подобно водному потоку, прорвавшему плотину. Банда Лихого Грега, что терроризировал всю округу на протяжении последних четырёх лет, была вырезана подчистую.
Поглощённые битвой и короткой погоней, Найтон и его люди едва не позабыли о леди Гвиннбрайр. Гасконцы из числа сопровождающих, оставшихся в живых, так же обходили её стороной, полагая, что «без чувств» – то самое состояние, в котором Леттис Фосселер более или менее терпима. Первоначальный план всё равно уже дал трещину и когда встал вопрос, что делать с незадачливой жертвой нападения дальше, все единогласно сошлись во мнении: отвезти чуть подальше, связать, да так её и бросить… разумеется, не всерьёз!.. Горячность, с которой говорил об этом глава гасконского отряда, под конец сменилась сожалением, что озадачило его Светлость ничуть не меньше, чем предшествующая «кровожадность» Фосселера. Быть может, следовало поторговаться и накинуть несколько тысяч золотых сверх того, что уже предлагал за миледи её дядюшка?.. Судя по людям, знающим о леди Гвиннбрайр не понаслышке, лорд-регент продешевил, оформляя сделку.
Впрочем, после драки кулаками не машут. После драки обычно оказывают помощь тем, кому она нужна, и оказывают последние почести павшим. Раненными занялись гасконцы, своим же людям Найтон велел доставить тела в Гвиннбрайр. Разбойников следовало опознать, прежде списывать со счетов целую банду. Сам же лорд-регент намеревался дождаться пробуждения своей суженной, дабы довести задуманное до конца. На некотором отдалении от «разбойника и его пленницы» будет держаться дюжина его людей, чтобы предотвратить посторонние помехи вроде ещё одной неучтённой планом банды.
Судя по неглубокой ссадине на голове, леди Гвиннбрайр очень повезло в её собственной короткой битве с разбойниками. Дыхание было ровным, ссадина почти перестала кровоточить, ну а бессознательное состояние пришлось очень даже кстати: девушке связали руки, а после оставили рядом с поваленным деревом неподалёку от места, где лорд-регент и его люди так и не успели устроить своё собственное нападение. Всего пара миль отделяла леди Гвиннбрайр от её кареты, однако никто не поставил бы и медного гроша на то, что миледи сумеет отыскать дорогу обратно.
Так, в прочем, и вышло. Послонявшись несколько минут в ожидании того, когда Леттис соизволит очнуться, Генрих оставил своих людей караулить миледи под прикрытием вековых дубов, словно бы нарочно созданных для засады, а сам обосновался полумилей южнее, разведя костёр и в задумчивости скармливая ему ветку за веткой. Зачем он вообще затеял всё это безумие? Как своенравной девчонке удалось втянуть его в этот нелепый поединок под лозунгом «кто кого выставит большим дураком» даже не прилагая к этому усилий? И не выйдет ли так, что противник – будущая жена, Отец-Создатель! – окажется ему не по зубам?
Впрочем, Генрих Найтон не был бы собой, если бы трудности могли напугать его, как и леди Гвиннбрайр. К слову о Леттис: избавившись от пут (посланник из числа невидимой охраны давился от смеха, когда рассказывал, с каким упрямством и остервенением миледи пилила верёвки вместо того, чтобы тут же позвать на помощь, как и надлежит всякой перепуганной девице, прежде видевшей лес лишь из окна кареты и на полотнах художников), невеста Его Светлости немного поплутала по округе (следуя одной ей заметной тропой и игнорируя более простой и предсказуемый для всякого путника маршрут) и выбралась таки на поляну, где Генриху уже порядком наскучило её ждать. Выглядела она при этом, как… кхм… куда плачевнее, чем после встречи с разбойниками. Казалось, миледи задалась целью изваляться в грязи и изодрать одежду до такой степени, чтобы ни у одного лихого человека Гаскони, а то и всего Хльма, не вызвать ничего, кроме жалости. Гордая племянница герцога Фосселера, привыкшая есть на золоте и пить из серебра? Скорее уж особо неудачливая нищенка, которой даже товарищи по несчастью не считают зазорным подбросить монету-другую, дабы она не протянула ноги в ближайшей подворотне.
- Отвести в Хайбрэй? – Только и сумел переспросить герцог, не в силах оторвать взгляда от своей будущей жены. - Да это же в двадцати днях пути отсюда!
Люди герцога хорошо знали своё дело, и даже сейчас ни один из них не выдал миледи своего присутствия, однако от внимания Его Светлости не укрылось, как заухмылялся лес. Растерянность, охватившую Генриха при появлении Леттис, подхватил порыв осеннего ветра и зашвырнул куда-то на верхушки крон, и герцог вспомнил о роли, которую надлежало играть. Придирчиво оглядев миледи с ног до головы, Найтон недоверчиво хмыкнул, вновь возвращаясь к своему костру.   
- Разбойники, говоришь, напали? Ну и на кой ты им сдалась? – Кажется, с пренебрежением в голосе он несколько переборщил. Впрочем, тем чувствительнее выйдет укол по самолюбию леди Гвиннбрайр, тем лучше. Причём лучше, каким бы странным это не казалось, именно для неё. Быть может, миледи усвоит урок с первого раза и больше не придётся его повторять? - Уж прости за прямоту, но на леди ты не похожа и выкуп за тебя вряд ли кто-то заплатит. Так что не выдумывай. Отдохни немного, переведи дух, а после я объясню, как добраться до ближайшей деревни. Всего-то миль десять – если очень поспешишь, к ночи, может, и успеешь.
Десять миль по лесной дороге до захода солнца даже для очень торопливого путника задача непосильная. Интересно, догадывается ли об этом Леттис? А заодно слышала ли она что-нибудь о хищниках, которые только и ждут того, чтобы незадачливый обед вышел им навстречу с просьбой подсказать дорогу? Едва заметная усмешка тронула губы герцог и он поспешил опустить голову, дабы ничем не выдать леди Гвиннбрайр охватившего его веселья. Не слишком уместного, но всё же довольно настоящего.

+1

4

Усмешка, которую незнакомец попытался спрятать, Леттис все же заметила. Приподняв подол платья - не так сильно глинистый берег ручья запачкал его, чтобы под рыжей коркой не угадывалась дорогая ткань - она оглядела себя со всех сторон, после чего в упор посмотрела на весельчака.
- Ты хоть знаешь, с кем разговариваешь? Может, я и не похожа сейчас на леди, но это не помешает мне озаботиться твоей казнью по возвращении в замок. Я племянница Кеннета Фосселера, герцога Гасконии и лорда Атлантии, - Леттис горделиво вздернула подбородок. - Уж о нем-то ты слышал? Меня похитили по пути в Хайбрэй, пришлось продираться через лес, чтобы выйти хоть куда-нибудь. Но, как я вижу, сменила одних мужланов на другого, - желчно заметила она. - Все еще не веришь? - собеседник не согнул поясницу в поклоне, не потупился с извинениями, не предложил помощь, из чего следовало, что нет, не верит. - Смотри, - девушка подняла повыше руку с фамильным перстнем, подарком Флориана. В золотой оправе красовался большой рубин, на котором четко виднелась выгравированная "Ф". - Многих нищенок ты встречал с такими украшениями?
Молчание мужчины Леттис приняла за победу. Обойдя костер, она села напротив - старое разлапистое корневище будто для нее приготовили и подтащили поближе к огню. Солнце продолжало припекать, но от чащи шла приятная прохлада, грозившая обернуться холодом к закату. Десять миль за несколько часов? Леди Гвиннбрайр не путешествовала пешком ни разу и сомневалась, что сможет преодолеть это расстояние за целый день - не то что за несколько часов. Ночевка в лесу? От одной мысли становилось не по себе, но стоило представить залатанное одеяло и подушку с клопами в той деревне, о которой упомянул путник, как дилемма исчезала сама собой. Леттис была уверена: все крестьяне - грязные недалекие существа, способные в своей дикости на любые безумства. 
- И нет короткой дороги до Хайбрэя? - неужели ее названный супруг не спохватится за двадцать дней и не вышлет в погоню за бандитами отряд? "Ты все равно сбежала", - она вздохнула: попробуй отыщи ее следы в клубке тропинок, смытые дождем, разметанные ветром, затоптанные зверем. Как ни крути, остается селение, где можно попробовать нанять лошадей - все лучше, чем сбивать ноги об коряги и камни.
Усталость давала о себе знать. Больше всего Леттис хотелось лечь и не двигаться, но прежде следовало привести себя в порядок, чтобы ни у кого не хватило наглости высмеивать чумазое лицо и рваное платье.
- Здесь есть ручей? - неопределенный кивок мужчины куда-то в сторону вселил надежду, и девушка отправилась на поиски. В этот раз ей повезло: источник нашелся поблизости от костра. Опустившись на колени в пружинистый мох, Леттис взглянула на отражение и ужаснулась: на щеке царапина, от прически одно название, на лбу черная полоса - видимо,  растерла грязь рукавом. Удивительно, что ее вид не вызывал гомерический хохот - всего лишь усмешку, и то из вежливости полускрытую.
Умывшись и завязав волосы - после тщетных попыток распутать их пальцами - в узел на затылке, Леттис даже сумела оторвать репья с вышивки подола - платье все равно испорчено, но хоть что-то. Не так полагается выглядеть невесте, направляющейся на встречу с женихом. Впрочем, леди Гвиннбрайр уже успела пообещать себе, что вывернется наизнанку, но заставит обоих герцогов - Хайбрэя и Гаскони - пожалеть о намерении сделать ее узницей клятвы, которую она не собиралась приносить так скоро.
- Ты знаешь здешние места, - констатировала Леттис, вернувшись к костру. - За меня тебе дадут хорошую награду: золото, серебро, каменья - что угодно. Не поверю, что тебе не нужны деньги, - она слышала от Кеннета, что звон монет может склонить любого человека к нужному решению. - Отведи меня туда, откуда я смогу послать весточку ... - "мужу" - на этом слове девушка запнулась и произнесла другое: - дяде, и будешь богат. Слово Фосселеров.
Леттис могла сколь угодно долго кричать, приказывать и требовать, что вполне соответствовало ее характеру, но умом понимала: незнакомец - ее единственный шанс добраться до пункта назначения раньше, чем наступит старость. Вероятно, он станет сговорчивее, если обратиться к нему на языке выгоды.
- Как твое имя? - на крестьянина мужчина мало походил - выдавала осанка, открытый взгляд - и внучка Флориана в какой-то момент задумалась о его личности. Наследник знатного рода, сбежавший от неусыпного родительского ока? Странствующий воин, ищущий славы, а, может, любви? Все было возможно на дорогах Хельма, и осень, свидетельница множества написанных и рассказанных историй, соглашалась, сыпя золотом листьев - по одному на каждое предположение - и таинственно улыбаясь.
 

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-03 13:00:34)

+1

5

Показное благодушие, с каким миледи изволила выбраться на поляну, разом слетело с неё, стоило Генриху ответить. Что ж, чего-то в этом роде он и ожидал, раз уж кротость – не самая ярко выраженная черта его будущей жены. Не то, чтобы Найтон сомневался в оценке Кеннета Фосселера, данной им его племяннице, однако один раз увидеть – много лучше, чем услышать, пусть бы и тысячу раз. Надменная леди Гвиннбрайр смотрела на лорда-регента сверху вниз, как в буквальном, так и в иносказательном смысле. Старалась задеть, уколоть словами, но делала это столь самозабвенно, что становилось понятно – Леттис Фосселер не привыкла к тому, чтобы жертвы её дурного характера отвечали ей. Нет, не тем же самым, а хотя бы просто не давали спуску. Наверняка и простодушная горничная с заплаканными глазами, и побледневший от обиды, которую надлежит сдержать во что бы то ни стало, паж предпочитали промолчать, дабы не накликать на себя ещё большей беды. Вот только Его Светлость не горничная и не паж, Его Светлость… разбойник, о чём говорилось в его собственном плане, и о чём, похоже, даже не подозревала будущая герцогиня Хайбрэй. Не к месту подумалось, что если его не прикончат на какой-нибудь войне, без которых немыслима история Хельма, это с успехом проделает тот самый брак, куда лорд-регент так стремится. Нет, определённо стоило поторговаться с герцогом Гасконии ещё немного.
Меж тем предмет торгов продолжал требовать. И внимания, и просто так, поскольку в ином тоне Леттис Фосселер говорить, похоже, не умела.
Знает ли он, с кем разговаривает? О, разумеется. Чего не скажешь о самой миледи. Один – ноль.
Сперва радовалась, а теперь грозит казнью? Интересно, как миледи умудрилась дожить до своих лет, ни разу не поинтересовавшись значением слова «дипломатия»? Лесть и посулы дают куда лучший результат, нежели угрозы, чьи исполнения здесь и сейчас под большим вопросом. А уж сливать эти два снадобья в одну ёмкость и вовсе не рекомендуется – воистину гремучая смесь может получиться. И получилась бы, будь Генрих тем, за кого себя выдавал. Посему, два – ноль.
Племянница Кеннета Фосселера? В ответ на это «известие» Найтон лишь кивнул, машинально засчитывая себе третье очко. Знатная леди, которая, чего уж там, угадывалась за замарашкой – само по себе обещание награды за помощь. Но племянница самого герцога… размер вознаграждения меркнет рядом с размером выкупа. А раз уж Леттис сама отметила, что её похитили, что стоило пораскинуть мозгами ещё немного и не светить фамильными драгоценностями направо и налево, напрашиваясь на второе за день похищение? А камень хорош и, судя по всему, дорог миледи. Что ж, значит, она его потеряет. Исключительно ради того, чтобы поиски хоть немного приблизили леди Гвиннбрайр к земле и к новой для неё реальности. Жестоко? А разве девчонка не такова? Наверняка видела, как гибли её спутники, и до сих пор ни словом о них не обмолвилась. Лишь «я», «мне» и «меня».
Расценив молчание «мужлана» (Ну а кого, собственно, она рассчитывала встретить в чаще? Прекрасного принца с белым конём на поводу – аккурат для принцессы-замарашки?), как свою победу, Леттис уселась у огня и, кажется, призадумалась. Генрих не мешал, лишь украдкой наблюдал за нею, отмечая и то, как девушка хмурится, разглядывая языки пламени, и то, как покусывает нижнюю губу, стараясь делать это незаметно. И что-то неправильное чудилось ему в происходящем. Неправильное настолько, что ускользало от глаз, не даваясь в руки.
- Короткая дорога, может, и есть. Не двадцать дней, а, скажем, восемнадцать, – ухмыльнулся Генрих, продолжая свыкаться с несколько необычной для принца крови ролью. - Быстрее, только если умеешь летать, племянница Кеннета Фосселера. Ручей – там. Кажется, в него ты и угодила по пути сюда.
Разгадка пришла внезапно, заняв место леди Гвиннбрайр на опустевшей поляне. Кажется, даже она сторонилась Леттис, боясь её взрывного нрава. А вот Леттис не боялась. Совсем. Ни его, ни ситуации, в которой очутилась. Насмехалась, язвила и угрожала, но вовсе не из-за страха. Похвальное самообладание или невероятная глупость?
- Милорд, – негромкий голос за спиной едва не заставил Найтона вздрогнуть. Запутавшись в своих суждениях, он едва не позабыл о бдительности. И благо, что напомнил о ней человек из отряда герцога, а не стрела в спине.
- Да. Что-то случилось?
- Ничего. Я только хотел спросить, что нам делать дальше?
- В общем-то, то же, что и делали прежде: держаться в стороне. – Оглядевшись, Генрих не без удовлетворения отметил, что его наблюдательность не спасовала перед будущей супругой. Примятая трава у одного дерева, сломанная ветка у другого, а в кроне третьего и вовсе проглядывает чей-то плащ. Не задирай миледи нос так высоко, даже она сумела бы это заметить. Наверное. - Разве что не так близко, как сейчас. Станьте лагерем в полумиле отсюда и не показывайтесь до завтрашнего утра.
- А потом? – Собеседник герцогу достался ответственный, даже слишком.
- Да и потом то же самое. Хотя, нет, погоди. Сделаете вот что…
К тому времени, как леди Гвиннбрайр вернулась на поляну, прочих её обитателей и в помине не было, а сам Генрих старательно ворошил угли, уже сбив пламя. Однако, второе пришествие Леттис не оставило Его Светлость равнодушным. Умывшись и избавившись от причёски в пользу простого узла на затылке, девушка оказалась неожиданно хороша собой. Разумеется, Генрих видел её портрет в галерее Фосселеров, однако там Леттис была… уж слишком Леттис. Горделивая и надменная – совсем как та особа, что разбрасывалась угрозами четвертью часа тому назад. Глупо было бы думать, что ключевая вода смоет спесь и преобразит будущую герцогиню Хайбрэй настолько, чтобы их брак оказался хотя бы терпимым, однако уж слишком заманчиво смотрелась иллюзия. Высокий лоб, аккуратные черты и губы, не искажённые гримасой превосходства над миром. Жаль, иллюзия развеялась дымом от затухающих углей, стоило леди Гвиннбрайр заговорить вновь.
- Ты так просто разбрасываешься словами, словно их у тебя больше, чем обещанного золота, – отозвался Найтон, присыпая костёр песком. - Здешние места я и правда знаю…«…не многим лучше, чем Вы, миледи, но всё же.» - Но с чего мне менять свои планы ради той, что ещё недавно грозилась казнью? Уж не знаю, правда ли ты из Фосселеров, или просто стащила и перстень, и имя у настоящей леди, но встречаться с ними я желанием не горю. Как и с теми, кто может передать им весточку. – Закончив с костром, Генрих поднялся на ноги и перекинул через плечо дорожную сумку. - Моя голова слишком много для меня значит, чтобы рисковать передать и её вместе с твоим посланием. Ближайшая деревня – там. Советую поспешить и очень постараться успеть засветло, поскольку здешним волкам всё равно, кем ужинать: леди или нищенкой. Прощай, племянница Кеннета Фосселера. И не поминай Диккона лихом. – Отвесив девушке шутовской поклон, лорд-регент зашагал в противоположную указанной ей сторону, гадая, до скольких он успеет досчитать прежде, чем за спиной раздастся гневное «Стой!».
«Вам нужна помощь, миледи? Что ж, попросите о ней.»

+1

6

Как должна вести себя леди, попав в обстоятельства, не учтенные сводом правил для прекрасного пола, если таковой существует в Хельме? Звать на помощь, падать в обморок (не забыв выбрать местечко помягче) или перечислять услышанные от конюхов выражения, произносить которые вслух можно исключительно при разбойного вида незнакомцах? А, может, плакать и умолять о пощаде? Пожалуй, у Леттис Фосселер на каждый пункт нашлось бы возражение.
Кричать, рискуя привлечь внимания диких зверей или все тех же головорезов, но уже из другой банды, было неразумно, особенно, когда единственная живая душа на мили вокруг ухмыляется во весь рот и не шевелит пальцем, чтобы помочь, - вместо этого размышляет о превратностях бытия, вглядываясь в огонь. Не мертвых же из отряда Кеннета звать! Леттис хоть и не была ярой петерианкой, с беспокойниками связываться не торопилась: а ну как станут донимать стуком в стекла, сквозняками, звяканьем цепей в пустых коридорах. Умершим место в гробах под толщей земли - чем толще, тем лучше - а живых кроме Диккона вокруг не наблюдалось.
Обморок? Помилуй, Создатель, Флориан воспитал внучку сильной духом, потерять сознание она могла лишь от туго затянутого корсета. Жаль, в этот раз наряд предназначался для долгой езды и не затруднял дыхания.
Облагать - не данью, нет - словесными упражнениями, срывая голос до хрипа под поощрительный гогот слушателей? Идея неплоха, но девушка и в половину не была так зла, чтобы похвастаться перед мужчиной хорошей памятью и дикцией. Да и не престало леди... а, к дьяволу правила. Леттис не отличалась терпением и, будь у нее под рукой тот самый кодекс, не стала бы выискивать в нем указания на случай похищения, точно зная, что первым в списке окажется молитва. Ее она уже пробормотала про себя, следя за дракой из окна кареты.
Оставалось просить пощады, но тут возмущалась гордость - едва ли не главная отличительная черта Фосселеров после вспыльчивости и коварства. Чтобы Леттис падала ниц и орошала слезами руки тюремщиков? Да никогда в жизни! Поставить девушку на колени могли только силой - к счастью, бандиты испарились раньше, чем плен дошел до сего трагического поворота. Кланяться же в пояс черноволосому страннику пока причин не было - и не будет, судя по его поведению.
Разумеется, Леттис боялась. Но страх заглушала жажда деятельности: сидеть под деревом в ожидании, пока ее найдут, дрожа от холода, голода и предрассудков, она не могла. Наверное, бесстрашие не лучшее качество для женщины-аристократки, предназначенной для покупки и продажи, но кто сказал, что Леттис - женщина? Она была чертом в юбке, и Диккону предстояло в этом убедиться.
- Семнадцать с половиной. Летать я не умею, но ты можешь поторопиться - сойдет за полет? - бросив на него высокомерный взгляд, леди Гвиннбрайр потопала к ручью, оповещая о своем местоположении - на случай, если Диккон замечтается и упустит ее из виду.
Заинтересованный взгляд искоса от Леттис не укрылся, как и усмешка до этого. Но, посещая балы, она давно привыкла к вниманию графов, виконтов и баронов, потому даже бровью не повела, считая реакцию нового знакомого чем-то разумеющимся.
- И того, и другого одинаково много, - если бы слова можно было обратить в злато, Кеннет был бы богаче королей и герцогов вместе взятых: племянница не скупилась на издевки и остроумные замечания в адрес окружающих. Видимо, переизбыток такого "сокровища" уже не помещался в казну, раз глава рода Фосселер решил смилостивиться над неимущими соседями и отдал его за бесценок. Продал. Любой брак - аукцион, кто дает больше, тот и получает вожделенный лот. Леттис пока об этом не задумывалась, но однажды осознание обрушится лавиной с фйельских гор - кто сможет тогда заполнить дыру в сердце той, что, подобно всем, мечтала любить и быть любимой, даже зная о патриархальных нравах времени?
- С того, что тебя отправят на дыбу, когда узнают, что ты меня равнодушно бросил. Если я выживу в лесу - а я выживу, не сомневайся - то в красках расскажу, как ты обесчестил меня, ограбил, как твои люди, напав на карету, убили охрану и слуг. По душе тебе такой расклад? - голос девушки звучал мягко, но в нем различалась клокочущая ярость: обвинять ее в присвоении чужого титула - это же как далеко от дворцовой жизни нужно находиться, чтобы не знать в лицо перспективных невест! - И голова тебе понадобится, чтобы послать ее в корзине родственникам, коли мои условия сделки не устраивают. 
Диккон, завершив речь насмешливым поклоном и не дождавшись конца ответа Леттис, взвалил на плечо сумку, после чего демонстративно направился в противоположную сторону от той, куда махнул рукой, говоря про деревню. Скрипнув зубами, девушка сжала кулаки: нельзя допустить его ухода. Спешно обведя глазами поляну, она остановила взор на кострище, где среди веток виднелись обгорелые шишки - попала еловая ветвь. Мстительно усмехнувшись, Леттис выбрала покрупнее и швырнула вслед мужчине. Отец-Создатель направил руку: шишка со всей силы угодила Диккону по затылку, заставляя того обернуться.
- Меня зовут Леттис. Запомни это имя: ты нажил себе нового врага, - ликуя в душе, леди Гвиннбрайр приподняла подол и зашагала прочь, уверенная, что ее остановят.   

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-04 10:10:24)

+1

7

Она должна была закричать, ну или заплакать, побежать следом, умоляя не бросать её одну и – воображение что-то совсем разгулялось – прося прощения за собственную грубость и надменность. Иными словами Леттис должна была испугаться. Испугаться одиночества, диких зверей, холода, что непременно принесёт с собой ночь… да всего, на что достанет её собственного воображения. Страх – не лучший учитель, но самый действенный в особо запущенных случаях. Но размышляя в подобном ключе, Его Светлость и представить не мог, насколько запущенным окажется случай Леттис Фосселер.
Несносная девица и тут отличилась, заставив герцога сжать кулаки от бессильного гнева. Пожалуй, следовало и впрямь бросить её в компании собственной гордыни и уйти, не оборачиваясь, однако не слишком ли суровым выйдет урок? Да и разве смысл не в том, чтобы проучить на будущее? А какое будущее может быть у леди в дремучем лесу, полном диких зверей, а то и разбойников вроде тех, с кем она уже познакомилась? Верно, никакого.
С тоской подумав о брачном обряде, во время которого это стихийное бедствие привяжут к нему венчальной лентой, что по прочности не уступит оковам для особо опасных преступников, Генрих быстрым шагом догнал своего «нового врага» и, сжав её руку чуть выше локтя, с силой потянул на себя, заставляя обернуться.
- Леттис, говоришь? – Сквозь зубы процедил он, практически не играя – затылок, куда леди угодила… а чем, интересно, угодила?.. довольно ощутимо ныл, не добавляя благодушия. - Что ж, Леттис, приятно познакомиться! – Ничем не прикрытый сарказм в голосе мог натолкнуть на мысль о том, что Диккону куда приятнее было бы повстречать в лесу змею особой ядовитости, чем наследницу Фосселеров, даже самого неискушённого в чтении чужих эмоций. - Значит, теперь ты мой враг? Прекрасно! – Губы герцога изогнулись в улыбке, в которой без труда угадывалась решимость, а ещё – что-то хищное, категорически не свойственное Найтону прежде, до знакомства с будущей женой. Женой… каким дураком он был, что не ценил каждый день холостяцкой жизни!.. - Что ж, в таком случае терять мне уже нечего, давай-ка подумаем, как враги коротают время друг с другом. Говоришь, мои люди напали на карету? – Демонстративно оглядевшись и не обнаружив поблизости ни кареты, ни «своих людей», Генрих досадливо повёл плечами. Мол, увы, этот пункт плана леди Леттис неосуществим ввиду отсутствия реквизита и массовки. - Ладно, что дальше-то? Я тебя ограбил? – Перехватив руку девушки за запястье, Генрих стянул с её пальца кольцо. То самое, которым она кичилась наравне с принадлежностью к дому Фосселеров. Мгновение, и кольцо исчезло в его кошеле, висящем на поясе. Удерживать… несколько возмущённую, да, точно – «несколько возмущённую» таким произволом леди Гвиннбрайр стало сложнее, и герцог выпустил её руку, чтобы в тот же миг перехватить за предплечья и как следует встряхнуть. Пожалуй, не сделай он этого, и рассерженная кошка, что и в спокойные времена не отличалась кротким нравом, выцарапала бы ему глаза. А вместо этого обмякла, словно тряпичная кукла в грубых руках, очевидно не привыкшая к подобному обращению. Что ж, Его Светлость тоже не привык получать не пойми чем по голове, да ещё и от женщины. - Ограбил и… кажется, ты говорила про обесчестил? – Нарочито медленно взгляд Дикона коснулся её губ, а затем скользнул к вырезу платья. По традиции перед первой брачной ночью следовала помолвка и, собственно, сама свадьба, но если миледи не возражает… Да и не ночь сейчас, если следовать букве традиций буквально. - Знаешь, а быть твоим врагом куда интереснее, чем другом. Пожалуй, я тебя даже «равнодушно не брошу», а и впрямь провожу домой. После всего, что между нами… будет.
Короткий поцелуй – неожиданный, дабы Леттис не успела отреагировать – и девушка полетела на землю. Не больно, скорее обидно и унизительно. Тот, кого она дразнила, упиваясь своим мнимым превосходством, оказался сильнее и был не прочь продолжить знакомство в том самом ключе, о котором миледи вряд ли думала всерьёз, рассыпаясь в угрозах. Не так, совсем не так вели себя её прежние кандидаты в мужья. И Генрих, доведись им встретиться под сводами родового замка, повёл бы себя иначе. Но сейчас над головой простиралось лишь высокое осеннее небо, подпираемое вековыми деревьями, а все правила и традиции разбросал по округе ветер – истинный хозяин здешних мест. 
- Для того, чтобы осуществить твою угрозу, на тебе слишком много одежды, – задумчиво констатировал Диккон, сперва уделяя внимание щиколоткам, показавшимся из-под сбившегося подола, а после – каждому изгибу тела, вырисовывающемуся под платьем. - Помочь? Все эти корсеты – сущее наказание.

+1

8

Когда цепкие пальцы сжали предплечье, Леттис вскрикнула от боли и шарахнулась в сторону. Но вырваться не смогла: Диккону с такой хваткой стоило не ветки шалашиком складывать для костра, а разглаживать кузнечным молотом стыки на доспехах. Шансов не оставить руку в его ладонях было мало - девушке казалось, что она слышит хруст костей, хотя то был лишь треск рукава - потому пришлось ограничиться гневным взглядом, на который мужчина ответил не менее красноречивым своим. В Леттис стал просыпаться инстинкт самосохранения. За дымчато-прозрачным стеклом глаз собеседника клубилась опасность, для пущей наглядности продублированная в зловещей усмешке. Упавшая на лоб вьющаяся прядь резко очертила тени, превратив лицо Диккона в праздничную маску, столь любимую почитателями древних божеств, но продлилось это всего миг - словно на солнце в ясный день набежало облако. Обманчивый лес тому виной, а, может, в новом знакомом - или теперь правильнее говорить "в новом враге"? - имелось потайное дно, как в привозимых издалека деревянных шкатулках?
- Сказала бы, что взаимно, да боюсь Создателя прогневать столь откровенной ложью. Отпусти меня! - Леттис снова дернулась, правда, без особого успеха: Диккон превосходил ее в силе и намного. Предплечье начало неметь, но мужчина уже стиснул тонкое запястье. Леди Гвиннбрайр не сразу поняла, что происходит, а, спохватившись, напрасно попыталась вырвать перстень: старинный рубин скрылся в кошеле на поясе Диккона, подмигнув инициалами на прощание.
- Вор! Это мое, отдай сейчас же! - вопль девушки слышала вся поляна - даже птицы перестали чирикать и прислушались, после чего с удвоенной скоростью принялись телеграфировать товаркам сенсационную новость о краже. Но криком Леттис не ограничилась. Не удержи ее "разбойник", носить бы ему до конца жизни повязку на глазах: вознамерившись их выцарапать, племянница Кеннета отступать не собиралась. Диккон все же получил пару царапин, прежде чем сгреб ее в охапку и хорошенько тряхнул, выведя на некоторое время из строя - шутка ли: так обращаться с особой благородной крови!
- Кажется, ты говорила про обесчестил? - вкрадчиво уточнил он, и Леттис стало нехорошо: а ну как решит последовать ее совету? Только сейчас девушка осознала, как недопустимо близко они находятся друг от друга.
- Ты не посмеешь, - прошипела она, чувствуя себя все более неуютно под изучающим взглядом Диккона. Вырез у платья был небольшой, но и его захотелось прикрыть, когда мужчина без стеснения заглянул внутрь. Этого ему показалось мало: в следующее мгновение он дерзко поцеловал Леттис и толкнул на землю, явно собираясь привести план в исполнение. Тщетно внучка Фосселера искала в его лице намек на шутку - Диккон возвышался над ней с решительностью полководца, определявшего перед боем, откуда лучше начать завоевание вражеского лагеря. Проследив за движением глаз, Леттис поджала ногу под себя, но это не помогло: мужчина нашел другие объекты для исследования - благо, их имелось в достатке.
Не испугавшись одиночества в лесной глуши, будущая герцогиня Хайбрэй пришла в ужас от осознания, что этот человек может с ней сделать. И сделает, если не вмешается Провидение. Леттис берегли от жизненных историй с плохим концом, потому о незавидной участи, попади она в руки настоящих бандитов, приходилось только догадываться. Впрочем, догадок хватило бы, чтобы и более благоразумную леди сковать путами леденящего душу страха. Широко распахнутыми глазами девушка следила за Дикконом, как загнанный в ловушку зверь - за охотником. Тот медлил, и Леттис начала отползать назад, боясь обернуться или спровоцировать нападение неосторожным жестом. Мозг искал выход, но нащупала его - в буквальном смысле - рука.
Отодвинувшись еще немного, леди Фосселер рискнула подняться на ноги. У нее был всего один шанс, упустит его - и не миновать ей расправы за былое и грядущее.
- Разочарую тебя, но между нами не будет ничего ни в этот раз, ни в другой. А знаешь, почему? - шаг навстречу, спокойствие, пусть и выцеженное по капле из агонизирующего самообладания. Улыбка. Еще шаг. - Потому что подобные тебе недостойны подносить мне седло, не то что дотрагиваться, а уж тем более - целовать! - на последних словах незаметно убранный за спину кулак разжался, и в глаза Диккону полетел песок вперемешку с сухими травинками и мелкими камешками - рука кстати наткнулась на муравейник. Попали ли в горсть маленькие строители, Леттис не знала, но размышлять не было времени: подхватив юбки, она рванула к лесу что есть сил.
Не подготовленная к тяжелым физическим нагрузкам девушка бежала так, как даже в мыслях не сумела бы. Страх за собственную жизнь и честь гнал вперед, заставляя забыть про боль в боку, про сбитое дыхание, про не выдержавшую такого издевательства и порвавшуюся вдоль всего шва туфельку. Леди Гвиннбрайр знала, что далеко не убежит, что Диккон, играючи, настигнет ее, но из последних сил цеплялась за надежду. И лес будто помогал ей скрыться: стволы расступались, тропинка, петляя, не меняла ширины, а ветки не хлестали по лицу, не цепляли за волосы.
Однако удача отвернулась от Леттис. Не заметив острого сучка, она глубоко поранила ногу. О беге не могло быть и речи, да и сама внучка Фосселера, устав до невозможности, скорее согласилась бы на ночь в компании Диккона, чем сделать еще один шаг. Преследователя не было видно; рухнув на траву, девушка наконец дала волю слезам отчаяния и бессилия, понимая, что окончательно заблудилась.

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-13 22:57:39)

+1

9

Иллюстрация собственных слов не вдохновила Леттис. Кажется, леди Гвиннбрайр даже начала осознавать, насколько больно некоторые из её угроз могут ударить по ней же самой обоюдоострым клинком. Ну что ж, подобная прозорливость заслуживала поощрения, и Леттис было позволено беспрепятственно подняться на ноги.
Чёрт, кажется, она здорово испугалась! И впрямь поверила в то, что герцог опустится до подобного? Ни с одной из своих женщин Генриху не приходилось применять силу, каждая и сама была не прочь оказаться в его объятиях. Много ли удовольствия в сопротивлении и слезах? Куда лучше, когда тонкие пальцы ласкают тебя, а губы ищут поцелуя. Хотя, откуда об этом знать леди Фосселер? Она-то видела перед собой разбойника – такого же, как и те, что напали на её карету. Что ж, всё верно, и даже почти не расходится с планом.
Почти. То, что план в очередной раз сделал немыслимый кульбит на высоко натянутом над землёй канате реальности, Генрих понял, едва миледи заговорила, а после и сделала пару шагов навстречу ему. Неужели передумала?.. Чёрт, а Кеннет Фосселер точно обо всём его предупредил?!! К примеру о том, что его племянница…
…законченная стерва!!! Зашипев, Генрих вскинул руки к глазам, увы, уже после того, как в них щедро сыпанули песка. Мир, всего вдох тому назад бывший таким огромным, разом сжался до размеров самого герцога, ожесточённо трущего глаза в попытке вернуть себе что самообладание, что способность видеть. Последнее удалось довольно быстро, однако к тому времени Леттис на поляне уже не было – лишь подол платья прощально махнул из-за деревьев. Заскрипев зубами от злости, Генрих бросился вслед за своим наказанием.
Догнать её оказалось не сложно (не иначе прошлый опыт давал о себе знать и миледи больше не лезла в бурелом, отдав предпочтение едва заметной, но всё же тропе), а вот обуздать раздражение – куда сложнее. Воспользовавшись тем, что беглянка рухнула на траву, Генрих остановился вне поля её зрения, чтобы выровнять дыхание и привести в порядок мысли. Нет, это не женщина, это дьявол!.. Лишь когда «дьявол» расплакался, уткнувшись носом всё в ту же траву, желание придушить её своими руками скрылось в лесной чаще, оставляя герцога Хайбрэй наедине с будущей герцогиней. Прежде от подобной мысли бросало то в жар, то в холод, теперь же она не вызвала ничего. Неужели, начал привыкать?.. Чуть слышно вздохнув, Генрих направился к беглянке, вскинувшей голову, едва первая ветка хрустнула под его ногой. 
- Набегалась? – В голосе герцога помимо воли проскользнула насмешка. Не то, чтобы женские слёзы оставляли его равнодушным или невозмутимым, не вызывая сочувствия и желания сделать всё, что угодно (включая и невозможное), чтобы погасить истерику, но разве Леттис – не единственная их виновница?! – Возьми ты немного восточнее и не сбавляй темпа ещё два-три часа, к закату уже раздавала бы указания в деревне. Ну а так мы вернулись к тому, с чего начали, и… – внимание Диккона привлекла кровь и туфелька, валявшаяся рядом, и увиденное заставило его нахмуриться. Чёрт, как она ещё шею себе не свернула с таким-то везением?! - Дай взглянуть, - опустившись на колени, Генрих коснулся израненной ступни. Вздрогнув всем телом, упрямое создание попыталось то ли отшатнуться, то ли лягнуть его здоровой ногой, не добившись успеха ни в том, ни в другом. – Да успокойся ты, ненормальная, ничего я тебе не сделаю! Просто хочу помочь.
То ли Леттис поверила в искренность беспокойства, проскользнувшего в голосе, то ли просто устала бороться, но «доступ к телу» Генрих получил почти беспрепятственно. Царапина оказалась глубокой, но прошла вскользь, разом переведя страдания девушки из категории «всё пропало» в «неприятно, но и не смертельно». С трудом удержавшись от язвительного комментария об изнеженности некоторых особ, Его Светлость выудил из сумки флягу с водой и кусок чистой материи. Вся операция заняла у него несколько минут и завершилась несколько неуклюжей, но вполне себе прочной повязкой с кривоватым бантом. Полюбовавшись результатом, Генрих отхлебнул из фляги, а после протянул её своей горе-невесте.
- Ну вот и что мне теперь с тобой делать? – Задумчиво произнёс герцог, оглядывая миледи с ног до головы. На сей раз в его взгляде не обнаружилось и намёка на прежний масляный интерес, лишь досада, чуть сдобренная усталостью. Вопрос принадлежал к категории риторических, однако Его Светлость всё же продолжил рассуждать вслух. Мнение Леттис, даже если оно у неё и было, всё равно не следовало брать в расчёт. – Через несколько часов стемнеет, и раз уж с такой ногой ты всё равно далеко не уйдёшь, на ночлег придётся остаться тут, - скептически оглядев «тут», Генрих почти сразу же понял, насколько оно ему не нравится. Ни воды поблизости, ни укрытия, и даже костёр развести негде. И что стоило леди Гвиннбрайр напороться на сук именно в таком месте? Почему нельзя было сделать это на поляне, где и состоялось несколько необычное, но всё же знакомство герцога Хайбрэй и его невесты. Хотя, если вспомнить обстоятельства, которые предшествовали побегу… - Жди здесь, я поищу более подходящее для ночлега место, - распутав завязки плаща, Генрих протянул его Леттис. Всё тот же надменно вздёрнутый подбородок, а глаза, хоть и покрасневшие от слёз, не утратили гордого блеска. Вот только теперь к нему примешивался страх. Не явный, заметный лишь с тем условием, чтобы задаться целью его разглядеть. Так же и песок, поднятый мальчишкой-ныряльщиком, на какое-то время мутит воду, но не достаточно, чтобы сквозь неё невозможно было разглядеть дно. - Если надумаешь сбежать, плащ оставь здесь, иначе смотри – догоню и отниму. Но я бы советовал всё же поберечь ногу… миледи, – спохватившись в последний момент, Генрих нарочно придал поклону неуклюжести, которую с равной вероятностью можно было счесть как издёвкой, так и банальным недостатком опыта. Забрав у Леттис свою флягу, Его Светлость отправился на разведку, полагая, что за столь короткое время ни с девушкой ничего не случится, ни она сама не затеет очередную глупую выходку.

+1

10

Диккон, как и следовало ожидать, вскоре показался из-за дерева, и Леттис пожалела, что кинула в него шишкой, а не камнем. Разумного объяснения этой внезапной жажде крови не нашлось - разве что на смену настроения повлияли отнятое кольцо да череда неудач, преследовавших девушку с самого утра. Сначала тяжелый разговор с Кеннетом (в котором говорил он один, а племяннице дозволено было слушать его волю, держа возражения при себе), затем нападение, сомнительное знакомство в лесу, раненая нога... Знай леди Гвиннбрайр, чем кончится, не успев начаться, свадебная поездка, нашла бы способ вымолить прощение у дяди, остаться дома - пусть взаперти, без развлечений, но живая и невредимая, под защитой семьи, по-своему ее любившей. Родные люди ведь должны держаться вместе, быть друг другу опорой и поддержкой, даже если на фоне отношений колоколом отзывается выгода. Муж - он, по идее, тоже родной человек, вот только причислять Его Таинственную Светлость к семье Леттис не торопилась. Пока что лорд-регент был для нее далеким будущим и беспокоил в разы меньше Диккона, чья уверенная поступь предвещала беду вернее ярмарочных гадалок.
- Извини, забыла карту дома, - огрызнулась девушка на насмешливое замечание. Несмотря на рвавшееся наружу раздражение, мужчина выглядел иначе, чем до ее побега, и наследница Фосселеров слегка нахмурилась, не понимая причины и сути произошедших изменений. Пока она выискивала подвох, странник заметил на тропе одинокий ботинок, а после - кровоточащий порез и потянулся осмотреть ступню. Теплое прикосновение подействовало на Леттис странным образом: захотелось продлить его и одновременно прервать, оказавшись как можно дальше от заботливых рук. Все это было неправильно, учитывая предшествующие разговоры и действия обоих "врагов", однако фрагмент головоломки, отвечавший за беспорядок в мыслях, от Леттис то и дело ускользал.
- Так же, как ты хотел помочь с корсетом? Обойдусь, - всхлипнув, она дернула ногой, но Диккон удержал ее. Достав флягу с водой и полосу ткани, он ловко обработал царапину (в глазах девушки выглядевшую смертельно опасной раной), перевязал, пристроил сверху бантик.
- Спасибо, - пульсирующая боль сходила на нет, и леди Гвиннбрайр была уверена, что сумеет добраться до деревни иначе, кроме как ползком. - Вернуть украденное и сопроводить до цивилизации, - сделав несколько глотков, она почувствовала, что силы возвращаются. Диккон же продолжал рассуждать вслух, и его "остаться на ночлег в лесу" Леттис не воодушевило. - Можешь меня понести, я не возражаю, - похоже, возражал мужчина, поэтому сие предложение постигла участь предыдущих реплик девушки: его проигнорировали.
- Не приказывай мне, что делать! - негодованию не хватило эмоций и прозвучало оно вяло. Плащ племянница Кеннета не взяла - он мягко выскользнул из рук Диккона, упав рядом. - Я не нуждаюсь в твоих тряпках, - Леттис с вызовом посмотрела собеседнику в глаза. Тот, пожав плечами, поднялся и, отвесив шутовской поклон, здорово задевший миледи, скрылся меж поросших мхом стволов, оставляя ее в одиночестве более жутком, чем раньше. Диккон, сам того не желая, превратился для девушки в маяк, способный провести меж рифами в шторм к спасительной гавани. Не важно, какие цели им двигали, но если он не вернется, Леттис не выйдет из этого бесконечного леса.
Бежали минуты, а Диккон не возвращался. Леди Гвиннбрайр волновалась все сильнее: а ну как плащ недостаточно дорог мужчине, чтобы ради него мириться с обществом избалованной злюки? От земли шел холод - давала о себе знать осень - и Леттис, продрогнув, решила походить. Опираться на поврежденную ногу было тяжело, но ни прогулка, ни счет криков кукушки, ни мысли о мести за перстень не помогали согреться. Взгляд девушки все чаще падал на плащ, и, наконец, она не выдержала.
Плотная шерстяная накидка пахла костровым дымом, хвоей и самим Дикконом. В сочетании этих запахов угадывалась не известная Леттис тайна, к познанию которой ее сердце уже начинало стремиться. Так легко было представить вместо плаща крепкие мужские объятья, где можно спрятаться от всех бед мира и не замерзнуть в самый лютый холод, - будь у воображения чуть больше поводов, Леттис бы так и сделала. Но их не было: фантазии оставались фантазиями, проносились над головой, едва касаясь волос, и уносились в небо, становились там облаками, созвездиями - всем тем, что столетиями манит за собой путешественников и мудрецов. История хранит примеры, когда отдельным смельчакам почти удавалось поймать мечту за хвост, но в последний момент та отдалялась, меняя облик и продолжая оставаться лишь ориентиром.
О чем мечтала Леттис? В это мгновение, пожалуй, ни о чем. Подставив лицо солнцу, она наслаждалась спокойствием леса и ощущением уюта, что подарил ей накинутый на плечи плащ Диккона. Не было желания думать о плохом. Стоять бы так вечно, радоваться последним погожим дням и возможности побыть свободной от традиций и правил...
Леттис не заметила, как вернулся спутник. Он нашел место для ночлега и предлагал следовать за ним. Формулировка, естественно, звучала иначе, но смысл леди Гвиннбрайр уловила. Жаль, Диккон не уточнил, сколько до этого места идти - от благодушия внучки Флориана не осталось и следа, когда пришлось, кое-как натянув порванную туфлю на повязку, ковылять по ничем не отличающейся от множества таких же тропке. Мужчина бодро шагал впереди, и Леттис, проклиная и его, и дядю, и жениха, пыталась не отставать. Получалось плохо. Дело было не только в ноге, но и в знакомстве с окружающим миром, который Леттис до этого видела преимущественно из окна кареты. Ее интересовали цветы, растения, птицы - иными словами, всё. В очередной раз она остановилась у куста с крупными синими ягодами. "Похожий куст растет в саду замка", - или не похожий... Ягоды выглядели аппетитно, а живот урчал от голода уже довольно давно, потому Леттис быстро ободрала нижние ветки, стараясь не упустить из виду Диккона.
- Тебя не интересуют ни деньги, ни мое тело, ни почетная награда от Кеннета Фосселера или герцога Хайбрэя, - поравнявшись с ним, заговорила девушка, - зачем же ты тогда помогаешь мне? И для чего тебе мое кольцо? - выбрав ягоду покрупнее, она потерла ее пальцем и, не особенно надеясь на ответ, задумчиво положила в рот.

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-14 10:31:30)

+1

11

Подходящее место отыскалось всего в полумиле от того, которое выбрала Леттис, рухнув посреди тропы с девизом «Я больше никуда не пойду, лучше прямо тут сдохну». Вряд ли в хорошенькой, но с утра нечесаной головке промелькнула именно эта мысль… хотя, почему «вряд ли»? Это создание способно на всё, что только можно себе вообразить. А заодно и на то, что нельзя. С неё станется ухромать чёрт знает куда, предварительно разорвав одолженный плащ на клочки, и выложив из лоскутов прощальную надпись для Диккона. Или же наесться волчьих ягод, приняв их за чернику, сунуть нос в лисью нору, столкнувшись с её обитателями, крайне не любящими гостей, а то и полезть на дерево, чтобы посмотреть, далеко ли Гвиннбрайр, и теперь сидеть там, вцепившись в ствол и подвывая от страха… В общем, обратно к Леттис Его Светлость возвращался почти бегом, подгоняемый картинами одна краше другой.
К счастью фантазии не оправдались: упрямое создание обнаружилось там же, где он его и оставил. Закутавшись в плащ, леди Леттис стояла рядом с поваленным деревом, вглядываясь куда-то вдаль. Интересно, что она там видела? Кого? И где вообще находилось это загадочное «там», куда был устремлён взгляд небесных глаз? Остановившись в нескольких шагах от Леттис, Генрих замер и сам, вглядываясь в черты своей невесты, не искажённые гневом или капризами. Ни надменности, ни чувства собственной значимости, способного укрыть собою весь Хельм вместе с колониями. Лишь умиротворение, какая-то фарфоровая хрупкость и нежность, тенью упавшая на лицо и запутавшаяся в выбившейся из узла пряди волос. Совершенно другая, незнакомая девушка, отличная от той, что разбрасывалась приказами у костра, словно день от ночи.
Наваждение развеялось в мгновение ока, стоило Генриху окликнуть миледи, оставив на языке терпкое послевкусие, не позволяющее определить наверняка: а было ли оно на самом деле или только привиделось ему… Порой боги играют с людьми и не такие шутки. Но боги – богами. Если они и наблюдали за герцогом Хайбрэй и его невестой откуда-то из-за набежавших облаков, то никак не вмешивались, предоставляя людям самим выпутываться из проблем, которые они же себе и создали.
- Вижу, ты уже в полном порядке – нести не придётся, – усмехнулся Генрих, вновь прячась за маской Диккона. - А жаль, всю жизнь мечтал потаскать на руках настоящую леди! – Интонации в голосе столь явно говорили об обратном, что у леди Гвиннбрайр просто не было шанса принять сказанное за чистую монету, даже отличайся она необычайной легковерностью. - Правда, в моих мечтах леди выглядела, как леди, а не как младшая помощница старшей судомойки, так что… пошевеливайся.
Изобразить равнодушие и отвернуться от Леттис оказалось неожиданно сложнее, чем прежде. И вовсе не из-за опасение вновь получить по затылку первым, что подвернётся ей под руку (признаться, и в первый то раз гордость пострадала куда сильнее головы), а потому… Почему-то. Просто. Без продолжения.
Место, которое выбрал Генрих для ночёвки, находилось не слишком далеко по меркам лорда-регента, однако леди Гвиннбрайр, судя по всему, имела на сей счёт совсем иное мнение. Ну и делала всё, чтобы растянуть путь ещё вдвое. Словно любопытный ребёнок, она вертела головой во все стороны, подмечая деревья, кусты и цветы с любопытством первооткрывателя. Хорошо хоть бесконечными «почему» его не донимала. Или же не хорошо? Внезапно Генриху даже захотелось, чтобы она нарушила молчание, задав один из дюжин вопросов, которые наверняка роились в голове Леттис – изображать равнодушие и невозмутимо шагать вперёд, позволяя себе лишь украдкой оборачиваться к своей спутнице, оказалось довольно скучно. И леди Фосселер нарушила молчание. Правда, совсем не так, как герцогу бы хотелось.
- Деньги интересуют всех, – отозвался Диккон, придав голосу беззаботности, - но до того, как ты стала размахивать своим перстнем, я и не думал, что они и впрямь могут у тебя быть. Кстати, раз уж ты всё равно обещала мне награду, считай, что мы в расчёте. Почёт герцоги могут оставить себе, а вот твоё тело… – обернувшись, Диккон окинул Леттис взглядом – почти таким, как на поляне… а после в один миг преодолел расстояние между ними и весьма ощутимо сдавил запястье, вынуждая девушку разжать руку. Её добыча рассыпалась по траве и тот час же затерялась в ней, а герцог не сводил взгляда со своей невесты, пытаясь на глаз определить, кто из них двоих больший идиот? Она, что наелась таки волчьих ягод? Или же он, что оставил её без присмотра наедине с таким интересным, но довольно опасным миром? - И много ты успела съесть? – Взгляд, полный недоумения и какой-то чересчур искренней обиды, заставил Генриха вздрогнуть. Но не отступиться. - Они ядовитые, бестолковое ты создание!
Ответ Леттис несколько успокоил его, уступив место раскаянию. Как бы там ни было, но часть вины за совершённую Леттис глупость и впрямь лежала на нём. Вот только отмерять – какая именно, не хотелось вовсе. Вместо этого захотелось обнять её, успокоить, погладить по волосам и сказать, что всё будет хорошо. Одна ягода ничего не значит, а вот если бы леди Гвиннбрайр проглотила горсть… Вздохнув, Генрих молниеносно перекинул девушку через плечо, не давая ей и пары мгновений, чтобы перевести дух, и быстрым шагом зашагал в направлении лагеря. Недовольство леди не шло ни в какое сравнение с последствиями, которые настанут для них обоих, если спустя пару-тройку минут она решит полакомиться, скажем, белладонной. А почему нет? Волчью ягоду миледи теперь знает и вряд ли решится в другой раз включить её в свой рацион, а вот белладонна может показаться ей очень даже заманчивой!
Дорога с Леттис на плече хоть и окрасилась новыми красками (и звуковым аккомпанементом, заслушавшись которым даже птицы замолкли), но заняла куда меньше времени, чем с Леттис, плетущейся сзади. Сгрузив свою ношу рядом с поваленным деревом, Генрих опустился рядом, привалившись спиной к стволу. Похоже, его ожидал второй урок на тему, как должно и как не должно обращаться с благородными леди. Надо бы набрать хвороста для костра и наполнить водой флягу – благо, ручей находился всего в паре шагов восточнее – однако если и сейчас проигнорировать праведный гнев леди Фосселер, она попросту лопнет от негодования.
- Можешь не утруждаться и не благодарить меня, кстати.

+1

12

- И ты можешь на глаз определить его стоимость? Вдруг я фальшивку ношу, которая дорога мне, как воспоминание? - в перстне и правда заключались мысли о деде, так скоро - по меркам любящего сердца - ушедшем из мира живых. Но, в отличие от простолюдинов, аристократы выбирали дорогую оправу для памятных событий - тут Диккон как раз не ошибся: рубин был настоящим и стоил баснословных денег. Другое дело: фамильные драгоценности не так-то просто продать, о чем стоило помнить любому разбойнику, отними он добычу у проезжих молодцов или у попавшей в беду дамы.
Настрой мужчины вновь изменился, но Леттис была поглощена ягодами и испугавший ее на поляне взгляд не заметила. Зато следующие действия спутника вызвали волну негодования, секундой позже сменившегося расстройством: кулак под воздействием силы разжался, и обед рассыпался в густой траве, где тут же был растащен муравьями и улитками. Кажется, одна ягода даже досталась кроту - девушка успела заметить, как синий комочек укатился в дырку в земле. Однако до того, как она поинтересовалась, почему Диккон вздумал морить ее голодом, тот сам озвучил причину своего поведения.
- Одну я съела. А ты все врешь - тебе лишь бы поиздеваться надо мной. И перестань меня хватать, у меня от твоих лап синяки останутся скоро! - Леттис вырвала руку и потерла покрасневшее запястье. Обида начала сменяться злостью, разгореться которой мужчина предусмотрительно не дал: самым непочтительным образом взвалив леди Гвиннбрайр на плечо, он потащил ее в чащу.
На этот раз девушка была готова к какой-нибудь выходке, потому почти сразу обрела дар речи и начала ругаться, барабаня кулаками по спине Диккона. Тот упрямо шел вперед, и через сотню-другую шагов Леттис замолкла, исчерпав запас бранных слов, приличествующих леди. Оставались еще неприличные, но надо ведь что-то оставить на семнадцать дней похода до Хайбрэя? Стукнув мужчину в последний раз для порядка, она со вздохом положила подбородок на локоть. Так путешествовать и впрямь было удобнее, чем сбивать ноги, поспевая за направляющим, а что до унижения... Все равно никто не не узнает, как племянница Кеннета Фосселера боролась за выживание, так что можно и потерпеть чуть-чуть - к счастью, Диккон нес ее осторожно и не тряс удалыми прыжками через кочки.
Пункт назначения обнаружился у поваленного дерева, которое Леттис сначала почувствовала спиной, после - увидела.
- Благодарить тебя? Много чести для оборванца! Это ты меня должен благодарить за исполнение мечты всей твоей никчемной жизни. Будешь рассказывать за кружкой эля в какой-нибудь таверне, как носил на руках леди, - поправив повязку, она отогнала назойливого комара. - Может, кто-то и поверит. Диккон, а на чем ты собираешься спать? - с ехидством спросила Леттис после паузы. - Плащ у тебя один - и тот на мне. Но я могу уступить его тебе за... скажем, за кольцо, - она протянула руку спутнику, не сомневаясь, что между выгодой и удобством тот выберет второе. Она бы выбрала, не будь украшение ей так дорого. "Ночи в сентябре не такие уж и холодные, да и все равно костер разводить... Могу не спать: посижу у огня и достаточно", - подбодрить себя получилось неплохо. Леттис даже поверила. Деревня недалеко, в ней наверняка найдется гребень, мыло и нормальная кровать. Платье, хоть и потерявшее товарный вид, было вышито самоцветами, которые можно обменять на предметы обихода. С ними леди Гвиннбрайр расстанется без труда: обилие нарядов дома никогда не делало ее жадной. Наоборот: надев одно платье раз-другой, Леттис отдавала его слугам, себе же шила новое - повторяться одеждой на балах считалось дурным тоном; наследнице богатого рода за соблюдением этого правила надлежало следить с особой тщательностью.
- Я есть хочу, - Диккон получил весьма ощутимый тычок в плечо для лучшей слышимости просьбы. - По твоей вине я лишилась ягод, будь добр найти мне другую еду! - по привычке вскинув подбородок, девушка приложилась головой об ствол и зло глянула на хихикнувшего "простолюдина". - Шевелись давай! - вернула она мужчине недавнее ласковое обращение.

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-19 21:40:34)

+1

13

Мысль о том, чтобы продолжить «врать» и рассказать леди Гвиннбрайр об общеизвестных свойствах волчьих ягод и неуёмного аппетита в их отношении, лишь «самую малость» раздув последствия, словно тлеющие угли, преследовала Генриха всю дорогу до нового лагеря. Отказался он от неё лишь потому, что чувство облегчения уж как-то слишком настырно выбилось на первый план, работая локтями подобно наглой рыночной торговке, которая и за словом в карман не полезет, и на затрещину не поскупится. Интересно, почему в голову пришло именно это сравнение?.. Однако покосившись на Леттис (её тыльную часть, если быть точным), Генрих решил не развивать тему. Вот только удавалось это под аккомпанемент ругани и града ударов (не слишком сильных, но компенсирующих это старанием) не особо хорошо. И даже потом, когда миледи изволила устать и притихнуть (вероятнее всего, одно напрямую вытекало из другого). Отец-Создатель, и как его угораздило связаться с этим сокровищем?!
Обретя почву под ногами (вернее, под их логическим завершением) и, словно бы прочитав его мысли в отражении глаз, «сокровище» тут же поспешило добавить груза на ту чашу весов, которая называлась «умру холостым», а после и вовсе обнаглело настолько, чтобы начать торговаться. Опять. Нет, жизнь определённо ничему не желает учить леди Гвиннбрайр. Внимательно осмотрев поляну в поисках ядовитых ягод, которыми будущая герцогиня Хайбрэй могла бы пожелать продолжить трапезу, и обнаружив только кусты дикой малины, ничуть не изменившиеся «с прошлого визита», Генрих со вздохом обернулся к Леттис. Что ж, если жизнь отказывается связываться со столь неблагодарной ученицей, придётся ему.
- Боюсь, не поверят, – печально констатировал Диккон, окидывая девушку столь красноречивым взглядом, чтобы она вмиг вспомнила о каждой дыре на платье, о сбившихся волосах и отсутствии слуг, готовых выполнить любой каприз племянницы герцога Фосселера, даже скрипя зубами и мысленно желая той провалиться так глубоко, как только позволит воображение. И черти. Которые, если задуматься, не так уж и виноваты, чтобы понести столь серьёзное наказание. - Глядя на тебя, я и сам не особо верю, что ты – леди. – С откровенной насмешкой заглянув в протянутую ладонь, словно бы всерьёз рассчитывая увидеть там кольцо-близнец отнятого, Диккон перевёл взгляд на Леттис. Его так и подмывало ответить, но сделать это означало испортить сюрприз. Леттис должна успеть вообразить, что её требования воспринимают всерьёз, прежде чем свергнуться с небес на не слишком приветливую по отношению к ней землю. Впрочем, на воображение миледи не жаловалась и уже мгновением спустя раздавала указания, напустив на себя столь высокомерный тон, что Генрих ухмыльнулся ещё до того, как гордыня леди Гвиннбрайр приложила её затылком об дерево. Нет, ну до чего невыносимое создание!
Кое-как справившись с недостойным герцога злорадством, Генрих неспешно поднялся на ноги. Вопрос о ночлеге, хоть и заданный с подвохом, всё же требовал ответа. Правда ответ этот распространялся и на Леттис, о чём девушка и не подозревала. Пока что. Ну а что касается ужина…
- Раз уж ты такая любительница ягод, можешь поесть вон тех, – небрежный кивок в сторону дикой малины указал направление, - правда у них есть один существенный недостаток. Ни судорог, ни видений, ни трудностей с дыханием – ничего из того, что ты, видимо, так любишь, раз уж накинулась на волчьи ягоды.
Усмехнувшись и дав себе зарок присматривать за миледи в оба глаза, Генрих направился к невысоким елям, росшим неподалёку от «столовой» Леттис. Наломать веток для лежанки не составило труда, соорудить новый костёр – тоже. И даже отлучиться за водой: благо, леди Гвиннбрайр уничтожала малину с упорством саранчи, явно намереваясь извести куст подчистую, и на поиски приключений не собиралась. Протянув девушке флягу и дождавшись, пока ничего не подозревающая Леттис примет её, как нечто само собой разумеющееся, Генрих наклонился и одним движением распутал завязки плаща. Ещё миг, и трофей оказался в его руках.
- Как ты верно заметила, плащ у меня один, – как ни в чём не бывало заявил герцог, - но менять его на кольцо я не хочу, пускай даже это и фальшивка. Оно дорого тебе, значит, будет дорого и мне тоже. Как память о леди, которую я носил на руках. Ну и в качестве доказательства сгодится.
Не сгодится. И Генрих прекрасно понимал бы это, даже будь он и впрямь тем, чью роль разыгрывал перед Леттис. Подобными трофеями не принято похваляться в сомнительной компании, которая, как правило, собирается в таверне. Да и продать их сложно. Но разве подобные мелочи могут послужить поводом, чтобы вернуть любимую игрушку заносчивой девице? Ни в коем случае.
Вдоволь полюбовавшись на лицо Леттис и честно выслушав всё, что она думает на его счёт, чёрт знает в который раз, Его Светлость лишь с самым невозмутимым видом пожал плечами, а после и вовсе уселся на лежанку, бросив плащ рядом. За то время, пока он занимался обустройством их лагеря, а Леттис – малиной, ощутимо стемнело. Лишь языки пламени продолжали неравный поединок с тьмой, укутавшей поляну. Спать не хотелось. Более того, Генрих и не намеревался этого делать, оставляя себя и свою строптивую невесту без защиты. Его Светлость умел дремать в пол глаза, когда того требовали обстоятельства, а выспаться по настоящему можно и в деревне, где уже наверняка будут ждать его люди, которым и можно перепоручить леди Гвиннбрайр. Но не сидеть же теперь у костра всю ночь, переругиваясь с Леттис и оттачивая друг на друге остроумие, которым придворная жизнь одарила обоих?.. Да и миледи не помешает выспаться. День для неё выдался не из простых.
- Ты так и будешь там стоять там, изображая статую имени леди Как-тебя-там? - Без заднего умысла Генрих поманил девушку на импровизированное ложе. Никакого подтекста и даже мысли о том, чтобы довести до конца провокацию Леттис на прошлой поляне, у него не было, однако кто поручится за то, что творится в голове Леттис? Пришлось вставать, силой хватать её в охапку и укладывать на лежанку, словно маленького раскапризничавшегося ребёнка, не желавшего спать даже при том, что все вокруг уже досматривают десятый, а то и одиннадцатый сон. - Да успокойся ты, я тебя не трону! Так теплее, только и всего! – Едва не зарычал Генрих, пытаясь закутать миледи в плащ и крепко обнять, пережидая попытки вырваться. - Да что же тебе дома не сиделось? За каким чёртом леди понесло на лесную дорогу? Распугивать здешних разбойников больше некому было?!

+1

14

Кольцо Леттис не получила, зато Диккон, последовав ее примеру, раздал указания насчет ужина. Ягодами сыт не будешь - не мясо все же и даже не суп с ломтем свежеиспеченного хлеба - но хоть что-то. После недавнего разговора с него сталось бы лишить девушку и этой привилегии, потому она поторопилась к кусту, не преминув бросить через плечо ответ.
- "Вон те" называются малиной. Если ты не знаешь их названия, то откуда знаком со свойствами? - возможно, мужчина прав, и злосчастный куст оказался волчеягодником, о котором слышали уж точно все, видел не каждый, но как это проверить? Вернуться и закончить начатое - логично, но отравиться при наличии всего половины шансов на это Леттис не горела желанием. "Черт с тобой и с твоими ягодами", - малина, на удивление, оказалась крупной и сладкой - не сравнить с садовой - и настроение значительно улучшилось. Но когда Диккон, воспользовавшись тем, что у внучки Фосселера заняты руки - кто-то же должен держать ветки, пока леди лакомится дарами леса, раз джентльменов, чтобы с этим помочь, на милю вокруг не найти днем с огнем - сдернул с плеч плащ, все вернулось к началу.
- Эй! - забыв про малину, Леттис отпустила куст, но пальцы поймали лишь пустоту. - Ты уж определись, даешь или отнимаешь, - следующая фраза про драгоценность прозвучала как комплимент, но в ней явно пряталась издевка, не различимая с первого взгляда. Да и со второго тоже, поэтому девушка ограничилась обиженным лицом, на которое Диккон глубокомысленно пожал плечами, устроившись поудобнее на собранном ельнике.
На лес наползали сумерки, придавая теням глубины и таинственности, но пришедший вслед за закатом холод не располагал к созерцанию засыпающей природы. Малина закончилась, вынудив Леттис переместиться к костру - ночью особенно сильно ощущалось приближение зимы. Еще не скорой, но неумолимой и неизбежной, как смерть, старость или замужество. Все подруги леди Гвиннбрайр уже вышли замуж и обзавелись детьми, а она без раздумий променяла бы компанию несносного разбойника на преклоненные у алтаря колени.
- Ты так и будешь там стоять там, изображая статую имени леди Как-тебя-там? - пожалуй, она поторопилась с выводами. Тепло огня распространялось от озябших пальцев к локтям и выше, однако спасти от проникающего за ворот ветра - не студеного, но все равно неприятного - не могло. Предложение Диккона не было лишено смысла, однако Леттис не двинулась с места, памятуя о его недавних намерениях.
- Фосселер, в будущем Хайбрэй. Советую запомнить сейчас, пока мы не добрались до деревни, - пикировки с мужчиной все меньше ранили самолюбие - это сколько его нужно, чтобы обижаться на каждую дерзость? - и превращались в нечто само собой разумеющееся между столь разными личностями, объединенными общей бедой (покалеченная нога Леттис) и намерениями (вознаграждение за услуги проводника). Хотя до полного взаимопонимания было далеко: стоило Диккону подняться и решительно направиться к леди, как та спешно отступила от пламени, словно расстояние могло помочь избежать неизбежного.
- Не подходи, - предупредила Леттис, хватаясь за торчавшую из костра палку и одергивая ладонь от горячей поверхности. "Опять через лес?" - с тоской подумала она, обернувшись на миг, которого хватило, чтобы мужчина поймал ее и поволок к лежанке. - Пусти меня, слышишь!!! Ты, наглый, отвратительный, грубый... - с остервенением отбиваясь от Диккона руками и ногами, Леттис не сразу осознала: ее не раздевают, а как раз таки наоборот - укутывают в плащ. - Что ты творишь? - она недоуменно воззрилась на спутника, забыв о проклятиях, что сыпала ему на голову секунду назад.   
- Да успокойся ты, я тебя не трону! Так теплее, только и всего!
- Ты уже меня трогаешь. Убери руки! - пнув его коленом, девушка откатилась к краю лежанки, утягивая за собой плащ. Положение это не спасло - они продолжали соприкасаться телами - но сила самовнушения творила чудеса и в худшие времена. - Лучше я замерзну, чем позволю себя обнимать такому, как ты. Тем более, что мне не холодно.
Полежав немного в тишине и успокоив нервы, Диккон поинтересовался, чем обязан честью лицезреть сие сокровище в чаще, а не в родовом замке, где ему самое место. Положив руку под голову, Леттис  изучающе посмотрела на мужчину, а после, не найдя угрозы, вздохнула.
- Думаешь, меня спрашивали? Засунули в карету и отправили к жениху в Хайбрэй в наказание за розыгрыш над гостем. Как будто я спала и видела трястись по дорогам три недели в обществе старухи да соглядатаев дяди, - она фыркнула, но прозвучало это грустно. - Правая сторона - твоя, левая - моя. Спокойной ночи, - Леттис повернулась спиной к Диккону, путаясь в собственных ощущениях. Ей не нравилось, что он так по-хозяйски с ней обращался, но прохлада и впрямь заставляла зубы постукивать, а от мужчины исходило тепло, которого ищет, замерзая, любое живое существо. Крохотная частичка подсознания подталкивала прижаться к нему ближе, позволить обнять и согреть, но тоска по дому и острая жалость к себе перевесили: по щекам снова покатились слезы. Леди Гвиннбрайр полагала, что выплакала всё на поляне, и откуда они брались - от одиночества, неопределенности, обиды ли - не знала, да это и не имело значения. К счастью, успокоиться удалось быстро - усталость взяла свое. Наблюдая за догорающим пламенем, Леттис не заметила, как уснула, и не почувствовала сильную руку Диккона, обвившую ее талию и притянувшую к себе...

Пробуждение было мучительным: от забегов по оврагам и буреломам ныла каждая косточка, неудобная же постель усугубила ситуацию, добавив к гамме ощущений новые оттенки. Леттис казалось, что по ней проехался конный отряд; приоткрыв один глаз, она попыталась перевернуться и застонала, потревожив растянутые мышцы. Но, несмотря на старания, поменять позу не смогла - спавший рядом (куда ближе, чем когда она засыпала, кстати) мужчина крепко обнимал ее. Только тут девушка обнаружила, что лежит у него на груди, разглядывая застежки потрепанного жилета.
Первой мыслью было добавить Диккону ко вчерашним синякам сегодняшние, но, во-первых, он действительно сдержал обещание и ничего ей не сделал, а, во-вторых, выбираться из теплых объятий не хотелось совершенно. Леттис смутно припомнила, что сама устроилась у него на предплечье, придвигаясь тем ближе, чем настойчивее заря оповещала о своем приходе. Отталкивать разбойника после собственных неподобающих поступков вряд ли стоило - вместо этого леди Гвиннбрайр приподнялась на локте и посмотрела на него, задерживая взгляд на линии носа, губ, подбородка. Неудержимое желание проверить, мягкие или жесткие у Диккона волосы, вдруг охватило ее, и Леттис осторожно коснулась черной пряди. Мягкие... Поймав себя на мысли, что ей хорошо рядом с этим человеком, девушка разозлилась и потянулась к фляге. Вода была теплой, зато ее было много. Сделав глоток и смочив лоб, Леттис коварно усмехнулась и перевернула флягу над лицом мужчины.     
- Доброе утро, - проворковала она, когда Диккон вскочил, как ошпаренный, припоминая и черта, и его друзей. Вода стекала с его волос, но пылавшие гневом глаза обещали высушить ее скорее, чем солнце, что уже поднялось высоко и выглядывало сквозь кроны деревьев.

+1

15

Некоторые вопросы не нуждаются в ответах, даже если произносятся вслух. Кто-то называет их «риторическими», пользуясь случаем ввернуть умное словечко, а кто-то лишь злится на себя за то, что эмоции наперевес со знаком вопроса опять разгуливают сами по себе и лезут туда, куда не следует.
Всю историю скорой свадьбы Леттис (а заодно и своей собственной) Генрих знал из первых уст, однако вопрос его, щедро приправленный досадой, леди Гвиннбрайр приняла за любопытство, которое ни с того, ни с сего решила удовлетворить, откатившись с трофейным плащом на самый край лежанки. Брак в наказание за розыгрыш – вот как она видит их будущий союз?! Что за абсурд?
«Действительно, – мгновенно отозвался внутренний голос, так и сочащийся ехидством, - уж ты-то видишь всё совершенно в другом свете!..»
В другом. А ведь и правда, в другом. Как сделку. А то и жертву на благо Хельма, за которое лорд-регент готов расплатиться призрачным шансом на счастье и… Чёрт. От столь дешёвого «благородства» стало тошно, а при мысли о том, что эта ассоциация не взялась из ниоткуда, а вынырнула из подсознания, чувство омерзения окатило его, словно помоями. Хорошо, хоть Леттис уже повернулась на другой бок и не видела гримасы, которая исказила лицо Генриха. Идея с ответным розыгрышем и прежде вызывала у Его Светлости немало нареканий, однако теперь и вовсе показалась ему верхом абсурда. Того самого, в котором лорд-регент ещё несколько мгновений тому назад готов был обвинить Леттис.
Да и сама идея с женитьбой теряла привлекательность прямо на глазах. В своём желании приручить Леттис, наказать её за неповиновение, Генрих совсем позабыл подумать о том, что ждёт их обоих дальше, даже если дрессура даст положительные результаты. Приручить с помощью одного только кнута невозможно. Лишь страх перед наказанием не позволит что зверю, что человеку напасть на своего «хозяина». Да и то лишь пока чаша этого страха не наполнится доверху, выплеснув наружу ничем не разбавленную ярость. Именно поэтому опытные укротители и советуют держать под рукой пряник. Дескать, так надёжнее. Особенно, если научиться правильно комбинировать одно с другим.
Боялась ли Леттис? Боялась. Кнут поработал на славу, а вот пряника под рукой как-то не оказалось. Да и был ли он вообще? Существовало ли под этим небом хоть что-то, о чём мечтала эта гордячка, кроме ощущения собственного над ним превосходства и нового платья? Возможно. Вот только Генрих даже предположить не пытался, что бы это могло быть. Чего может желать племянница герцога, у которой и так было всё, что только можно купить за деньги? Вероятно того, что не имело цены. Но с этим и у Генриха было туго…
Наблюдая за тем, как вздрагивают в беззвучном плаче плечи девушки, Генрих боролся с желанием обнять её и провести рукой по волосам. Вытереть слёзы, а вместе с ними и страх, сказать, что всё будет хорошо, пусть даже ни черта оно и не будет, сказать или сделать что-то, чтобы Леттис поверила в то, что перед нею не враг, а… Кто? Неважно. К тому же, прикоснись он хотя бы к плечу – станет только хуже.
Сколько они так промолчали, Генрих не знал. Просто вдруг понял, что на смену плачу пришло ровное и глубокое дыхание человека, сморённого сном. Осторожно приподнявшись на локте, чтобы удостовериться в своей догадке, и больше минуты вглядываясь в умиротворённое лицо девушки, которое не портил даже покрасневший нос, Генрих улёгся обратно, чтобы мгновением спустя притянуть к себе Леттис. Замёрзнет ведь. Ну что за упрямое создание…
…Намерение не спать удалось осуществить практически в полном соответствии с планом. Несколько раз Генрих поднимался затем, чтобы добавить в костёр заранее припасённого хвороста, и всякий раз, возвращаясь обратно, с удивлением ловил себя на желании улыбнуться, глядя на то, как Леттис хмурится наедине с пустотой, а после сама улыбается во сне, по-хозяйски обнимая его и прижимаясь всем телом. Незадолго до рассвета леди Гвиннбрайр и вовсе устроилась на плече «наглого, отвратительного, грубого и далее по тексту» бандита, обездвижив его надёжнее самых замысловатых кандалов на свете. Скормить огню очередную порцию хвороста, не разбудив девушку, сделалось невозможным, и Генрих сам не заметил, как задремал, засмотревшись на угасающие блики. Кажется, последней мыслью стало решение завтра же обо всём рассказать ей, заодно покончив и с этой безумной затеей с женитьбой. Произнести клятвы только затем, чтобы со временем утонуть в пучине вежливого равнодушия? Разве они это заслужили?
Ответа на этот вопрос Его Светлость отыскать не успел. Но герцог совершенно точно помнил, что слово «тонуть» имело в его мыслях иносказательный, а не буквальный смысл. Да и кто ожидает подвоха от водной стихии, когда из её представителей поблизости лишь ручей, теряющийся в траве уже спустя десяток шагов? Как оказалось, подвоха должен ожидать каждый, находящийся в радиусе мили от леди Гвиннбрайр и её оригинальных методов побудки, которые к принцу крови не позволяли себе применять даже самые суровые воспитатели.
Отдышавшись и сфокусировав взгляд на сияющей, словно новенький золотой, Леттис (в процессе изведя на неё едва ли не треть своего запаса ругательств), Генрих едва зубами не заскрипел от бессилия. Первая мысль – отблагодарить леди Гвиннбрайр за умывание полноценным купанием в лесном ручье – была отвергнута им, как крайне заманчивая, но нерациональная. Во-первых, с этого недоразумения станется утонуть там, где воробью по колено, а во-вторых, у неё уйдёт уйма времени на то, чтобы высушить платье, и они не то, что к полудню, но и к вечеру до деревни не доберутся.
- Доброе, – только и смог процедить сквозь зубы Его Светлость, с сожалением отвергая план мести, и вместо этого старательно испепеляя миледи взглядом. Но испепелялась леди Фосселер из рук вон плохо, а воды во фляге это чертовски предусмотрительное создание не оставило ни капли. С трудом поборов желание продолжить образовательный курс в части ругательств, Генрих с раздражением схватил с земли злосчастное орудие пробуждения, едва не смяв его в пальцах, и зашагал к ручью, храня красноречивое молчание.
Вернулся Его Светлость чуть позже, чем следовало (охваченный злостью, Генрих и не заметил, как просто-напросто перешагнул несчастный ручей, углубившись в лес где-то на полмили, прежде чем заметил эту оплошность). За время прогулки гнев несколько поутих, сменившись простым раздражением. На Леттис, на её выходку и градус невыносимости… а заодно на себя. За то, что позволил обмануться слезами, казавшимися такими настоящими. Да в этой девчонке нет и никогда не было ничего настоящего! Глупая мстительная кукла, которая…
«…не так уж и виновата.»
Мысль эта – настолько странная и чужеродная, что просто не могла принадлежать лорду-регенту – несколько сбила с толку, но упрямство (о да, не всё оно досталось леди Гвиннбрайр) не позволило сосредоточиться на ней. Отгородившись от подозрительно притихшей Леттис давно погасшим костром, Генрих выудил из дорожной сумки нехитрый завтрак, состоящий из хлеба и сыра, и, разделив на две части, протянул одну девушке. С таким видом, словно желал ей подавиться.

+1

16

- Ты для меня ничего не значишь!
- Но почему тогда ты плачешь?
- Я для тебя ничего не значу!
- Но почему тогда я плачу?

Кукрыниксы – Ты для меня

Когда Диккон с непередаваемым выражением лица умчался, ломая ветки, за водой (или за поиском причины, почему свалившееся ему на голову бедствие не заслуживает смерти прямо здесь и сейчас), улыбка Леттис померкла, а переполнявшее ее воодушевление разом спало, оставив пустоту в душе. Разбойник заслужил флягу - не одну, если углубляться в арифметику поступков, - но месть впервые не принесла должного удовлетворения. Леттис считали испорченной, эгоистичной и жестокой, что было недалеко от истины и одновременно ей не соответствовало. Племянница герцога Фосселера любила показать свое превосходство, унизив или высмеяв окружающих, но шло это не от садистского желания причинить боль ради боли, а от самозащиты. Ведь женщине в мужском обществе нужно быть сильной, чтобы справиться со всеми неприятностями, выпадавшими на ее долю: начиная от брака с нелюбимым и заканчивая смертью детей от болезней и интриг, которые не стоило списывать со счетов. И знатная дама, и простолюдинка вынуждена провожать мужа на войну, откуда тот не всегда возвращался; растить потомство, пресекая попытки поставить под сомнение статус добропорядочной супруги и запрещая себе настоящее, но скоротечное чувство; следовать долгу, даже когда от него остается одно название - легко ли здесь выстоять, сохранить себя и не сломаться? Королям и регентам неведома стойкость их жен, но и тем откуда-то требовалось черпать силы. Кто-то ударялся в религию, ну а кто-то, как Леттис Фосселер, бросал вызов миру: все выдержу, все смогу, еще вам покажу, как надо. Живший по принципу "око за око" Флориан воспитал внучку такой же и мог гордиться, глядя на нее с небес: уроки усвоились хорошо.
Но отчего-то с Дикконом это не работало. Дерзкий, непочтительный... заботливый, добрый, он не обязан был бинтовать рану, разыскивать воду или следить, чтобы его спутница не замерзла. Однако делал, не требуя ничего взамен. Другой бы на его месте уже обобрал леди Гвиннбрайр до нитки, а Диккон ограничился одним кольцом и парой угроз, которые, все больше стало казаться Леттис, так и останутся нереализованными. Разумеется, ставить на это девушка бы не рискнула - спящее лихо лучше не трогать - но при здравом размышлении сомнения возникали сами собой. Разбойник был силен, справиться с голубоглазой обузой мог шутя, почему же не справлялся? Может, просто не хотел? "Он ведь так и не сказал, почему помогает мне", - осенило ее.
По-видимому, гнев Диккона был велик, раз располагавшийся в пяти шагах от ночлега ручей он пошел искать аж на другой край леса. Все еще чувствуя себя неловко за очередную "шутку", Леттис прошлась по поляне, собирая в кучку разлетевшиеся угли и стряхивая с плаща хвоинки. Мужчина не возвращался, и она решила исследовать противоположную от кустов малины сторону. Не зря: напав на орешник, леди Фосселер набрала в подол спелых орехов. Жизнь в лесу нравилась ей все больше - на этой мысли она расположилась у поваленного ствола, с которым уже успела завести дружбу  и стала дожидаться Диккона.
Тот по-прежнему хранил молчание, но скудными припасами поделился, рождая в Леттис волну подозрительно похожего на нежность чувства.
- У меня тоже есть кое-что для тебя, - отложив хлеб с сыром, она обогнула кострище и подошла к мигом насторожившемуся мужчине. - Не фляга, не бойся, она у тебя, - улыбка вышла слегка смущенной. - Держи, - Леттис ссыпала в подставленные ладони Диккона орехи. - Я не знаю, как разбить скорлупу, но, быть может, ты придумаешь... - разбойник молчал, рассматривая ее, и девушка, помявшись, пошла к ручью, от которого вернулась огорченной. - У тебя нет гребня? Хотя, боюсь, даже с ним я не расчешу это, - она приподняла достигавшие пояса пряди и вздохнула: вряд ли мужчина поймет, что для женщины значат колтуны в волосах.   
 

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-25 12:09:43)

+1

17

- Гребня? – Озадаченно переспросил Генрих, машинально перебирая орехи. – Какого ещё гребня?
Признаться, всё то время, что леди Гвиннбрайр провела у ручья, он только и думал о том, что теперь делать ему самому. Что делать им обоим. Затея проучить Леттис, пожалуй, удалась. Вот только с такой оговоркой, что разом свела на нет истинную цель всего «обучения»: леди Фосселер не собиралась меняться. Страх перед разбойниками и возмутительное отсутствие прислуги с гребнями и новым платьем аккурат за соседним деревом не сотворили и не сотворят чуда. Она останется такой же капризной, мстительной и колючей, как бы далеко не зашёл этот розыгрыш. Такой же? Нет, вероятно, станет ещё хуже. Совсем недавно Генрих был готов принести клятву на Книге Света: ему всё равно, на ком жениться, если этот союз обернётся пользой для Хельма. Приданное самой завидной невесты королевства – польза в чистом виде, вот только… Идти в алтарю с Леттис Фосселер совершенно не хотелось.
Жестокая самовлюблённая стерва, которая сперва отравит всю жизнь тому, кто отважится на сей сомнительный подвиг (исключительно польстившись на состояние), а после спляшет на его могиле? Возможно. Во всяком случае, именно так и кажется на первый, второй и даже двенадцатый взгляд. Но будь леди Гвиннбрайр безусловным исчадием ада, было бы проще. Он бы смирился, сумел подчинить. Не погнушался бы даже тем, чтобы поставить гордячку на колени, сломав её, словно куклу, позабытую на скамейке. Прибежавшая за своей любимицей девочка непременно расплакалась бы, баюкая «погибшую» на груди. Но дети жестоки, чужие слёзы лишь раззадоривают их, и смех – самая мягкая из реакций. Дети вырастают. И ничего не меняется.
Жестокость – крайняя мера, неоправданная. Однако вполне применимая к тем, с кем связывает одно лишь равнодушие. Но Леттис… как быть с той, кого лорд-регент случайно заметил вчерашним вечером? Как заставить себя забыть о ней, даже если эта кроткая нежность в глубине глаз всего лишь видение, злая шутка заходящего солнца, отражённого в их небесной голубизне? Позволить связать руки и судьбы, а после всю жизнь украдкой наблюдать за отражением в зеркалах в нелепой надежде увидеть, каким могло бы быть его счастье. Как бы оно улыбалось, спешило на встречу, засыпало, устроив голову на его плече… Жестокость – крайняя мера, но по отношению к себе самому, увы, неосуществимая.
- Ты просила отвести тебя в Хайбрэй, – медленно произнёс Генрих, выбирая один из орехов и так пристально разглядывая его, словно бы в руках лорда-регента находилась неведомая диковина, никогда не виданная им прежде. – Не в Гвиннбрайр, где осталась твоя семья, а в Хайбрэй, к жениху, которого ты даже не знаешь? – Довольно необычно говорить о себе в третьем лице, но какая уже разница? Да и маска Диккона того и гляди упадёт на землю, чтобы исчезнуть в высокой траве. - Выходить за того, кого ты не выбирала, обычное дело… у лордов. – Маска подхвачена и водворена на место лишь чудом. И тень насмешки, проскользнувшая в голосе, Диккону удалась в самый раз. - Но сейчас ты свободна. От семьи, от жениха, от обязательств. Можешь идти, куда хочешь, и жить так, как захочешь, но… ты выбрала Хайбрэй. Неужели всё дело в гребне или же карете с гербами? Быть чьей-то куклой в обмен на новые драгоценности действительно так заманчиво, что ты готова прошагать пешком восемнадцать дней и столько же терпеть мою компанию?
Пара камней – нехитрое приспособление, не требующее ни ума, ни сноровки. Хотя, с последним утверждением Его Светлость несколько поторопился, досадливо смахивая в сторону раскрошенный орех. Со вторым дело пошло лучше и вскоре несколько ядер легли в машинально протянутую узкую ладонь. Усмехнувшись, Генрих сжал пальцы девушки в кулак, словно бы невзначай отыскивая повод не выпускать их подольше, а после закинул в рот чудом уцелевший орех.
Всё, что он говорил, было неправильно. Слишком сложные вопросы для той, кто всю жизнь прожила в золотой клетке, чтобы однажды сменить её на другую. И слишком смелые ответы, что так и просятся на ум, доведись Генриху отвечать вместо Леттис. Слишком неосуществимые и невозможные с точки зрения здравого смысла… почти, как и инсценировка нападения на карету леди, питающей слабость к злым розыгрышам.

Отредактировано Henry IV Knighton (2016-07-26 20:48:38)

+1

18

- Да что ты понимаешь?! - взвилась Леттис, мигом позабыв о желании вести себя сдержаннее. Как смел он сравнить ее с куклой, когда она, наследница самого богатого рода Гаскони,… ею и является, если подумать. Марионетка в сети чужих интриг, красивая безделушка на каминной полке: безмолвная, радующая глаз богатым нарядом и нарисованной улыбкой. Все верно, Диккон прав. Сменить одну клетку на другую – вот ее удел. И пусть тюремщик окажется ласковым, а решетка - золоченой, тюрьме никогда не стать волей, не приблизиться к лесу, горам и рекам, увидеть которые рвется сердце, не заменить просторов и открытий этого мира, доступных Леттис всего восемнадцать дней пути до Хайбрэя. Неосознанно девушка обхватила себя руками, словно отгораживаясь от тоскливых мыслей, обрушившихся на нее со всей силой, и на долгое время на поляне воцарилось молчание. Но вопросы требовали ответов. Вернувшись в привычное душевное расположение, леди Гвиннбрайр посмотрела на Диккона.   
– Это у вас, мужчин, есть свобода, – она горько усмехнулась. – Вы можете выбирать себе невесту по состоянию или положению, можете остаться холостыми. А у женщины права голоса нет. Даже если она знатного рода, найдется десяток родственников, считающих долгом чести устроить выгодный для нее – и себя, разумеется, – брак. Это сделка, мой случай не исключение. Сорвется она – Кеннет заключит другую. Не такую выгодную, возможно, но суть не изменится. Теоретически я могу сбежать хоть сейчас, но куда я пойду? Мне даже не на что купить еду – кольцо ты забрал, а за платье и медяка не дадут. Камни если только продать… – она поковыряла ногтем самоцвет на груди. – На день-другой, может, и хватит. Замужество – единственная для меня защита от подобных тебе. Единственная возможность стать кем-то. Это первая и главная причина, по которой я стремлюсь попасть в Хайбрэй… – говорить ли о второй? Мало ей насмешек, чтобы давать разбойнику новый повод поиздеваться над наивностью благородной леди? – Есть и другая: до Гаскони доходят слухи о лорде-регенте, говорят, он благороден и честен. Глупо надеяться, что это позволит ему полюбить меня, но, наверное, каждая девушка верит, что ее-то брак окажется удачным и основываться будет на доверии, а не на корысти. Я не знаю своего жениха, и это позволяет представлять его любым, – в голосе Леттис послышались мечтательные нотки. – Хотела бы я, чтобы он оказался хорошим человеком… Но даже отсутствие у него костылей и тяги к рукоприкладству меня устроит.  К  тому же, «герцогиня» звучит куда лучше «леди», - резюмировала она, доплетая косу, которую начала после того, как поняла: гребень ей не светит. – Ну а ты, Диккон? Ты женат? И с чего ты взял, что моя семья осталась в Гвиннбрайре? Я про нее ничего не говорила.

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-27 22:58:51)

+1

19

Возмущение, ставшее первой реакцией леди Гвиннбрайр, горным потоком, сбивающим с ног, обрушилось на Генриха. Вернее, должно было обрушиться – уж слишком пылко Леттис бросилась на защиту своей клетки, которая «не клетка» – а на деле… смущённый летний дождик, неловко обронивший несколько капель на землю и мигом ретировавшийся, обескураженный собственной дерзостью. Его Сиятельство знал, о чём говорит. Причём знал изнутри, а не понаслышке. Леттис могла сколько угодно отрицать его слова, бросая на амбразуру всё новые и новые аргументы, только вот сути это не изменит. Жаль, если миледи так этого и не поняла…
Поняла. И замолчала, обхватив себя за плечи в наивной попытке защититься от мира со всей его несправедливостью разом. Одним свобода, другим – брак. Справедливо ли это? Все вокруг утверждают, что да. Генрих и сам привык так думать. Идти против традиций и устоев? Зачем? Ради кого? Ради Леттис, которая ещё вчера была для него обыкновенной избалованной девчонкой с дурным характером и злым чувством юмора? Возможно. «Вчера» осталось в прошлом. «Сегодня» ему – прошлому – пока ещё не принадлежит. Можно ли победить в поединке со временем? Нет. Но разве это повод, чтобы не попытаться? Было бы только ради кого…
Оценка камней, которыми был расшит лиф платья, вызвала тень улыбки. Одного такого хватит, чтобы пара селянских семей безбедно жила весь год, а миледи «на пару дней»!.. Какими же должны быть эти дни даже по меркам привыкшей к роскоши леди Гвиннбрайр? Забавно, но всё же не стоит того, чтобы вмешиваться в её монолог. К тому же, там как раз подошла и его – Генриха – очередь.
Хм… Лучше бы не подходила. Знак равенства между «хорошим человеком» и «отсутствие тяги к рукоприкладству» озадачила Его Светлость. Настолько, что он даже пропустил мимо ушей доказательства мечтательности, которая, казалось, была не свойственная леди Гвиннбрайр более, чем полностью. С чего она взяла? Как вообще додумалась до того, что лорд-регент в свободное время поколачивает своих женщин?!! Напрямую Леттис этого не утверждала, но… отрицание – это ведь тоже в некотором роде утверждение! Или нет? Не важно. Главное, что на женщину Его Светлость руку не подымет. Даже на ту, которая этого заслуживает. И почти сутки в компании миледи – лучшее тому доказательство.
- Немного же тебе нужно, – хмыкнул Генрих, пытаясь отгородиться несерьёзностью от слов, которых не должен был слышать, а значит словно бы украденных у Леттис наподобие фамильного кольца. Но кольцо он вернёт, а слова… не имеет значения, краденные или отданные добровольно, теперь они принадлежат и Генриху тоже. - Ну а твой жених? Что он получит взамен за свою «честность и благородство»? – Последние слова он словно бы выплюнул. Не от того, что не верил в их ценность, как раз наоборот. Честь не нуждается в оправе из слов. Кичиться благородством – последнее дело. Начни слишком часто использовать их в своей речи, и не заметишь подкравшейся со спины гордыни. - Ты говорила о том, что устроит тебя. Но думала ли, что может быть нужно ему?
Не деньги. Они лишь плата за титул. Стоит убрать золото и регалии, и люди остаются наедине друг с другом. И что тогда? «Хороший человек» с… С кем, леди Гвиннбрайр?
- Я был женат, – неохотно признался Генрих, раскалывая последний орех и аккуратно вынимая ядро. Он не любил говорить о своём первом браке. Слишком личное, слишком дорогое, что для вежливого участия, в которое камнем в бумагу завёрнуто равнодушие, что для любопытства, не подозревающего о существовании границ. Вероятно, в браках без любви что-то есть. Не нужно помнить, не нужно беречь, не нужно учиться жить заново, когда мир перестаёт дышать вместе с нею. Не нужно. Но будь у Генриха выбор, он без колебания вновь прожил бы все дни, отмеренные им небесами, даже зная их наперечёт. Просто потому, что эти дни и есть жизнь. Обидно короткая, но зато настоящая. Как рассказать об этом Леттис? Где отыскать такие слова, чтобы она поняла всю глубину их и всю искренность? И стоит ли вообще это делать? Возможно. Однажды, но не сейчас. К тому же леди Гвиннбрайр так удачно перевела тему. Вопрос, правда, оказался с подвохом чуть менее, чем полностью, однако Его Светлости выбирать не приходилось. - Ты сказала, что из Фосселеров. Замок Фосселеров – в Гвиннбрайре, семья, стало быть, тоже. Или, – губы Диккона изогнулись в ухмылке. Но не обидной и даже не насмешливой, скорее уж такой, с которой давние приятели беззлобно подтрунивают друг над другом, - из тебя такая же леди, как из меня – лорд?
Вдоволь насмотревшись на последний орех и протянув его Леттис, Генрих поднялся на ноги и подобрал свой плащ. Костёр погас ещё до рассвета, лежанка примялась и уже начала засыхать – всего несколько дней и, заигравшись, ветер растащит еловые ветви по всей округе. Оставалась лишь леди Гвиннбрайр. Покончив и с завтраком, и с причёской, она продолжала сидеть на своём месте, задумчиво вертя ядрышко ореха в тонких пальцах, и, вероятно, не заметила бы, вздумай Диккон вовсе исчезнуть с поляны. Ничем не замутнённая вера в то, что мир вращается вокруг неё? Или же первые ростки доверия, пробившиеся навстречу надежде: он не поступит так с нею, не «забудет» одну посреди леса, полного не только малиной и волчьими ягодами.
- Как нога? Идти можешь? – Полюбопытствовал герцог, чтобы хоть как-то привлечь внимание миледи к протянутой им руке. - В смысле, ты идёшь в деревню вместе со мной или приказать, чтобы подали карету прямо сюда? Одно «но»: вместо кареты у них, скорее всего, телега. Как у вас принято, герцогини ездят на телегах?

Отредактировано Henry IV Knighton (2016-07-27 21:05:19)

+1

20

Леттис и не ожидала, что Диккон проникнется пламенной речью в защиту слабого пола - во взглядах на брак мужчине и женщине Средневековья никогда не прийти к согласию - но слова ее все же сумели пробить невозмутимость собеседника, открывая в нем новые черты. Диккон был задет, и Леттис искоса наблюдала за его нарочито сосредоточенными движениями, призванными скрыть нервное возбуждение. Казалось, мужчина еле сдерживался, чтобы не высказать леди Гвиннбрайр все накопленное за сутки - комплиментов набралось немало, надо полагать. Что его останавливало, интересно? Ехидство подталкивало узнать, но Леттис в кои-то веки отмахнулась: успеется. Уж что-то, а шанс поточить зубы об окружающих можно найти всегда. Если бы сарказм их и правда затачивал, ореховая скорлупа не превратилась бы в проблему, решенную на удивление быстро и безболезненно для рук и гордости.
Умения Диккона внучку Флориана восхищали. Сама она могла вскипятить воду в котелке (предварительно подвешенном над уже разожженным костром), ту же малину собрать, оторвать пласт коры - мало ли, для чего пригодится, - но и только. А ее проводник, без сомнения, и дичь выследить мог, и силки расставить, и тушу разделать, не говоря об ориентировании в лесу, поиске воды и знании съедобных растений. "Вот бы меня научил", - не вовремя возникла мысль, сменившаяся логичным вопросом "зачем?", который тоже удалось проигнорировать. Какая разница, зачем? Чтобы не скучно было идти до Хайбрэя. В том, что Диккон проводит ее, Леттис окончательно утвердилась еще накануне.
- Мне нужно куда больше, но я не тешу себя иллюзиями, - она пожала плечами: фантазии хороши, пока не касаются людей. Составить себе образ из обрывков мыслей, переплетения взглядов, из несказанных фраз не составляет труда, но как быть, когда при случайном соприкосновении с реальностью он разбегается трещинами без возможности склеить осколки в единое зеркальное стекло? Кем бы ни был несчастный мечтатель - графом, герцогом или мелкопоместным князьком - падать на землю с высоты одинаково больно. И тем больнее, чем больше красок воображение вплело в свое полотно. - Если честность и благородство требуют что-то взамен, цена их невелика, - настал черед Леттис бросить насмешливый взгляд на разбойника. - Но я отвечу. Верность, поддержку, продолжение рода, если на то будет воля Матери-Защитницы... - "любовь" так и рвалось с языка вдогонку, но обещать ее было бы опрометчиво: ни люди, ни боги не властны над чувствами. - Я понимаю, к чему ты клонишь, - в глазах девушки загорелся огонек, - не думай, что хорошо узнал меня за сутки.  Ты видишь во мне ровно то, что я сама хочу показать.
- Ты говорила о том, что устроит тебя. Но думала ли, что может быть нужно ему? - возразил Диккон, и леди Фосселер вздернула бровь.
- Регенту нужно мое приданное - в противном случае он нашел бы время встретиться со мной до свадьбы. Я ему не интересна. Так почему, скажи на милость, мне следует вести себя с ним как-то по-особенному? Между тем, чего хочу я, и тем, что меня ожидает, разница все же есть.
Разговор перешел на брак Диккона, и по скупому ответу Леттис догадалась: за тремя словами кроется целая история, слишком личная, чтобы доверять ее первой встречной. Она собралась расспросить мужчину, когда тот в вольном пересказе припомнил городские сплетни, странным образом упустив главное.
- Если ты в курсе местонахождения моего замка, то должен знать, что семья моя давно распалась. У меня осталась только мать. И дядя, который несказанно рад, убрав меня с дороги... - Диккон предложил руку, и Леттис приняла ее, но не отпустила - потянула на себя и перевернула ладонью вверх. - Ты не простолюдин, - констатировала она, легко касаясь пальцами старых следов от мозолей, оставленных рукоятью клинка. Отметины эти отличались от любых других; кто хоть раз видел похожие, не спутал бы с мозолями от лопаты или плуга. - У тебя руки воина и манеры аристократа, - как ни старайся, но осанку, гордый наклон головы и открытый взгляд не спрячешь за дешевыми тряпками. Всего-то и потребовалось отойти от собственных капризов, чтобы это разглядеть. - Ты не тот, за кого себя выдаешь, - протянула Леттис, сделав шаг к Диккону и с жадным любопытством сканируя его реакцию. Не сумев прочитать в серых глазах подтверждение теории, она сдала на время позиции. - Но меня это не волнует. Я могу идти. На телеге было бы лучше, однако что-то я не вижу слуг, готовых по первому зову подогнать ее сюда, - девушка огляделась: в эту игру можно играть вдвоем. - А отпускать тебя одного со своим кольцом не горю желанием - ищи вас потом по всему Хельму. Так что орехами от моего общества ты не откупишься, но спасибо, что поделился, - на этот раз улыбка вышла мягче и искреннее предыдущих.
Чередуя беззлобные перепалки с не отягощающими беседу неловкостью паузами, Леттис с Дикконом дошли вслед за катившимся по небу полуденным солнцем до деревни. Но стоило им взобраться на холм, как радость уступила место нешуточной тревоге.
Селение было объято огнем.       

Отредактировано Lettice Fosseler (2016-07-28 09:57:47)

+1


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » долго и счастливо


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно