Переливчатые трели цикад были различимы по всему Лоту, и даже стены атриума пропускали эту полночную песнь, что ниспослали сегодня боги. Их стрекот щелчками отдавался в сознании, возвращая женщину из сонма беспорядочных мыслей и погружая вновь. Она медленно ступала по темному коридору, оказавшись в нем впервые, но это не умалило той уверенности, с которой бывшая жрица преодолевала пространство до искомого места. Храмы строились по подобию своему и мало отличались друг от друга, позволив Цецилии Гельвии пробраться в него из потаенного, скрытого от сторонних глаз, входа.
   Теперь ее шаги отдавались от стен общей залы, испещренных рисунками событий из жизни богов и самой Балморы. Взгляд женщины скользил по ним отстраненно и бегло, в конце проделываемого пути устремившись на тысячи огней, устилавших пол святилища Ионеты. Каждый молящий оставлял богине любви свечу, олицетворявшей вверенную в ее руки надежду, и не было дня, когда бы перед Ионетой не горел хотя бы один огонек. Мерцающие точки покрывали пол и стены, освещая прекрасный кошачий лик, пред которым, как оказалось, когда Сцилла подошла ближе, склонился чей-то женский силуэт.
   Очевидно, ее присутствие потревожило молитву, резко оборвавшуюся в тот миг, когда двух женщин разделял лишь десяток шагов. На Цецилию обратился испуганный взгляд, нисколько не умаливший той красоты, что предстала пред бывшей жрицей. Сцилла знала эту женщину по слухам, не единожды встречала, но так и не имела близкого знакомства с ней. Леди Анд выглядела несколько растерянной, как показалось дочери Гельвиев, которая, смолчав несколько томительных неудобных секунд, решила загладить свою вину так, как посчитала нужным в это время и при этих обстоятельствах.
   Неспешно преодолев разделявшее их пространство, Цецилия слегка улыбнулась и остановилась справа от девушки. Холеные пальцы легли на изящную кисть, взгляд Гельвии опустился, следя за движением собственной ладони, скользнувшей по венам до внутренней стороны локтя, которую ладонь мягко сжала в знак понимания.
   Всем было о чем каяться и о чем просить. Сцилла коротко взглянула в антрацитовые глаза, неопределенно улыбнулась и прошла к алтарю, переступив круг из свечей.
   Рука, осторожно выскользнувшая из длинного рукава, коснулась кромки воды в жертвенной чаше. Ее подношением был маленький букет, распавшийся, как только пальцы отпустили тонкие стебли. Мирт и вербена. Сегодня – вечная любовь и воспоминания. Нежные цветы колыхнулись, привнеся в отстраненные размышления женщины тонкий аромат благоухания. Сегодняшней ночью она видела юношу, с венком из трав, плотным обручем охватившем литые кудри. Мгновение – точеный профиль искажался, представляя бесчисленные лица тех, кого она когда-либо знала.  Юноша обернулся на немое вопрошение  - сверкнувшие глаза рассеяли окружавшую его тьму, нхоборская сова сорвалась с невидимой оси, удерживавшей ее достаточно долго. Птица-вестник. Ахх явился в излюбленной своей форме, во сне.
   Нхоборский вестник широко распахнул крылья, застыв в пространстве – он медленно рассеивался, превращаясь в золотистые крупицы божественного откровения. Их свечение порождало символы: красное дерево, опаляемое огнем, алтарь и женские руки, простертые к ней в подношении. Ладони бережно сжимали цветы мирта.
   Тем вечером Сцилла столкнулась со своим прошлым, поднявшимся из песка воспоминаний словно бессмертный воин Тууба, призванный сразить прокаженного грешника в самое сердце. В ее груди незримо закровоточила старая рана, когда постепенно узнаваемые черты исказились в гримасе открытой ненависти и презрения. Тем вечером в доме Публиев она столкнулась с Кассием Эмилием, прилюдно не возжелавшем ответить на ее приветствие. Ладонь, которой Цецилия бессознательно хотела коснуться, сжалась в побелевший кулак. Она смотрела на бледные иссохшие пальцы, сжимавшие волю человека, который стоял перед ней, и отчетливо понимала, что до сих пор единственным желанием Кассия было убить ее.
   Когда-то Сцила была готова безоговорочно отдать этому мужчине свою жизнь, всю, без остатка, а теперь он источал столь пронзительный холод, что ему удалось сковать живительный источник ее внутреннего благоденствия.
   — Он так и не простил мне своих детей... - тихо, едва уловимо сорвалось с тонких губ.
   Статуя богини взирала на женщин беспристрастно и пристально, проникая мраморным взглядом в потаенные уголки душ и будоража естество тем откровением, что ниспосылала богиня в пространство мыслей сквозь мертвенную тишину храма.
   Они стояли перед Ионетой, словно два прибившихся к одному берегу корабля, потерпевшие один на всех смертных шторм – любовь. Чувство, что бросает из стороны сторону, накрывая собой, будто дикими волнами, то бережно качает на поверхности, давая осознать всю глубину разверзнувшейся под ногами пропасти. И не важно, когда им довелось в нее окунуться – десятки лет назад или только сейчас, еще храня в груди целое сердце.
   Цецилия опустила голову, отступив от алтаря, и, не оборачиваясь, переступила через священный круг. Каждое ее движение заставляло пламя свечей тревожно биться вокруг своих фитильков. Она стояла рядом с Неферт нагая, не скрывая боль и сожаление на своем лице, зная, что это породит столько же догадок и предположений в ее голове, сколько свеч было у их ног в ту ночь. Возможно, в чем-то леди Анд будет права, а может и ошибется ровно тысячу раз.
   — Я не хотела вас потревожить. – Лицо Сциллы разгладилось, возвращая тому спокойное выражение. Она встретилась с Неферт взглядом. — Прежде, чем уйти, об этом все-таки стоило сказать.
[SGN] [/SGN]

Отредактировано Scylla (2016-07-03 20:22:03)

   Каждый звук, проникавший сквозь толщею стен и благоухавшего ароматами масел воздуха, будто бы стремился слиться и дополнить едва различимую песнь, что звучала в те минуты негласного откровения.
   Сцилла опустила веки, а голоса, отражавшиеся от мраморного изваяния, стали отчетливее в ее голове. В них не было слов или обращений, они лишь протяжно тянулись, касаясь невидимых внутренних струн, что вторили им ни с чем не сравнимым чувством – тоскою. Она росла и полнилась, словно дым в жертвенной чаше, воздавая своей госпоже за ее деяния. Цецилия давно перестала сожалеть о чем-либо, не единожды убедившись в том, что свершенное – не обратить, не повернуть вспять, даже выплакав целое море из слез. Можно лишь совершить нечто большее, но у всего есть следствие и есть своя плата.
   Цецилия никогда не сожалела, но была снедаема иным недугом души.
   Лишь звук собственного имени вернул женщину из пелены небытия, что сковала горчащие мысли. Она перевела несколько удивленный, рассеянный взгляд на прелестное лицо, будто увидев его впервые. На мгновение Сцилла действительно забыла, кто стоит подле нее, легко сжимая похолодевшие пальцы владелицы лупанария. Мягкий голос перекрыл звучание песни. Цикады, потрескивание свечей, шелест листвы и песка, отголоски прошлого – все смолкло и подчинилось теплым словам Неферт.
   Сцилла не стала скрывать благодарную улыбку и не сводила прозрачных серых глаз от плавных движений леди Анд, найдя их более, чем заманчивыми в отсветах и полутенях, наполнявших пространство святилища Ионеты. Тоска уступила место интересу, влекомая начавшимся разговором, Цецилия сделала пару нетвердых шагов навстречу ступеням и саду, чтобы не упустить продолжения слов. Но Неферт вернулась к алтарю, преподнеся богине чарующую своим ароматом ветвь жасмина. Сцилла остановилась, внимательно внемля тихому голосу, а лицо ее все больше приобретало задумчивый вид. Глаза оторвались от созерцания девушки, опустившись и вперившись в пол. Не задавалась ли она сама тысячью подобных вопросов? Не снискала ли ответа на них от сестер и богов? С каждым прожитым годом вопросов становилось больше, нежели ответов, но только сама жизнь благоволила к тому. Цецилия улыбнулась собственным мыслям, подойдя ближе, так, что плечи обоих женщин почти соприкасались друг  другом, и обратила свой взор на богиню, подбирая слова.
   — А что же, если не этот круговорот, леди Анд? – Сцилла повернулась к своей собеседнице лишь на мгновение, чтобы тут же перевести взгляд на цветы жасмина у ног. — Я служила богам целых тридцать лет и даже если повторю свою службу еще сотню раз – не исповедаю их замысла. Они нередко приоткрывают завесу сущего, но мы на Балморе слишком пресытились жизнью и уже не видим ниспосылаемого откровения. Не замечаем того, что боги пытаются донести до каждого из нас. – Цецилия подняла голову, глядя на простертые к ней и Неферт руки богини, которые уже видела этой ночью в своем сне. – Любовь – одно из проявлений божественного. Одна из возможностей обратиться к нам, воздать нам или.. покарать. Любовь не несет в себе что-то одно, благоденствие или боль, она имеет много граней, которые порой ранят или ослепляют. Но, тем не менее, это не останавливает нас перед ней. – Взгляд Гельвии устремился на Неферт, неся в себе нечто таинственное и неопределенное. — Лишь зов богов способен привести человека в храм. Он тихий, порой сливающийся с течением жизни, но различимый. Вот здесь, - левая рука Сциллы легла на грудь девушки, там, где находилось сердце, биение которого владелица лупанария смогла почувствовать под своей ладонью. — Ионета возжелала увидеть нас, обоих, а потому каждая явилась сюда в урочный час.
   Ладонь мягко скользнула чуть ниже, дав Цецилии почувствовать, как от этого движения уплотнился маленький участок кожи на груди, после чего рука женщины неспешно отпрянула. По тому, как держалась дочь Гельвиев, нельзя было понять случайность или намеренность стала причиной этого прикосновения. 
   — Иногда стоит смириться и принять данность, которая есть, но порой сделать это сложнее, чем выбрать между двумя любовниками. Поэтому мы взываем к богине, дабы она уняла ту бурю, что мы сами создаем в своей душе.
   Известная в Лоте матрона перевела взгляд от лица леди Анд, дав себе возможность унять зарождавшееся возбуждение. Серые глаза вновь обратились к мраморному изваянию, но не нашли там ничего, что могло бы отвлечь от сумбура мыслей и желаний тела, а потому вновь вернулись к Неферт.
   — Боги не оставляют наши мольбы без ответа. Но только всякий раз они принимают иные формы, нежели те, что мы ожидаем.

[SGN] [/SGN]

Отредактировано Scylla (2016-07-03 23:30:09)