http://illyon.rusff.me/ (26.12.23) - новый форум от создателей Хельма


Приветствуем Вас на литературной ролевой игре в историческом антураже. В центре сюжета - авторский мир в пятнадцатом веке. В зависимости от локаций за основу взяты культура, традиции и особенности различных государств Западной Европы эпохи Возрождения и Средиземноморского бассейна периода Античности. Игра допускает самые смелые задумки - тут Вы можете стать дворянином, пиратом, горцем, ведьмой, инквизитором, патрицием, аборигеном или лесным жителем. Мир Хельма разнообразен, но он сплачивает целую семью талантливых игроков. Присоединяйтесь и Вы!
Паблик в ВК ❖❖❖ Дата открытия: 25 марта 2014г.

СОВЕТ СТАРЕЙШИН



Время в игре: апрель 1449 года.

ОЧЕРЕДЬ СКАЗАНИЙ
«Я хотел убить одного демона...»:
Витторио Вестри
«Не могу хранить верность флагу...»:
Риккардо Оливейра
«Не ходите, девушки...»:
Пит Гриди (ГМ)
«Дезертиров казнят трижды»:
Тобиас Морган
«Боги жаждут крови чужаков!»:
Аватеа из Кауэхи (ГМ)
«Крайности сходятся...»:
Ноэлия Оттавиани или Мерида Уоллес
«Чтобы не запачкать рук...»:
Джулиано де Пьяченца

ЗАВСЕГДАТАИ ТАВЕРНЫ


ГЕРОЙ БАЛЛАД

ЛУЧШИЙ ЭПИЗОД

КУЛУАРНЫЕ РАЗГОВОРЫ


Гектор Берг: Потом в тавернах тебя будут просить повторить портрет Моргана, чтобы им пугать дебоширов
Ронни Берг: Хотел сказать: "Это если он, портрет, объёмным получится". Но... Но затем я представил плоского капитана Моргана и решил, что это куда страшнее.

HELM. THE CRIMSON DAWN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » No news is good news


No news is good news

Сообщений 1 страница 13 из 13

1

http://sh.uploads.ru/n1J53.gif http://sg.uploads.ru/5RmAu.gif

НАЗВАНИЕ: No news is good news.*
УЧАСТНИКИ: Werburgh Kyteler, Henry Knighton.
МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ: Королевский дворец, полдень. Январь 1443 года
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ:
Вербурга прибывает во дворец и спешит доложить о произошедшем на границе Аррасшира и Айгоршира. Вот только теперь обвинения её более конкретны и есть даже имена виновников. С доказательствами, правда, все отнюдь не так однозначно.


*Отсутствие новостей — хорошая новость.

+1

2

Карета останавливает, путешествие с леди Бейлоршир и графом Аррас подошло к концу, однако, Вербургу уже ожидает другой, не менее сложный, не менее трудный путь. Она планировала несколько иной ход, позволивший снова остаться в тени, однако, задуманному не суждено было претвориться в жизнь. Её любезный попутчик хоть и был весьма искусным дипломатом с хорошо развитым даром убеждения, пусть и смотрел на мир достаточно трезво, а также был во всех смыслах подходящей фигурой, которой можно было бы вложить в ум и уста те слова, что ведьма хотела донести до государя, однако, мужчина также был довольно избирателен, когда дело касалось его окружения, и как несложно было понять, положение дома Кителер не соответствовало заявленному графом уровню. А потому, Верховной придется действовать самостоятельно.
Распрощавшись с юной леди и её сопровождающим, Вербурга отправилась за служанкой, что по прибытию оказалась в её распоряжении. Оставалось уповать на милость богов, дабы они позволили переговорить с регентом. Пока же, она вынуждена лишь ждать в отведенных для гостьи приемных покоях. В прошлый раз её сразу же провели к королю, дабы не терять ни минуты, однако, сейчас совсем другое дело… Как же изменились обстоятельства их встречи. И как же сложно не сравнивать их.
Тогда злопыхатели потирали руки, да покачивали в завистливом восхищении головами, отдавая своеобразную дань уважения упрямству женщины, что словно бы не замечала агонии и продолжала свои манипуляции, движимая твердым намерением закончить начатое и спасти короля от казавшейся неминуемой гибели. У неё были на то причины, и главной была отнюдь не спасение жизни тирана. Женщина ждала, когда заражение крови спровоцирует бред, и лишь тогда начала лечение, приказав усилить охрану покоев, но даже не пытаясь даровать Найтону спасительное забытье. Ни на мгновенье ведьма не отходила от ложа и слушала путанные речи, срывавшиеся с бескровных губ мужчины. Он, сам того не зная, открыл множество тайн и подробностей своего становления монархом. Что же, небольшая плата за спасение жизни? К тому же, всегда оставался шанс, что Вербурга передумает возвращать Чарльза в мир подлунный, обрекая слова эти стать последней исповедью.
Он часто вспомнил о том времени, когда был повенчан с Адрианой, дочерью дома Ретелей. Вслед за ней, в жизнь Чарльза вошла еще одна женщина, служившая при дворе фрейлиной. Её звали Анна-Мария Шор, которую молодой принц вскоре сделал своей фавориткой. Эту историю Верховная ведьма хорошо помнила, как и последовавшие события – отравление матери Адрианы, принявшей кубок с ядом из рук Виргинии Шор, задумавшей отравить конкурентку своей дочери. Амбиции привели мать Анны-Марии на плаху, но непричастность последней удалось доказать. Во многом благодаря заступничеству самого Чарльза, не верившего в виновность своей возлюбленной, кою спешно выдали замуж, как всегда делается в подобных ситуациях, и отослали, лишив места при дворе. Девочка легко отделалась, а вот страдания Найтона только начинались. Изгнание любовницы, причина безусловно веская, чтобы окончательно решить, что отец желает кронпринцу только лишь страданий. Посему, скоропостижно скончавшийся Генрих III, не вызвал такой уж горечи у своего сына и наследника. Приняв на себя бремя правления и лелея честолюбивые замыслы, юный король начала с того, что подверг гонениям магов и язычников. Боги предъявили счет немедленно, забрав у эгоистичного и надменного монарха его королеву, а чуть позже сделали пешкой в руках Моргарда. Король Дарион и королева Мод, истинные отравители Адрианы (об этом Его Величество, как оказалось, знал доподлинно), не могли не заметить, сколь тяжело Найтон переживает потерю жены и не рождённой дочери, и умело воспользовались этим. Одним из условий «Вечного мира», предложенного Моргардом, было венчание Чарльза и юной принцессы Анны Мирцелл, с которой угодивший в ловушку монарх был более чем холоден и отчужден. С юга страны, тем временем, приходили тревожные вести о черной смерти, а повышение подати спровоцировало неповиновение у короля Фйеля. На островной колонии участились беспорядки, а пираты набирали силу. Что же, если этими соображениями и была вызвана необходимость поддержки Моргарда, ей нет никакой необходимости умерщвлять короля Хельма. Она предоставит беспощадному времени сделать это за неё. Пока же, она выиграла для Найтона несколько месяцев, которыми они распорядится столь же неумело, сколь своими королевскими полномочиями. О последнем она умолчала, но первое коснулось слуха брата Чарльза – Генриха, сразу же, как только последние опасения улетучились.
— Милорд готов принять Вас, леди Кителер, — женщина кивает, прогоняя непрошеные мысли, завладевшие ей настолько, что она не заметила приближение посыльного. Безмолвной тенью она скользит по коридорам, минуя арки, переходы и лестницы. Она помнит путь, уже единожды проделанный и помнит вести, что почти не отличаются от уже сказанных однажды. Её проводник извещает Генриха о прибывшей гостье, что смиренно ожидалась своего часа. Вот он, момент истины. Когда-то, король успел открыть ей столь многое, находясь в горячке, так может и брат его поведает не меньше.
— Счастлива видеть Вас, милорд, — произносит женщина, опускаясь в поклоне. — И благодарю Вас за то, что согласились принять меня.
Говорить что-то еще пока рано. Ей нужно понять реакцию на сам её приезд и просьбу об аудиенции, а уж потом начинать.

Отредактировано Werburgh Kyteler (2016-09-28 22:41:31)

+2

3

Тайны оттого и называются тайнами, что не предназначены для чужих глаз и ушей – об этом знают все, начиная с самого юного возраста, однако некоторые из секретов следует беречь с особой тщательностью, скрывая подробности произошедшего даже от себя самого, насколько это возможно. Одно неосторожное слово, брошенное в благодатную почву (впрочем, обладатели тайны вряд ли согласятся с подобным определением), может прорасти целым деревом с листвой из проблем в ошеломляюще короткие сроки. Но даже если до этого не дойдёт, и малого ростка хватит, чтобы навлечь неприятности на всех, кто хоть сколько-нибудь причастен к этой тайне. Да и корни не следует сбрасывать со счетов: кто знает, когда им вздумается прорасти в другой раз, даже если с ростком или деревом удастся разобраться в первый. В общем, некоторые тайны просто обязаны пережить своих хранителей. И желательно не меньше, чем на поколение, а то и два.
Порой о подобных секретах жалеют, начиная раскаиваться едва ли не сразу, как только отзвучат клятвы – столь же «надёжные» гаранты безопасности, что и мир, именуемый вечным. Тут же находится дюжина способов, как можно было избежать причастности к тайне – задним умом ведь все крепки. И плевать, что из дюжины половина влечёт за собой иные секреты и иные клятвы, а половина и вовсе не осуществима. При подобных обстоятельствах люди любят чувствовать себя обманутыми, уличая «обманщика» взглядом, полным презрения. Отчего-то так им кажется проще, чем честь по чести разделить ответственность.
Тайна, что связывала Генриха Найтона и Вербургу Кителер, была как раз одной из первых, но уж никак не из вторых. Об ответственности нынешний герцог Хайбрэй знал не понаслышке, порой принося ей в жертву собственные желания и амбиции. С Чарльзом так и вышло. Невзирая на то, что нечто, чему Генрих так и не подобрал имени, нашёптывало ему оставить всё на милость богов и таланты придворных лекарей, младший брат ныне покойного короля всё же предпочёл сделку с ведьмой. Причём сделку, весьма для себя не выгодную, с какой стороны не взгляни. Чарльзу не пришлось бы платить по счёту в любом случае, а вот влезть в очередь кредиторов Его Величество вполне себе мог, отправив на костёр не только ведьму, но и собственного брата. В благодарность за то, что их сговор спас Чарльзу жизнь, заговорщиков в лучшем случае задушили бы перед сожжением. Хвала Создателю, Чарльз так ни о чём и не узнал… Как, впрочем, и Генрих – о том, что именно графиня Фолсшир потребует с него в уплату долга. На зависть самому ушлому из ростовщиков, этот долг не имел ни срока давности, ни ограничений по числу взысканий. И узы эти… лорду-регенту не довелось пока почувствовать их крепость на собственной шее, однако кто поручится, что так оно и останется до скончания дней, отпущенных ему богами? Пожалуй, разве что один человек. Тот, с кем их пути разошлись сразу же, едва памятная ночь спасения Чарльза Найтона обернулась утром – ничем поначалу непримечательным…
…Когда ему доложили о том, кто именно ожидает аудиенции в гостевых покоях, лорд-регент даже не сразу поверил своим ушам. Понадобилось переспросить дважды, чтобы убедиться: не послышалось. А заодно не примерещилось и не приснилось. Такое недоумение вполне объяснимо, когда пути пересекаются неожиданно, да ещё и под такими углами, что… а вот об углах можно будет судить лишь после того, как визит леди Кителер завершится.
Собравшись с мыслями, Генрих приказал передать Её Сиятельству приглашение, а после мерил шагами кабинет в ожидании того, когда голос камердинера доложит о ней – беспристрастно, как и о каждом, кто когда-либо входил в эти двери.
- Рад приветствовать Вас в столице, леди Кителер, – произнёс Генрих, делая шаг навстречу вошедшей женщине, чтобы приветствовать её предписанным этикетом поклоном.
Этикет… Забавно, как много места он занимает в жизни дворянина, диктуя последнему от поведения и до слов, из каких надлежит строить беседу. Графиня упомянула счастье, герцог ограничился радостью, однако едва ли они и впрямь испытывали что-то подобное, памятуя о том, какую тайну выпало разделить пополам. А впрочем, почему нет? За леди Кителер Генрих не поручался бы, но вот за себя, пожалуй, уже можно было. Радость не радость, но уж удовлетворение он испытывал наверняка. Генрих Найтон не терпел неопределённости. Пожалуй, она была одной из тех немногих вещей, которыми можно было вызвать в нём страх и смятение, а значит подтолкнуть к ошибке. Но так или иначе, от неопределённости между ними сегодня не останется и следа. Чем не повод для радости?..
Кивком головы отослав камердинера прочь, лорд-регент указал своей гостье на один из стульев с высокими спинками, а сам остановился рядом с соседним. Улыбка, коснувшаяся губ Генриха, оказалась радушной, однако на сей раз этикет был не причём. Или «причём», но в таком случае речь можно было вести о его совпадении с искренностью. На редкость удачном совпадении. Впрочем, им и без того будет о чём поговорить.
- Вам не за что благодарить меня – в этих стенах Вы всегда будете желанной гостьей.
«Во всяком случае, для меня. Несмотря ни на что, он приходился мне братом…»
- Желаете вина? Или воды?..
«…а, быть может, сразу изволите приступить к делу?»
Напряжение, с каким Генрих встретил известие о визите Вербурги Кителер, уже спало, однако герцог всё ещё не знал, как себя с нею вести и о чём говорить. Единственная тема, что вопреки воле приходила ему в голову… Нет, не стоит об этом. Во всяком случае – ему самому. В конце концов, этикет предписывает пропускать дам вперёд.

+2

4

Каждый раз отправляясь на переговоры, Вербургу неотступно преследует ни на что непохожее ощущение. Она будто подходит к краю пропасти, будто видит, как под её шагами крошится почва, заставляя мелкие камушки катиться вниз, в разверзшуюся бездну, что готова принять страждущего в свои объятия, словно мать – давно потерянное дитя. С первыми же произнесенными словами, женщина будто делает решительный шаг вперед, и падает, падает, падает, целую вечность — тряпичной куколкой, брошенной в бездонный колодец. Глупец мог бы счесть, что к чему-то подобному можно привыкнуть и в тысячный раз ровным счетом ничего не почувствовать. Но это не так. Никогда так не было и никогда не будет. И все же… Все же ведьма никогда не помышляла о том, чтобы развернуться, отступить и отправиться восвояси, позабыв обо всем. Не с теми высокими ставками, что на кону. А потому, она снова делает шаг вперед и снова падает.
— Благодарю, милорд, — отвечает Верховная. — Я не откажусь от глотка воды, — королевскими милостями, к счастью или к сожалению, никто не может пренебречь или отказаться от них. К тому же, говорить ей предстоит немало, а потому нет смысла делать и без того непростую беседу еще менее приятной.
К слову, с чего же ей стоит начать? С того, как все поддерживали гонения ведьм, хотя угрозы с их стороны не исходила ни для одного из королевств? С того, куда это привело? Пусть решимости ни у кого из сторонников не убавилось, вот только оптимизм уже улетучился, когда отмеченные дарами богов, начали крестовый поход против своих притеснителей. Это замкнутый круг. И весьма порочный. Генрих, казалось, сей факт понимал и хотел бы разорвать его. Но смог бы? Об этом говорить сложно, тем более памятуя о том, что отношения между правителями, за плечами которых поддерживающие их люди, чьи интересы и должно лидерам отстаивать, строятся не так, как обычные межличностные отношения. По-человечески герцог ей очень даже импонировал, и при других обстоятельствах они наверняка смогли бы стать добрыми друзьями, учитывая, как всем им хотелось бы снизить напряженность. Но леди Кителер отказывалась предоставлять оную, если цена – её свержение и смерть её сестер в вере. Каждый правитель так считает. Каждому правителю его роль ничуть не менее мила, нежели его жизнь.
— Я бы хотела вновь принести радостные вести, милорд, — начинает Вербруга, ставя пустой кубок на стол, — но нынешние Вы возможно таковым не сочтете, — а возможно – напротив, ведь определенные выгоды сулят и они. Для укрепления её влияния в ковене уж точно, да и герцог, будучи человеком неглупым, не останется в накладе. — На границах Аррасшира и Айгоршира, в одном из монастырей произошла жестокая расправа над монахинями. Последствия своими глазами увидели Максимилиан де Ниерра, Адриана Баратэон и Ваша покорная слуга. Признаться, мне пришлось злоупотребить их доверием, чтобы попасть в столицу и увидеть Вас, дабы принести вести лично. Мне известно, на чьих руках кровь тех несчастных.
Ведьма все еще падает, падает, падает. Но именно сейчас почему-то кажется, что дно у колодца все-таки есть и оно ощущается ближе, чем когда-либо. Не потому ли, что доказательств у неё никаких нет, да еще и досточтимые спутники слышали совершенно иную версию произошедших в монастыре событий? Не потому ли, что шансы убедить Генриха в причастности опальной баронессы к резне в монастыре весьма призрачны?
— Её имя Изольда Ардерн. Она созывает союзников, чтобы выступить против королевы Мод и короля Дариона, которые сгубили на кострах слишком много её братьев и сестер в вере, — хотя женщина известна тем, что предпочитает называть вещи своими именами, слова «ведьма» она избегает намеренно. Её слова все еще лишь слова, подбирать их стоит с осторожностью. — И набирает она их не только в Моргарде, но также в Хельме, — Вербурга вновь предпочитает не озвучивать и без того очевидное – лишь вопрос времени, когда она доберется до мятежной Орллеи и попытается внести еще больший раскол и смятение, обернув их себе на пользу. К тому же, кто знает, где еще она просит помощи?  — Этой женщине нечего терять, милорд, и тем она опасна. Всем нам.

+1

5

Разлив по бокалам воду, Генрих протянул один из них своей гостье. А после указал ей на кресла для посетителей, предлагая выбрать из двух идентичных то, что больше придётся по вкусу. Самому лорду-регенту следовало вернуться к тому, что располагалось по другую сторону массивного дубового стола, и принадлежало хозяину кабинета. Вернее, одному из череды хозяев, теряющейся между прошлым и будущим. Так уж вышло, что сегодня им был Генрих Найтон, герцог Хайбрэй, и на правах хозяина он… не спешил этого делать. Во-первых, с его нынешней гостьей герцога связывало нечто куда большее, чем простое поверхностное знакомство, чьими узами так или иначе связаны все люди их круга. А значит не след отгораживаться от неё ни столом, ни официозом. Ну а во-вторых, хозяйское кресло Его Светлость отчего-то находил на редкость неудобным, и за время своего регентства то и дело недоумевал, как отец мог иметь на сей счёт диаметрально противоположное мнение. Или всё дело в том, что отец сидел в этом несчастном кресле по праву в то время, как он…
Впрочем, Генрих никогда не претендовал ни на что, принадлежавшее кому-то другому. И особенно в ту ночь, когда корона, столь вожделенная многими соратниками и ещё большим количеством противников, была особенно близка к тому, чтобы оказаться на его голове. Трусостью было бы отрицать, что подобная мысль обошла Его Светлость стороной, напуганная силой братской любви, или чем-то ещё не менее эфемерным, но мысль так и осталась просто мыслью. Мимолётной, но от того не менее гадкой на вкус. Словно перебродившее вино, которое чересчур наглый торговец пытается выдать за напиток, достойный королевского стола.
Отчего-то очень ясно вспомнилось вдруг, что в ту самую ночь, которая и связала его с леди Вербургой Кителер незримыми цепями из крови и стали, он предпочёл именно вино, а не воду. Сколько он тогда выпил? Много. Пожалуй, даже слишком много. Однако голова оставалась ясной. Да ещё настолько, что даже спустя время Генриху почти не приходится напрягать память, чтобы вспомнить её – ночь – в деталях так, словно прошло всего несколько дней, если не часов. Интересно, а леди Кителер может похвалиться тем же? Или для неё возвращение к жизни безнадёжных и умирающих уже превратилось в рутину? Спросить бы – уж очень ему любопытно… Но в таком случае выплеснутая в лицо вода будет засчитана едва ли не образцом вежливости и сдержанного поведения. Не стоит злить ведьму. Пусть даже имея в уме совсем противоположные намерения и не испытывая страха, идущего в одной связке с «воплощением зла», которым назвали бы эту уставшую леди все инквизиторы что вместе взятые, что поодиночке. И всё же, кто первым решил, будто магия – вся, без разбору и деления на оттенки – зло? Кому они обязаны тем, что…
Однако вопрос, который едва не повлёк за собой ещё с дюжину вариаций, был слишком философским и оторванным от реальности (а заодно и старым, как мир), чтобы предпочесть его гостье и той теме для разговора, которую она принесла с собою. А тема оказалась, мягко сказать, неожиданной. Интересно, если спустя годы люди научатся передавать сообщения почти мгновенно, станет ли это гарантом того, что все важные новости будут достигать ушей, для которых они предназначены, с пылу с жару, а не изрядно зачерствев от времени?! Резня в монастыре, о которой лорд-регент до сих пор ни сном, ни духом весьма сгодилась бы дли примера! А, впрочем, только лишь для примера она и сгодилась бы.
Генрих никогда не был замечен в чрезмерной религиозности и каком-то особом, можно даже сказать – суеверном, трепете перед людьми, облачёнными в рясы. И с этой стороны подобная неосведомлённость ещё находила ну хоть какую-то поддержку. Плохо, когда умирают люди. Особенно, если умирают они по чьей-то извращённой прихоти. И всё же смертей в Хельме столь много, что эта вполне могла бы затеряться в их числе, если бы речь не шла о служителях веры. И если бы весть о ней не принесла та, кого сами служители и обвинили бы первой. Проклятие! Эхо священной войны короля Чарльза с еретиками – последнее, что нужно его брату, которому приходится разбираться с последствиями и её, и всех тех «мелочей», которые Его Величество счёл недостойными своего внимания. Фйель, к примеру. Или всё та же Орллея, от которой уже сводит зубы, как от лимона, выжатого в кубок с водой безвестным шутником.
- Да уж какая тут может быть радость, - пробормотал Генрих, в свою очередь отставляя прочь кубок, от которого теперь так и тянуло воображаемым лимонным соком. Он ещё не мог до конца осознать масштаб проблемы, нависшей над ним, но интуиция «успокаивающе» нашёптывала: мол, мало не покажется.
«Мне известно, на чьих руках кровь тех несчастных.»
Вот так вот просто? Что ж, такая уверенность похвальна, но лишь в том случае, если за нею последует имя… И оно не заставило себя ждать.
- Изольда Арден? – Имя, которое Генрих повторил вслед за леди Кителер, совсем ничего не сказало ему. Ни лица, ни прошлого, ни даже упоминания в геральдических книгах. Скорее всего именно потому, что данная особа не была подданной королей Хельма. Так что же теперь привело её на эти земли? Айгоршир. Подумать только, и он впервые об этом слышит?! Чья-то нерасторопность или злой умысел? Но если последнее, то каковы его цели? Ответ напрашивался сам собой, стоило вспомнить костры, не так давно озарявшие своим светом ночи Хельма в безуспешной попытке выменять их на дни. Словно добро вместо зла. И никому отчего-то не казалось странным, что к данной цели нужно идти по трупам. Хотя, от тех несчастных, что были объявлены ведьмами, и трупов то не оставалось. Огонь – самая голодная среди всех стихий. И самая жадная.
- Признаться, это имя ни о чём не говорит мне. Разве что из Ваших слов я могу сделать вывод о том, что она… – Ведьма. Встретившись взглядом с глазами собеседницы, Генрих счёл возможным опустить это слов. Оно и без того витало в воздухе, ровняя собою всех ведьм: и тех, кто купается в крови служителей церкви, и тех, кто вытаскивает с того света того, кто уже одной ногой стоит на погребальном костре. - Но почему Хельм? Даже если вспомнить деяния моего брата и его слепую ненависть ко всем, обладающим даром, Чарльзу далеко до королевы Мод и короля Дариона, – а, впрочем, до последнего не так уж и далеко, учитывая, в котором из миров находятся они оба. Кхм… неудачная шутка. И тема для неё неудачная. - И я не понимаю, каким образом резня в монастыре должна была помочь ей в привлечении сторонников? Простите, но, кажется, я не понимаю куда больше, чем это. Однако я очень хочу во всём разобраться. Проблему не решить, не зная обо всех её составляющих, а эта особа, насколько я могу судить, уже проблема. Для всех нас, – и вновь повторение. Но на сей раз не из непонимания, а лишь затем, чтобы почувствовать на вкус столь диковинное сочетание слов. Для. Всех. Нас. То есть, и для светской власти, и для хранящих в своём сердце запретный огонь магии, и даже для церкви, что слишком зациклилась на своей излюбленной проблеме, чтобы замечать остальные. – Прошу Вас, расскажите мне всё, что знаете. Клянусь, ничего из сказанного Вами не покинет этих стен.

+1

6

Что ж, жребий, брошен. После смерти своей матери она бежала от того, чтобы возглавить хайбрэйский ковен, затем старалась не ввязываться в политические интриги, старалась лишь исполнять свой долг, однако, не могла не понимать, что однажды ей придется выйти из тени, чтобы сыграть в престолы, дабы вести сложную, холодную и напряженную игру. Отныне ей придется расставлять фигуры, рассчитывать силы, обдумывать ходы, осуществлять свои замыслы, расстраивать планы противника, порой идти на риск, играть по наитию и всегда быть готовой к тому, что все её уловки  и шаги приведут к объявлению ей шаха и мата.она чувствует ровно тоже самое, что и тогда – она не готова ни к чему из вышеперечисленного. Но все вышеперечисленное сделать – её долг. И она все сделает.
— Истинно, милорд, —произносит женщина, чувствуя, как горло пересыхает окончательно и делая несколько глотков из кубка, почти полностью осушая его. Да, она только что подтвердила догадку Генриха о том, что собой являла баронесса Ардерн. А пространства для маневра все меньше. Она сама отрезает себе пути к отступлению, но вряд ли вассалу позволено выбирать дороги, когда он говорит со своим господином. — Что ж, полагаю, мне следует начать с той версии, которую я представила вниманию милорду Де Ниерра и графини Бейлоршир его сопровождавшей,—начала Вербурга. Слушателями они выступили достойными, стоило хотя бы за это выказать им уважение и отблагодарить. — Я рассказала им, как направлялась в столицу, куда меня звал долг лекаря. Сказала, что нами, мной и моим сопровождением было принято решение избрать иной маршрут, отличный от того которым мы обычно добираемся до Хайбрея. Сказала, что попытки держаться подальше от поля боя и путешествие незнакомой дорогой, закончились блужданием кругами. Но нам к счастью удалось набрести на монастырь святой Альферии, где нам был предложили ночлег. Сказала, что на обитель напали, когда зашло солнце, но мне удалось сбежать, использовав монастырские тайники, ведшие наружу. После чего попросила взять меня в столицу, дабы рассказать об увиденном Вам. Неуклюжая ложь, но оной кажется поверили. На самом же деле произошло совсем иное. Изольда напала на монастырь после того наших с ней коротких переговоров. Я не буду утомлять Вас пересказом, скажу лишь, что закончились они для опальной баронессы безрезультатно и из моей вотчины она удалилась в весьма дурном расположении духа. Эта женщина ранее принадлежала к монаршей семье соседнего лесного королевства, а когда оные получали отказы подобные тем, какой ей пришлось выслушать от меня действовали они весьма жестоко. Изольда решила оставаться верной этим традициям и устроила расправу над петерианским храмом так, чтобы все улики указывали на хайбрейский ковен. Но эта месть не только лично мне за отказ поддержать её. Она ясно дала понять, что готова мстить всем и вся. Не потому, что потеряла множество сестер в вере, а потому что потеряла корону, — не найди злость баронессы выхода в маледикции, эта неистовая злоба скорее всего отравила бы её. В минуты слабости леди Кителер порой думала, как повернулась бы история, отрави Изольду её ненависть или же лично Вербруга. Шансы были. Возможно, стоило ими воспользоваться. —В связи с этими событиями, я пришла просить Вас об услуге, которая наверняка покажется Вам весьма странной, — тем не менее, не воспользоваться таким шансом было бы откровенной глупостью, которую Верховная позволить себе не может. Неразумная ведьма – мертвая ведьма. — Милорд, я прошу Вас как женщина, как мать, как глава древнего рода и как спасительница Вашего брата – не прекращайте охоту на ведьм и несмотря на Ваше благородное желание не позволить кострам Инквизиции загубить души невинных и невиновных, не тушите их, не засыпайте песком и не заливайте водой.
Трудно было измерить глубину воцарившегося молчания, которое нарушил лишь шорох поднявшейся с кресла женщины, также взявшей на себя смелость поухаживать за Генрихом. Кувшин с вином стоял поблизости, кубок мужчины, как и её, практически пуст и леди Кителер наполняет их вином, почти в точности повторяя сцену, которая разыгралась в этих же покоях в апреле одна тысяча четыреста сорок второго года. Тогда Его Светлость был поражен сказанным не менее, чем сейчас. Тогда она пообещала вернуться за оплатой долга позже. И давала понять, что этот момент настал. Мог ли он помыслить о том, что Верховная попросит его о чем-то подобном? Думала ли она сама, что за свои услуги попросит лишь о том, чтобы он не препятствовал варварству?
— Резня в монастыре может стать достаточным предлогом для изменения Вашего решения по вопросу язычников и панангистов, — молвит Вербурга, вновь опускаясь в кресло и всматриваясь в глаза Генриха. Изменение это, в свою очередь  может стать точкой соприкосновения с теми, с кем ранее общий язык найти было непросто. Все могут получить шанс остаться довольными.— Разумеется, ни виновному, ни виноватому я не имею права и не смею желать смерти, а потому прошу Вас придерживаться взглядов Вашего почившего брата лишь в компании герцогов и грандлордов, — мало ли от кого оным заблагорассудится скоропостижно избавиться. Лишать их такой удобной возможности – решение весьма опасное, тем более в нынешней ситуации. Кроме того, простолюдинам проще будет объединиться против общего врага, коим рисуют ведьм и колдунов. Крестьяне будут обращать куда меньше внимания на то, сколь тяжела их жизнь, знати будет проще держать их в повиновении и сохранять внутри королевства пусть весьма относительный, но порядок. Худой мир, как известно, лучше доброй ссоры. — Истину же пусть знают эти стены, — куда более отзывчивые слушатели, нежели многие подданные Его Светлости. — Простите мне мою дерзость, милорд, однако виденное мной показывает, что спасти тех, кто спасения заслуживает редко можно с помощью одного лишь благоразумия и милосердия, — здесь нужны та же холодность и изворотливость, что и игрокам в престолы.  И если Генриху будет угодно выслушать чем же еще можно спасти несчастных, она покорно расскажет ему. Несколько предложений у неё есть. А кроме того, не стоит забывать, что спасение утопающих обычно дело рук самих утопающих. На кострах оказывались в основном моргардские ведьмы, почти каждая из её сестер сумела избежать не только наказания, но и павшего подозрения, ведь Вербруга обучила их быть осторожными и осмотрительными в своих поступках и словах. Они же в свою очередь вполне готовы передать этот опыт нуждающимся.

+1

7

Повествование графини и впрямь звучало складно. Словно хорошо продуманная пьеса из расчёта на взыскательного зрителя. Но, как знать, возможно, у неё этих пьес несколько больше, чем одна, а сам Генрих – просто ещё один зритель, повзыскательнее прочих? Как бы то ни было, в случайность, смешанную со знанием тайных ходов монастыря, он бы не поверил… Впрочем, о том ли сейчас речь? Какой смысл уличать леди Кителер в несоответствии, которое вполне себе проглотили графиня Бэйлоршира (наверное, всё же сестра, жена графа прибыла в столицу вместе с Баратеоном, и ни о чём подобном никто из них не упоминал) и лорд Де Ниерра (а это ещё кто такой? впрочем, неосведомлённость никогда не прибавляет очков в глазах собеседника, значит, пока вполне можно обойтись без уточняющих вопросов), когда эта история прошла мимо него самого? Так недолго упустить самую суть, ввиду чего дальнейший диалог станет напоминать увлекательнейшую беседу слепого с глухим.
«…устроила расправу над петерианским храмом так, чтобы все улики указывали на хайбрейский ковен».
Ковен? Это слово резануло слух. Казалось бы, ничего необычного в нём не было, Генриху и прежде случалось слышать, что ведьмы именуют свои… хм… ордена?.. именно так. Но с другой стороны лорд-регент вдруг почувствовал себя так, словно вторгся за границы, куда ему не было хода. Намеренно или же нет, однако любое оправдание теперь сойдёт за насмешку, щедро сдобренную самодовольством, ну а как это смотрится со стороны, Генрих знал, пожалуй, даже слишком хорошо.
«Не потому, что потеряла множество сестер в вере, а потому что потеряла корону».
Корону? Отец-Создатель, и тут она! Почему, ну вот почему всё, что происходит в последние месяцы, так или иначе, связано с короной?! Или же это Генрих чересчур наивен в том, чтобы не замечать, что его «последние месяцы» на деле протянули корни весьма глубоко в прошлое и будущее? Скорее всего, именно так. Отчего-то люди считают корону панацеей от всех бед. Только надень её, и весь мир упадёт к ногам, а проблемы растают предрассветным туманом, не оставляя после себя и воспоминаний… Наивные. Будь на то воля Генриха, он бы не прочь одолжить корону всем желающим на день или два, дабы они сами могли убедиться, что это ни что иное, как кусок золота и груда драгоценных камней. Вот только желающих будет слишком много, а заблуждений и того больше. Да и разве согласится тот, кто увенчал себя короной, добровольно отказаться от неё, памятую про установленные сроки? На то, чтобы ответить утвердительно, даже всей удивительной наивности Генриха не хватило бы.
- В таком случае, ей следует мстить не Хайбрэю, и даже не Хельму, а Мирцеллам, разве нет?
Неуклюжий вопрос. Генрих понял это спустя пару ударов сердца, но вернуть слова обратно было уже невозможно. Человек, одержимый местью, редко отделяет «своих», то есть тех, кто и впрямь этой мести «достоин», от «чужих», не упуская случая плюнуть в суп хоть кому-нибудь. Но нынешний суп принадлежал петерианской церкви. Не слишком ли дерзкий поступок даже для ведьмы?
«…не прекращайте охоту на ведьм…»
Сказать, что просьба Её Сиятельства окончательно сбила Генриха с толку, означало бы преуменьшить глубину его непонимания всего происходящего. Ведьма просит возобновить войну с ведьмами? Пожалуй, больше удивить лорда-регента сумела бы только Орллея, требующая того же вопреки пиратской угрозе. Но орллевинцев здесь не было, в то время, как леди Вербурга была. Что это? Какое-то замысловатое испытание, по результатам которого графиня напомнит герцогу Хайбрэй о том, кто именно спас его брата, а самого Генриха упрекнёт в неблагодарности? Зачем? Чтобы дать себе повод выступить против него, да ещё и не в одиночку, а со всем своим ковеном? Проклятие, кажется, за время своего регентства Генрих повидал куда больше врагов, чем следовало, чтобы проснувшаяся в нём мнительность теперь усматривала их тени за спиной каждого, кто просто обмолвится с ним словом… Это слишком? Или, напротив, в самый раз?
- Миледи, Вы верно понимаете суть своей просьбы? – Наконец проговорил лорд-регент, глядя на кувшин в руках женщины. - Не тушить костров, разожжённых Чарльзом? Теперь, когда все мы видим, что это пламя расползлось по всему континенту, поглощая не еретиков, но всех, кто не успеет убраться с его пути? – Должно быть, она обезумела. Ведьма или же посланница богов, леди Кителер остаётся женщиной, созданием, самой природой не предназначенным для созерцания столь ужасающих картин, что предстали перед нею в монастыре святой Альферии. Признаться, Генрих бы сейчас дорого отдал за возможность разглядеть лихорадочный блеск в глубине её глаз (пусть бы это и означало, что сам он находится один на один с ведьмой, охваченной безумием). Однако даже глоток вина не предал остроты его взору. - Вы отдаёте себе отчёт, что если сейчас я отвечу Вам согласием, однажды инквизиторы могут придти в Ваш дом? Или же в дом другой женщины, чей дар спасал жизни вместо того, чтобы губить их? Для Великого Инквизитора не существует ведьм добрых и злых – только лишь ведьмы, которые должны быть преданы костру, даже если за всю свою жизнь не обидели и мухи. И эту позицию я должен поддерживать? Я, чьему брату был дан второй шанс вопреки законам смерти? Не понимаю, простите…
Генрих и впрямь был растерян. Растерян настолько, что даже не потрудился скрыть это за маской отчуждённости, какую Его Светлость надевал всякий раз, когда кто-либо подзуживал его на обличительные высказывания в адрес «богомерзких созданий». До сего дня герцогу Хайбрэй удавалось сохранять нейтралитет, раз уж открыто выступать в поддержку тех из одарённых, что не несёт зла своей магией, в нынешнем Хельме подобно самоубийству. Быть может, много лет спустя… если всех ведьм не перебьют чуть раньше.
- В компании герцогов и грандлордов? Вам должно быть известно, что в подобной компании я чаще всего ограничиваюсь молчанием. До сего дня его было достаточно, чтобы лорды додумывали мои реплики в диалоге самостоятельно. К тому же, еретики в ведении церкви, а вовсе не светских властей. Боюсь, моя позиция тут ни в коей мере не может стать решающей. Нужно быть одержимым, как…«…Чарльз,» - а я не настолько хороший лицедей, чтобы сыграть эту роль.
«…спасти тех, кто спасения заслуживает, редко можно с помощью одного лишь благоразумия и милосердия».
- Вот как? Ну а как же тогда их спасти? – Позабыв про вино, Генрих жадно подался вперёд. Их разговор с леди Кителер здорово отдавал безумием, однако безумие это затягивало, словно трясина. - Вы ведь сами обмолвились – некоторые вполне себе спасения заслуживают. Вы рассказали мне об Изольде Арден, однако же, в моей памяти всё ещё живы воспоминания о нашей прошлой встрече с Вами. Если отдать ваши с нею судьбы в руки инквизиции, они тот час же разложат пару костров, и если на леди Арден после Вашего рассказа мне наплевать, то как быть со вторым костром… Отойти в сторону? Этого Вы хотите? Надеюсь, что нет, и сейчас между нами всего лишь недопонимание. – Откинувшись на спинку кресла, Генрих отсалютовал своей гостье кубком, не отрывая от неё взгляда. -Полагаю, не нужно повторять, насколько я благодарен Вам за ту услугу, что Вы оказали мне в прошлом. И если же Ваше желание и впрямь состоит в том, чтобы я поддержал святую войну церкви против еретиков, прошу Вас, не подбирайте слова – говорите, как есть. Потому что сейчас мне всё ещё думается, что я просто ослышался… Ну, или же не услышал чего-то, что должен был.
Изольда Арден, Изольда Арден… а с этой напастью что делать? Известить Рейнис или отправить её приметы на границу с Орллеей, которую ведьме придётся пересечь, если она пожелает вернуться в Моргард?

+1

8

—Вероятно, — роняет леди Кителер. Разумеется, опальная баронесса мстит Мирцеллам, проблема только в том, что заодно она мстит и всему миру. С течением времени, Верховная все чаще ловила себя на мысли, что относится к Изольде, как в опасной болезни. Поведение леди Ардерн вполне вписывалось в анамнез. Она подобно идущей на спад эпидемии постепенно истощала себя, теряя скопленную за долгие месяцы и годы мощь. Уже по одному тому, как она выпускает из своих когтей добычу, бесчинствует в одних землях в продолжении двух-трех дней, а в соседних уже исчезла полностью, как в понедельник она набрасывается на свои жертвы, а в среду отступает по всему фронту, уже по тому, как она запыхается и суетится, можно было с уверенностью сказать, что она издергалась, устала, разладилась, что, теряя власть над собой, она одновременно теряла свою царственность, математически неотвратимую действенность, бывшую источником её силы. Вербурга же, несмотря на неоднозначное свое положение, оставалась верна себе и заметив слабость Изольды, вынула из ножен оружие, которое слишком многие считали притупившимся. Вот только не учли, что отчаяние баронессы стало прекрасным точильным камнем, которое придало клинку остроты. Разумеется, время от времени моргардская коллега, словно отдышавшись, делал вслепую резкий скачок, вроде нынешнего нападения на монастырь, но леди Кителер такие эскапады не пугали и решительности не умаляли. Она понимала, что это –лишь агония. За которой последует неизбежный финал.
—Знаете, почему эту женщину до сих пор не поймали? — спрашивает Генриха ведьма. — Ей ведомы способы скрываться под чужой личиной. Весьма удобно ходить по земле с чужим лицом и потешаться над попытками инквизиторов изловить её. Секрет этот известен не только ей одной, но многим. Ведьмам вполне по силам защитить себя, милорд. Изольда сильно преувеличивает свои потери, ведь, как я уже сказала, потеря короны и положения в обществе расстраивает её куда сильнее, нежели потеря сестер в вере, — молвит женщина. — Что до Вашего недоумения, оно вполне объяснимо и понятно. И все же, Вы не ослышались, я действительно прошу Вас позволить кострам гореть и дальше, и прекрасно понимаю, о какой услуге испрашиваю, — все просто: пока у ведьм есть общий враг, они будут оставаться едиными, сплоченными, а потому враг этот им нужен. Разделять и властвовать, к этому постулату рано или поздно приходит любой правитель. Конечно леди Кителер хотела бы натравить уже имеющихся на поле фигур друг на друга, чтобы они были заняты исключительно друг другом, давая её ковену глоток так необходимой им свободы. Ей было бы на руку рассорить двух людей, на голове у одного из них – папская тиара, а у другого – венец монарха, но с этим планом придется повременить, дожидаясь государя более амбициозного, безрассудного, запальчивого и принимающего поспешные решения. Генрих таковым не был, да к тому же, как сам упомянул, еретики пока что остаются в ведении церкви, а вовсе не светских властей. Стоило подождать того, кто захочет изменить заведенный порядок вещей и потребует от церкви судить подданных по законам королевства, а не по законам божьим. Что же, ждать подходящего момента она умела и в рукавах регента достаточно щедрых даров, которые он мог бы ей предложить. — И не стала бы, не будь я уверена, что теперь амулеты, скрывающие истинную личину, есть практически у каждой ведьмы, которая пожелала обзавестись оным, — другими словами у каждой, кто не связан с Изольдой Ардерн. — Они сумеют скрыть свое лицо. И перестав быть ведьмами в глазах инквизиторов, они станут лишь подданными своего короля, которые ищут его защиты и его справедливого суда. Светского суда, — уточняет Вербурга, пригубив вина. — А после того, как их невиновность будет доказана, полагаю, ради их безопасности и во избежание дальнейшего преследования со стороны слишком , стоит выслать их… Скажем в Фолсшир, резиденцию моего брата, там их будут рады принять, — произносит Верховная, пристраивая кубок на столешнице. — Он вдохновился примером нашего благодетеля и тоже желает обеспечить убежищем тех, кто в оном нуждается, — все верно, так поступил тот, кто считает себя господином и меценатом двух разорившихся графов, но в подробности того, как все обстоит на самом деле, сейчас лучше не вдаваться. Это тема для отдельного разговора, который, впрочем, вряд ли состоится. Порой блаженное неведение куда большее благо, нежели тяжкое бремя знания истинного положения вещей. — Выполните ли Вы мою просьбу, милорд? — напрямик спрашивает Вербурга. На деле она просит Генриха отдавать в её распоряжение каждую ведьму, что общими усилиями удастся спасти. Таким образом ковен её будет пополняться, по сути образуется королевство внутри королевства со своими законами, правилами, а еще армией. Такая перспектива не может не настораживать регента. Ему наверняка нужны будут гарантии. Что же, если они будут не будут выходить за рамки разумного, леди Кителер готова их предоставить. В конце концов, у всего есть цена, не так ли?

+1

9

«Знаете, почему эту женщину до сих пор не поймали?»
Отрицательно качнув головой, лорд-регент откинулся на спинку кресла, не спуская с леди Кителер глаз. Со стороны могло показаться, будто она рассказывает ему сказку. Не детскую, но такую, что завладела Найтоном чуть менее, чем полностью. Быть может, оттого, что он очень давно не слушал сказок, слишком рано перестав быть ребёнком? Или же сам этот мир – мир магии и ведьм, не выжигаемый никакими кострами – и впрямь скорее напоминал сказку, нежели реальность?
В мире, которому принадлежал Генрих Найтон, для того, чтобы что-то получить, нужно было приложить определённые усилия. Желаешь исцеления своему близкому? Будь добр уплатить золотом, приглашая в дом лучших лекарей, или же риски всем, что имеешь, разыскав ведьму, которая согласится поделиться с больным своим даром. Намерен отомстить или просто погубить своего врага? Либо обнажай свой меч и выходи с ним на один на один, либо ищи того, кто сделает это за тебя. Ну, или же меняй оружие из стали на хитрость и подлость, уничтожая даже не душу, а просто себя самого.
Обладающие даром способны как исцелить, так и уничтожить одним лишь усилием воли. Во всяком случае, так утверждает Великая Инквизиция, призывая паству собирать хворост и поджигать факела, дабы искоренить «ересь, что неугодна богам». Сказка? Ещё какая! Вот только… разве они – одарённые – не платят за свой дар своею же жизнью, что стремительнее обычного утекает сквозь пальцы взамен каждого «чуда»?
Платят. Поэтому такую сказку никогда и не расскажут детям.
«Ей ведомы способы скрываться под чужой личиной…»
- Что?.. – Любая попытка хоть как-то спрятать удивление оказалась бы заведомой ложью, однако изумление Генриха было продиктовано вовсе не нежеланием выглядеть смешно, делая вид, будто бы он имеет представление о том, о чём Его Светлости просто неоткуда было знать. Не каждый день услышишь, что человек из плоти и крови – такой же, как и ты сам – способен менять облик так же, как дублеты и платья. - Как… такое возможно?!
Графиня не ответила, но, впрочем, Найтон и не ожидал. Леди Кителер и так перешагнула черту, за которой заканчивалась откровенность тех, кто не был связан друг с другом узами крови, как Генрих и Вербурга. Разве что через Чарльза… но эта ниточка уже покоится в земле. Даже ведьмы не всемогущи, если стечению обстоятельств, которое принято именовать судьбой, угодно вычеркнуть имя из списка живых.
«Вы не ослышались, я действительно прошу Вас позволить кострам гореть и дальше…»
- Пусть будет по-вашему. – Невмешательство – вот, что просит Её Сиятельство. В зависимости от ситуации такого рода цена может быть как слишком высокой, так и смехотворно низкой… ну, или же её может не существовать вовсе, совсем как здесь и сейчас. Словно у осколка витражного стекла, который, не являясь больше частью целого, теряет всяческую ценность в глазах людей, равнодушно скользящих по нему взглядом. Просить лорда-регента о невмешательстве в дела Великой Инквизиции всё равно, что брать с него слово не препятствовать приходу зимы в положенный ей срок. По сути, церковь и государство связывают лишь люди, чьими душами и чьими жизнями они беззастенчиво управляют изо дня в день. Чарльз совсем позабыл об этом, вмешиваясь в охоту на ведьм, но Генрих, которому затея брата казалась безумием с самого начала, и не намеревался повторять его ошибку. Позволить кострам гореть означает просто отойти в сторону, не пытаясь ни запретить, ни поощрять. Легко? Даже слишком. В конце концов, Найтоны поколениями поступали именно так.
«И перестав быть ведьмами в глазах инквизиторов, они станут лишь подданными своего короля, которые ищут его защиты и его справедливого суда».
- Суда, говорите? Но как я пойму, кого стоит… выслать? Боюсь, Вы преувеличиваете мою проницательность, Ваше Сиятельство. Обманув инквизиторов, разве не обманут они и меня заодно? – Сказать по правде, механизм, который собрала перед своим внутренним взором леди Кителер, разваливался на составляющие, стоило Генриху попытаться уяснить себе принцип его действия. - Допустим, это случилось, и в застенках Инквизиции оказалась ведьма. Одарённая, а не… - «та, которой просто не повезло угодить в жернова». - Но к суду над нею церковь меня попросту не допустит. – Ткань задумки леди Кителер расползалась под пальцами, как бы Генрих не норовил свести края вместе. План графини всё никак не желал раскрываться ему, изобилуя белыми пятнами, словно земля по весне, хранящая остатки снега и зимнего холода. - ¬Даже в обмен на невмешательство. – Вернее, особенно в обмен. Чтобы стать своим на этих судах, Генриху придётся… стать Чарльзом?! Сквозь время заразиться его ненавистью, вдохнуть его одержимость и… разрушить всё то, что брат разрушить не успел. Сущая безделица внезапно оказалась алмазом, которые едва не смели в мусор.
К тому же, ведьма ведьме рознь. Генрих ничего не имел против того, чтобы отдавать под опеку Вербурги Кителер тех из них, кто владеет искусством врачевания подобно самой графине. Но как быть с теми, чей дар – полная противоположность? Сумеет ли миледи удержать из в узде? Захочет ли?
Впрочем, об этом после. Сперва ему ещё нужно понять, как именно леди Кителер видит свою просьбу с того самого мгновения, как прозвучит заветное «да».

+++

Миледи, Генрих не говорит "нет". Мы с ним просто реально не понимаем, как Ваша просьба будет выглядеть на деле. Поясните?..

+1

10

Вербурга опускает кубок на столешницу. Ей, пожалуй, стоит остановиться прямо сейчас, ясная голова куда важнее и нужнее всего прочего, в том числе возможного недовольства Его Светлости, вызванного её отказом от превосходного вина. Она предпочитала открытый диалог, но оный должен проходить между двумя и без посредничества хмельных напитков, которые могут привести к излишней откровенности. Собственный трезвый рассудок – куда более ценный и надежный союзник, нежели приобретенный за столом да во время пира.
К тому же, чем важнее переговоры, тем больше она стремится к максимально возможной честности. Сложно сказать, надеялась ли она на ответную любезность, ведь обнажения души мужчинам всегда давалось крайне непросто, а многих попросту пугала, вынуждая пускаться во все тяжкие, в том числе в обман. Леди Кителер, в общем-то, не возражала, до тех пор, пока из любой лжи умела извлечь крупицы правды. Не привыкшая действовать суетливо, женщина, даже будучи уверенной в том, что её обманывают, сначала предпочитала понять, что именно побудило её собеседника солгать. Она понимала, что все они чего-то боятся, но чего конкретно?  Для чего именно её вводят в заблуждение? Какие цели преследуют? Чего хотят достичь? Стоит прояснить это, и многое встает на свои места. Порой, такой ясности не мог принести даже откровенный разговор. Особенно когда собеседник демонстрировал полное непонимание происходящего вокруг. В этой связи невозможно не вспомнить недавние переговоры с Верховной ведьмой Моргарда. Войди в обиход врачевателей понятия «шизофрения» и «паранойя» чуть раньше нынешнего времени, ход беседы можно было бы охарактеризовать лишь упомянув о том, что опальную баронессу бросало из первой во вторую. Изольда дала понять – полноценные двухсторонние отношения её не интересуют. Если что-то пойдет не так, госпожа Ардерн предоставит Вербурге и её ковену сомнительную честь разгребать тот беспорядок, который мстительная ведьма чинила в чужих землях не то от скуки, не то от желания причинить страдания хоть кому-то еще, дабы не испытывать оное в городом одиночестве. Что ж, кажется именно такое отношение ко всем и вся в итоге и стало причиной потери домом Изольды королевского венца. Никто не был против низложения тех, кто даже к своим союзникам относился не как к равным, но как к вассалам. Разумеется, можно было бы воспользоваться этой особенностью поведения в своих интересах, дабы вонзить ведьме кинжал в тот момент, когда та изготовится нанести собственный удар. Однако, леди Кителер была убеждена, что подобные действия, направленные против собственных союзников, если таковые оными считаются не на только словах, некорректно. Кроме того, в конечному счете, все это подрывает доверие и неизбежно нанесет ущерб их сообществу. Если внутри ковена не знают, кому из своих союзников можно доверять, а кому – нет, это спровоцирует ненужные сложности. Слишком много коалиций было разрушено из-за подобного подхода, слишком много друзей потеряно, слишком много связей разорвано. Вербурга не желала разъединять общество еще больше, как того хотела госпожа баронесса, ведь привести это могло к последствиям не слишком приятным, притом для всех. Верховная хотела создать лучшее будущее, и прекрасно понимала, что создается оно в дне вчерашнем и сегодняшнем. Когда-то она мечтала заглянуть в туманное грядущее, но вещие сны, посылаемые Сейлой, убедили женщину в том, что такая возможность существует, пока люди не забывают о прошлом и не забывают о настоящем. Как можно тщательнее изучив собственную историю, которая имеет свойство повторяться, мы непременно узнает, что нас ждет и пройдем мимо множества катастроф, что оно сулит.
— Надеюсь, Вы не просите меня о демонстрации, милорд, — молвит леди Кителер, улыбаясь. — Ведьмы под чужой личиной юны, кареглазы, но волосы их с проседью, весьма заметной притом, — произносит женщина. Довольно необычный портрет, но главное – достаточный, чтобы выделяться на общем фоне. — Что же касается возможности влиять на суд инквизиции, то вскоре это не будет проблемой. Если Ваша Милость поддержит намерение некоторых кардиналов, не считающих принимаемые меры достаточными, отправиться в крестовый поход в Землю Обетованную, где церковники будут искать средство победить ведьм раз и навсегда, Папе не останется ничего иного, как поделиться своей властью, в качестве жеста доброй воли и благодарности, если можно так выразиться. В их рядах тоже далеко не все спокойно, и они отыскивают возможность услать за три моря смутьянов, мешающих им в их мирских начинаниях, — любой аскет и отшельник – полная противоположность тому, что являет собой пышный двор и косвенная угроза привыкшим к сытой жизни священникам. Пламенные речи производят на свет языки, не пробовавшие тех кушаний, что изволят отведывать господа кардиналы по нескольку раз в день. — Ваша доброта не будет забыта, полагаю, и в обмен на богоугодное дело, они согласятся на наблюдение со стороны светской власти, — добавляет Вербурга. Без содействия короны, так уж вышло, у неё займет гораздо больше времени выведение ведьм из под  удара. Леди Кителер хотела, чтобы все произошло незаметно. Чтобы все были по-прежнему уверены в том, что служительницы природы все еще горят на кострах, чтобы все были уверены, что ведьм почти не осталось. Если они будут действовать по примеры Изольды, они встретят жесточайший отпор. Графиня же предпочитала гибкий путь, потому как была уверена, что оный приведет к победе. Впрочем, не только в победе было дело, сколько в знаниях, что могут быть безвозвратно утеряны. Множества исследований среди простых лекарей проводились на свой страх и риск, любой травник мог быть обвинен в колдовстве, а после, без суда, следствия и сожаления, предан огню. Таким образом, понимание сути вещей, в том числе болезней, устройства человеческого тела, а также того, как первое точит второе, было доступно весьма ограниченному числу людей. И то были в основном ведьмы. Если эти знания никто не унаследует, кто сможет спасти жизнь следующему властителю, если он поцарапает о пергамент, на котором признавалась виновной очередная одаренная?

+1

11

«Надеюсь, Вы не просите меня о демонстрации, милорд».
Пожалуй, на такое рассчитывать было бы глупо, даже поменяйся они ролями и окажись графиня в долгу у герцога, а не наоборот. Некоторые секреты не должны отодвигать завесу тайны, дабы не искушать тех, кто всё равно сумеет стать лишь случайным свидетелем, но никак не прикоснуться к ним, пусть бы даже и кончиками пальцев.
Но её улыбка… отстранённая, не вызывающая. Словно бы они всё ещё обсуждают погоду или давнего знакомого, не вызывающего интереса ни у одного из них. Наверное, каждый без труда припомнит с дюжину таких вот знакомых… Проклятие, быть может, этот разговор – не более, чем порождение воображения, навеянное сном? Ну а снам верить не стоит. Пусть даже некоторые всерьёз называют их «вещими» и увлечённо растолковывают, к чему снится чёрная курица и рассыпанное перед очагом зерно. Иногда сон – это просто сон. А курица хороша за обедом, с минимумом приправ прожаренная на открытом огне.
«Ведьмы под чужой личиной юны, кареглазы, но волосы их с проседью, весьма заметной притом».
Что ж, весьма красноречивое описание. Хотя с инквизиторов станется обелить волосы даже ребёнку, попади он к ним в руки по доносу соседей. Что и говорить: Генрих никогда не разделял уверенности Чарльза в благости избранной им миссии и разожжённых ею костров. Даже ему – неискушённому в науке о магии (пожалуй, за одну эту мысль Его Светлость могли объявить еретиком) – казалось очевидным, что лишь малая часть приговорённым и впрямь сеяла хаос своим даром (ну а за эту – отправить прямиком на костёр), а значит, заслуживала наказания. Возможно, даже смерти. Но не жестокой, а быстрой и милосердной. Разве не милосердию учит прихожан Книга Света?.. Хотя, надо признать, исключения водятся не только у правил, но и у убеждений.
Изольда Ардерн. Имя это, озвученное леди Кителер немногим ранее, будет передано не только Уильяму Шелтону, но и тем представителям Святой Инквизиции, что обретаются на севере. Скорее всего, это ни к чему не приведёт, и после содеянного в монастыре ведьма уже успела убраться так далеко от Хайбрэя, как это только возможно. Но как скоро она наберётся дерзости, чтобы вернуться, как ни в чём не бывало? Случится ли это летом, или, быть может, новой зимой? Кто знает… Но немного предосторожности ещё никому не добавляло седины подобно той самой ведьминской магии, о которой теперь идёт речь.
Впрочем, не время сейчас строить планы касаемо возмездия, которое, чего уж там, может и не свершиться на фоне более глобальных проблем. Оставался последний, самый главный вопрос. Тот, без которого всё сказанное ранее нежизнеспособно, словно оранжерейный цветок, забытый на морозе рассеянной фрейлиной. Подобные уговоры строятся на доверии. Обоюдоостром, как хорошие клинки, сотворённые мастером в своём ремесле.
- Вы были той, кому я доверился в трудное для моей семьи время. – Для семьи? А как же «для королевства»? Чарльз был не просто братом, но королём, и… хватит. Хоть себе-то можно не лгать, именуя брата мудрым монархом, достойным верности, не запятнанной долгом? - Доверился и с тех пор ни разу не пожалел об этом. – Ну, почти ни разу. Справедливости ради, момент, когда Генрих вплотную подошёл к черте, отделяющей надежду от «наверное, лучше будет, если у неё ничего не выйдет», до сих пор бережно хранился им на задворках памяти. Не для того, чтобы терзать себя призраком не свершённого предательства, но затем, чтобы помнить его дыхание на своей щеке. Помнить и держаться подальше от представителей сего дурного племени всё отмеренное ему богами будущее. - Теперь мне доверились Вы. Надеюсь, что и это доверие обойдётся без последствий в виде раскаяния. Однако для того, чтобы не подвести Вас и в точности выполнить Вашу просьбу, я должен знать кое-что ещё… - «…правду, миледи, и ничего кроме правды». Взгляд Генриха устремился к леди Кителер. Его Светлость не осмеливался причислить себя к искусным чтецам человеческих душ, однако сейчас ему должно было хватить прозорливости. Просто обязано. Иначе последствия свершённой ошибки могут обернуться катастрофой даже не для него самого, но для королевства, вверенного Генриху братом. - Дар, подобный Вашему, не всегда используется во спасение. Насколько мне известно, магия может обернуться тьмой, наделив человека не способностью исцелять, но возможностью причинять муки. От досадных, вроде головной боли и сыпи по телу, до смертельных… и как быть в таком случае? Вы гарантируете, что виновная понесёт наказание, и опасный дар её больше не причинит никому вреда?
Оставался ещё вопрос «как именно», но интуиция недвусмысленно заявляла Генриху, что на него эта необыкновенная женщина, отмеченная опасным и могущественным даром, не ответит.
А идея относительно церковников и крестового похода не лишена смысла. Разве что Земля Обетованная должна располагаться как можно дальше от Хельма. Быть может, Балмора? Или неизведанные земли за Тилем? Так или иначе, но добиться признания Его Святейшества вполне реально. Особенно учитывая вексель, что увёз с собою Марко Перуччио.

+1

12

Женщина слышит ответ и поднимается с кресла, дабы преклонить колени перед лордом-регентом. Она получила желанное и должна выказать, сколь много для неё значит уже одно это.
— Я глубоко признательна Вам, милорд, — произносит она без тени заискивания и налета прочих эмоций, часто овладевавших вассалами, стоило им заручиться словом государя. Вербурга не почувствовала кружившей голову эйфории. Лишь бесконечное облегчение – она сможет обезопасить своих сестер в вере, свой ковен, свою дочь в конце концов. Леди Кителер поднимается и продолжает: — Но что же до тех, кто выбирает использовать свой дар во зло… Их нет нужды наказывать. В отличие от прочих магов, маледикты, так называют тех, чей дар приносит роду человеческому лишь страдания, при сотворении проклятий задействуют собственные жизненные силы, что приводит к быстрому и преждевременному старению. Чем чаще практикуется проклятья, тем быстрее происходит процесс старения. Большинство маледиктов, способных умертвить живое существо выглядят как глубокие старики и вынуждены пользоваться зельем иллюзии. Их тело подвергается глубокому и необратимому процессу старения. Поддержание жизни осуществляется за счет постоянных молитв, санаторов и зелий, — Верховная выдерживает паузу, дабы дать Генриху возможность осознать услышанное, после чего продолжает: — Я даю Вам свое слово, милорд, что никто из ведьм, вздумавших лишить жизни, не получит поддержку ни от меня, ни от моих сестер, — твердо молвит женщина. — Ни одна из них не причинила никому вреда, — прозрачный намек на то, что среди её ковена нет никого, кто обладал бы таким даром. За исключением её дочери. Пожалуй, это единственная полуправда, которую Его милость может истолковать неверно. Эдельвин действительно не забирала ничьих жизней, но это только пока. Что будет дальше, что будет после того, как она отыщет своего неверного возлюбленного-церковника и пожелает разлучить его тело и дух, Вербурга не знает. Но не защитить собственное дитя, она попросту не может. Даже если ей придется встретить гнев лорда-регента, всех кардиналов с самим Папой во главе и того бога, веру в которого они признают единственно верной и возможной. Вот только религия эта не добилась своей цели – уменьшения социального зла и неравенства. Церковники предпочитали располагать материальными благами и распоряжаться ими самостоятельно, и как следствие, невероятно расточительно. Тем самым кардиналы провоцировала отрицательное отношение и к священнослужителям, и к божеству,  справедливость которого тоже представлялась слишком многим как минимум сомнительной. Кроме того, петерианство никоим образом не способствовало пробуждению социальной совести. Панангизм даже здесь был куда честнее, сама Верховная ведьма Хельма предпочитала жить достаточно скромно, можно даже сказать эстетично. Её ее предшественницы понимали,  что осыпать себя золотом куда менее эффективно, нежели осыпать золотом других, вкладывая средства в наращивая влияния. Служителем же единого бога пренебрегали последним, со всей страстью отдаваясь первому, тем самым оказываясь беспомощными тогда, когда союзники нужны были более всего. Беспомощность, косность, идейная неподвижность, узость и умственная лень – вот чем славились кардиналы. Её же сестры каждый день и час используют для возможности обучаться, разыскать новые методы взаимопроникновения между ведьмой и природой, которой она служит. Санаторы знают о строении и функциях человеческого тела куда больше, нежели многие учёные мужи, трансдукты – о психике, душе, сознании и повадках братьев наших меньших. А как развиваются церковники? Те, что успели повстречаться лично ей, горячо осуждали даже перевод писания на диалекты. Это не только воспрещалось, даже попытки сделать писание понятным простым людям, жестоко наказывались. И откровенно говоря, никто так и не привел ей достаточных доводов, объяснявших подобный запрет. Ведьмы же обладали красноречием и изворотливостью, позволявшим добиться любой поставленной цели. И самые талантливые из них получают мантию предводителя. Когда своим народом правит мудрый правитель, это дает ему возможность выжить. Сохранив возможность дышать, они сохраняют возможность надеяться. Некоторые вещи нельзя отбирать, даже будучи сильнейшим существом на свете. А потому, следующие слова срываются с губ легко и обещания в них едва ли не больше, чем во всем прочем сказанном. — И ни одна из них никогда не причинит такого вреда.

+1

13

Сегодняшний день смело можно было вписывать в личную историю Генриха Найтона под лозунгом «всё, что Вы хотели знать о ведьмах, но боялись спросить». Или не боялись, но попросту не могли отыскать источник информации. Среди живых, во всяком случае. А среди мёртвых… интересно, под силу ли одарённым общаться с мёртвыми? Или эта грань останавливает даже их, потому как «нельзя» порой велико настолько, что в несколько слоёв способно укутать и континент, и острова у его ног, и скрытые от глаз неведомые дали, простирающиеся далеко за линию горизонта?
Вот только подходящее ли сейчас время для любопытства? Тем более, праздного, ибо запретами (за исключением самых нелепых, навязанных тем же высшим светом,) даже если их и можно обойти, лучше не злоупотреблять. Некоторые двери должны оставаться закрытыми и после того, как дом растащат по камешку ушлые соседи. Наверное, если бы все это понимали, мир стал бы куда более упорядоченным местом… Упорядоченным и скучным, как и всякое живое существо, остановившееся в своём развитии. Блестящий выбор, не правда ли? Как и большинство дилемм, встающих что перед человечеством, а что и перед человеком.
«Я глубоко признательна Вам, милорд».
Если это и впрямь так, долг Генриха можно считать отчасти оплаченным. До тех пор, пока предложенная леди Кителер схема не начнёт работать, как хорошо отлаженный механизм, сотворённый безумным в своей гениальности мастером, жизнь Чарльза всё ещё остаётся первой в списке долгов его брата. Пусть бы даже Его Величество столь небрежно распорядился своим вторым шансом. Ну или же распорядились за него – так будет вернее.
Тэм Уоллес. Снести бы ему голову… но нет, придётся договариваться.
Иногда Генрих просто-напросто ненавидел свою должность. Хоть что-то, раз уж долг ненавидеть не получалось. Королевское, чтоб его, воспитание!..
Между тем, леди Кителер не собиралась надолго задерживаться в компании лорда-регента. Насколько герцог Хайбрэй успел понять за время их короткого знакомства, эта женщина не принадлежала к числу тех, кто любит проводить время в праздности. Редко появляясь при дворе, Её Сиятельство всякий раз обращала на себя внимание своей лаконичностью и стремлением оставаться в тени в то время, как прочие (подавляющее большинство прочих) вели себя с точностью до наоборот. Во всяком случае, Генриху всё виделось именно так… Виделось или всё же казалось? Женщины!.. С ними всегда так. Даже с теми, с кем не делишь постель.
«Я даю Вам свое слово, милорд, что никто из ведьм, вздумавших лишить жизни, не получит поддержку ни от меня, ни от моих сестер».
- Я Вам верю, миледи. – Слова, пусть бы и давались не без труда, звучали осмысленно. Все вместе и каждое по отдельности. Да и разве может быть иначе, если заключённый договор тоже скрепляет слово? - Давайте попробуем, Ваше Сиятельство. Попробуем и посмотрим, что из этого выйдет. Меня никогда не прельщала мысль о том, что кого-то надо наказывать только лишь за то, что тот обладает даром, которого лишено большинство из нас. Правда, лишь до тех пор, пока этот дар не причиняет вред… как в Вашем случае и в случае Ваших сестёр.
Они называют друг друга сёстрами… Генрих ещё долго раздумывал над этим после того, как леди Кителер покинула его кабинет, оставив после себя не только ворох мыслей, но и аромат чего-то, неуловимого памятью. Лёгкого. Незнакомого. И запретного. Духи или же высушенные солнцем травы? А, быть может, это вкус ветра, заплутавшего среди горных вершин? Найтон не знал верного ответа, хоть и очень пытался угадать его среди сотен самых невероятных предположений… Для чего? Да кто ж его знает? Иногда людям свойственно желать чего-то иррационального, иногда – абсолютно бессмысленного. И думать, думать, думать, раз за разом упираясь в тупик и не находя за поворотом выхода из лабиринта.
Сёстрами… А сёстры – это семья. Во всяком случае, первоначальное значение этого слова, ещё не запертое в монастыре с благочестивыми петерианками. Впрочем, почему «ещё не»? Монастырь – та же семья. В ней тоже есть отцы, матери, братья и сёстры. Забавно получается: две воинствующие стороны живут, по сути, одними и теми же ценностями, ставя во главу угла единство, а не индивидуальность.
Единство, а не индивидуальность… Но каждая ведьма по сути своей свободна – разве не в этом заключается преимущество столь презираемого церковью дара? Откуда Генрих знал это, он уже и не помнил: возможно, прочёл между строк сказанного Вербургой Кителер, возможно, додумал в ходе беседы с одним из представителей инквизиции, коих во времена правления Чарльза при дворе было едва ли не больше, чем знати, что испокон веков стремится занять место поближе к трону. Не важно. Иные знания потрясающе неприхотливы в отношении источников, позволяя додумывать истину, как будет угодно. И пусть кто-то скажет, что грош цена такой вот «истине», главное, что сейчас она пришлась весьма кстати.
Чтобы запутать всё ещё основательнее.
Хорошо, что в такие моменты можно прислушаться к интуиции. Откуда бы родом та не была.

0


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » No news is good news


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно