Кортеж баронессы двигался медленно и до Латифа еще оставалось приличное расстояние. Если бы Мурад знал, по какой причине его жена решила оправиться в толь неспокойное время в туда, то наверняка бы остановил ее.
Но леди ад-Дин была достаточно разумной чтобы оставить истинную причину своего путешествия в секрете от самых близких и предпочла солгать едва ли не впервые своему мужу. По причине того, что она так и не посетила Глостершир и Бэйлоршир в дни свадебных торжеств кралась причина того, почему леди Сахи решила нанести визит их соседям - так считал Мурад Асван, благословляя супруга на долгий путь.
По причине того, что небезызвестная Ада Данаос, поведение которой сама женщина считала порой непростительно вольным и которая могла, по слухам, сотворить заговор из ничего, баронесса предпочла переправить попавшее ей в руки опасное письмо, показавшееся ей любопытным и таившим в себе намеки на нечто весьма опасное, к более сведущему человек и потому Сахи решила испросить совета Эдварда Баратэона, опасаясь доверять свои подозрения и эту улику почте.
Письмо, отправленное несколькими неделями ранее ко двору графа Бэйлоршира, было двойным: одна записка была адресована юной Адриане Баратэон и леди Норин с новостью о визите и некоторыми легкомысленными деталями, а вторая, более развернутая и крепленная личной печатью Сахи Ад-Дин, была адресована Эдварду и описывала истинную причину приезда баронессы Асван.
С тяжелым сердцем женщина покидала детей и родную Мориссию, но с каждой милей ее уверенность в правильности поступка крепла. Увы, она не была искусным и искушенным политиком, не плела интриг и не строила заговоры, но она была матерью и женой, сестрой и дочерью и пережив страшные дни чумы, жена Мурада Асвана совершенно не хотела терять с таким трудом обретённый мир. Пускай Хельм и раздирали распри , войны и мятежные графы и разбойники, пускай не было покоя даже ее Генриху, но то было их делами, коими Сахи не интересовалась больше, чем следовало. Ее письма на север были полны вопросов о племяннице и благословениям Найтону и его молодой жене, но никак не советами как править или советами о том как править. Но в случае с Атлантией на ней лежала священная обязанность помогать если наследству ее детей грозила опасность. Пускай муж и не предавал тому большого значения или же просто хорошо скрывал эти тревоги, сама леди ад-Дин, вынужденно став участником большой игр, не могла оставаться в стороне, когда в ее руки попало это письмо. Сахи должна была, нет, обязана была испросить совета и предпринять меры!
Пускай это рассердит Мурада Асвана и его советников, пускай это было опасно для нее самой, но не было силы способной остановить мать, жаждавшую оградить будущее ее детей от посягательств врагов.
С такими мыслями эта скромная женщина отправлялась в земли Глостершира и прижимала ладонь к корсажу, где было скрыто загадочное письмо. Ее кортеж двигался достаточно быстро как для весеннего бездорожья, но получив приказ оставить госпожу в Латиф как можно скорее и при этом желая избежать встречи с разбойниками, все еще гнездившимися в лесах и оврагах, ее стражники и возницы предпочитали и асами не мешкать, так что отсчитывая дни , атлантийка с надеждой всматривалась в пролетавшие за занавесками пейзажи, стараясь узнать родные места.
В скором времени они выехали на земли ад-Динов и получив передышку и ночлег в доме ее брата, отрытом по его просьбе для сестры, сменив лошадей и отдохнув, кортеж жены барона Асвана двинулся дальше и наконец пересек границу Глостершира.
Резвы атлантийские скакуны несли их все дальше и дальше, пока волею судьбы карету баронессы не остановили две совершенно неожиданные гостьи..
Сахи и не заметила, как за размышлениями о произошедшем дрема сморила ее и веки отяжелели от мерной качки, позволяя баронессе погрузиться в сладкий сон после долгих дней пути и тревог. Голоса Адрианы и Норин медленно растворились и только свет маленькой масляной лампы не давал миледи окончательно отдаться сну, балансируя на грани сна и дремы. Еще немного, совсем-совсем немного.

Экипаж внезапно дернулся и остановился.

Сквозь дымку дремы, которая окутала миледи ад-Дин в этот поздний час в дороге, женщина все же не смогла не ощутить перемены: убаюкивающее покачивание внезапно исчезло, а рывок заставил ее обмякшее тело встряхнуться на мягком сиденье и подслеповато моргая, баронесса сонно принялась озираться по сторонам. Все также покачивалась над их головами масляная лампа, все также тонко пахло сандалом и лавандой от устилавшего сиденья покрывала и подушек, но к этим привычным изысканным ароматам примешалась запах ночи, дороги и леса.
А главное - звук копыт стих, сменившись звуками приглушенного перешёптывания и мужских голосов, доносившихся снаружи. И голоса эти звучали не слишком-то дружелюбно.
Бросив вопросительный взгляд на свою спутницу, Сахи наивно ожидала, что Адриане известна причина остановки, но судя по встревоженному виду сестры графа Бэйлоршира, она пребывала в таком же неведеньи и искала объяснений у мориссийки. Тесная внутренность экипажа на несколько минут погрузились в неловкое молчание, но хорошо воспитанные гасконские дамы непривычным были к истерикам и шумном выяснению причин остановки. За исключением, конечно, Мерве, которая могла бы учинить скандал еще три минуты назад, но благо это сумасшедшей с ними не было, а значит Адриана и Сахи замерли как мышки перед приближавшейся кошкой и ни один волосок, казалось, не дрогнул на их головах с момента остановки.
Так что оставалось им делать? Медленно выпрямившись на сиденье, Сахи неловко протянула руку к дверце, отгибая край занавеси, и попыталась прослушаться к тому, что говорили снаружи - но, несмотря на безветренную погоду, сделать это оказалось совершенно невозможно. Слова и предложения сливались в единый невнятный шорох и только по интонации женщина могла сделать вывод о том, что происходило. Но увы, она-то и ввергала Сахи ад-Дин в сомнения и тревогу, ибо была она угрожающей и грубой. Их явно остановили не с самыми добрыми намерениями.
- Адриана, не двигайтесь, - стараясь не производить слишком много шума, чтобы не выдать себя и не привлекать пока внимания находившихся на дороге людей, жена барона Асвана крепко сжала похолодевшие пальчики миледи Баратэон, не только чтобы приободрить девушку, но и чтобы привести свои нервы в порядок. Выходило пока скверно ибо сердце в груди госпожи билось сейчас как птичка в клетке и казалось, что звук его частых и громких ударов можно было расслышать с десяти шагов.
Голоса же неожиданно стихли, а затем она услышала совсем рядом с запертыми дверцами, окна которых были задернуты тяжелыми кожаными занавесками, призванными защищать путешественников от холодного ветра и палящего зноя в дороге. Смуглая рука баронессы метнулась обратно на сиденье, прочь от занавеси.
- А кто там? -и в этом "там" Сахи в оцепенении осознала, что имелась в виду именно их карета.
Отчаянно побледнев, женщина провела языком по пересохшим губам, силясь что-то шепнуть сопровождавшей ее молодой девушке, но голос отказал ей и баронесса так и замерла, моля Небеса защитить их от неизвестной угрозы.

-Стоять,- седобородый мужик сидел на поваленном дереве так, словно он это дерево приволок со своей родной деревни и оно было только его. Личным деревом Седого Ормузда - так его прозвали. Ормузд был крепок. Несмотря на седую бороду и бритую голову, скрытую под меховой шапкой, он не выглядел немощным стариком. Скорее, рано поседевшим мужчиной. Поверх грязного халата была надета чешуйчатая кольчуга, на поясе покоился любимый, проверенный многими стычками, ятаган. А в руках он держал мощный арбалет. Такой не зарядишь без ворота, но латника он прошибет насквозь. Если попасть. По краям дороги высыпало еще полтора десятка различного вида "молодцев". У пары из них в руках были вилы. Однако смешными они могли показаться только если не знать, на что способно боевое быдло. Вооруженное боевое быдло. Так небрежно называли рыцари простых солдат и ополченцев.
Старший сопровождения несомненно мог видеть по меньшей мере с пяток арбалетов. А это значило, что в течение мгновения сопровождение благородных дам может сократиться ровно вдвое. Хотелось договориться миром.
Ормузд слез с бревна и кивнул понимающе. Никуда-то им не деться.
-Ну, давай за проезд, коль ты тут старший. Мы люди отчаянные, но добрые. Кошели соберете да ехайте с миром. Жизни ваши нам ни к чему.
Тот проныра, назвавшийся Аллу, не соврал. Богатая добыча. Но внимание "доброго" работника ножа и топора привлекла колыхнувшаяся занавеска.
-А там кто?- вновь наставляя арбалет в сторону всадников, уточнил Ормузд, кивая в сторону кареты. Уточнил громко и отчетливо.

Камал выбрался из кустов, разводя ветки и шебурша, как медведь в моргардском малиннике. Он мог бы выбраться заметно тише, но не стал этого делать. Слишком многое зависело от деталей.
-Так, рубаки, слушай команду - по коням. Нашли говнюков.
Всадники, одетые, как патрульные гвардейцы, гвардейцами и являлись. Точнее, считали себя ими. Специальным отрядом, охотящимся за насолившим барону Мориссии. Очень изрядно насолившим. И платили им, как и настоящим гвардейцам. Руководил ими капитан Камал. Периодически, на привалах, капитан пропадал в зарослях, но возвращался к концу трапезы и без устали двигался дальше.
-Давайте через лес. Атакуем по команде.

Ормузд показал на дверь и один из "вилоносцев" двинулся к двери. Дорогу им хотел преградить один из воинов, охранявших карету, но арбалетный болт в брюхе заставил того передумать.
-Стоять, я сказал,- чуть громче произнес главарь банды, неспешно перезаряжая арбалет и вкладывая на ложе еще один болт, явно наслаждаясь бессилием охраны. Ормузд был садистом. И, по чести сказать, слова своего не держал. Правда, об этом мало кто мог рассказать. И тот прохвост должен был сейчас валяться в овраге с перерезанным горлом.. Как его бишь? Наннош?- А где Фахир?- почуяв неладное, вдруг спросил он.

Все произошло быстро. Очень быстро. Едва за шторкой показался смазанный силуэт и дверь начала плавно открываться, раздался стон. Потом невнятные крики, приказания, сухие щелчки тетивы. Спустя несколько мгновений краткой, яростной и кровопролитной схватки, все стихло, кроме стонов недобитых и ржания лошадей.
Женщины могли слышать, как кто-то подъехал верхом и спешился. Раздался деликатный стук в дверцу.

Камал спешился, усмехаясь. Да, все получилось даже лучше, чем он рассчитывал. Гвардейцы перебили разбойников, которые перебили личную охрану благородных особ.
Деликатный стук в дверь костяшками кулака.
-Не беспокойтесь, кем бы вы ни были, вам ничего не угрожает. Позволите открыть дверь?
Всадники из отряда Камала стаскивали тела людей по разные стороны от тракта, разделяя мертвых негодяев и мертвых героев.
-Единого Отца ради, не пырните меня и не пристрелите,- убийца осторожно принялся открывать дверь. Говорил он на тумуувском, который в равной степени был распространен как в островном государстве рабовладельцев и гедонистов, так и в землях весьма аскетичных атлантийцев.