Что ж, вот и наступил тот миг, когда герцог добился того, чего, возможно, вовсе и не держал своей целью, - нежную кожу щек залил по линии скул яркий румянец, но она не была смущена, она была разозлена. Ноэлии часто говорили те, кто знал ее семью, что она похожа на мать, с каждым годом все больше. Карлотта была очень красива, женственна и неприлично очаровательна, наверно, ее с радостью сожгли бы на костре половина женщин государства, если бы могли, но не только и не столько за красоту, сколько за ее язычок, острый и быстрый, способный открыто и невозмутимо высказать окружающим все, что Карлотта о них думала, если в том возникнет нужда. Наверно, отцу было с ней тяжело, он, как и все мужчины, ужасно трясся за репутацию дома, но Барончелли был не такой, возможно, полагала Ноэлия, потому, что был умнее или просто имел большую власть, позволяющую не трястись так над каждым сказанным словом. Девушке хватало ума понимать, что, когда раскол будет завершен, и Джованни возьмет полную власть, его силы влияния будет достаточно, чтобы заставить замолчать любые языки, но лично леди Оттавиани навсегда запомнила речи матери – «Дорогая, когда люди одержим злобой и завистью, а они одержимы ими всегда, не сделав что-то или сделав, ты все равно никогда не угодишь всем. Всегда найдется тот, кто станет злословить, и совсем не важно, есть ли у него правда в словах и доказательства оной, или нет. Чем безупречней твой лик, твои деяния бескорыстней, тем сильнее все вокруг завидуют и изобретают за твой спиной сплетни. Милая моя Лия, должна быть ценна только твоя правда, и она – в твоей душе, в твоем сердце, и тогда, когда твое сердце и душа живут в мире друг с другом, твоего внутреннего света достанет, чтобы разогнать все черные тучи злых языков….».
- Понимаю, - таким же шепотом, мелодичным, но более жестким в произношении твердых звуков, отозвалась девушка, сверкая глазами, даже в тени, как хищный лесной зверь. – Вы говорите со мной и считаете, что я капризная маленькая девочка, а ума и понимания на грош, - подняв руку согнутой перед собой, она большим и указательным пальчиком в такт словам визуализировала герцогу, сколько, видимо, у нее ума по его мнению. – Ум и понимание жизни не с замужеством приходят, вот как я вам скажу. И моих глаз мне достаточно, чтобы видеть, а ушей – чтобы слышать, и ко всему этому достаточно сообразительности, чтобы связывать и то, и другое, и анализировать, обращая в сравнение с тем, что читаю в книгах. Вы говорите, что так устроен мир, но я в это не верю. Господь завещал любить не тело, но душу ближнего, а разве можно опорочить душу? В Писании сказано, что в час назначенный душа, тело бренное покинув, предстанет на Суд пред Создателем, и судить будут ее за деяния, и воздастся по цене их, но нигде не сказано, что люди, которые в час назначенный будут судимы так же, как моя душа, имеют право судить меня сами. – Во время своей тирады она, сама того не замечая, как своя мать, выразительно отражала каждое слово мимикой и богатой жестикуляцией. Но Ноэлия слишком распалилась, и проступал явно темперамент, унаследованный от матушки, которая, в свою очередь, переняла его от прадеда, человека южных, горячих кровей. Богатый же красками, умело управляемый на всех нотах доступного ей диапазона, голос звучал так, что не поддаться его звукам было трудно, и поэтому Джероламо не раз, побежденный и обольщенным им, говорил после спора, что из сестры вышел бы прекрасный оратор, способный управлять толпами одним лишь голосом, который то убаюкивал, ласкал, стелясь над землей, то взвивался и бил звуками, как хлыстом, будь она мужчиной. От этого Лия неизменно приходила в еще большее бешенство и могла даже ударить ладонью брата по плечу, одновременно, наговорив гадостей. Но ее можно было понять, уже в свои семнадцать она встречала более зрелых мужчин, которые были глупее пробки, и оттого невероятно обидно было слышать, что она хуже, только потому что женщина. Конечно, брат говорил это больше лишь, чтобы посмеяться, но осадок в запале оставался неприятный, будь она и впрямь мужчиной, хваталась бы за меч, пожалуй, каждый раз в таком настрое. - Я делала и буду делать только то, что угодно мне, и отвечать намерена лишь перед Господом, а до притворных сплетен мне дела нет! – вскинувшись, она прищурилась, глядя на герцога уже с неприкрытым вызовом настоящих оттавианских кровей. – Если ваши придворные так любят чесать языками, раскладывая по полочкам МОЮ личную жизнь, то значит, им просто нечего делать. И в этом мне винить придется вас, - тонкий палец уличающее ткнул мужчине в грудь, - потому что вы плохо загружаете их делами! – и маленький рот упрямо сжался, а брови продолжали хмуриться. – А о своей репутации я подумаю сама, премного благодарна, - подытожила она выпаленную за один присест тираду, почти что на одном дыхании, и теперь замолкла, часто и глубоко дыша, возвращая легким, столько времени обходившимся одним запасом глотка воздуха, весьма для них скудным, способность насыщать кровь нормально. Голубые глаза сейчас казались синими, очень темными, под сенью слегка опущенных ресниц, и злой румянец все еще окрашивал скулы розовым оттенком на молочно-бежевой матовой коже. Однако, шлея медленно сползала из-под хвоста на положенное место, и столь бешеный темперамент матери постепенно уступал место флегматичной стороне нрава, хотя, как отлично знали ее братья на своих шеях, гарантии покоя это не обещало, маленькая пороховая бочка под именем Ноэлия всегда взрывалась и злилась в один день на том месте, которое на другой же час попросту могла проигнорировать или отшутиться, и какой день какой бок этого бочонка был повернут к свету, никогда не узнаешь, пока не подпалишь. Наверно, Джероламо сейчас неистово веселился, узнав о поручении Папы, представляя, какие семь казней дядя подсуропил своему союзнику, сам того не ведая, а может, как раз таки отлично ведая.
Отредактировано Noelia Ottaviani (2017-02-17 13:13:42)
