[NIC]Arthur Worcester[/NIC][AVA]http://funkyimg.com/i/2oEMG.jpg[/AVA]Сквозь тревожный сон, как чёрные галки, пробивались людские голоса. Одни нашептывали, другие кричали, третьи пели что-то приятное, но глупое. Веки задрожали, начали волноваться как морская зыбь, пока не замерли в полной тишине. Артур выдохнул и раскрыл глаза. Дневная дрёма, нахлынувшая после нескольких бессонных ночей, не принесла должного облечения. Молодой, но повидавший виды граф был изнеможён и бледен, словно из него выпили всю кровь. Молочная кожа была отличием Уорчестрского дома - каждый, кто переживал не лучшие времена становился похож на старую рваную простынь, которая вот-вот рассыплется прахом. Участь смуты и разрушения не обошла и Артура, он держался из последних сил, чтобы не свалиться с обрыва и не утащить с собой на дно морское всех остальных - сестру, жену и сына. Надо было думать-думать и ещё раз думать, но ответы в голову приходили нехотя и очень скудно. Выводы о настоящем оставались неутешительны даже после самовнушения и самообещаний - Орллея от Хельма отделилась, а Хермшир от пиратов - нет. Стяжательно, как бы издеваясь, судьба снова и снова лупила графа по башке, напоминая, что его дому ещё предстоит вынести не один спуд горестей и политических порабощений. И вот сейчас, когда казалось бы, вектор направления выбран правильно, жизнь преподнесла иные испытания, которые заставили Артура пересмотреть многие из своих позиций. Конечно, самый сильный ветер дул со стороны Моргарда, снеся всё остальное далеко назад. Граф пытался найти как можно больше сил для помощи сестре, но при этом категорически не хотел оставаться беззащитным сам. А герцог, который без двух шагов король? Нехотя, конечно, с большой неохотой отдавал лесному королевству тысячу своих бойцов. Запрети он своему вассалу выделять и такую несущественную помощь, Артур бы добровольно удавился где-нибудь в ближайшем колодце. Дейна доставала больше всего, воя как собака о том, что её брат погибает, вся семья гибнет, а муж ничего не делает. Артур с молчаливой яростью её отстранял и пытался как можно реже видеться с женой.
- Эти пираты как крысы, лезут со всех дыр, твою мать, - последнее время Артур начал много сквернословить, - забьёшь веслом одну, за шею и в штаны полезет ещё с чёртову дюжину. Будь у нас деньги и время - я бы поставил по пушке на каждый метр берега, чтобы отстреливать их поганые корабли только появись они на горизонте. А вместо этого что? В шею гоним хорошо подготовленных воинов на верную смерть в лесную чащу, оставаясь с голым задом, потому что Андресу тяжко выделить по сотне вшивых бойцов с каждого графа. Оно-то ясно, голова другим забита, да и формально стоит ли ему придерживаться обещаний, если неизвестно действительно ли жив Дарион? Да только я за свою сестру жизнь уложу, а ему в приоритете только политика да власть, - граф скривился от завываний морского ветра, который прорывался сквозь бойницы санфоллской фортификации. Рядом с ним стоял Орион Хоук, старый, воняющий рыбой барон. Обсуждения дурнославия, которое витало вокруг Орллеи последний год, тянулось уже не один день. Артур слышал о многом, знал, что твориться на севере и востоке, только это всё казалось сильно далёким, когда беда грелась под носом, - сегодня утром пришло послание от одного в этих.., - Артур проводил руками в воздухе вокруг своего торса, -.. цветастых ливреях. Должен ехать в Авелли, собирается большой совет. Не знаю, успею ли, дорога займёт не меньше недели. Можно по морю, но не хочу повиснуть на рее пиратского судна, их сейчас кишмя, я уже говорил, да и ты сам знаешь. Одолжишь лошадь? Жену мою закрой в башне, чтобы без окон, она последнее время совсем дурная стала, ещё дай что на камни сиганёт.
О Марии Артур не вспомнил, потому что знал - уорчестеровская кровь её защищает - как от лишних переживаний, так и от преступных посягательств. Сестра сейчас находилась в сердце графства - Уотерфолле - управляла делами, пыталась не сойти с ума. Кажется, думала о том, как бы забрать к себе детей Мод, чтобы не дай Создатель они не стали политическими заложниками сидя в Лирэфии. Умно, как бы между прочим думал Артур, хотя сам он это уже давно предполагал.
Мчался в Авелли Артур не с большой охотой. Он уже представлял, что хочет сказать Андресу, а вот захочет ли он слушать и, более того, осмелиться ли сам Артур - это было под вопросом. Поэтому к назначенному времени заседания совета граф запаздывал. По дороге, конечно, доходили кое-какие интересные сведения. Оказывается, герцог не только не дал бой Генриху, но и приволок его как котёнка в Авелли. Артур не то чтобы разозлился, наоборот, он был сильно удивлён. В нынешней ситуации, когда под боком зрела гражданская война и он не мог думать о себе - Генрих мог стать интересным подспорьем. Где-то в недрах его земель всё так же находилась Анна Мирцелл, дочь Дариона. В конце-концов Артур мог воззвать к старым договорённостям, выпрашивая у Генриха помощи, но это, конечно, только если Андрес ему позволит, да и сам будет не против. В противном случае, мир Мод падёт прахом, а у Орллеи появится новое поле для обновления своих договорённостей. Короче говоря, ситуация была чрезвычайно щекотливая.
Несмотря на специальную неторопливость, Артур прибыл в Авелли практически вовремя. Громадный орллевинский порт встречал гостя свежим дуновением весеннего ветра, ярко отличающимся от тухлятины Санфолла. По мере продвижения вглубь города помпезность падала как плохо прикреплённый гобелен, обнажая простую городскую жизнь. Она ничем не отличалась от Уотерфолла - из окон лились нечистоты, торговцы таскали шерсть и водили скот, измазанные лица проституток сверкали из-за каждого угла. Настоящая колыбель Орллеи, венец архитектурного творения, - прочь-прочь.., - повторял Артур, пытаясь отвязаться от уличных бродяг, хватавшихся за хохолок его лошади. Наткнувшись на один из городских патрулей, Артур представился и попросил провести его к палаццо. Было видно, что стражи сомневались. Немудрено - с дороги граф выглядел не по графски, но на розовые ванны времени не было.
Гнедая лошадь ступила на брусчатку палаццо когда солнце начинало понемногу шпарить. Стянув с себя дорожный плащ, Артур запихал его в проём стремена, а затем отдал узда одному из своих людей, которые сопровождали хозяина от Санфолла. Доказывать своё происхождение внутри палаццо не нужно было. Образованные люди, которые увидели вышитую розу на шевроне графского одеяния сразу его узнавали. К месту, где встретились силы мира оставалось ступить несколько шагов. Ещё до того, как зайти в дверь Артур услышал властный голос Андреса, режущий тишину. Он говорил что-то о переговорах и о Генрихе, затем новой волной упомянул и короля Эдуарда. В момент молчания Артур быстро зашёл в зал, кивнул присутствующим, и направился на пустое место, недалеко от своего дяди Адриано. Взоры многих обратились на новоприбывшего, Артуру хотелось, чтобы кто-нибудь поскорее перенял это внимание на себя. Видимо, чаяниям было суждено сбыться, потому что со своего места поднялся Генрих. Осмотрев его внимательно, про себя Артур заключил, что он ему нравится. Сейчас граф и не мог припомнить, когда последний раз он видел регента, и видел ли вообще, но свирепый взгляд и видимая готовность подкупала.

Казалось бы, Отец-Создатель благоволил Орллее, обратив, наконец, на юго-западный край свой лик. Коронация Джованни Барончелли вызвала неоднозначную реакцию. С одной стороны простое население Орллеи принимало замироточившую статую как священный дар и указание перста самого Господа о том, что все это благословение для орллевинцев, с другой стороны это вызвало кое у кого недоверие. Но основная масса была готова перестать верить в Понтифика королевства и переметнуться на сторону Понтифика Орллеи. Как воспримут подобную оплеуху в Рейнисе учитывая скорость распространения слухов? И что скажет Хайбрэй такой мощной оплеухе со стороны духовенства? Пока еще не было известно. оставалось лишь уповать на то, что с помощью слухов они смогут добиться поставленной цели. Легко управлять толпой, если она помимо управления движима чем-то еще.
Когда Адриано прибывал на совет вместе с сыном он уже знал о том, что провальные на первый взгляд переговоры состоялись. Войска не были подняты, лорд-регент Хельма не был захвачен в плен и отдан на растерзание орллевинским графам, громогласных заявлений о сдаче Орллеи не случалось. Это означало только одно - два герцога невероятным образом сумели договориться, две противоборствующие стороны смогли придти к единому решению. Только вот к какому? Это оставалось загадкой до самого совета. Принятие единого решения было возможно только при определенных уступках. Так кто же уступил на этих переговорах?
Первый раз за два месяца больше не нужно быть инкогнито, не нужно скрывать то, кем ты являешься. Можно спокойно проезжать по улицам столицы рядом с сыном, который тоже принял на себя тяжелую ношу двойного регенства и стойко выдержал все. Теперь Адриано был уверен в том, что его сын достаточно проверен для того, чтобы в дальнейшем оставить ему земли и графство. Сегодня Энрико предстояло отвечать за Борромеошир вместо графини Контессины Барди, которая без вести пропала несколько месяцев назад и более не могла отвечать за собственные земли.
На совете он снова занимает место слева от своего сюзерена, больше не таясь и не скрываясь. Удивлен ли кто-то его появлению? Если и да, то это очень умело скрывается, но кое у кого все же дернулся мускул на лице, когда Андрес объявил о снятии всех обвинений и восстановлении Адриано в должности.
- Благодарю за оказанное доверие, Ваша Светлость.
Лорд Лореншира встретился взглядом с Генрихом Найтоном, чья открытая насмешка вызвала лишь холодный взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Прикажи Андрес в тот момент пожать им руки - Адриано впервые бы не подчинился лорду Орллеи.
Посмотрим, надолго ли хватит твоих насмешек, самодовольный щенок.
То, что произошло дальше, заставило орллевинца применить всю силу собственного самообладания, дабы не выдать собственных эмоций, которые могли бы его опорочить. Итак, Андрес Найтон склонился к решению остаться в составе Хельма после того, как в течение года они боролись за право называться независимой от королевских решений территорией. Право, которого они уже добились путем переговоров с другими королевствами, путем игнора торговой экспансии на север, путем раскола церкви и возможной (пока еще возможной, пока не сообщили обратное) поддержки пиратов. Зачем же теперь им нужен Хельм, когда Орллея уже добилась того, чего желала? Неужели Андрес отступил на самом финале? Чего же такого предложил ему Генрих Найтон, что все, что удалось сделать пойдет псу под хвост, в частности обещанные титулы и территории? Первый советник Орллеи был благодарен, что пока графам не дали права слова, пока не выступил лорд-регент Хельма. На какие же уступки и условия пошел герцог Орллеи, чтобы отбросить назад все то, что было сделано, а причины, которые побудили графов последовать за сюзереном оказались настолько неверными, что теперь более не имеют значения?
Генрих называет сделанное ими ошибкой. Но разве все они разом ошиблись, принимая это решение или графы Орллеи похожи на ведомых овец, которые послушно идут за пастухом или каждый из них принял взвешенное решение и решил отречься от короны, дабы не было посягательств на их земли? так ли им нужно это самое прощение? Пост лорда-канцлера решит проблему в первую очередь самого Андреса, но вот его вассалы, которые практически разрушили торговые отношения вряд ли смогут что-то поиметь после всего того, что случилось. Зачем сейчас нужен пост лорда-канцлера, когда Орллея оградила себя от возможной продолжающейся войны с Фйелем? Кому он принесет пользу, когда они договорились с пиратами? И куда же теперь денется новая церковь, в лоно которой вошла Орллея и может быть отлучена от петерианства Клетом? Все то, что было предложено нужно было Орллее год назад. Зачем оно нужно сейчас? Чтобы вернуть Элшир и не допустить войны? И кто же неуверен в своих силах? Генрих или Андрес? Кажется, для герцога Орллеи сейчас будет не самый благополучный исход. Это не стоило усилий длиной в год, которые приблизили их к изначальной цели на расстояние вытянутой руки.
Адриано бросает предупреждающий взгляд на своего сына, уже готового высказаться. Еще не время. Лорд Лореншира призывал себя к спокойствию, пока совет не ответит на такое заявление. Как первый советник, он обязан поддержать своего сюзерена, но сейчас, когда все находились в равном непонимании ситуации, поддерживать начинания лорда Орллеи было невероятно сложно.

Отредактировано Adriano Graziani (2017-02-13 12:29:30)

Реакция орллевинцев на свои слова не вызвала у Генриха удивления. Раздражения, впрочем, она тоже не вызвала. Отчасти потому, что была легко предугадываема – ну, разумеется, кому охота выпустить из рук жирный кусок пирога, который уже наверняка успел разделить между ними Андрес? Плюс ко всему Генрих Найтон хоть и не был лишён некоторого тщеславия (читай: гордыни), как абсолютное большинство живущих под небом Создателя, всё же умел от него абстрагироваться, если это было нужно для дела. Сейчас был как раз такой случай. А значит, лорды могут ухмыляться столько, сколько пожелают, и так широко, как позволят им собственные рты. Могут даже разразиться шутовским хохотом, как то сделал первый советник герцога Орллеи во время их предыдущей встречи. Всё равно. Лишь бы слушали.
К слову, об Адриано. Генрих не знал, каких трудов графу стоило держать рот закрытым, а более пристального взгляда в его сторону позволить себе не мог. Во имя того же дела, что заставляло герцога Хайбрэй сносить насмешки (пусть бы и завуалированные правилами хорошего тона) в этой зале, лорда Грациани провоцировать не следовало. Тем более, как подсказывала интуиция, он спровоцирует себя сам. Когда? Ну, это решать уж точно не лорду-регенту.
Между тем ухмылки загорались и гасли одна за одной. Вероятно, лорды считали, что делают это незаметно или, по меньшей мере, тонко, как подобает опытным лицедеям. Политики – всё равно, что лицедеи, так? Не совсем. Одни учат роль загодя и шлифуют её, не позволяя себе и шага в строну, другие же пишут её прямо на подмостках, будучи готовыми в любой момент начать всё сначала, разорвав черновики пополам. Кем себя считал Генрих Найтон? Разумеется, политиком. Ну а кем он был на самом деле? Ответ на этот вопрос даст лишь время. В том чсиле, и ему самому. А орллевинцы? Кем себя считали они?
О, вот тут всё гораздо интереснее. Потому как лорды Орллеи считали себя победителями. Все эти люди, собравшиеся по зову Андреса, уже считали себя победителями в развязанном ими же противостоянии, поэтому и поглядывали на Генриха сверху вниз. Захотелось рассмеяться. Громко, запрокинув голову к высоким сводам здешней залы для совещаний. Отец-Создатель, как вышло, что Генрих, будучи едва ли не в два раза моложе некоторых из них, уже успел познать истину, оставленную орллевинцами за порогом палаццо? Праздновать победу можно, только лишь и впрямь победив. Одной стратегии, пусть бы и выверенной до мелочей, недостаточно. В жизни всегда есть место случаю. И удаче, которая меняет своих фаворитов, словно иная леди – перчатки.
А ещё – маске невозмутимого спокойствия, которая намертво пристала к лицу лорда-регента Хельма, без искажения накладываясь на его черты. Пожалуй, задатки лицедея в нём всё-таки были. Так стоит ли отбрасывать прочь пусть бы и неоднозначный, но дар богов?
Дополнение Андреса пришлось кстати. Отчего-то лорд-регент решил, будто всё, сказанное ими в Элшире, по умолчанию известно присутствующим. Быть может, причиной тому послужила его честность, которую Генрих избрал щитом и тогда, и теперь? Как бы то ни было, впредь нужно выражаться яснее. Недомолвки могут дорого ему обойтись.
«Королевский Совет должен быть упразднён…»
Ничем не выдав своего удивления, Генрих обернулся к Андресу, чтобы встретиться с ним взглядом. Всё, сказанное кузеном прежде, и впрямь было озвучено в Элшире, но Королевский Совет? Большой или Малый? Малый и так состоит лишь из лорда-канцлера и герцогов, за усиление роли которых ратовал Андрес. И с этим Генрих вынужден был согласиться, признавая необходимость данной реформы. Но Большой… признаться, толку от него и прежде было чуть – младший принц понял это уже давно, пожалуй, вскоре после того, как получил право присутствовать в зале на правах бессловесной отцовской тени – но сам факт причастности объединял практически всю знать Хельма, в том числе и ту, что сидела сейчас здесь, добровольно устранившись от членства в Большом Совете лишь в последний год. Если орллевинцы согласятся на это, поддержав своего герцога хотя бы кивками, значит… Генрих уже решительно ничего не понимает. Свобода и независимость? Сладкий мёд для народа, падкого на красивые речи, льющиеся из уст господ и менестрелей. Для графов Орллеи свобода равноценна собственной власти, ограниченной лишь королём, которого они планируют возвести на престол… а значит, при необходимости, с тем же успехом смогут и препроводить обратно, на грешную землю, заменив более покладистым и благодарным. Независимость – новым титулам, щедро украшенным что золотом, что самоцветами. И эти же люди вот так вот просто откажутся от Большого Совета в случае, если все остальные условия вдруг будут приняты ими безоговорочно? Скорее уж голодный пёс выпустит из пасти шмат доброго мяса. Впрочем, если речь идёт о псе, следует принимать во внимание мастерство псаря. Поговаривают, есть те, которым такое под силу.
Слова о присяге не королю, но герцогу были встречены Генрихом согласным кивком. Строгая иерархия вполне органично вписывалась в структуру нового Хельма. Того, каким он может стать завтра. И станет, если боги не сыграют с лордом-регентом шутку, запечатав уши орллевинцев воском. Мысли, вопросы и предложения? Что ж, Генрих готов выслушать всё. Не просто выслушать, но и ответить. Усевшись на своё место, лорд-регент поудобнее устроил руки на подлокотниках. День обещал быть долгим. Долгим и весьма неоднозначным.
Барон Дальмонт первым воспользовался своим правом говорить на нынешнем совете. Генрих охотно обернулся к нему, как и прежде игнорируя насмешки, на которые Его Милость не скупился ни до, ни после. Одновременно с этим лорд-регент силился припомнить, когда и при каких обстоятельствах они были представлены друг другу. Выходило плохо, что могло свидетельствовать лишь об одном – обстоятельства эти не несли на себе отпечаток чего-то значительного. Возможно, приём или совместная охота, или же что-то ещё в этом роде – не суть. Увы, Генрих вообще не мог похвастаться тем, что хорошо знает хоть кого-то из них, за исключением, разве что кузена Андреса. Однако же у этой монеты была и обратная сторона – никто из орллевинцев не мог сказать того же и о Генрихе Найтоне. Значит, им придётся разговаривать либо с образом врага, который достопочтенные лорды сами же себе и нарисовали, либо с настоящим Генрихом, который сидит сейчас подле герцога Орллеи. И по тому, которого собеседника выберут себе орллевинские лорды, можно будет предположить, чем закончится нынешний день… проклятие, да что с ним не так?! Почему так и тянет улыбнуться? С грустью, с сожалением в уголках губ, даже с тоской, но тянет, чёрт бы его побрал!
Короткий диалог между бароном и герцогом, где один призывал вспомнить Рейнис, а другой, без сомнения, точно цитировал слова виконта Девантри, вызвал оживление среди собравшихся. Даже Генрих позволил себе на мгновение прикрыть глаза, воскрешая в памяти зимний совет в замке Его Величества. Томас и там ратовал за войну… к счастью, большинство лордов поддержало не его.
- Моё почтение, Ваша Милость, – чуть склонив голову в знак приветствия, произнёс Генрих. Его руки, до этого расслабленно лежащие на подлокотниках кресла, вдруг пришли в движение, поворачиваясь ладонями вверх. Раскрытыми ладонями, дабы уровнять оливковую ветвь, что считалась символом мира в Орллее. - Как Вы и сами можете видеть – в моих руках ничего нет. Реши я взяться за меч и указать им в сторону Орллеи, я бы уже сделал это, навязав Его Светлости бой за Элшир. Согласитесь, тому, кто жаждет войны, сгодится совершенно любой повод. - «Ну же, вот он я! Тот, кто обманом вовлёк леди Вентури в союз с Хайбрэем! Обвините меня в этом, и я признаю вину». Подобные мысли не были бравадой, скорее – осознанным шагом, дающим орллевинцем повод спустить собак на Генриха, обвинить в вероломстве. Если союз будет заключён, он стерпит это пятно на репутации. Если нет – даже словом не предаст доверия женщины, чья отвага и безусловная преданность своим людям достойна стать примером для подражания. В конце концов, Батриче Вентури и впрямь не искала в столице выгоды, кроме той, которой Орллея сама лишила себя, навязывая короне свою независимость и вынуждая закрыть границы для торговых путей. - Дабы не ввергать никого из присутствующих в заблуждение, скажу сразу: о так называемом мирном выходе из состава Хельма я говорить не намерен. Ни сегодня, ни когда-либо ещё. Видите ли, я вырос в мире, где Хельм был единым целом. Сильным, могущественным королевством, которое сообща решало свои проблемы. Если сегодня вам кажется, что проблемы Орллеи навязаны Хайбрэем и Гасконией, вы заблуждаетесь. Не я, но само время расставит всё по местам, разорвав союзы, кажущиеся незыблемыми утром, уже к наступлению темноты. – Говоря проще, предательство, которое Орллея намеревается совершить, аукнется ей точно таким же предательством. Потому как союзы такого рода обычно ещё более зыбки, чем предрассветные тени. - Однако же, я не могу отрицать очевидного – мир меняется. Именно поэтому мы и говорим сегодня о новом порядке, новой иерархии, новых правах и свободах для земель, входящих в состав королевства. Но любые изменения должны вести к силе, а не к слабости, иначе грош им цена. Или же Вы всерьёз считаете, что без Хайбрэя и Гаскони Орллея станет сильнее?.. – Короткая пауза, во время которой Генрих оглядел собравшихся, под конец задержав взгляд на Андресе, а после устремив его к Дальмонту. Слишком короткая, чтобы кто-то успел перехватить слово. - Заражённый чумой флот? Видите ли, Ваша Милость, чума отступила от берегов Атлантии. Флот восстанавливается и вскоре войдёт в полную силу. Кстати, пользуясь случаем, корабли, которые ушли из портов Гаскони, должны быть возвращены туда же до конца июня. К несчастью, капитаны и офицерский состав были убиты бунтовщиками, их уже не вернуть. Однако в знак своих добрых намерений, я не потребую у вас голов этих самых бунтовщиков. Если этот сброд и впрямь можно назвать моряками, полагаю, им найдётся место на кораблях Орллевинского флота, если же нет – Его Светлость волен поступить с ними по своему усмотрению. - «А после я отыщу предателя в Анде… Или вернее будет сказать не «отыщу», а «докажу»? Раз уж Его Сиятельство совсем не понимает предупреждений». - Простите, кажется, я отвлёкся. Вы говорили о карающей армии с севера и пиратах с юга? Первая, насколько мне известно, всё ещё не стоит на границах западного герцогства, вторые… были и остаются проблемой Хельма. К сожалению, среди всех собравшихся худшим моряком по праву могу считаться именно я, поэтому стратегию борьбы с Тилем лучше отложить на потом. Да и оставить её адмиралам.
Однако же Его Милость желал прогнозов? Что ж, можно и так.
- На случай, если Орллея не оставит свои намерения касаемо выхода из состава Хельма, границы по-прежнему будут закрыты. Поскольку Хельм не признает новое королевство на карте, ни о каких союзах между нами в дальнейшем не может идти речи. Мы не ударим, но и не протянем руку, как делаем это сейчас. - «Ожидаете, я навяжу вам бой, дабы Вы могли выдохнуть, причислив себя к защитникам родины? Ошибаетесь. Орллея окажется отрезана от Фйеля и не будет иметь никаких дел с Хельмом. Надолго ли вас хватит, господа, прежде чем Вы навяжете бой мне? Да вот хотя бы за Элшир, который, в случае неудачи сегодняшних переговоров, по-прежнему будет под моей защитой. Ну как, господа? Сколько стоит Ваша независимость, если её потребуется завоёвывать оружием, а не словами? Притом, что Хельм не облегчит задачу, выступив агрессором. Как долго Вам удастся морочить головы людям, объясняя, во имя чего они должны будут умирать на поле боя?»

Отредактировано Henry IV Knighton (2017-02-14 12:46:16)

Адриано лишь выразительно поднял брови в ответ на выпады лорда-регента в отношении казны. Неужели графу удалось зацепить какую-то болевую точку? Если так - на нее следовало нажать и авить, потмоу что в будущем они могли бы здорово отозваться Орллее. И если уж такой простой, но немаловажный вопрос оказывается настолько тяготеющим, то что будет дальше?
- Не сомневаюсь, что мои средства принесли в казну Хельма значительный вклад, - спокойно парировал Адриано. В этом отношении он даже не прибегал к сарказму. Кажется, только Арвьершир и Кьетшир могли бы поспорить с ним по количеству финансирования.
- Но раз уж Хельму не нужно финансирование - будет ли оно нужно в дальнейшем или мы все же оставим свои средства у себя? Кажется, единый Хельм потребует от нас куда больше затрат, чем автономность Орллеи.
Ответ о церкви вызвал у Адриано лишь скуку. Пусть Грациани и сам приложил руку к этому расколу, но Генрих в очередной раз не видел дальше собственного носа и решительно не замечал проблем, предпочитая решать, что он единственно прав в этом деле. Лорд Лореншира выдержал очередной выпад в свою сторону и спрятал возникшую усмешку за наклоном головы впереди вниз. Подняв глаза, он уже не улыбался.
- Вы говорите о том, что готовы принять изменения мира, но почему вы не принимаете именно этого изменения? Да, я обвиняю Клета V. - раз уж они начали говорить о смелых вещах - следовало бы быть также абсолютно честным в своих эмоциях и мыслях.
- Разве при хорошем папе произошел бы раскол? Разве пошли бы за ним больше половины кардиналов, если бы проблемы, которые существуют в вопросах церкви и веры, не казались настолько острыми? Возможно, что время понтифика уже закончилось на этой грешной земле и воля Отца-Создателя такова, что ему угодно было назначить нового? Которого, кстати, выбирает не он, а его слуги на грешной земле? Вы считаете раскол церкви не такой серьезной проблемой? Не потому ли, что это слишком похоже на проблему - для вас проблему - отделения Орллеи? Вы видите лишь гордыню, тщеславие и желание вознести себя. Но спросите себя - если бы не было предпосылок, удалось ли бы это вообще?
Адриано достойно принял еще один выпад в его сторону. Разгоряченный мальчишка против орллевинского лиса, которого он снова провоцирует выйти из себя. Однако, сейчас Адрианобыл не в плену и на своей территории, его не провоцировали усталость, сидение в четырех стенах, готовность сложить голову на плахе и известие о смерти дочери. Так кто здесь главный папочка, сынок?
- Боюсь, Ваша Светлость, мои методы решения совсем не понравятся вам ввиду того, что у нас с вами в очередной раз разные вгзгляды на ситуацию и разное ее понимание. Но почту за честь сообщить варианты возможного решения проблемы Рейниса.
И короны конечно же.
Слова Чезаре Пацци о письмах заставляют вспомнить, как то же саме Генрих велел передать Андресу после освобождения Адриано из плена и выпускания вместе с ним в мир слухов о предательстве. И как, сильно ли повлияли эти слова? Судя по тому, как письмо было презрительно сжато - нет.
Рассуждения графа были верным и в мыслях чем-то они совпадали с направлением мыслей графа Лореншира, пока дело не коснулось Беатриче. Непроизвольно сжатые в кулак пальцы, должно быть, заметил Андрес и не позволил начать конфликт между лордами, призывая всех к порядку. Медленно граф Лореншира заставил себя разжать пальцы. Он мог бы ударить Пацци, но сейчас судьба Орллеи стояла выше его чувств к женщине, что предала герцогство. И... Его тоже. Но, несомненно, он нанесет удар графу Ланканшира после совета. В конце-концов, Адриано и сам осознавал всю эту ситуацию и леди Элшира была одной из причин, по которой лорд Грациани имел стойкую личную неприязнь к Генриху Найтону. Эта неприязньлишь услиалсь заявлением о нравах орллевинок, но граф Лорнешира заставил себя вслушаться в его речь. Орллевинец мог сдержать эмоции, на его стороне были обстановка, опыт и возраст.
Слова о том, что Орллея не будет признана Хельмом, как отдельное королевство снова вызвала желание ткнуть Генриха в его же слова о переменах. К дъяволу Хельм, если Орллею уже признали Фйель и Моргард и уже значительно подорвали этим значимость мнения цепляющегося за свое герцогство королевства. Оставались и иные земли, с которыми можно сотрудничать, мнение одного Хельма на политической арене было значимым, но не сломится ли оно под мнением абсолютного большинства?
Итак, они снова начали бросаться словами о том, откуда все пошло и с чего началось. Новая причина - Джованни Барончелли. Неужто Адриано Грациани снова придется припомнить слухи о том, что Генрих Найтон якобы сочувствует ведьмам? Иначе каковы были мотивы сдерживать костры инквизиции? Священная война и усиление сжигания еретиков были конечно же не самым лучшим исходом, но теперь что, их стоит запретить совсем? Да, Орллея - оплот петерианской веры. Так почему не стоит верить словам архиепископа?
К тому же, от внимания Его Сиятельства не прошло мимо и умалчивание вопроса о налогах. Н, возможно, ответ о том, что Запад не будет возвышен за счет других и таил этот смысл. Равные права да неравные для всех, иначе почему все это началось?
Генрих ратовал лишь за одну идею и при этом умалчивал о важных вещах. Как при таком раскладе можно требовать честности на переговорах? Было ли это сделано намеренно или это был всего лишь тонкий ход? Пылкое ратование за единый Хельм не отвечало ни на что, кроме самой его идеи.

«Не сомневаюсь, что мои средства принесли в казну Хельма значительный вклад».
Ну разумеется, Ваше Сиятельство! Ведь кроме Вас налогов больше не платит никто… Генрих устало прикрыл глаза. Золотой вопрос, который затрагивали Грациани и Пацци, словно подзуживая лорда-регента дать опрометчивое обещание снять с Орллеи налоговое бремя, на деле не стоял ни перед кем из собравшихся в этом зале. Западное герцогство обязано будет выплачивать налог, так же как и остальные – что в этом такого уж нового или невероятного настолько, чтобы потрясти воображение орллевинцев? Или им непременно нужно услышать это из уст Генриха? Что ж, если так, он больше не заставит себя упрашивать… а после с интересом послушает, что в независимой Орллее будет всё иначе. Наверное, у них не будет общей казны, которая будет перераспределять средства? Или новое королевство пойдёт дальше и отменит налоги? А, быть может, это самопровозглашённый король будет выплачивать их своим вассалам? Любопытно, какую из этих версий, соперничающих друг с другом по степени абсурдности, ему предложат попробовать на вкус?
- Налоги… – Воистину колдовское слово, если судить по тому, как оживились присутствующие. - Я полагал эту тему очевидной, но раз это не так… Безусловно налоговое бремя не обойдёт Орллею стороной. Прежние условия, прежние суммы и прежние порядки. – Ну же, господа, налетайте! Кто первый? - Однако, как я уже и напоминал вам прежде, казна предназначена для перераспределения средств. Мне следует напомнить, какие задачи ставит перед собой единый Хельм? – Опять. Во второй или уже в третий раз? Чёрт, как же поразительно быстро орллевинцы забывают всё, что не вписывается в их картину мира! Пожалуй, в другое время Генрих даже позавидовал бы, но не сейчас. Регентство наложило на него обязательство удерживать в голове дюжину дюжин вопросов, повторяя их, словно истовый петерианин – молитву.
К слову, о петерианстве… Обвинения в адрес Понтифика так и не прозвучали, однако же их заменили дифирамбы Великому Инквизитору. Больше половины кардиналов?! Чёрт, если это и впрямь так, а его сведения о четверых кардиналах-орллевинцах, сохранивших верность Святому Престолу – дезинформация Рейниса… «Отец-Создатель, что ещё я должен был сделать? Что было и есть в моих силах, чтобы остановить распространение этой новой чумы?» Раскол церкви надвое стал возможен со стороны Хельма благодаря предательству лорд-канцлера… но только ли ему одному? Быть может, Генрих и впрямь мог сделать больше? Нежели тринадцать тысяч золотых и обещание, данное кардиналам, представленным двумя легатами минувшей зимой, оказалось мало? Выходит, что так… вот только, что ещё он мог им дать? Голову Джованни Барончелли на позолоченном блюде с оливкой во рту?
Впрочем, к чему терзать себя здесь и сейчас, раз уж голова Великого Инквизитора настолько прочно сидела на его плечах, дабы удержать папскую тиару? Тем более, когда голова самого Генриха вот-вот взорвётся от выводов, какими щедро делились с ним гордые, но весьма и весьма обиженные Создатель знает на что орллевинцы. Генрих не считает проблему церкви серьёзной? Вот как? Интересно, с чего Его Сиятельство так решил? Не потому ли, что не услышал комплиментов в свой адрес или не уловил панических ноток в голосе? Всеблагое небо, как же это забавно, когда кто-либо берётся решать за тебя, что тебе думать и как тебе чувствовать!..
- Если бы не было предпосылок… – Словно послушный ученик вслед за наставником повторил Генрих, чуть склоняя голову к плечу. - А они были? Не сочтите за труд освежить мою память, Ваше Сиятельство. – Что ж, о предпосылках этой игры в независимость они имели удовольствие беседовать в хайбрэйских подвалах. Однако для бед орлевинских кардиналов, пострадавших наравне со всей Орллеей (неужто тоже от пиратов, от которых в своё время пренебрежительно отмахнулась корона?), здешняя зала подходила, как нельзя лучше. Потому как речь сейчас пойдёт о вопросах высокодуховных, а вовсе не о низменной жажде власти. Правда, насколько мог судить сам Генрих Найтон, все предпосылки и были замешаны на желании Великого Инквизитора возвысится над избранным Понтификом.
Комментарий о том, что Его Святейшество избирают люди, а не Отец-Создатель, лорд-регент оставил без внимания. Потому как с графа станется заявить, что на Барончелли им указало само небо… Как бы то ни было, но смеяться в голос Генрих Найтон себе позволить не мог. Даже над Адриано Грациани, который и сам не дурак был похохотать.
Методы решения проблемы? Адриано ни словом о них не обмолвился, однако же Генрих согласно кивнул в ответ.
- Понравятся или нет – судить рано, Ваше Сиятельство. Хотя, я всегда готов выслушать, если мне предлагают решение проблемы, а не оправдания, почему решить её невозможно. Ну, или же мотивы, согласно которым не стоит и пытаться…
Совсем как в случае с Орллеей и её независимостью.
Между тем слово вновь перешло к Чезаре Пацци.
«Не припомню, чтобы Хельм распределил казну, как вы утверждаете, и прислал нам золото. Вы отменили сбор налогов, и только».
Чёрт, как эти люди планируют строить своё государство, полагая себя уникальными в то время, как окружающие – не более, чем грязь под их сапогами? Орллее должны все. Орллея не должна никому. Пожалуй, Генрих Найтон наверняка знал, под каким девизом выступит новое королевство, если ему не удастся предотвратить это безумие.
- Война с Фйелем не доставила удовольствия никому из северян, однако мы вынуждены были защищаться, расходуя ресурсы, дабы поддерживать армию. – Не смотря на нападки, которые позволял себе граф, Генрих держался с уже ставшим ему привычным спокойствием и отчуждённостью. Безукоризненно вежлив. Безупречно внимателен. - Тот факт, что корона не затребовала орллевинское золото на финансирование армии, воюющей с горцами, и есть перераспределение средств. Не скрою, на тот момент эти деньги весьма пригодились бы землям, пострадавшим от набегов Фйеля… но поскольку они столь же необходимы были и самой Орллее, дабы заплатить наёмникам и укрепить гарнизоны прибрежных городов, было принято решение оставить их западу, не втягивая его в эту войну и тем самым преуменьшая пиратскую проблему. Будь у нас хоть малейшая возможность финансировать борьбу с пиратством хоть каким-нибудь способом сверх этого, мы бы так и поступили.
«Поступили бы? Или Чарльз принял бы диаметрально противоположное решение? Впрочем, какая теперь разница? Мы бы так и поступили».
- Корабли или армия? – Грань, за которой Генрих начинал терять терпение, была уже близка. Куда ближе, чем можно было предположить по его непроницаемой физиономии. - И откуда я должен был взять эти корабли? – Из чумной Атланти, предугадав возникновение болезни за месяц или хотя бы дней десять! Нет, не годится. Иначе за этим последует обвинение в том, что Генрих не удосужился предупредить атлантийцев о грядущей эпидемии. - А армию? – С полей сражений у Алых Гор! Но тогда Хайбрэй лежал бы в руинах… Впрочем, кому какое дело до Хайбрэя? Важна ведь Орллея и никто кроме.
Проклятие, что за абсурд идёт здесь на новый виток?! Как вообще можно умудриться слушать, но не слышать? «Ну а я? Что я тут делаю? Развлекаю почтеннейшую публику, только что не напялив на голову шутовской колпак? Я ведь знал, что так оно всё и будет. Должен был знать. Обязан, чёрт бы меня побрал!»
«Ну так мы сами себе и помогли - уже продолжительное время пираты больше не доставляют нам неудобства, по крайней мере не такие, какие они причиняли раньше».
- И каким же образом? Не откажите в любезности, поделитесь секретом, Ваше Сиятельство. - «Ну же, не молчи… Иначе ты вот-вот лопнешь от гордости, распирающей тебя так, будто ты в одиночку стёр Тиль с лица земли!.. Что за договор вы заключили с пиратами? Нет, не так, какие гарантии заставили вас поверить в нерушимость слова пиратских баронов? Я знатно повеселил высоких лордов сегодня, так пусть эта информация станет моею платой».
- Договорённости со вчерашними врагами? А кто ими были вчера? Моргард? Насколько я знаю, у Хедьма не было поводов враждовать с лесным королевством. Фйель? Но, следуя Вашей же логике, Фйель никогда и не был врагом Орллеи, даже когда у нас с вами не возникало разногласий относительно её принадлежности. Тиль?.. Значит, вы решили пиратскую проблему договорённостями? – Не будь здесь Андреса, который сам и поведал Генриху об этом в Элшире не далее, чем несколько дней тому, лорд-регент изобразил бы удивление, плавно переходящее в озарение от собственной «догадки». Вот только разыгрывать спектакль перед кузеном было бы чересчур. В конце концов, он пришёл сюда во имя мира, а не за тем, чтобы стравить орллевинцев между собой и насладиться этим зрелищем. Беспристрастность. Генрих избрал её своим щитом ещё в то время, когда мальчишкой он наблюдал за своим отцом. Сыновья часто подражают отцам, даже вырастая из мальчишек в мужчин. Что же тут удивительного?
Кстати, об удивительном. А именно, о прогнозах, которые непременно должны стать в один ряд с неоспоримыми фактами, по мнению «свободной и независимой Орллеи».
«И что же будет, если герцог Фосселер посчитает условиях неприемлемыми?»
- Этого я, увы, не знаю, – улыбка, скользнувшая по губам Генриха, вышла чуть виноватой, будто бы даже смущённой. Словно молодой герцог просил прощения за то, что не брался жонглировать прогнозами, тем более, что по мнению Пацци они просто обязаны были состоять сплошь из неблагоприятных. - На случай, если Его Светлость сочтёт мирное возвращение Орллеи в состав Хельма на уже озвученных мною и Вашим герцогом условиях неприемлемым, я обязательно спрошу его о вариантах, которые видит милорд Фосселер. А после постараюсь сделать всё, дабы все три стороны остались удовлетворены. - Опрометчивое заявление – Генрих и сам это понимал. Судя по тому, что он увидел и услышал сегодня, Орллея никогда не будет удовлетворена, если только Хельм не склонится перед нею в поклоне, а ещё лучше – не падёт ниц, покрывая сапоги поцелуями. Условие, неприемлемое уже для Хельма. И для Гасконии в том числе – уж это-то лорд-регент знал наверняка.
Казалось, дискуссия о церкви и истинном Понтифике осталась позади, однако же Его Сиятельство вновь решил её поднять. Что ж, воля Ваша, лорд Пацци.
- Проблему, которой не возникло бы, не создай её Орллея, Вы хотите сказать? В таком случае – да. По моему убеждению, её следует решать инициатору. Но если же Вы против, что ж, я подумаю, что можно сделать, дабы власть истинного Понтифика больше не вызывала ни у кого желания отхватить он неё кусок. Или разбрасываться нелепыми обвинениями, которые невозможно доказать ввиду отсутствия этих самых доказательств. Буду ли я вмешиваться?.. Знаете, слова лорда Грациани едва не убедили меня в том, что этого не понадобится, но Ваши… пожалуй, вмешаться всё же придётся. Надеюсь, милорд Грациани уделит мне время после совета, дабы обсудить варианты? И Ваш список придётся весьма кстати, благодарю, Ваше Сиятельство.
«Последним нашим королём был Чарльз, со следующим вы знакомы и он сидит по левую руку от вас, Ваша Светлость».
Генрих не произнёс ни слова в ответ на этот выпад. Только лишь одарил кузена долгим взглядом. «Значит, твоя грядущая коронация уже решённый вопрос, брат? Ну и к чему тогда этот спектакль? Или, по-твоему, я заслуживаю его?»
И вновь графиня Вентури. Лишь Создателю ведомо, каких трудов Генриху стоило остаться на месте, вместо того, чтобы одним ударом не стереть эту мерзкую усмешку с физиономии Пацци.
- Хотел бы я сказать, что Ваша симпатия много для меня значит, Ваше Сиятельство, но если ради этого мне придётся слушать, как Вы порочите честь леди Вентури… не угодно ли Вам будет отстоять это право не только лишь на словах? – Ещё не вызов… если Его Сиятельству не захочется додумать его самому. Чтобы принять, к примеру.
И хоть предупреждение Андреса прозвучало мгновением раньше, для Генриха Найтона оно запоздало. Никто в этой зале не посмеет говорить о Её Сиятельстве, словно о портовой шлюхе, чья цена не превышает медяка, продающей не только своё тело, но и свои земли. Вряд ли Хайбрэй мог похвастаться безусловной верностью браков и отсутствием измен, как таковых, однако же даже придворные сплетники не брались открыто осуждать то, что составляет часть и их собственной жизни. Леди Беатриче – любовница графа Лореншира? Пусть так. Да пусть хоть сотню раз так, всё равно эта напыщенная дутая рыба, носящая фамилию Пацци, не вправе глядеть на неё свысока. Во всяком случае, пока не представит на суд почтеннейшей публики имена тех, в чьих постелях коротал ночи он сам.
Трактовка истории, к которой прибег орллевинская дутая рыба, была решительно незнакома Генриху Найтону. Признаться, о регулярных выходах из состава Хельма он слышал впервые, а вот тот факт, что его, кажется, только что сравнили с самим Абельгойдом, должен был польстить Его Светлости? Или же нет? Ведь Абельгойд – коварный ублюдок, в страхе перед которым Орллея прожила последние пятнадцать сотен лет… Ну, и что на это ответить? Разве что предложить учебник истории в обмен на учебник по мореходству?
- Фйель спровоцировала корона? Вы это хотите услышать? То есть, в один прекрасный день, в голову моего брата пришла идея дать бой еретикам, из-за чего он отказал в помощи Орллее… погодите, я верно понял, и в моём признании, которого Вы ждёте, не должно упоминаться имя кардинала Барончелли, как инициатора первопричины, приведшей к войне с горцами? Но почему? Ведь война с еретиками должна видеться Вам ещё лучшей идеей, чем мне, который успел как следует насмотреться на её последствия из первого ряда? Отчего же Вы лишаете Его Высокопреосвящество значительной части его заслуг?
Отрицал ли Генрих вину Чарльза, полностью перекладывая её на плечи Великого Инквизитора? Ну, разумеется, нет – оба постарались, чтобы Хайбрэй как следует проняло это пламя. Но идти на поводу у Пацци, закрывая глаза на факты, неугодные как орллевинской пропаганде, так и орллевинской правде, он был не намерен.
«Желаешь, чтобы я обвинил брата? Ну уж нет, разве что за компанию с «благословенным Создателем» и неподкупным орллевинским папой».
Однако слова Андреса о возможности отправить чумные корабли к Тилю разом отбили всё желание соревноваться с Пацци в искусстве красноречия. Словно бы получив удар под дых, разом выбивший из лёгких весь воздух, Генрих медленно обернулся к кузену. Надежда – отголосок безумия, вопреки всему сказанному теплившаяся внутри – рассыпалась прахом у него на глазах. Сперва она чернела, словно бумага, охваченная огнём, а после смешивалась с золой, чтобы при всём желании одно невозможно было отделить от другого.
«Я прибыл сюда, дабы помочь убедить твоих вассалов в необходимости мира, кузен? Или же – в необходимости войны». К несчастью, последнее сейчас было слишком очевидно, дабы приправлять его знаком вопроса. Внезапно Генриху захотелось подняться со своего места. Встать так, чтобы все они были вынуждены запрокинуть головы, наблюдая за ним, а после… стремительно выйти прочь, оборвав постановку на половине. Впрочем, а позволят ли ему выйти? Даже Генрих Найтон не был столь глуп, чтобы рассчитывать на положительный ответ.
Кажется, Пацци говорил что-то ещё. О Барончелли, Беатриче, Андресе… вот только Генрих уже этого не слышал. Пустота, воцарившаяся там, где раньше теплилась надежда, словно бы вобрала в себя все силы лорда-регента, оставив в зале для совещаний только лишь видимую всем оболочку посреди пустоты. Побледневшую, напряжённую, однако всё ещё не сломленную на радость всем собравшимся под здешними сводами. На радость? Вот уж нет, радости он им не доставит.
Одному Создателю ведомо, каких усилий Генриху стоило вновь заставить себя слушать Его Сиятельство. Слушать и наде… думать, что он не слишком много пропустил.
«Ланкашир против любых соглашений, не подразумевающих независимость Орллеи».
Или же пропустил. И много. Правда, задолго до этого дня.

Отредактировано Henry IV Knighton (2017-02-19 14:10:34)

Казалось, что перепалка затянется надолго и что совет будет продолжаться бесконечно, но раздался голос Артура Уорчестера и наконец-то послышались конструктивные предложения, на которых граф Хермшира мог бы принять мирные условия между Орллеей и Хельмом. Казалось бы, все идет к мирному урегулированию, но оставались еще те, кто не высказал своего слова в этом разговоре и молчал до сих пор, но, казалось, слова лорда Хермшира сорвали какую-то невидимую струну.
- О чем ты говоришь, кузен? - молодой лев, до сих пор не замечаемый никем, с недавних пор возглавлявший Борромеошир, наконец подал голос и яростно блеснул взглядом голубых глаз.
- Разве не о народе мы пеклись в первую очередь, когда принимали решение отделения? Разве не о том, чтобы защитить своих людей шла речь? И разве не этим мы апеллировали на переговорах? И что сказали нам? Что мы хотим власти и только! - разгоряченного Энрико не остановил даже предупреждающий взгляд отца, хотя, наверное, было бы проще, если Адриано просто заткнул ему рот, но увы, Энрико тоже сейчас имел право голоса.
- Вы так печетесь о сохранении чести Беатриче Вентури, а сами также задели честь моей семьи своей клеветой и пропагандой. И до сей поры неизвестно, причастны ли вы к событиям Белой Свадьбы. Вы называете благородным и правильным лишь то, что выгодного вам, Ваша Светлость, а все остальное - фарс, неправильность и подлежит искоренению. У меня нет ни единой причины верить короне. Нет причины верить в то, что все обсужденное здесь и сейчас будет действительно исполнено, а наш сюзерен не лишится головы, как только покинет Орллею. И этот совет я считаю еще одной попыткой внести смуту в ряды лордов, а не каким-то примирением. - эмоции молодого льва хлестали через край, у него не было и половины той сдержанности, которая была у Адриано, который до последнего не высказывал своих активных позиций.
- Моя позиция по отношению к миру аналогична позиции графа Пацци. Независимой Орллея будет куда крепче. - отрубил виконт Лореншира и замолчал.
После этого пылкого слова речь подхватил граф Грациани, который вначале желал остановить эту пламенную речь, но кое-что в словах сына заставило и его додумать то, что ранее было в его мыслях, но не формировалось в прямое направление. Потому Адриано стал высказываться следующим.
- Разумеется, мы в первую очередь должны думать о судьбах народа, а не только о наших собственных, но есть камни преткновения, которые могут помешать всему этому. - лорд Лореншира старался говорить спокойно, пусть по его лицу и пробегали тени недовольства ситуацией, которая начала выходить из под контроля.
- Да, слово Орллеи в лице герцога Орллеи в королевском-совете и пост лорда-канцлера могут ответить на одно из наших требований, а именно - привлечение внимания к делам герцогства. Да, если будет оказана поддержка против пиратских набегов, то будет целесообразно отдать корабли Атлантии, и взять себе в подмогу недостающий флот. Да, открытые границы дадут нам больше возможностей торговли. И да, Орллея будет признана проигравшей. И да, поддержки флота может оказаться недостаточно. И да, полугодовое отсутствие торговли между нами и севером несомненно скажется даже при открытых границах.
- все эти условия были не так сильны, как казались.
- Что нужно Орллее? Возвращенный Элшир. На это согласилась сама леди Вентури, так что, думаю, с этим проблем не будет. Разрешение вопросов церкви. Я не поддерживаю политику Клета и его позорную продажу индульгенций в частности. Рано или поздно это встанет особенно остро, когда два герцогства начнут обвинять друг друга в ереси. Уже сейчас это краеугольный камень для нас, а вскоре это уже прокатится по королевству. И третье, о чем сейчас любезно упомянули. Я также не имею доверия к короне, но имею к своему сюзерену. И то, что мне нужно - это гарантии того, что обговоренные соглашения будут исполнены. Честное слово не подойдет, в ряде случаев они оказывались лишь словами. То, что должно будет обсуждено в королевском совете разумеется непредсказуемо и требовать гарантий за это было бы странно. Но вот за то, что Хельм действительно пойдет на все что сказал - вполне. Только тогда я приму окончательное решение о том, какую сторону принять. - Адриано тяжело откинулся на спинку стула и замолчал.

Когда слово перешло к Уорчестеру, Генрих едва не пропустил этот момент. Надменность орллевинских лордов, глядящих на него сверху вниз и упорно пропускающих слова лорда-регента мимо ушей, казалась столь единодушной, что герцог Хайбрэй уже перестал тешить себя иллюзиями и иного от лорда Хермшира, к стыду своему, не ожидал. Иллюзии – они вообще крайне неверные союзники, поскольку сегодня одни, ну а завтра уже совсем другие. Да и когда правд несколько вместо одной, в них немудрено заблудиться. Именно это, похоже, и происходило с некоторыми из присутствующих в зале для заседаний, когда они отрицали всё хорошее в общем прошлом, превознося до небес лишь ошибки и промахи, словно бы прошедшие пятнадцать веков только из них и состояли.
Однако же не только на орлевинских лордов наложило печать это досадное недоразумение. Генрих Найтон, хоть его правда и не претерпела изменений, уже не понимал, чего именно ему хочется сильнее: продолжать спектакль на радость почтеннейшей публике или в категоричной форме смять сценарий, словно Пацци – его собственное письмо. К счастью, верх одержал здравый смысл. Пока ещё здравый. Даже если уже и не очень-то смысл.
Сперва показалось, будто Артур, равно как Девантри и Хайгарден чуть менее полугода тому назад, желал войны и ничего кроме. К счастью, Генрих заблуждался на его счёт. И хоть высказался лорд Уорчестер весьма горячо, его гнев не вызвал в герцоге Хайбрэй отторжения.
Народ? Да если бы Генрих заикнулся об этом, его тот час же подняли бы на смех, поскольку всем в этом зале было доподлинно известно – о народе заботится лишь Орллея, Хайбрэй жаждет только деньги и армию запада!.. Понадобилось усилие, дабы наступить на горло язвительности, что уже готова была дождём пролиться под здешними сводами.
Достойные условия? Собственно, именно за этим Генрих и проделал весь этот путь. Во всяком случае, именно так ему и казалось. Лорд-регент прибыл в Авелли, чтобы предложить Орллее мир, каким он был до всей этой нелепой игры в независимость и даже несколько лучше. Что до цены, которую Его Светлость просил взамен… её не было? Отец-Создатель, а ведь её и впрямь не было, если не принимать в расчёт корабли, приписанные к Атлантийскому порту! Или же народ, о котором, кажется, вполне искренне печётся Артур Уорчестер, охотно заплатит своими жизнями за титулы для своих лордов, когда те возжелают отвоевать свою «независимость» мечами и копьями?
Ради чего?
Ответ был столь очевиден, что Генриху не хотелось даже думать о нём. Во всяком случае, Андрес Найтон, которого герцог Хайбрэй знал прежде, не стал бы оплачивать подобный счёт.
Но внимание Генриха привлекли вовсе не его собственные условия, которые Уорчестер передал весьма точно, а послание, каким он завершил свою речь. О возможных войнах, которые требовали неусыпного контроля со стороны Хельма без Орллеи, дабы так и остаться среди десятков иных прогнозов, Генрих был осведомлён чуть менее, чем полностью. А чего опасаться Орллее, кроме жаждущего её крови и золота Хельма? Фйель, Моргард, Тиль – сплошь союзники, прямо любо-дорого слушать. Но «слушать» - вовсе не означает «так оно и есть», не правда ли?
- Другие войны? – Едва не позабыв о своей безучастной маске, Генрих подался вперёд, словно иначе мог упустить хоть слово. - Что Вы имеете в виду, Ваше Сиятельство?
Оставалось надеяться, что Уорчестер не пойдёт на попятную, взявшись перечислять беды Хельма, которых запад благополучно избежит, освободившись от тирании чужой короны и заручившись мудростью собственной. Он и не пошёл… правда лишь потому, что слово перехватил молодой человек, сидящий подле Адриано Грациани. Сын? Точно, раз уж лорд Хермшира приходится ему кузеном. И… всё пошло по новой.
- И чем же Хельм угрожал народу Орллеи, что Вам пришлось столь кардинальным способом отстаивать его благополучие, Ваша Милость? – Обращение к виконту прозвучало чуть более устало, чем Генрих того желал. Впрочем, можно ли упрекать его в том, что за время, пока длился этот совет, Его Светлость пресытился приторно-сладкими лозунгами, разделяющими мрачное «до» от сияющего «после»? - Полагаю, от чего-то столь ужасного, что Вы готовы даже развязать войну во имя этой своей независимости, щедро окропив землю кровью тех, чьи интересы, по Вашим словам, Вы тут представляете? – Грациани младший сам загнал себя в ловушку. Сам пусть и выбирается из неё. Ну, или же в очередной раз повторит речи западной пропаганды, словно прилежный ученик, спешащий похвастаться выученным уроком. Впрочем, был ещё третий вариант, в котором граф Лореншира отвлечёт внимание на себя… или нет? Во всяком случае, пока Его Сиятельство молчал, словно воды в рот набрав.
- Я задел честь Вашей семьи? Как именно я это сделал? Объявил Вашего отца, – взгляд лорда-регента, словно ловчая сеть метнулся к графу, - принесшим присягу королю Эдуарду? Всё так, я и впрямь это сделал, – одарив орллевинцев короткой улыбкой, Генрих вновь откинулся на спинку кресла, устроив руки на подлокотниках. - Но честь Вашей семьи… скажите, как именно моя пропаганда очернила её?
«Быть может, Ваш уважаемый батюшка объявлен предателем и брошен в темницу, а Вы и Ваши родные лишились всего в наказание за его «проступок»? Насколько я могу судить – нет. Иначе кто сидит рядом с Вами, виконт?
Спектакль, на заключительной сцене которого я удостоился «чести» присутствовать в начале нашего совета? В таком случае его следовало отрепетировать получше.
Или же мне удалось уронить репутацию Его Сиятельства в глазах народа? Ну, разве что селянам и горожанам больше не о чем беспокоится, кроме того, перед кем граф преклоняет колени, и сколь истово он отбивает верноподданнически поклоны.»
- Белая Свадьба? Что Вы имеете в виду? – Услышав это сочетание слов впервые, Генрих сперва даже не понял, к какому событию следует протянуть нить. - Хотя, кажется, я понимаю… Я уже выразил свои соболезнования Вашему отцу и Его Светлости, примите же их и Вы. Однако, это всё, что я могу Вам ответить. Я не имею никакого отношения к произошедшему. Даю Вам своё слово.
Слово. То самое, о которое Его Милость сразу же вытер ноги, заявив, что у него нет оснований доверять короне. А, между тем, Генрих ни разу не нарушил его прежде, избегая клясться по чём зря. Даже во Фйель с посланием короля Чарльза он отбыл молча… Для того, чтобы теперь каждый встречный мог назвать его лжецом, чьё слово не стоит и порченного медяка. Да уж, у богов воистину необычное чувство юмора.
«Ну а основания не доверять мне у Вас есть? Реальные основания, без приставки «возможно»?»
Впрочем, произносить это вслух означало подливать масло в огонь ссоры, которой желал Грациани младший. Желал столь очевидно, что Генрих даже ощутил к нему нечто, похожее на сочувствие. Отец Генриха Найтона довольно рано растолковал сыну, что гнев – худший советчик из всех возможных, оттого Его Светлость и спешил выкорчевать даже малейшие ростки этой сорной травы. А вот отец молодого Грациани не составил себе труда это сделать. Зря, очень зря. Кстати, об Адриано.
«Да, слово Орллеи в лице герцога Орллеи в королевском совете и пост лорда-канцлера могут ответить на одно из наших требований, а именно - привлечение внимания к делам герцогства».
«Разумеется, только в том случае, если таковое требование и впрямь было в их списке, а не возникло только во имя того, чтобы прикрыть корону от дождя и морской соли».
«Да, если будет оказана поддержка против пиратских набегов, то будет целесообразно отдать корабли Атлантии, и взять себе в подмогу недостающий флот».
«Себе в подмогу? Нет никакого «себе», Ваше Сиятельство. Есть лишь Хельм и его границы. И именно этим границам угрожает Тиль. К слову, я так и не понял, союзником или врагом Вы его полагаете?»
«Да, открытые границы дадут нам больше возможностей торговли».
«Ну, с этим не поспоришь. Всё же война – на самый эффективный способ заявить проблеме о том, что она – проблема. Да ещё и такая, что не скроется за маской «недоразумения».
«И да, Орллея будет признана проигравшей».
«Проигравшей? С кем изволите играть, Ваше Сиятельство? Во что? По каким правилам? Или же Вы ведёте речь о проигрыше в войне, что Вам так и не удалось навязать Хельму? Что ж, в таком случае, Орллея будет признана проигравшей. Правда, лишь Вами. К счастью или же нет, но Вам вполне достаточно и собственного мнения».
«И да, поддержки флота может оказаться недостаточно».
«Всё так. Может. Однако мы этого и не узнаем, если даже не попытаемся ударить по рассаднику пиратской заразы всеми имеющимися силами».
«И да, полугодовое отсутствие торговли между нами и севером несомненно скажется даже при открытых границах».
«Позвольте угадать: в этом опять виноват я – бесчестный подонок? А вовсе не Вы и Ваши соратники, которые всеми правдами и неправдами пытались вместо этого вынудить меня развязать войну?»
Молчание давалось Генриху с трудом. Лишь побелевшие пальцы, которыми лорд-регент цеплялся за подлокотники своего кресла, могли выдать его напряжение, ни никак не заинтересованный взгляд серых глаз, сейчас весьма похожих на зимнее небо, которое вот-вот осыплется на землю снегом. Кажется, в Орллее снега почти не бывает. Разве что в северной части и в особо суровые по здешним меркам зимы… Что ж, можно сказать, повезло.
Но не успел герцог Хайбрэй перевести дух, мысленно возблагодарив Артура Уорчестера за то, что хотя бы его граф Лорреншира соизволил услышать, как орллевинский лорд заговорил вновь.
Элшир, церковь и гарантии. И если с первым было более-менее ясно, второе и третье… вдохнув поглубже, Генрих оставил в покое подлокотники своего кресла и обратился к Грациани.
- Вам неугодна политика Клета? А мне – самопровозглашённый в нарушении всех канонов папа-самозванец. Предлагаете вмешаться в дела церкви, навязав ей Вашу или мою волю? Или всё же позволим кардиналам самим разобраться в своих разногласиях? Поправьте меня, если я ошибаюсь, Ваше Сиятельство, однако же Его Высокопреосвященство поддержали лишь несколько кардиналов, возглавляющих орллевинские епархии, в то время, как главы храмов Хайбрэя и Гасконии сохранили верность Святому Престолу и понтифику, выбранному ими по церковным традициям? Верно ли я понимаю, что Вашим условием будет, чтобы кардиналы склонились пред Барончелли? Просто потому, что так решили Вы и он? Предлагаете мне их заставить? Начать диктовать Рейнису мою… о, нет, простите – Вашу волю? На каком основании? – Чёрт, да ведь это ловушка! Обыкновенная ловушка, дабы пропаганда Орллеи могла пополниться новым творением, в котором Орллея стремилась к миру, а злобный Хельм не шёл ни на какие уступки! А он и попался. Можно сказать, обеими ногами… Но даже если и так, Генриху было весьма любопытно услышать ответы. Если они хоть сколько-нибудь отличаются от ставшего привычным «я так хочу».
«Вашему Сиятельству не угодили индульгенции? Не от того ли, что искупление всех Ваших грехов, пусть бы и столь формальное, слишком дорого обойдётся для Вашего кошелька? Его Высокопреосвященство, должно быть, списал все грехи авансом».
- Что до реформ, которые предложил кардинал Барончелли, их неуместность или необходимость определять не нам. К счастью или же нет, но так заведено. Не нами. Не нам это и менять… – «…если только Вам решительно не всё равно, в чьих рядах сеять раскол». Разумеется, герцог Хайбрэй не окончил фразу вслух, однако если Его Сиятельство и впрямь обладал проницательностью лиса, он мог почуять её отголосок, заблудившийся в зале для заседаний. Ну или же прочитать в устремлённом на него взгляде цвета зимнего неба.
- Говоря о недоверии к короне, Вы имеете в виду Его Величество или меня? Видите ли, наш король ещё слишком юн, он лишь учится отделять ложь от правды и познаёт силу данного обещания. Ну а я… полагаю, у Вас есть веские причины называть меня лжецом, не так ли? Что ж, в таком случае, все в этом зале, кого я прошу верить мне, должны о них знать. - «Ну же, граф, вспомните свою «присягу»!.. Правда для этого придётся выставить себя глупцом, не делающим разницы между истиной и пропагандой… Кажется, я начинаю ощущать терпкость двойных орллевинских стандартов». Улыбнувшись собственным мыслям, Генрих даже не составил себе труда полюбопытствовать, каких гарантий ожидает граф Лореншира. К тому же, разве это не взаимоисключающие понятия с недоверием?
К слову, о недоверии.
Чезаре Пацци. Человек, который, казалось, делал всё возможное и невозможное, дабы укрепить в Генрихе неприязнь к себе. Словно той, что уже цвела в Найтоне буйным цветом, было мало, недопустимо мало. Что ж, как Его Сиятельству будет угодно.
- Фарс? Вынужден с Вами согласится, хоть и не понимаю, отчего он так нужен Вам. - «Или же всё проще и Вы всего лишь не на своём месте?» Равно как и генерал-шавка, которого Андрес заслонил собой в Элшире. - Несправедливый налог для Фйеля? Отчего-то прежде я ни разу не слышал подобное сочетание слов ни от кого из присутствующих. Почему же вы не были против, когда столица пользовалась этими средствами, дабы спускать на воду корабли, ставшие частью Орллевинской части флота*? Или тогда налог был уместен? Что же стряслось вдруг, что очернило его в ваших глазах? - «Знаменитые двойные стандарты «свободной» Орллеи – что же ещё? Просто сегодня им выгоднее глядеть на вещи так, а не иначе». - Хотя, не суть. Полагаю, раз уж Вы считаете эти деньги грязными, охотно откажетесь от кораблей и вооружения, профинансированного за их счёт? Что же до Ваших рассуждения о причинах и следствиях Фйельской войны… знаете, если бы я не был наверняка уверен в обратном, решил бы, будто Вы там были, иначе как ещё объяснить уверенность в Вашем голосе?.. Но даже её недостаточно, чтобы перечеркнуть правду – не Хельм развязал эту войну. - «Так же как и ту, что навязываете мне вы, господа». - Но Хельм вынужден был защищаться. Не во имя Фйеля в своём составе, а во имя приграничных земель, из безопасности и благополучия. - «Я бы пошёл по Вашим стопам, привёл аналогию с пиратами… вот только Вы и Ваши соратники наверняка останетесь к ней глухи, полагая реальными лишь потери Орллеи». - И я не оправдываюсь, Ваше Сиятельство. Ни перед Вами и ни перед кем в этом зале. Приношу свои извинения, если я каким-либо образом ввёл вас в заблуждение. Я пришёл сюда для того, чтобы предложить вам мир на условиях, которых история королевства не знала уже давно… Он вам не нужен, господа? Что ж. В таком случае наберитесь смелости, и разъясните вашим последователям, во имя чего вы желаете развязать войну. Не рекомендую приплетать сюда Хайбрэй и Гасконию, потому как мы не намерены облегчать вам задачу.
Ответить Пацци не успел, даже если бы у него вдруг и завалялся при себе ответ, основанный на фактах, а не на лозунгах собственной пропаганды. Потому как подобными рассуждениями Генрих Найтон был уже сыт по горло. Настолько, что слова застревали в нём, не будучи в состоянии отыскать себе путь на волю. Возможно, это и к лучшему. Поскольку в ином случае гнев Генриха уже одержал бы над ним верх. Балаган и ничего больше. Должно быть, Его Светлость, герцог Орллеи сейчас собой горд. Или же нечего пенять на одного Найтона, коль другой сам пошёл в устроенную им ловушку? Сторонники Андреса не намеревались слушать Генриха. Кузен не мог этого знать? Разумеется, мог. И знал. Как в глубине души знал и сам герцог Хайбрэй, рассылая послания бессонной элширской ночью.
Война. Они жаждут её столь же страстно, что и Генрих – мира.
Усмешка нового действующего лица пьесы была воспринята лордом-регентом, как нечто само собой разумеющееся. Здравый смысл? Он уже разуверился в том, что отыщет его хоть в ком-то из орллевинских лордов. Поэтому и первую часть речей графа Найтон пропустил мимо ушей, сосредоточившись лишь на том, чтобы не доставить ещё больше удовольствия уважаемому собранию попаданием в очередную расставленную на него ловушку. Пусть наслаждаются спектаклем. Быть может, лопнут от переполнявшей их гордыни один за другим, унеся проблему с собой в преисподнюю.
- Удобно? Не мне судить. Потому как я категорически не приемлю опираться на «если бы» и «а вдруг». – Генрих уже довольно уступал сегодня. Отныне он был намерен сменить тактику, пользуясь каждой паузой в монологе противника, пусть бы она и предназначалась последним лишь для того, чтобы перевести дух. - Десятину за последние десять лет? Полагаете, она спокойно дожидалась своего часа? Ваша десятина, Ваше Сиятельство, вернулась в Орллею новыми кораблями, которые строила корона, дабы укрепить флот. Мне продолжить? Как будет угодно, однако, для этого придётся поднять архивы, в которых указана судьба каждого золотого. Желаете это сделать – милости прошу вместе со мной в Хайбрэй. Однако Ваши сомнения потрудитесь оставить дома. Уверен, за ними будет, кому присмотреть на время Вашего визита в столицу. – Учтивость, с какой говорил и смотрел лорд-регент, держалась из последних сил, рискуя в любой момент хрупкой стеклянной мозаикой осыпаться под натиском его гнева, пылающего внутри, а то и разлететься вдребезги, будто от камня, запущенного чьей-то рукой. Но всё же держалась. И продержится ровно столько, сколько будет нужно, пока Генрих не решит отшвырнуть прочь этот изрубленный щит. - Вы обвиняете меня в том, что моя семья расходовала средства из казны на содержание двора и свои прихоти? Надо полагать, Вы уверены в этом, не так ли? Что ж, в таком случае вам не составит труда предоставить доказательства. - «Которых не существует. Уж это-то я знаю наверняка****». Дальнейшие слова графа, коснувшиеся сути королевской казны, вызвали желание закатить глаза. Потому как Генрих говорил то же самое четвертью часа ранее. Но тогда его предпочли проигнорировать, а теперь же – присвоить себе его слова. Что ж, на здоровье, Ваше Сиятельство. Смотрите, не подавитесь. Или же нет, давитесь себе на здоровье.
Герцог Орллеи не потратил ни монеты на себя? А вот в это Генрих охотно верил, поскольку таковы уж они, Найтоны. Даже стоя по разные стороны баррикад. Очернять кузена просто потому, что так поступали орллевинские лорды с ним самим? Для этого Генриху надо было окончательно утратить честь. А с нею и прошлое. Общее. Хоть будущее, очевидно, у них и разное.
И вновь вперёд вылез Пацци. Давненько его не было слышно! Чего доброго, лорд-регент и вовсе забудется, почувствовав себя среди добрых друзей!.. Улыбка, с которой Генрих встретил выпады Чезаре Пацци, была почти искренней. Напыщенность этого человека развлекала его не меньше, чем слова самого герцога Хайбрэй – орллевинских лордов.
«То есть, все договоренности, о которых мы сейчас толкуем, могут быть перечёркнуты?»
- Только в том случае, если Вам взбредёт в голову изменить их в последний момент. Судя по страсти, которая мне слышится в Вашем голосе, Ваше Сиятельство, я вполне могу оказаться прав, не так ли? Что ж, это печально. Подобные обстоятельства и впрямь мною непреодолимы.
«В чём смысл этой беседы, если вы не удосужились заранее поинтересоваться у гасконского герцога?»
- Поинтересоваться чем? Не возражает ли он, если Орллея вернётся в Хельм мирным путём? Вы и впрямь полагаете, что если бы Гаскония желала войны хотя бы на четверть столь же страстно, что и Вы, армия Хельма ещё в начале весны перешла бы Ваши границы?
«Может, герцог Гасконии сочтёт любые условия, за исключением безоговорочной капитуляции, неприемлемыми».
- То есть, Вы и правда думаете, что лорд Фосселер откажется от усиления своего голоса наравне с лордом Найтоном исключительно ради того, чтобы досадить Орллее? В таком случае, советую Вам подумать ещё раз. На сей раз не с позиции «Хельм против Орллеи», а руководствуясь здравым смыслом. Хотя бы для того, чтобы внести в ход Ваших мыслей хоть какое-то разнообразие.
«Если Его Светлость и отправиться в столицу, то только в том случае, если Орллея получит гарантии его безоговорочной безопасности».
- Гарантии? – Лишь мгновением позже Генрих понял, что голос, потребовавший их, не принадлежал вездесущему Пацци. Впрочем, а есть ли между ними разница? - Вы говорите так, словно Его Светлости предстоит отправиться во вражеский лагерь, где каждый, включая меня, с охотой воткнёт кинжал ему в спину? Впрочем, считайте, как Вам будет угодно. Андрес, что думаешь ты? Так же опасаешься за свою жизнь и свободу в Хайбрэе? Быть может, я намеренно заманиваю тебя в столицу, чтобы убить или арестовать? Или же возьму обратно совё слово, если ты вдруг решишь покинуть Хайбрэй? Ты знаешь меня лучше, чем все, присутствующие в этой зале, ответь своим лордам – способен я на такое или же нет.
Генрих мог бы сказать ещё много. Напомнить о прошлом, в том числе о недавнем, когда сам он положился на слово герцога Орллеи, даже не помыслив о том, чтобы затребовать для себя каких-либо гарантий. И это притом, что Орллея наверняка была настроена к Найтону куда более враждебно, чем Хайбрэй – к его кузену. Во всяком случае, за свои земли Генрих брался судить наверняка – не он ли сам приложил все усилия для того, чтобы его брата до последнего не считали предателем? Вот только одно имя перечеркнуло всё. Даже если бы Генрих и намеревался разразиться подобными обвинениями.
- Я должен понимать Вашу позицию, Ваше Сиятельство? – Голос герцога Хайбрэй подёрнулся льдом. Словно мелкий садовый пруд в начале зимы. - Но я не понимаю. Я пришёл к Вам с миром, Вы же в ответ требуете заложника. Или именно так и выглядит мир по мнению «новой Орллеи»? Отчего бы, в таком случае, Вам не пойти дальше, и не оставить себе меня… как Вы это назвали, погостить? Допустим, я соглашусь и отдам на растерзание свою сестру – а вы именно что растерзаете её, усмотрев заговор даже в том, что Его Сиятельство подхватит простуду – но ради чего? Ради того, чтобы Андрес чувствовал себя спокойнее в столице? Но друг тем и отличается от врага, что в его доме излишним опасаться за свою шкуру и нет нужды хвататься за меч… Вы готовы согласиться на мир, но предпочитаете иметь козырь на случай войны? Тогда грош цена вашему миру. Мой заложников не предполагает.
И вновь Пацци. Интересно, что должно произойти, чтобы Его Сиятельство заткнул фонтан своих обвинений, где одно нелепее другого и нет им числа?
- Предпосылки – весьма размытое слово, Ваше Сиятельство. Либо выражайтесь яснее, либо оставьте свои путанные речи для тех, кто понимает Ваши, несомненно, многозначительные намёки. «Можно сказать», говорите? Что ж, благодарю за позволение. Проблемы церкви должна решать церковь. Король, лорд-регент, герцог или даже крестьянин вправе указать на них, потребовав скорейшего разрешения, но лезть с ногами на Святой Престол не в праве даже Великий Инквизитор. Отчего Его Высокопреосвященство не высказал свои предложения своим собратьям по вере?***** Полагаю, если бы они пришлись по вкусу большинству кардиналов, у Его Святейшества Клета просто не было бы иного выбора, кроме как подчиниться. Ведь церковь не подвластна низменной борьбе за власть ради власти, не так ли? - «Ну же, возрази мне, окажи услугу! Можешь даже отделить Барончелли, возвысив его над остальными – всеми, кто не согласился с самозваным понтификом – главное, плюнь в сторону Рейниса, как ты это умеешь… Давай же. А я этим воспользуюсь».
«К тому же, не будем забывать, что Клет отлучил не только своего соперника, но и Его Светлость герцога Андреса».******
- Что. За. Бред. Вы. Несёте? – В голосе лорда-регента прорезалась сталь. Острая настолько, что могла бы разрезать надвое волос, коснувшийся лезвия. - Его Святейшество никогда не отлучал герцога Найтона от церкви. Либо Вы путаете меня с целевой аудиторий для своей пропаганды, - «что говорит вовсе не о Вашем уме, Ваше Сиятельство», - либо тот, кто предоставил Вам эти абсурдные сведения, жестоко посмеялся над Вами. Или же… погодите, эта ересь, часом, исходила не от Великого Инквизитора?.. Что до того, что кардинал Барончелли «отлучил от церкви» меня – полагаю, я это переживу. Тем более, что его мнение не имеет для меня никакого значения после того, что его костры сотворили с моими землями.
Брошенная перчатка Пацци едва ли не заставила Генрих просиять. Наконец-то хоть у кого-то достало смелости ответить за свои слова, раз уже отвечать за действия орллевинские лорды не желают, даже если для этого им придётся утопить свой край в крови. Гнев разом покинул Генриха, оставляя после себя лишь холодный расчёт, с каким он и прежде выходил на поединки. К чёрту Пацци, к чёрту все его аналогии (хоть герцога Хайбрэй и подмывало поинтересоваться, доводилось ли Его Сиятельству видеть, как ведёт себя обезумевший от огня конь… вероятно, нет, иначе бы граф не превозносил всадника до небес), теперь никто и ничто не выведет Генриха из себя. Холодная голова – вот то, что понадобится ему в грядущем поединке.
Письмо, которое вручили Андресу, не ускользнуло от внимания всех собравшихся в зале заседаний, однако же пока Его Светлость не торопился делиться его содержанием.
«Я дал возможность всем вам свободно высказаться по поводу соглашений и получить ответ от самого лорда-регента».
Слова Андреса едва не отозвались усмешкой на губах Генриха. «Действительно, кузен? Ты продолжаешь упорствовать, когда уже даже мне очевидны твои истинные мотивы?.. Что ж, как тебе будет угодно».
«Если вас безоговорочно устраивают озвученные условия и вам больше нечего добавить - чётко обозначьте свою позицию».
Да куда уж чётче? Или же это намёк, которого Артур не понял, рано как и сам Генрих? К чёрту мир – даёшь войну. И корону. Народ? И его к… миру. В конце концов, люди, не защищённые высокими стенами палаццо и личной гвардией, умирают сотнями каждый день. Так какая разница, если они станут это делать, устилая путь к новой, исключительно справедливой, безоговорочно свободной и невероятно сильной Орллее. А ещё к безусловно сытной, ведь как же иначе?.. Правда, в таком случае, лишь вопрос времени, когда «добрые соседи» вроде того же Моргарда и Тиля постучатся в ворота Орллеи с требованием поделиться, а не то… вновь война. Бесконечная. Лишь с перерывами на то, чтобы перевести дух. Мечтая уничтожить Хельм, лорды Орллеи в упор не замечают того, что и запад в конечном итоге окажется под руинами рухнувшего королевства. Впрочем, пусть сперва попробуют хотя бы его пошатнуть.
Сообщение об успехах графа Морбершира Генрих встретил с удивительным для себя равнодушием. Орллея доверяет Тилю, но обвиняет во лжи Хельм? Что ж, главное, чтобы после они не перекладывали вину за собственную глупость на плечи короля Эдуарда. Ну а что до условий этого договора… нет, об этом следует подумать в более спокойной обстановке. В той, которая не навязывает лорду-регенту и всему Хельму безусловный вражеский облик.
«Если эти соглашения ещё предстоит обсудить с Его Светлостью герцогом Гасконии - тогда мы и вправду обсуждаем сейчас нечто эфемерное, посредственно связанное с реальностью».
«А как же продолжение, Андрес? То самое, в котором я обманул тебя, заверив, что мнение Гасконии уже у меня в кармане? Я ведь однажды уже «не внял» тебе, когда ты предлагал отправить на Тиль заражённый чумой флот. Что стоит мне ещё раз подставить тебе подножку? А за ней ещё одну, и ещё… в общем, столько, сколько ты сочтёшь нужным».
- И чего именно Вы опасаетесь, Ваша Светлость? – Подчёркнуто вежливый тон, безупречная полуулыбка. - Какие условия могут вызвать негодование лорда Фосселера? Мир вместо войны? Усиление его голоса? Бой с Тилем, от которого страдают и его земли?
Однако же ответить Андрес не успел. Появление светловолосой женщины – Элен Хайгарден, Генрих хорошо помнил её с тех времён, когда миледи входила в свиту его матушки – разом привлекло к себе всеобщее внимание, оборвав реплики на середине. Не менее недоуменных взглядов удостоился и её сопровождающий, словно бы с боем прорубавший себе дорогу на совет. Навещали племянницу? Уж не на Тиле ли она гостила? Хотя, о чём это он? Тиль и Орллея ведь отныне друзья, каких поискать!..
Впрочем, известие, которое принесла с собою леди Хайгарден, предназначалось лишь для ушей Андреса. Где-то на самых границах сознания промелькнула мысль о том, что Её Сиятельство не выглядит убитой горем матерью, недавно похоронившей дочь и не рождённого внука. Усталой – да. Измученной – пожалуй. Но скорбь таких побочных эффектов, как правило, не даёт. Она бьёт по человеку много сильнее.
Однако распутать эту мысль до конца лорд-регент не успел. Возвращение Андреса в компании гвардейцев разом развеяло прахом все иллюзии, что витали под сводами залы для заседаний. Герцог Орллеи ещё и рта не раскрыл, а Генрих уже мог поклясться, что знает, какие именно слова он от него услышит. Другое дело – в каком порядке они прозвучат. В то время, как орллевинцы вскочили, герцог Хайбрэй остался сидеть. «Ну же, Ваша Светлость, отдайте приказ и покончим с этим балаганом».
«Граф Трэверс Данкворт, я обвиняю вас в организации покушения на графиню Лореншира, Элен Хайгарден, соучастии в организации Белой Свадьбы и убийстве моей жены, герцогини Лукреции Грациани».
О, вот значит как? А где же обвинения в адрес Генриха Найтона? Или он зря прибыл в Авелли, облачившись в доспех из «честного слова» графа Орллеи? Настолько чистого и прозрачного, что его – Генриха – собственные клятвы смотрятся рядом едва ли не вываленными в грязи? Но Данкворт… Интересно, чем на самом деле граф насолил своему сюзерену? Молчал, пока остальные охотно пели в общем хоре, путая пропаганду с только что выдуманной ими ложью – нелепой настолько, что расползалась в руках, словно гнилой плод? Гнилой, словно вся их свобода и незави…
«Созовите свои войска, займите Элшир».
Глаза Генриха опасно сузились. Война? Что ж, значит к лучшему, что письмо Эдварду Баратэону отправилось в путь в ту же ночь, что и графу Ретелю. Эпоха Генриха Найтона завершилась. На небосклоне Хельма только что зажглись новые светила. Лорд-регент и обер-маршал, а после и лорд-канцлер, если графу Ревейншира достанет проницательности. Странно было перечислять эти должности без привязки к себе и графу Девантри. Странно и вместе с тем… так было нужно. Генрих ошибся. Но Хельму не придётся платить за его ошибку. Равно как и храброй орллевинской ласточке. Во всяком случае, эта – последняя – надежда всё ещё продолжала жить в сердце Генриха Найтона, лор… ан нет – просто Генриха Найтона. Герцога Хайбрэй? Ну, разве что номинально. Проку ему теперь от того титула…
Имя короля Дариона вызвало тень удивления, не больше. В странное время им выпало жить: мёртвые восстают из  своих могил, живые – всё равно, что мертвы, пусть бы и продолжают дышать. Пока. Однако же Его Светлость герцог Орллеи, надо полагать, вскоре исправит это недоразумение.
Миг, и взгляд одного Найтона скрестился со взглядом другого.
- Вы дали мне слово, – повторил Генрих с невесёлой усмешкой, тронувшей его губы, - хорошо, что никто в этой зале не упрекнёт Вас в том, что Вы его нарушили. А Вы именно это и сделали, отложив мою свободу на «когда-нибудь после». Расследование? Прекратите уже этот балаган, Ваша Светлость, а Вы, Ваше Сиятельство, не переводите почём зря бумагу и чернила. Мой король и его регент и без того знают, что ждать меня обратно – пустая трата времени. – Всё так. Ну, или почти так. Войска Орллеи на землях Элшира передадут послание куда скорее любого гонца. Война, которую так жаждала Орллея весь последний год, началась. Отрадно ли Генриху сознавать, что он обошёл все провокации? О, да! Ему будет, чем потешить своё самолюбие в темницах Авелли!.. Глядишь, даже пытки, которыми его станут убеждать сознаться во всех грехах, начиная со времён Абельгойда, получится вынести чуть дольше против обычного предела человеческой воли и человеческого тела. - Позволено ли мне будет высказать последнюю просьбу, прежде чем меня препроводят в… знаешь, это забавно: в прошлый свой приезд в Элшир я был любопытным ребёнком, однако же так и не добрался до здешних темниц, – улыбнувшись – широко, словно всё происходящее было не более, чем славной шуткой – Генрих поднялся со своего места, лениво окинув гвардейцев взглядом, мол, ну же, не стойте, выполняйте волю своего герцога. - Так о чём я? Ах да, дадут ли мне перо и бумагу, чтобы я мог написать письмо жене? Никаких шифров, никаких тайных посланий – я просто хочу попрощаться.
«С ней и с младенцем, которого я не увижу. А ещё с Эделайн… Интересно, что ей расскажут обо мне, когда она подрастёт? Каким она запомнит меня? Ну а все остальные?»

Отредактировано Henry IV Knighton (2017-02-24 17:45:36)