http://illyon.rusff.me/ (26.12.23) - новый форум от создателей Хельма


Приветствуем Вас на литературной ролевой игре в историческом антураже. В центре сюжета - авторский мир в пятнадцатом веке. В зависимости от локаций за основу взяты культура, традиции и особенности различных государств Западной Европы эпохи Возрождения и Средиземноморского бассейна периода Античности. Игра допускает самые смелые задумки - тут Вы можете стать дворянином, пиратом, горцем, ведьмой, инквизитором, патрицием, аборигеном или лесным жителем. Мир Хельма разнообразен, но он сплачивает целую семью талантливых игроков. Присоединяйтесь и Вы!
Паблик в ВК ❖❖❖ Дата открытия: 25 марта 2014г.

СОВЕТ СТАРЕЙШИН



Время в игре: апрель 1449 года.

ОЧЕРЕДЬ СКАЗАНИЙ
«Я хотел убить одного демона...»:
Витторио Вестри
«Не могу хранить верность флагу...»:
Риккардо Оливейра
«Не ходите, девушки...»:
Пит Гриди (ГМ)
«Дезертиров казнят трижды»:
Тобиас Морган
«Боги жаждут крови чужаков!»:
Аватеа из Кауэхи (ГМ)
«Крайности сходятся...»:
Ноэлия Оттавиани или Мерида Уоллес
«Чтобы не запачкать рук...»:
Джулиано де Пьяченца

ЗАВСЕГДАТАИ ТАВЕРНЫ


ГЕРОЙ БАЛЛАД

ЛУЧШИЙ ЭПИЗОД

КУЛУАРНЫЕ РАЗГОВОРЫ


Гектор Берг: Потом в тавернах тебя будут просить повторить портрет Моргана, чтобы им пугать дебоширов
Ронни Берг: Хотел сказать: "Это если он, портрет, объёмным получится". Но... Но затем я представил плоского капитана Моргана и решил, что это куда страшнее.

HELM. THE CRIMSON DAWN

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » Нет, Балмора потом, сейчас Оаху!


Нет, Балмора потом, сейчас Оаху!

Сообщений 1 страница 9 из 9

1


http://sf.uploads.ru/t/cFIXK.gif
НАЗВАНИЕНет, Балмора потом, сейчас Оаху!
УЧАСТНИКИГордон Фицрой, Двейн Барлоу
МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙМай 1443 года ● Вдоль побережья Орллеи, открытое море
КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
Уйду на Балмору! К Оаху! Капитан, так нечестно! – и еще с десяток фраз, с помощью которых Двейн отстаивает свое мнение в спорах с капитаном. Нередко это напоминает сцены ревности семейной четы. Очень часто в этих спорах проскальзывает некий Оаху, не дающий покоя ни Двейну, ни капитану. Теперь же когда часть команды Грешника попала в весьма затруднительное положение, пришло время Фицрою познакомиться с ним.

+1

2

- Заткнись Двейн и лежи смирно! – Гордон уже тысячу раз пожалел, что отпустил Вергилия со второй группой пиратов и пообещал Двейну не подпускать к его многострадальным телесам молодого мага. Мог оставить мальчишку для себя, голова раскалывалась все сильнее. В какой-то момент Гордон обнаружил себя разыскивающего какое-нибудь лекарство для затылка Двейна, какое-нибудь тяжелое лекарство, чтобы наверняка. Снова соединиться с командой они должны были не раньше следующего дня, а потому о помощи Вергилия можно было смело забыть. Двейн пытался выплевывать ремень и ругаться так чтобы его слышал непременно каждый. От резких ударов его рук и ног карета гуляла ходуном, так что обеспокоенный и в то же время счастливый Вигго заглядывал каждые пять минут, предлагая свою помощь. К сожалению, Гордон не мог ею воспользоваться. Двейн сразу предупредил, что истечет кровью если Вигго примет активное участие в его спасении. С Эвандером у них было негласное соглашение друг друга не спасать. Дженри был слишком молод и неопытен, о чем сам предупредил почти сразу, когда на него эту непростую работу даже не пытались перекладывать. В результате Фицрой сам не понял, как оказался в роли доктора. В юности попав  на пиратское судно, Гордон начинал с самых низов – он был юнгой, канониром, старпомом, но никогда врачом и имел весьма поверхностные представления в деле латания ран. В своей несостоятельности капитан Фицрой признаться не успел. Пациент был всецело в его распоряжении и к сожалению сознание он не потерял. – Проклятье! Если ты не успокоишься, я достану твою глотку через задницу!
Тряска не облегчала задачу. Карета подпрыгивала на ухабах и, не сбавляя скорости, неслась вперед. Сидящий на козлах Эвандер холодно оценил обстановку и решил, что одна жизнь не стоит жизни всех остальных, если это не жизнь капитана. Капитан, по его мнению, был полностью здоров, когда Барлоу он никогда не любил. К счастью женщина покоящиеся теперь с перерезанной глоткой в грязной канаве не игнорировала благородное искусство рукоделия, а потому в распоряжении Фицроя была нить всех цветов и острая игла. Барлоу Старший пожертвовал свое пойло, не сдерживая себя, Гордон сделал добрый глоток перед операцией. Хорошо этой операции не было свидетелей, за исключением разве что Вигго. Грязный и обросший Фицрой скрестив ноги уселся на пол кареты. Губами он зажимал иголку, в руке нож, почти под носом сверкающая от пролитого на нее пойла, задница старпома. Длинные, рыжие пряди волос часто падали на глаза, заставляя Фицроя трясти головой как большого пса. Отросшим за время плена ногтем на мизинце Гордон пытался достать пулю, но как только палец погружался на фалангу в рану, Барлоу принимался рваться из рук и громко ругаться.  Следом за ним начинался ругаться капитан.
- Я сейчас оставлю эту пулю там, где она есть и у тебя отвалится задница, если ты не истечешь кровью! – От потери крови, как назло, Двейн не терял сознание. Пил кровь Фицроя и не терял, восполняя ее. Крепко сжав вторую половинку, так что на ней осталось пяток месяцев от ногтей Фицроя, Капитан резко наклонился вперед, ртом накрывая рану. Вместе с кровью он резко втянул воздух в себя, не давая пуле вновь уйти на дно. 
- Сука, вот она! – Сплюнув красную струю в сторону прямо на пол, Гордон высоко поднял свой трофей, показывая его Двейну.
- Где-то в Барди…. – Задумался Гордон -….или где-то в тех краях находится Джек Бешеный Пес, думаю, он сможет помочь нам найти корабль и вернуться на Тиль.
Размышляя Гордон, держал старпома за проблемную часть и поливал ее отставками из фляжки Барлоу. Рана выглядела чистой, пациент должен был выжить. Шрам останется, тем более Фицрой не благородная девица, для надежности Гордон решил пройтись по ране дважды и посильнее затянуть края раны, уж очень тонкой ему показалась нить.
На душе скребли голодные звери. Проведя три месяца в плену, пробежавшись по городу с тяжелой ношей на плечах, Фицрой только сейчас ощутил усталость. При воспоминаниях о обглоданной косточки он и вовсе глотнул голодную слюну. За стеклом кареты проносились ветки деревьев, трясти началось сильнее, значит они уже минули город и ехали по бездорожью. На суше Фицрой себя чувствовал неуклюжим, чувство всемогущества, которое он ощущал на корабле, на корабле и оставалось.
- Держи, капитан! – На мгновение приоткрыв дверцу кареты, Барлоу на скаку закинул внутрь какие-то листья, подмигнул любимому братцу и не слушая ответных приветствий, ускакал.  Закрыв за ним дверь, Гордон узнал листья. Лишними они не будут, пусть и близко не стоят рядом с травами Абимболы. Иголка легко ломала сопротивление плоти, ныряя в плоть, за ней тянулась ярко малиновая нить. Шов получался грубым и кривым, ушки бантика с трудом удалось отрезать ножом. Языком, пройдясь по поверхности широкого листа травы, Фицрой приклеил подорожник к свежей ране.
- Что произошло за эти три месяца?

+1

3

- Да что бы я еще раз направился тебя спа…. Ааар, хватит!
Двейн чувствовал, как его тело пронзают тысячи ос своими жалами. Он слышал, как одна, особо большая и рыжая, примеривалась к его ране и целилась прямо в неё. Её огромное тело нависало сверху и…
Двейн правда это чувствовал!
- Морской гад тебе в печень… Не трогай мой зад!
От ощущения собственной беспомощности хотелось выть и лезть на стенку той же кареты. От тряски рана не прекращала кровоточить, а небольшой кусок металла в ягодице лишь сильнее и лучше прятался, согреваясь и купаясь в кровавом соку.  Меченный иронично хмыкнул и прикусил тут же свой язык, до крови.
Чтоб этого кучера насадили на бушприт!
Барлоу не знал, что его пугало больше – выпивший Фицрой с иглой и ниткой в руках или возможное заражение и гниение его задницы из-за меткого попадания стрелка.
Пойло, которым щедро поливали его ранение, попутно залив все штаны, стянутые вниз, обжигало огнем. Сжав зубами кожаный ремень, надеясь позорно не заорать на действия своего капитана, пират плохо в этом преуспел.
Пот катился градом по его лицу, собирался блестящими каплями на спине, спускаясь по позвоночнику щекотливой змеей к пояснице, смешиваясь с разбрызганными каплями спиртного и кровью.
Двейн замычал и дернулся очень схоже с норовистой лошадью, когда в ране оказался чужой палец. Именно тогда он выплюнул ремень и выругался так, что Эдмунд наверняка стиснул зубы и специально пришпорил коней для лучшей тряски.
- Гордон, - шипя и белея от ярости и накатывающего почти шаманского безумия, старпом Грешника жалел, что не может вырубить своего капитана, - пальцы принято совать не в эту чертову дыру, если тебя от рома совсем накрыло!
Минуты пытки затянулись. И Меченный готов был поклясться, что святая инквизиция куда более милосердна, чем его капитан, барон Крысобой.
Тело резко дернулось снова, но вместе с острой вспышкой боли от ногтя его стало почти трясти от другого.
- Ты мне весь зад продырявить хочешь?! Убери от меня свои руки! Фицрой!
Фицрой.
Фирцой. Фицрой. Фиц…
Горячие жадные губы впились в открытую рану, высасывая из неё горячую красную влагу. В иной ситуации Барлоу оценил бы этот жест совсем по-другому. Уставшее напряженное тело решило по-своему, испытав плотоядно вопросительный интерес к происходящему.
Болезненное, тягучее, смешенное на чем-то откровенно неправильном и до одури прожигающем, стискивающим все нутро когтистой лапой, до непроизвольной щекотки.
Это чувство проскочило по венам, сплелось горячим огнем с раскаленной кровью и ухнуло прямо вниз от сердца к прессу, а затем ниже.
Барлоу мысленно выругался и слепо зашарил рукой по полу кареты в надежде найти нечто, что приведет обратно в спокойствие и отрезвит.
- Убери это дерьмо от меня! Кто… Твою мать, Гордон!
Обессиленно рявкнув и уронив голову на руки, содрогаясь в приступе слепой злости и искрах извращенного проснувшегося желания завалить этого рыжего ублюдка на пол и сделать с ним все то, что он не раз делал с другими, Двейн постарался отползти прочь.
Ему еще предстоит увидеть КАК его заштопали и уже от этого холодело на сердце.

- Бешеного Пса там нет.
Грубо и почти злостно ответив, старпом отвернулся и выдохнул сквозь зубы. Лежать на животе, не имея возможность сесть, не имея возможности встать и размять спину, плечи, ноги, злило и не унимало зуд под кожей.
- Подорожник? Ты издеваешься, Гордон? Ладно, Вальтасар, но ты…
Обычно молчаливый, сейчас Двейн кажется высказал слишком многое на протяжении последних двух часов. И потому голос его стал хриплым, надорванным, словно и правда – наговорился, наорался, наругался, проклиная всех и вся.
Прикрыв глаза, стараясь не шевелиться, осознавая, как и Гордон, насколько он устал и выдохся, Барлоу ткнулся лбом в сиденье.
- Аттвуд с Ридом решили сходить на эти… Переговоры. Я спрятал галеон. Наши земли так и охраняют Гатти и Кайто. Море никуда не сошло. Все как прежде.
Все и правда так было.
Для Двейна по-иному быть не могло, океан не высох, пираты ходят на абордажи, черные флаги грозно развеваются на ветру – мир не менялся. А войны, соглашения и прочая дрянь была стара как мир. На неё пират и болотный шаман просто не обращал внимание, считая простой пылью под ногами.
- Оаху. Нас заберет Оаху. Он должен быть сейчас совсем рядом.
Опомнившись, спохватившись, загоревшись алчно диким взглядом, Двейн приподнялся и уставился на дремавшего рыжего Крысобоя. Тот и правда заснул, откинувшись на спинку, держа в руке пару листьев и нож.  Допитый ром валялся сиротливой бутылкой на дне, но Меченный дотянулся до неё и выцедил последние капли этого дерьма, промочив самую малость, а на самом деле обжигая, горло и язык.

Четыре часа спустя.

- Кто такой Оаху?
Хитрый взгляд Вещуна чаще останавливался на заднице его старшего брата, глумливая улыбка прыгала по его губам, все чаще выбираясь наружу. Наглые пальцы стиснули щиколотку пирата, отчего Меченный попытался его лягнуть и преуспел в этом, тем самым потревожив свое боевое ранение.
- Пошел вон!
- Ты очень нервный, братец. Тебе нужен покой и уход, твоя задница столь чувствительная, что ты похож на разозленную девку, так и не получившей свой…
Лягнув его еще раз, Двейн уже принимал попытки встать и начистить эту наглую морду. Впрочем, его попытки не оправдались успехом, оказываясь придавленным чужой рукой на затылке, ощутив её шершавость от мозолей и силу, Меченному на краткие секунды показалось, что он никакой не человек, а тот самый мохнатый пес, которому приказывают жестом и касанием прекратить скалить зубы.
- Да, кто такой Оаху?
Любопытство Вальтасара и Фицроя, уже проснувшегося и съевшего пару яблок и пол буханки хлеба, добытой все тем же Вещун на дороге, заставляли нехорошо улыбнуться самого Двейна.
Прищурившись, облизнув и увлажнив пересохшие губы кончиком языка, Барлоу не знал, мерещится ли ему жар, пронизывающий все его тело, или это от одной мысли встретить старого доброго друга у него уже внутри все трясется как у молодого юнги перед видом ленивого на первый взгляд линейного корабля-убийцы.
- Джеймс. Его зовут Джеймс МакГрейн. Он капитан Прóклятого.

Отредактировано Dvein Barlow (2017-02-20 23:06:06)

+1

4

- Капитан,  видел, как его затрясло? Потек как девочка, когда вспомнил своего Оаху. – Шептал Вальтасар сидя на берегу узкого протока реки, где они разбили лагерь на пару часов, давая Гордону и Дженри привести себя в порядок. Имя Джеймса МакГрейна Гордон помнил и даже помниться видел несколько десятков раз в порту. Выглядел этот Джеймс всегда пьяным или обкуренным до одури, блуждающий бешеный немигающий взгляд, плотно сжатые губы и стремительная торопливая походка завершали образ пирата, вставший перед глазами барона. При имени Оаху Фицрой воображение сразу нарисовало именно такого Джеймса МакГрейна, вот что он за человек Крысобой представлял слабо. Расспрашивать Двейна пираты пока не решились, по негласному соглашению ему выделили время на отдых и решили не задирать. Тем более что при попытке пнуть Вещуна у него открылась рана и ее пришлось латать заново. Кажется все они приняли одно решение, за исключением Эдунда. Уставшего Барлоу вынесли на солнце, давая ему возможность улечься поудобнее и немного отдохнуть. Прервав разговор Вигго и Гордон наблюдали, как мимо него прошел Эдмунд. Кинув ему на голову широкополую шляпу, он что-то тихо сказал, на что ему Двейн ответил своей «медузой». Отскочив в сторону, ловко избегая хватки Спрута, Эдмунд поднял в его сторону заряженный пистолет, нарочно громко предупреждая – Он заряжен!
- Эдмунд! – Одернул его Фицрой.
- Нужен он мне! Я ему принес шляпу, чтобы голову не напекло.
- Женскую? – Вигго был счастлив, один из счастливых дней ни дать, ни взять. Он видел штопаный зад брата, подорожник его не проигнорировали и вдобавок на голове брата, на несколько секунд, оказалась красивая розовая шляпа вся в рюшечках и перьях.
Эдмунд промолчал, не ответив на широкую улыбку Вигго  даже тенью своей.
- Вот одежда кучера – Одежда хозяев была короче сантиментов на двадцать и слишком аляпистая для того чтобы не бросаться в глаза. -…и лезвие.
- Замечательно. – Блохи, вши и прочие обитатели тюрем пытали капитана на протяжении трех месяцев искуснее любого палача. Оказавшись возле реки Гордон был бесконечно счастлив. Не обращая внимания ни на кого, он плавал и нырял добрые минут двадцать, счищая с себя пласты застарелой грязи пучками свежей травы. Дженри тоже плескался, но где-то выше по реке, отказавшись от помощи, он убежал сразу как только карета остановилась, взяв узкую рубашку из гардероба женщины, а так же ее сапоги для верховой езды на плоской подошве. Ничего  меньше по размеру они для него не нашли.
- Меченного? – Проверив нож на остроту, дав ему испить крови из подушечки своего большого пальца, Фицрой бросил вопросительный взгляд на Квартирмейстера. Эдмунд решил не отвечать, он не любил давать очевидные ответы и считая себя человеком порядочным, не торопился признаваться в воровстве. Как бы там не было, Гордон был доволен новым навыками Эвандера и еще больше стал доволен, когда нож прядь за прядью, легко снимал грязные пряди волос. Обрив себя под короткий ежик, Фицрой набрал побольше грязи и ила с берега. Грязь плотным панцирем облепила голову, а потом лицо. Остатки волос легко отделялись от кожи, вместе с комьями грязи падая в воду. Череп блестел от первозданной чистоты, как и подбородок. Избавляясь от вшей, Фицрой не успокоился пока не сбрил все волосы с тела и только потом почувствовал облегчение.
- Слушай, капитан….
- Ммм? – Примериваясь к обновкам, Гордон не поднимал глаз, когда Эдмунд и Вигго одновременно смотрели на Двейна, но тот их не замечал, потому что смотрел только вперед.
- Мы же по корчмам пройдемся, верно?
- А ты думал, я наемся черствым хлебом и гнилым яблоком?
- Вот и я о том же, у меня такое чувство, что мы Двейна спасали, а не тебя.
- Да. – Впервые за время своего появления заговорил Эдмунд. – У него такой вид, словно он готов тебя проглотить не жуя.
Застать взгляд Барлоу самому Гордону не удалось. Достаточно было поднять на него глаза, как тот отвернулся. Вероятно, Вигго и Эдмунда он за людей не считал, а потому не заметил, как эти двое за ним наблюдают.
- Хорошо, заедем… - Неуверенно согласился Гордон, чувствуя как за выпирающими ребрами, камнем в желудок рухнула невидимая тяжесть предвкушения. Сейчас его мало заботил разгневанный Аттвуд, мужеложцы на дальних берегах, особенно Кайто решивший как-то признаться в любви рыжему барону, сейчас Гордона гораздо больше заботила задница Двейна. В том смысле, что он пытался придумать как усадить эту задницу на лошадь, так чтобы не потревожить рану. Слишком приметная карета с родовыми гербами какого-то местного землевладельца бросится в глаза сразу, как только они заедут в достаточно приличный порт. Хватит породистых коней под шайкой висельников.
- Узкие. Чертовы ноги не гнуться. – Пожаловался Фицрой, штаны кучера обтянули ноги и не только их, не оставляя простора для фантазии. – Какого черта.
Порвав штаны на коленях, и водрузив на голову засаленную треуголку, Крысобой направился к коням, за ним высоко подпрыгивая, бежало две крысы. Вигго и Эдмунд присоединились к остальным спустя несколько минут, о чем-то переговорив, они пожали друг другу руки.

Спустя два дня.

- Мой брат болен.
- А сколько вас братьев?
- Четверо. – К порту они подъехали, когда уже было темно. И без того небольшая группа уменьшилась еще вдвое. Барон решил, что безопаснее въехать в город через разные ворота и разделил пиратов на две одинаковые группы, с ним остался; Эдмунд, Вигго, Дженри и за два дня путешествия немного оклемавшийся Двейн. Последний оклемался бы еще быстрее дай ему время прийти в себя и оставь пираты себе карету. Рисковать Фицрой так не мог, поэтому Двейн ехал на мягкой подушечки впереди поддерживающего его на лошади Гордона.  Крепко обнимая Барлоу за корпус, Фицрой прижимался грудью к его спине, царапая шею колючей щетиной, и по возможности не давал слететь с коня на резких поворотах. А еще Фицрой прижимался к Барлоу, потому что до одури боялся лошадей и предпочел оказаться в седле с Эдмундом, которым успевал читать в дороге, не замечая неудобств дальнего пути. Повязки меняли по очереди, по очереди, значит менял ее только Гордон, остальных к себе Барлоу не подпускал. Верно, мстил своему капитану за заботу. С помощью Барлоу найти Джеймса было не сложно, единственная проблема заключалась в том, что он собирался отбыть из порта со дня на день и поэтому последнюю ночь пираты летели на всех порах, грозясь загнать своих лошадей. Старшему Барлоу, уже по традиции, завязали платком нижнюю половину лица.
- А мальчишка чей? - Охрана на въезде в город не отставала.
- Мой сын. – Эвандер вел себя надменно, не выказывая ни тени беспокойства. Такая манера поведения и дорогие лошади путешественников действовали на стражников как белые зубы господ на бедняка.
- Чем болен ваш брат? – Решили предпринять последнюю попытку охранники.
- Срамная болезнь у него. – Вальтасар не сдержался, просто не мог упустить такую возможность. На подъездах к городу он клялся всеми богами, что рта не раскроет, но как и ожидалось не смог удержаться, когда дело дошло до его любимого родственника. -  Наша матушка говорила не совать ему свой поганый обрубок во все дырки, но так он ее не слушал! Святая женщина! Наша матушка говорила ему, найди себе порядочную девицу с широкими бедрами, хозяйку умелую, чтоб  готовить умела! Нарожаете кучу детишек,  порядочным человеком станешь! А он? Аборт шелудивой собаки, не мог ни одной юбки мимо себя пропустить! А теперь ни поссать, ни женщину ублажить не может, да ни одна женщина его конец теперь в рот не возьмет. Хотите увидеть, что будет, если женам станете изменять? Хотите? Давид, снимай штаны!
- Ладно-ладно, мы поняли!
Гордон даже заслушался, да так что чуть Давида с лошади не сбросил, заразы опасаясь. Все это время Крысобой крепко держал Барлоу за запястья, опасаясь что он может лишить себя брата. Охранников они минули быстро,  слава Рейвосу и Матери Защитнице. Лошади истошно завизжали, когда пираты снова вдарили им пятками по бокам, небольшой передышки им было мало. В засыпающем городе, на улице народу было меньше чем днем, закончив свои дела люди, спешили по домам, исключая пьяниц и прочих искателей приключений. До порта четверо всадников добрались быстро и тут встали. Гордон не представлял, как выглядит Проклятый.
- Проклятая посудина. – Вигго очевидно тоже. Сверкая своей лысиной Дженри, только и успевал крутить головой. Услышав гром подков, Гордон рефлекторно потянулся к ножу на поясе, нож Двейна он так ему и не вернул, но паника оказалась лишней. К ним присоединилась вторая половина их небольшого отряда.
- Двейн, который из них Проклятый?

+1

5

[AVA]http://s011.radikal.ru/i318/1702/9b/837ccd69a73b.gif[/AVA]
[NIC]James Oahu McGrane[/NIC]

Тысячи железных обручей тихо-тихо бряцали, издавая тоскливую мелодию.
Эта мелодия впитывалась деревом, просачивалась в трещины, ползла как сороконожка на другую сторону по ним, выползая наружу к засыпающему порту. За толстым коконом трюма расползалась ночь и глухонемой к чужим бедам город.
Сотни черных и белых рук-ног, закованные в цепи, устало обвисли, застыли, тела прислонялись спина друг к другу.
Сотни глаз смотрели с тоской наверх, туда, где за решеткой плыла бессердечная луна на черном покрывале небес.
Оаху втянул табачный дым трубки, щурясь. Дельфин вот-вот должен был доставить последние бочки на палубу. И гвозди. Он должен был привезти ещё гвозди.   

- Дай мне слезть.
Прорычав, как можно тише, прикрыв глаза на пару секунд и считая (да, Двейн считал мысленно, про себя, сбиваясь не от незнания цифр, а от накатившей злости), старпом вцепился в гриву коня как в штурвал. Сказанное Вальтасаром почти сорвало контроль, запястье в руках Гордона налились напряжением, если бы не стоящая рядом стража – он бы убил его. Он бы перегрыз ему горло, не имея ножей, он бы вспорол ему брюхо, отрезал его язык и скормил бы этот бескостный кусок дерьма уличным собакам!
Кораблей было и правда много. И в подступившей ночи, заставшей их в свои объятия, попутать судна было очень легко и просто. Черные, темнеющие, громадные и по-своему изящные, они выступали как исполины, выплывшие киты на поверхность темных вод, чтобы посмотреть на просыпающиеся звезды. Шелест прибоя, морских волн, мягко ласкал слух, заставляя испытать невысказанную вслух радость.
Они у воды.
Суша скоро закончится.
Не возымев результата, Двейн сам перехватил поводья и направил коня вперед. Крепкие копыта животного застучали по земле, конь прикусывал удила, тяжело хрипел, загнанный и взмыленный, усталый, как и сам пират.
Внимательный взгляд Меченного принялся изучать судна. Казалось, они были все одинаковые, если не считать количество мачт, высоты и ширину кормы, вместимость трюмов, пушек и ядер.
Носовые фигуры своим разнообразием именно в темноте походили на оживших монстров различных кошмаров. Здесь были головы рогатых коней, черепа, птицы и чудища с щупальцами. Они смотрели своими тяжелыми глазами на всадников и провожали их тяжелым ощутим взглядом в спины, не только своих неживых голов, но и живых. Сидящих, стоящих на палубах, встречающих ночь в опасном грязном порту.
Прижимающийся к нему капитан нервировал ещё больше. Вся эта дорога выбивала из колеи, отнимала силы и заставляла плавиться в огне болезненного безумия, сковывающего чресла, вызывающего людоедский голод от горячего не своего дыхания на своей шее, крепкого объятия, не дающего упасть с лошади. Он отключался, дремая в коконе рук, не на долго, чтобы проснуться от помчавшейся в галопе лошади и боли в заднице. Вена на шее пирата забилась пойманной птицей, выступая ещё сильнее, пульсируя и горя. Тяжело сглотнув, так что кадык дернулся, а во рту и так пересохло, он увидел то, что искал.
Фигура девы с кандалами в руках заставила наконец-то улыбнуться.
Слезая с лошади, с треклятой подушки и тут же хватаясь снова за гривастую шею животного, Барлоу переждал пару мгновений вспышки боли незаживающей раны. У трапа крутились люди, моряки быстро закатывали последние бочки. Курящий трубку низкого роста мужчина изредка подгонял матросов, не обращая внимание на прохожих. Длинный плащ, почти до ног, светлого цвета, скрывал его оружие от любопытных глаз.
Первые шаги были неуверенными.
Меченный жестом приказал своему капитану и их людям остаться на месте. Хромая и добираясь до группы людей, почти сразу вскидывая руки вверх в приветливом жесте – я не несу угрозы – он ухмыльнулся.
Лысая голова блеснула в свете огня масляных ламп. Украшенная большим черным, нанесенным мастером черной краской, компасом на черепе, указывающая на четыре стороны света, она показала Меченому нужное ему лицо.
- Мясник!
Гоготнув, пожимая руку моряку, Двейн оскалился и уставился на Прóклятого. Да, это был он – проворный матерый хищник, акула, среди крупных китов, всегда достигавшая своей цели. Словно зачарованный, заколдованный корабль, судно, приходящее с туманами со звуками кандалов и стонов рабов, протяжным сипом умирающего и каркающего крика ворона.
Меченному не нужно было много и долго говорить. Мясник знал его. И знал, что все будет решать только один человек – Оаху. Который был внутри брига, решив отбыть ночью. Старпом Прóклятого лишь коротко кивнул и присвистнул своим парням. Трап был открыт. Пират погладил свой лысый череп и внимательными ввинчивающимися в самую душу глазами смотрел на каждого, кто поднимался на палубу.

Три часа спустя.

Трюм был темный. Он давил на плечи чужих пиратов, явно чуя в них не своих. Брал в тиски темноты, шелестел досками, поскрипывал, покачивался вместе со своим мощными телом на волнах. Точно они оказались в желудке большой прожорливой акулы. И где-то дальше, за тонким слоем деревянной стенки, слышался звук бряцания железа. Кто-то говорил, кто-то шептал. Кто-то, откуда-то, со всех углов, как могло казаться смотрели десятки глаз, дыша немного сбито и прерывисто.
- Абимбола сказать – не нравится это судно. Абимбола не нравиться.
Темнокожий великан неуютно оглядывался, стараясь держаться ближе к Фицрою. Бросая настороженные взгляды на стены, не отступая от Крысобоя, он часто переминался с ноги на ногу. Напряжение от него передавалось Эдмунду, бледному как болотная поганка в полу-мраке. Заткнувшийся Вещун несказанно радовал своей тишиной.
Удушливый трюм запустил прохладу, стоило двери открыться.
Скрип ступеней был едва слышен.
Багряный яркий язык пламени прорезал темноту, окрасив небольшое помещение бронзовым теплым светом.
Лысая голова Аттикса Дельфина появилась из проема, кривая ухмылка неровных зубов оскалилась в приветливой гримасе. Махнув рукой и исчезая снова, забирая с собой искру света, он знал, что за ним последуют.
И чужие на Прóклятом пошли. Им некуда было деваться. 
Капитанская каюта встретила не удушливым запахом пойла. В ней был запах древесины, кожи, табака и пороха. С десяток карт желтеющими в свете свеч карт большим пятном раскинулись на столе. Несколько сундуков были забиты также бумагами. Небольшая койка, прибитая к полу, оказалась не застелена. Бутылка рома на столе – наполовину пустая. На стене были прибиты два крюка, на одном из них висело ожерелье из старых потертых бусин красного цвета, пары камней коралла и шнуров. Сложенные несколько перьев на ящике скрывали под собой различные травы и сухие краски, добытые на отдаленных рынках различных городов Балморы.  Рядом с ожерельем виднелась вырезанная острием ножа среднего размера Санкофа.

Он не шелохнулся. Не отрывая сразу голову от бортового журнала. Его руки перебирали листы, вписывали цифры. Загрубелые пальцы с тонким слоем грязи под ногтями подцепили край листа и перевернули его. Перо дрогнуло, застыло над белым полотном и медленно было отложено в сторону.
Тяжелый, проникающий в нутро и вынимающий душу взгляд трезвого, но безрассудного в своей необычной рассудительности, человека, остановился на вошедших.
Оаху, а это был именно он, в одной рубахе, штанах, просоленных солью волн сапогах, откинулся на спинку прибитого к полу стула. Из ворота пробивались черные толстые линии, ползущие по шее мужчины. Массивный единственный перстень на мизинце сверкнул в свете лампы, стоило ему погладить свою отросшую бороду.
- Двейн.
Джеймс склонил голову на бок, чтобы через пару мгновений подняться. Чуть ссутуленный, крепко сложенный, с немного быковатым жестом-движением навстречу, изогнувшимся губами в ухмылке. Так, словно он раздирал это горло Меченого, эту размалеванную морду, стоящую напротив него.
Резковатые движения сменились плавным шагом, останавливаясь прямо напротив единственного, кого он знал в этой группе людей. 
Грубое объятие сменилось взъерошиванием отросших прядей затылка.  Аттикс, подпирающий дверь, заметно расслабился, но не переставал посматривать в сторону чернокожего Абимболы оценивающим взглядом.
- Я пообещал вздернуть твои кишки на рее, Меченная морда.
Чуть гнусаво проговорив, подцепив подбородок Барлоу и разглядев его, бесцеремонно, но довольно скривившись, Оаху облокотился о стол, скрестив руки. Он слушал именно Двейна, уже потянувшегося к бутылке рома, столь бесцеремонно и по-хозяйски, словно тот жил и ходил на Прóклятом, а не на Грешнике. Зная, где что и как лежит.
-… Нам надо добраться до Тиля. Но сначала до судна.
Взгляд Джеймса остановился на Крысобое. Сначала он изучил Эдмунда, все такого же бледного и презрительно поджимающего губы. Каждое лицо было новым. МакГрейн смотрел на рыжего барона в самую последнюю очередь, но дольше чем на остальных.
- … Ты везешь товар? 
Опомнившись, выгнув бровь на вопрос, Оаху коротко хмыкнул. Немногословный, он больше слушал. Стоя без движений, почти словно и не моргая, застыв, он мог бы лишь кивнуть Аттиксу. И тот этого ждал, готовый не вышвырнуть, а довести до второго трюма. Там, наверху, на палубе, матросы уже догружали последние бочки. Боцман проверял такелаж, а скоро белые кляксы парусов в черноте ночи наполнялся воздухом.
- Ты хочешь, чтобы я доставил тебя к украденному галеону. Тебя и украденного барона Крысобоя, ваших матросов, всех вас, которых ищет Орллея за устроенный пожар, за побег. Чтобы я спрятал вас в своем трюме, помогая выбраться из устроенного тобой дерьма в открытый океан. Ты пришел за этим ко мне, Двейн?
Он уточнял, следя за лицом далеко не Двейна. Этого меченного ублюдка Оаху знал, как облупленного, прекрасно понимая и предугадывая его слова.
- Не в трюме. Крысобой – мой капитан.
- Гм.
Коротко. Чаще именно так – гм. Хмыкая, гыкая, не поясняя своих никаких мыслей слов, выбешивая этим многих, Оаху задал самый главный вопрос, который мог решить всё, или ничего:
- Услуга за услугу, Барон.
Шрам на его лице, пересекающий глаз, выделился четче, стоило ему прищуриться, уставившись на Вещуна. Разглядывая его, хмурясь и спрашивая кто это такой, МакГрейн никак не ожидал такой бурной реакции со стороны своего старого друга.
- Этого… можешь выкинуть за борт, повесить на рее, скормить по кускам акулам!

+1

6

Не помогая Барлоу слезать, чувствуя, что его нервы и так накалены до предела, Фицрой все-таки перехватил его в самом конце, опасаясь падения. Барлоу не упал, а Крысобой отпустил его плечо, радуясь возможности спуститься с коня. Он уже не помнил когда в последний раз проводил так много времени на суше. Вид  моря, пусть черного и неприветливого в сумерках, грязного от мусора, вид портового моря, но все-таки моря расцветало чистой радостью в душе пирата. Это чувство было сродни возвращению домой из долгих странствий.
- Не верю я ему. – Грезить наяву помешал Эвандер. – Капитан, напомни, почему мы не можем реквизировать шхуну и добраться до Тиля, полагаясь только на свои силы?
- Потому что нас ищут. Сидеть в темнице мне не понравится, не понравится и вам.
- Капитан, не расстраивай его раньше времени. Нас могут сразу повесить, зачем марать бумагу.
Эвандер уже набрал в грудь воздуха, собираясь доступно и подробно объяснить Вигго принцип обязательного марания бумаги и создания упорядоченного порядка в жизни, когда на этот раз ему помешал грезить капитан. 
- Заткнитесь. Оба. – Под внимательные взгляды портовых чудовищ команда Грешника взошла на «Проклятый»

Три часа спустя.

Сразу их к капитану никто не повел. Барлоу тоже никуда не делся. Целых три часа команда Грешника томилась в ожидании, только Дженри беззаботно спал, обессилев в дороге. К капитану Фицрой решил идти вчетвером, ни к чему было вести к нему толпу отчаянных рубак. Одно было не понятно - как долго им придется еще мариноваться в бездне корабля и когда собственно капитан решит осчастливить их своим вниманием. Прислонившись к подпоркам в трюме, Фицрой беспокойно поглаживал свою намечающуюся бороду и прислушивался к скрипу половиц, завыванию ветра и грохоту перекатывающихся по палубе бочек с припасами. Глаза успели приспособиться к темноте, и он начал узнавать очертания фигур. Еще Крысобой слышал негромкое перешептывания рабов, скрежет цепей и радовался, что среди них нет Абимболы. Черный великан не жаловал работорговцев и, судя по выражению лиц -  остальные тоже понимали куда попали. Вигго вел себя как обычно – сидел и показывал фокусы с монетками, после того как детально описал каких ему доводилось видеть червяков в гнойных ранах, Эдмунд же казалось, светился в темноте настолько белым он стал, на фоне своих густых темных волос он выглядел выходцем с того света. Верно, подсчитывает свою стоимость и не только свою, судя по тому, как он поджал губы - за Двейна они получат прискорбно мало, как будто младшего Барлоу кто-то соберется продавать. Упомянутый Барлоу же выглядел беззаботно спокойный. Напоминая огромную тропическую змею, сожравшую целого вепря за один раз.  Он явно бывал на этом корабле прежде и чувствовал себя на нем до неприличия уютно.
Свет фонаря ослепил и поманил за собой. В белом пятне на месте лица, ослепший Фицрой не признал друга, но с готовностью двинулся за провожатым, не сомневаясь, что его люди последуют за ним. Поставив лапки на мочку уха, растревоженный крысеныш сунул нос в ушную раковину пирата. Он что-то нашептал и попытался сигануть за воротник просторной рубахи. Каюта капитана встретила их стойкими ароматами пивных Тиля, Вигго всей грудью вздохнул этот запах и продолжил тихо принюхиваться, не узнавая запахи трав. Фицрой и не пытался разобраться в ароматах, он больше полагался на глаза. С непроницаемым выражением мужчина внимательно осматривал обстановку каюты капитана, задерживая взгляды на ножах, бусинах и черных змеях татуировок капитана. Стараниями Абимболы, с левой стороны груди, такие же змеи показывали свои головы и на теле Фицроя. Гордон несколько раз порывался попросить Вергилия избавить его от еретических знаков и символов, очистить его тело, но заметив, что пираты с почтением относятся к таинственной тарабарщине, решил оставить для придания себе веса. Черный великан и вовсе считал своего капитана заговоренным, особенно он гордился «мудростью связанной узлом» на груди Крысобоя.  Краем глаза Фицрой видел, как едва заметно поморщился Эвандер. Если Вигго интересовали запахи, Фицроя обстановка каюты, то квартирмейстер смотрел исключительно на рабочий стол капитана, приходя в ужас от вида его гроссбухов, перьев, а так же грязных рук и ногтей. В кабинет Эвандера на Грешнике, под который Фицрой выделил ему целую каюту, приличному пирату было стыдно заходить. Рабочее место Эдмунда представляло собой среднюю канцелярию при любой судоходной или нотариальной конторе Хельма. Все было упорядочено и чисто до безобразия, очень светло и уютно, на самом видном месте висели изображения Отца Создатели и Матери Защитницы, в свой кабинет Эвандер впускал только по приглашению. Ведь именно здесь находилась казна команды и потому на двери висела пара-тройка огромных замков.
- Я пообещал вздернуть твои кишки на рее, Меченная морда.
Остальные члены команды Грешника решили за лучшее пока не вмешиваться в эту встречу старых знакомых. Когда Двейн бесцеремонно потянулся к рому, Эвандер очень тихо заметил на ухо капитану.
- Он на Грешнике ведет себя приличнее. – В самом деле, в этом Гордону пришлось согласиться с Эдмундом. Интересно, что за три месяца его вынужденного отсутствия произошло на галеоне. Вряд ли вид языческих символов  вырезанных на стропилах, потолке и стенах мог удивить Крысобоя. О том, что его личные запасы рома все еще живы Гордон даже не мечтал.
Вигго улыбался и смотрел своим безумным взглядом в никуда, Эвандер не забывал о своем происхождении и образовании, что сразу поднимало его на недосягаемую высоту для любого пирата, Гордон же просто смотрел как смотрел всегда, не показывая своих настоящих эмоций, а возможно не испытывая ничего нового при взгляде на очередного пиратского капитана. 
- Услуга за услугу, Барон.
- Барон! – Не сдержался,  напоминая Эдмунд, слушая всю речь капитана молча, он не собирался расставаться с возможно единственной возможностью покинуть сей неприветливый край. Одно дело если бы простой капитан попросил добросить его до Тиля, другое дело барон. Зная Эвандера, Гордон не сомневался, что он что-то уже придумал и если барон Крысобой таинственным образом сгинет на Проклятом это станет известно нужным людям. Сколько нужно кораблей чтобы пустить один бриг на корм рыбам? Эвандер всецело полагался на свой ум, за неимением возможности дать достойное сопротивление один на один, разумеется, при условии, что в его распоряжении нет нескольких заряженных пистолетов.
- Этого… можешь выкинуть за борт, повесить на рее, скормить по кускам акулам!
- Ха! – Вигго перекосило в злорадной ухмылке. Вот кто никогда не оставался без оружия. При необходимости, не оглядываясь на друзей и родственников, Вещун был способен превратить бриг в настоящий проклятый корабль. О чем знал лишь Гордон и Двейн.
- Вон. Все. – Приказал Крысобой, но услышал его каждый. Эдмунд мгновенно развернулся и вышел за дверь, помедлив несколько мгновений его нагнал Вигго, последний остался Двейн и он же заслужил пристальный взгляд капитана Фицроя. Когда барон и капитан остались одни, Гордон не спеша прошелся по каюте. Он не торопился, теперь это было ни к чему, спешка на корабле вызовет ненужное внимания, пусть все идет своим чередом. Слежки за ними не было, они несколько раз отправляли человека себе в тыл и каждый раз он приносил добрые вести.
- Интересно, о какой услуге пойдет речь. – Сняв с головы треуголку, Фицрой по привычке провел ладонью по черепу не находя волос. – Если условия соглашения меня устроят, то Проклятый должен будет доставить до галеона не только меня, но и моих старших членов команды. В том числе Навигатора, которого так любезно четвертовал Двейн. Их семейные разборки не должны тебя волновать, тем более хоть как-то касаться.

+1

7

[AVA]http://s020.radikal.ru/i719/1702/4a/f8f174266475.gif[/AVA]
[NIC]James Oahu McGrane[/NIC]

Оаху с интересом следил за Двейном. Этот взгляд он знал также, как знал упрямость болотного шамана. Знал, как того разве что под дулом пистолета заставишь сдвинуться и то, не всегда возможность получения пули может его остановить.
- Гм.
За Меченным закрылась дверь, хромой пират исчез за куском дерева, наверняка оставаясь за ним и не отходя в сторону. Оаху, как собака, чуял чужое опасение, ощущал нервозность, исходящую от чужих для него людей.
Качнув головой и поворачиваясь спиной к Крысобою, зная, что тот не нападает – это приятное осознание собственной власти над ситуацией и над самим бароном – Джеймс замолчал.
- Мне все равно на твоих людей.
Бросая слова как ядра в воду, заставляя их прочувствовать, Оаху развернулся также медленно. Рукой зацепив длинную свечу, поджигая её конец и наполняя трубку травами, табаком, он предложил такую же вторую и Гордону Фицрою, с усмешкой рассматривая одетого не по баронски капитана Грешника.
- У меня к вам есть дело.
Втянув первый глоток сизого дыма, замолкая и раздумывая, слыша бряцание кандалов точно возле себя, Оаху не нервничал.
Он был на своем судне, на своем детище и среди своих акул. Гордон может попытаться убить его – но он не пройдет и пяти метров по Проклятому, как будет сам разодран на части. Как и его члены команды, как и сам Двейн Барлоу, пришедший к нему. Друг, брат, кровник – какая к Марису разница?!
- Я перевожу рабов. В случаи моей поимки в некоторых… Частях Хельмовских королевств, мой товар будет конфискован вместе с судном. Не говоря уже о возможной моей встречи с петлей и виселицей. Могу я заручиться вашей поддержкой в этом случаи? К тому же, я слышал, что у вас, Гордон, появился свой кусок на Новых Землях.
Белесый с голубоватым свечением в полу-мраке дым расползался вокруг фигуры пирата. Склонив голову на бок, щуря свои потемневшие глаза, смотря только на Крысобоя, Оаху внезапно словно очнулся. Трубка оказалась на столе. Движения – легкие, ловкие, напрямую к Фицрою. Голодные керамбиты в его потайных карманах мерно нашептывали применить их.
Белый лист оказался слишком неожиданным. А почерк на нем – ровный, красивый, отдающий хорошей аристократической практически школой.
- Мне нужен перевалочный пункт для моего товара. Место, где я могу не бояться, что любая шваль захочет накрыть и присвоить то, что принадлежит мне.
Прищурившись, Оаху ухмыльнулся.
В принципе, у барона Гордона Фицроя не было выбора. Он мог согласиться и сказать сейчас ложное да, ибо нет – означало, что их высадят на землю и поймают. Благодаря тому же Джеймсу МакГрейну, законопослушному мореплавателю Орллеи. А Двейна всегда можно связать, скрутить и бросить на время в трюм к рабам, после заставить принять то, что случилось бы. Но были вещи, которые Оаху хотел получить. 
- С каждой продажи – третья с половиной часть от полученного в ваш карман. За кусок спокойного места. Вполне неплохая цена и услуга, не так ли, Барон?

Три дня спустя.

Из всех людей Фицроя самым беззаботным был Дженри. Он с интересом смотрел с перилл брига вниз, рассекающего чистые воды океана. Яркое палящее солнце грело, заставляя жмуриться. Пираты, снующие по палубе не задирали чужаков, но держались от них в стороне. Там, в трюме, кишела жизнь. Она была похожа на сборище крыс, выдирающий куски еды для себя.
Грузный и серьёзный кок практически не разговаривал, а постоянно был занят работой. Но именно от него Дженри получил кислое зеленое яблоко.
- Капитан, но разве он может быть Прóклятой дырявой посудиной, которой откусит корму сам спрут Мариса, если с ним плывут рядом дельфины?
Тонкий грязный палец, липкий от яблочного сока, указал куда-то за периллы. Там и правда прыгали эти веселые существа, Дженри не понимал слов Вещуна, уже достающего команду Оаху своими россказнями.
- Не Прóклятой, а ПроклЯтой! – зловещий тон Вигго заставил юнгу взвизгнуть совсем по девчачьи от неожиданности.
Линия земли быстро исчезала, растворяясь в синеве. Орллея с её пожаром, пленом и охотой на сбежавшего Гордона Фицроя грозилась топотом ног в порту и солдатами, решившими проверить все судна.
И почти ведь вовремя.
Фицрой мог бы вспомнить этот момент, как и бледный Эдмунд, стоящий за его спиной и причитающий, что все пропало – их поймают, повесят на всех реях, что надо было послушать его и реквизировать любую шхуну и уплыть, а не подстреленного в зад болотника-язычника, у которого из раны вместе с кровью вытекли последние мозги. 
Калейдоскоп трех дней морским штормом пронесся вокруг людей Крысобоя, захватив и его в свой безумный центр.
Довольней всех оставался лишь Двейн, отлеживаясь на выделенной койке, импровизированной из нескольких тюков и соломы, накрытыми шкурой с грубоватым мехом. Он чаще спал, прерывая сон на еду и воду, ясно дав понять, что безумные скачки на лошади все равно дали о себе знать для его ранения. Растревоженная рана вызывала зуд и жар, а против жара было одно средство – неизвестные травы, данные Джеймсом МакГрейном.
Впору было засомневаться хитрому прищуру глаз Вещуна, поглаживающего свою бороду – а не проклял ли он своего братца после предложения старшего Барлоу, адресованное Оаху, пустить навигатора на корм рыбам?

Эти губы были сухими и напористыми. Такими же, как те, что напротив – мелькнули, подарив свой абрис, усмешку, дав считать её неожиданным горячим порывистым касанием. Когда жесткие мозолистые пальцы оказались на затылке, дернули на себя, ладонью надавив и взяв в свой плен.
Губы – горячие, как и проворный клеймящий собой язык. Жадно ворвавшийся в рот, вторгнувшийся как спущенный резко якорь в воду. С ударом, лязганья наконец-то открывшегося замка на кандалах раба.
Так и вынимающего душу, заставляющего пошатнуться и замычать.
Мужчина и замычал, коротко, горлово. Сдавленно, подаваясь напору Оаху, подчиняясь его грубоватой изматывающей ласке.
Все те же пальцы стиснули пряди волос, колючая щетина встретилась с чужой – отдающей темной медью в темноте коридора трюма, прячущей вязь татуировок на подбородке и нижней части лица.
Язык тронул губы, увлажнил их, юрким змеем распаляя и заставляя вновь приоткрыть губы, чтобы втянуть его внутрь, пригласить, снова сдавленно мыча.
Да, это было хорошо.
Так, что в голове заклинило, а в штанах стало неприлично тесно.
- Ты соврал.
Вкрадчивый, низкий, хрипловато усмехающийся голос тронул слух Гордона Фицроя, ставшего невольным свидетелем откровенно неожиданной сцены между Оаху, капитаном Прóклятого, и ещё одним пиратом.
- … Фицрой… знает?
Молчащий заткнул рот Оаху рычащим укусом. Руки зашарили по чужому телу, натыкаясь на бляху штанов, путешествуя вверх и забираясь в ворот рубахи, трогая длинные толстые змеи черных лент татуировок.
- … Нет… не за чем…
Влажный звук очередного поцелуя перетек в резкий рывок к деревянной стене, открывая лицо второго человека совсем тусклому свету подвешенной на крюк масляной лампы в дальнем углу.
- Бешеный Пес… недалеко…
Пальцы второй руки придержали подбородок, приподняли, заставляя смотреть в глаза, чтобы тут же наклониться к лицу, выдыхая прямо в уже раздразненные колючей щетиной и жесткой бородой губы:
- Так ты за этим сюда пришел?
Низкий рокочущий смех потонул в очередном сражении. За чем пришел – было видно Крысобою и Шраму, сидящему у него за пазухой, высунувшему морду из своего укрытия, взирающего с непониманием и любопытством животного за тем, что делали двуногие существа.
Чужая шея была соленой на вкус, но это не Оаху застонал, запрокинув голову назад и ударившись затылком, чтобы через пару секунд болезненно рявкнуть на чужие пальцы, в забвении смявшие раненое место.
- Иди в зад Марису!
Полыхая оскаленной ухмылкой, хромающий пират удалялся прочь, чертыхаясь и бормоча ругательства себе под нос.

Темная звездная ночь не навивала сны. Прохладный воздух лизнул затылок Фицроя и оставил свой след в виде мурашек на шее. Некоторые пираты были сонными, несколько несли вахту. Дженри давно сопел в своем гамаке, а Эвандер старался спать с одним открытым глазом чтобы его не ограбили, не унесли оставшееся драгоценное золото. Его пальцы часто проверяли затвор пистолета, под сопение и храпение других пиратов ему совсем не удавалось заснуть уже третьи сутки. В пору было начать ценить то, что в каюте Грешника, деля её с Двейном Барлоу, его сожитель не храпел совершенно.
Скрип досок не был слышен. Это шелестел парусами Проклятый, идущий на волнах куда-то вперед.  Это его акулье тело чуть-чуть постанывало, взирая фигурой злой в черноте ночи девы с кандалами в руках.
Тихое, но все равно различимое пение чужого наречия, лилось из открытых железных глазниц-прутьев, смотрящих прямо в чернильное небо из трюма, усеянное белыми кляксами. Голос был определенно женский, красивый, чувствительный, полный горечи и невысказанной тоски.
Та, что сидела в трюме среди рабов, тоже была смуглокожей. Она терялась в темноте, сливаясь с ней, смотря черными глазами наверх, ощущая грубый металл, уже поранившей кожу молодых рук.
Белое льняное платье истрепалось внизу, порванные рукава оказались оторваны, обнажая плечи, как и разорванный больше вырез платья, едва прикрывающий груди.
Голос не смолкал, неся в тишину и скрип Прóклятого свою песнь.
Она знала, что скоро, когда линия синего горизонта закончится, а ненавистный бриг причалит к порту, её продадут на рынке, как и десятки других таких же, как и она – вещей, рабов, товар. Что за неё заплатят больше – ибо молода, хороша собой, а кожа её, как темные зерна кофейного дерева, манит к себе руки белокожих Хозяев.
Оаху знал свой бриг и умел ходить на нем бесшумно. Прóклятый, словно и правда помогал ему. Носки сапог появились на лунном свету, мощная чуть ссутуленная фигура вышла из тени, вырисовываясь намного четче, давая себя рассмотреть куда лучше, чем в трюме. Показывая более хищный в темноте ночи профиль, сжатые в одну линию губы и выделяющийся черной меткой шрам. Закатанные рукава явили взору крепкие руки, не раз сворачивающие шеи и имеющие для этого силу. Расстегнутый ворот рубахи открыл вид грудной клетки и шеи, исполосованной таким же узором, что был и на самом Гордоне Фицрое от недавнего времени.
-
Капитан Прóклятого ответил ничего не подтверждающим и не опровергающим звуком на взгляд Гордона, все тоже то ли хмыкание, то ли гыкание, прищур темных провалов зрачков, схожих на колодцы или океанское дно. Пальцы потерли подбородок и шею, прежде чем МакГрейн удалился к штурвалу, к Аттиксу, переговариваясь с ним коротко о предстоящем маршруте.
Оаху знал, что он их видел. Точно тысячи глаз имея на корабле, сливаясь с ним воедино. Возможно, он видел ту тень, застывшую и шагнувшую назад во тьму, стоило ей увидеть и услышать двоих в трюме, притаившуюся рядом с ними, мелькнувшую своей рыжиной.

+1

8

Фицрой не оглянулся на своих людей, не посмотрел он и на Двейна. В нем не было сомнений. Его люди с точностью выполнял его приказ, в том числе и Меченный. Ну, разве что Барлоу замешкается на несколько секунд, делая вид, что выполняет приказы не охотно или в любой момент может передумать и остаться. Его люди нервничали, все кроме братцев Барлоу. Один был спокоен, потому что чувствовал себя на Проклятом как дома, второй себя вообще везде отлично чувствовал, за время своих скитаний, привыкнув к резкой перемене обстановки. Сплошное приключение длиною в жизнь. Правильное отношение к жизни, по мнению Фицроя, особенно когда ты не управляешь ситуацией в полной мере.
- Мне все равно на твоих людей.
- Мне до твоих тоже.  – Хорошо, что они сразу решили этот вопрос. Естественно волноваться за сохранность своих денег, своего корабля, штурвала, здоровья команды, если хочешь управлять кораблем – приходится иметь дело с людьми, управлять бригом самостоятельно могут разве что языческие боги. Протянутую трубку Фицрой проигнорировал, со стороны даже не заметил, что ему что-то протягивают. Как не заметил насмешки в глазах человека одетого как последний юнга, право сапоги были хорошими, были когда-то.
- У меня к вам есть дело.
Не сел, остался стоять. Всем свои видом показывая что торговаться не намерен, не торговец, в конце концов, а идея реквизировать чужой корабль все еще занимала холодным ум Фицроя. Рискованно, но пират и риск ходят рука об руку друг с другом. Убивать капитана Проклятого он не планировал, попросту не видел смысла. Зато Гордон заметил резкий переход с «ты» на «вы» когда они дошли до дела.
- Если тебя поймают и приговорят к виселице, мы сможем тебе помочь. Не всегда сможем, но можем попробовать. Как попробовал Двейн и у него все получилось. – Проведя рукой по намечающейся бороде, Гордон пытался перешагнуть через себя. Он не любил рабство, очень не любил, о существовании рабства кричал всем своим видом Абимбола, которого Гордон практически вытащил с корабля работорговцев, такого корабля как Проклятый. Об отвращении к нему говорили боги отца и матери Фицроя. Но при всей своей нелюбви к пиратству, Фицрой понимал, что ему важнее сейчас добраться до своих кораблей, важнее вернуться к своим людям. Проблему рабства он сможет решить потом. – Я выделю кусок земли рядом с моими землями на новых территориях, где ты сможешь держать свой товар, сколько тебе вздумается. Могу помочь найти людей, которое буду присматривать за ним, но если ты хочешь заручиться моей полной поддержкой, тебе придется принимать участие в моей войне. Чтобы я не задумал – избавится от конкурента, врага или стать Хранителем Кодекса – я позову, ты приплывешь и направишь свои пушки на неугодных мне. Говоря иначе, тебе не будет плевать на моих людей, как мне не будет по ветру до твоих.
Неважно во что одет человек. Если он барон, то он и голый остается бароном.
- С каждой продажи…
Заглянув в безумные глаза Оаху, Фицрой молча, отстранил его от себя, пройдя мимо него, он взял трубку оставленную Джеймсом на столе. Там же была бутылка, початая Двейном, был и пустой стакан для рома, который отчего каждый игнорировал. Взяв бутылку, Фицрой наполовину наполнил стакан до половины. От проклятого дыма кружилась голова, но Гордон не стал пить. Вместо этого он взял тлеющую трубку Оаху и опустил ее в стакан, помешивая ею содержимое, не обращая внимания на язычки пламени, пляшущие на поверхности выпивки. Пламенные демонята обнимались, вскидывали руки вверх и кружились, кружились, они почти ныряли в воду, тухли и возрождались, вновь кружась в своем гипнотическом танце. Перестал Крысобой только когда убедился в отсутствии едкого дыма. На Грешнике у Абимболы и Двейна были свои места для призвания духов или ухода к ним, издалека замечая, когда эта парочка начинала творить магию, Фицрой проклинал их своими богами и торопился перейти в другую половину корабля, к себе в каюту.
- Не кури при мне, и мы договорились. – Поставив этот пункт в обязательные условия, Гордон, не оборачиваясь, вышел из каюты. Дверь осталась на половину открытой.

Три дня спустя

Покачиваясь в своем гамоке, в полной темноте, среди храпящих пиратов и раздающегося пения невольной красавицы, Фицрой обдумывал все, что за сегодня произошло. Дженри начинал успокаиваться и наедать жирок, Вещун занимался своим любимым делам и клятвенно пообещал не проклинать Двейна, раньше момент, когда он поправится и сполна сможет насладиться действием проклятья. Что еще произошло за этот день? У Эвандера развивалась паранойя, он был свято уверен, что его хотят обокрасть, о чем не преминул сообщить каждому члену команды Грешника, за исключением Двейна. Фицрой отдыхал, отдыхал до того момента пока не решил с Эвандером спуститься в трюм и поискать, что-нибудь вроде доски для мельницы или любой другой игры, играть в кости они устали на второй день. То что увидел в трюме Гордон заняло его мысли, отодвигая все остальные проблемы на второй план. Спускаясь в чрево кита, пришлось спешно заткнуть отвисший рот счетовода, опасаясь что он может выдать их с головой. Забыв как дышать, в создавшейся тишине он слышал недолгий разговор между Барлоу и Оаху, он слышал бешено стучащее сердце Эдмунда и до появления Оаху пару минут назад, он думал что им удалось остаться незамеченными. В тот же час Эдмунд очень долго разговаривал с Вещуном, намного позже Фицрой понял, что Эвандер требовал с него деньги за проигранный спор, когда Вигго желал видеть своего братца в страстных объятиях здешнего капитана и матросов. Опасаясь, что их разговор могут услышать все, Фицрой вступился за Эдумнда, выступая на его стороне. Обоим было приказано не трепать языком и не сочинять сказок про матросов и русалов. Впоследствии он пожалел о своем поспешном решении. В момент разбогатевший квартирмейстер теперь ощерился пистолетом, сильно рискуя своим и чужим положением. Не торопясь на тот свет, Гордон разрядил его пистолет при первой возможности. Страшно подумать, что будет если Эвандер разрядит пистолет в кого-нибудь из матросов Проклятого.   
Он ждал когда все уснут, чтобы встать и пойти искать Двейна. В отличие от них, Барлоу нашел себе уединение, соорудив себе нору в трюме корабля. Именно туда отправился Фицрой. Он недавно видел поднимающегося Оаху, даже смотрел ему в глаза и все, равно спускаясь по лестнице, вспоминал увиденное раннее, опасаясь, что сейчас увидит разведенные на всю длину кровати ноги Барлоу и капитана Проклятого трудящегося над ним. Воображение сыграло так ярко, что Фицрой остановился на полпути, соблазняя себя мыслью развернуться и вернуться обратно, досыпать. Может у него судьба такая подбирать себе определенный тип старпомов. Достаточно было вспомнить прежнего и его судьбу под килем. Может быть, стоило и Двейна протащить? Будет у него только один глаз, а на Тиле станут говорить, что так Крысобой отмечает своих бывших первых помощников.
Подобно Оаху, Фицрой не стал ничего говорить, по крайней мере, сразу ничего говорить не стал. Охов и вздохов он тоже не услышал, уши перестали хотеть свернуться как устрицы и втянуться в череп.  Немой статуей Фицрой застыл на границе света, рассматривая спящего Двейна, не сомневаясь, что он спит. Сложив руки на груди, Крысобой наблюдал за ним долго, а в голове вертелось миллион вопросов, которые он спешил задать. Собственно он и молчал, не потому что боялся задавать вопросы, скорее не знал который из них выбрать первым.
- Вигго проспорил Эдмунду десять золотых. Рассказать в чем заключался спор? Вигго не верил, что ты посещаешь балморских мальчиков. Эдмунд напротив думает о тебе самое плохое. Вот и теперь. Причем, как считаю я, он только делал вид, что верил пока не увидел тебя в объятиях Оаху.
Помолчал, силясь по лицу Двейна определить, о чем он думает.
- Собственно я хотел узнать, как часто крысы таращились на мой обнаженный зад?
Вот почему они себя так странно вели!

+1

9

- Протянешь меня под килем?
В задумчивости протянув свой вопрос, Двейн сощурился и наконец-то уставился в упор на Фицроя. Он скрывал то, что услышанное буквально леденило его загривок. Страх, дикий и необузданный, прокатившийся волной по его телу, заставивший окаменеть, лишивший возможности двинуться.  Страх, липкий, горький, как протухшая рыба, склизкий как слизняк и тина в болоте, парализующий своим ядом и похожий на трескот гадюки, сидящей в его голове.
С плотным горьким комом в горле, что не сглотнуть, не выплюнуть, не запить чтобы его лишиться.
Тело окаменело и внезапно ощутило возможность двигаться.
Страх был скрыт темнотой трюма, плескаясь в глубине зрачков пирата, старпома Грешника, прячась настоящей сукой в покрове ночи, притаившись как крыса в углу, чтобы цапнуть за щиколотку человека. Если бы Фицрой был животным, то он бы ощутил его, эти флюиды, этот изменившийся аромат тела, увидел бы как дрогнули ноздри мужчины, как тот стиснул зубы, сжал пальцы в кулаки и….
Смех, низкий, гортанный, ехидно-злой, сердитый, с нотками осторожности и скрытой той самой напуганности.
- Ты лучше спроси Эвандера, что он делал в тех борделях, раз видел меня Там.
Да, Двейну было страшно, но этот ледяной ком с щупальцами начинал понемногу его отпускать, позволяя мыслить если не здраво, то хоть как-то. Вместе с безумным плотоядным блеском – я убью тебя, Эдмунд.
Я убью тебя, морская дрянь, крыса подкильная!
Этот взгляд Фицрой мог увидеть на лице своего старпома, внезапно попытавшегося встать, подставив лунному свету половину своего лица и в том числе бешеный злой чернеющий от расширившегося зрачка глаз.
- Не люблю мальчиков.
Глухо отозвавшись, взрыкнув, Двейн потер свой затылок, загривок, смаргивая остатки уже отсутствующего сна и облизывая пересохшие губы, лихорадочно ища взглядом свои ножи. Они благодарно и маняще блестели все на том же лунном свете, заставляя каннибала оборвать свой хриплый то прерывающийся, то возвращающийся смех полностью.
- Ты берешь пример со своего… Правильного Счетовода?  - прекрасно понимая, что Фицрой судя по всему видел всё, что было в трюме, а выходит и слышал (от этого снова холодело внутри и Двейн чувствовал себя пойманной акулой на гарпун), Меченный кряхтя встал и ощутил слабость в своих ногах, вместе с внезапной почти тошнотой.
-   Я не таращился на твой зад, Гордон. Никогда, будучи крысой.
Жестко, с обидной нотой, возмущением, шипящим голосом, сморгнув и уставившись в чужие слишком близко находящиеся глаза, Двейн оскалился. Сейчас он как никогда сам походил на крысу, которую поймали и в насмешку подпалили хвост.
- Ты за кого меня принимаешь?! За… За… - оборвав резко поднявшийся тембр голоса, прорычав ругательства на своем болотном наречии, срываясь на ругань и проклятия, начиная мерить угол трюма хромающе быстрыми шагами, Барлоу прекрасно помнил судьбу капитана Справедливого. Себе он такую не хотел, и она его пугала. Он знал, что в отличии от Алэно, он не выдержит такой прогулки под килем. Отчего знал – не мог объяснить, но увиденного ему хватило с головой, и он предпочел бы быть повешенным, чем протянутым таким образом в качестве наказания.
Облокотившись спиной о дерево, ощущая, как мерзнут кончики его пальцев, Барлоу сглотнул. Пожалуй, шумно, сам того не слыша и не зная.  Найти каких-то слов Меченный не мог. И потому его голос и говор срывался на другой язык, часто запинаясь в тяжелых попытках найти то, как оно звучало бы на хельмовском, путаясь и хмурясь, чувствуя себя скорее юнгой, чем уже взрослым пиратом, юнгой, которого застали за подглядыванием утех капитана с очередной портовой шлюхой.
- Я предпочитаю убивать их, - сверкнув мрачным взглядом, изогнув в ухмылке свои губы, Двейн вспомнил и ощутил себя самим собой. Он – каннибал, и всегда им был. И открывать какие-то свои личные мотивы и предпочтения, то, что никогда не знала его команда, никто, даже сам капитан, Барон Гордон Фицрой, Крысобой, ему было не легко, ему не хотелось. Он предпочитал убивать тех, кого подминал под себя, даже на Балморе. Но на Балморе это было сложнее всего, за тела приходилось платить. Он не любил мальчишек. Они раздражали его. Он любил свои ритуальные шаманские безумия, он убивал не всегда тех, с кем спал, если те были мужчинами. Тому пример капитан рабовладельческого брига.  – Оаху другой. Он – равный. Другой. Опасный, он мне брат.
Задумавшись, прищурившись и уставившись на круглый белый блин на небосводе, Двейн нахмурился еще больше.
Объяснять то, что понятно язычнику, поедающему человеческое мясо, очень тяжело тому, кто не такой.
- Я дал тебе слово не трогать нашу команду на Грешнике. Я держу его, Гордон. Я не трогаю команду, я не ем её, я не трахаю никого, кто стоит и ходит по нашей палубе. Ты сказать мне дать слово? Я его дать. Тебе.
Ломано почти выплюнув, Барлоу усмехнулся. Сердце выдавало бешеный ритм, он все ещё боялся, так, как никогда ещё не боялся. Крысобой, смотрящий на него, Крысобой, ставший ему Главой и тем, кому он подчиняется, Крысобой – тот, кто имеет власть. И он может протянуть его, Меченного, под килем. 
- Давно не спать с Оаху. В трюме мы… Посмеялись.
Не собираясь объяснять их шутку с Оаху, Барлоу также не собирался объяснять повторно, что в большей степени спит с женщинами. И что у него много незаконнорожденных детей.

Сутки спустя.

- Капитан! Судно по горизонту!
Ощерившийся Прóклятый рассекал морскую шкуру, яркое слепящее солнце нагревало всем головы и палубу. Забегавшие матросы заливисто посвистывали и гоготали.
Двейн слышал их плохо. Он сидел, прислонившись спиной  к бочке, подставив лицо тени, смотря из-под полуприкрытых век на небо, видя белые разводы облаков, и курил.
Трубка выпускала прозрачный дым, рассеивающийся и уносящий его, Меченного, за собой прямо ввысь.
Тело было легким, свободным. Оно наливалось неуловимой силой и становилось ещё более ослабшим. Тысячи глаз смотрели на Двейна и Двейн смотрел ими на каждый угол корабля. Длинные тросы брига превращались в шипящих змей, а люди с обглоданными черепами и телами ходили вокруг него.
Двейн уставился на Гордона Фицроя, появившегося на шум. Отрастающие рыжие волосы на солнце превратились в кровавые лоскутки разрезанного и почти стянутого ножом скальпа.  Обглоданные пальцы Крысобоя сжали перила, а сам он с безобразным лицом кривился, смотря куда-то в сторону.
С рыбьим лицом появился Эдмунд.
Он вызвал в Меченном приступ злости, которая тут же лениво погасла, так и не зародившись и не распалившись до конца. Рыбья морда ската издавала странные звуки, которые перекрывали десятки звенящих кандалов. Двейн слышал их звон, идущий прямо из пуза большой акулы, на которой сидел.

- Это фрегат.
Джеймс сложил трубку и склонил голову на бок. Чужое судно скоро должно было нагнать их, но сам Оаху явно от этого не испытывал никакого ни восторга, ни страха. Его маслянисто голодный взгляд уставился на растущую точку на водной линии. После разговора с Гордоном он согласился на его условия. Также рассмеявшись, как обычно смеялся Двейн, безумно, но с той долей неясного соглашения, которого могло вылиться в неизвестно что.
МакГрейн согласился прийти и оскалить пушки своего Прóклятого на тех, кто не угоден Фицрою. Как и остался доволен, что ему дадут кусок земли для его «дел», разве что от чужих людей ему потом придется отказаться, каким-нибудь способом. Каким – он ещё решит.
- Мой товар не должен пострадать.
Напоминая, отдавая команду готовиться к бою, Оаху смотрел внимательно на фрегат. Собственный флаг Орллеи он не снимал со своего брига и тот развивался на поднявшимся небольшом ветру, украшая корму как некую кокетливую деву, виляющую задом перед неожиданно пустившимся в погоню за ней ухажером.
- Подпустим их к себе. Позволим ступить на палубу. Аттикс! Готовь дымовые бомбы!
Расчет Джеймса был до ужаса прост. Чувство азарта уже подливало масло в его кровь, распаляя безумный огонь. Резко срываясь на быстрый шаг, Оаху скрылся в трюме, чтобы вернуться уже во всем вооружении, прикрытом капитанским камзолом. Не плохим камзолом, выдающим в нем торговца не малого ранга. Не смотря на свое небритое лицо, он уже изменился. Точно скинув с себя шкуру ссутулого убийцы, наемника и язычника, преобразившись до морского офицера с выправкой, смотрящего не так, как смотрит пират.
Снующая команда по палубе не давала чужим глазам, определенно смотрящим с фрегата, заметить спешки. Действуя так, словно они не раз это делали, обманом беря судна, проявляя ту хитрость, которую не мог не заметить и не оценить Фицрой, пираты-работорговцы прятали «приметное» чужому взгляду в трюме. Мушкеты и сабли, как и морды головорезов, не подходящих для приличных дел, скрывались внутри. Остаться пришлось Эдмунду, как самому «опрятному», подходящему тому, кем сейчас был Джеймс Оаху МакГрейн.

- Дай мне саблю. Дай мне…
Шипя, рыча, Барлоу оскалил свои зубы, сжимая рукоять сабли, которая оказалась слишком быстро выбита. Дурманные травы все еще стискивали его голову и делали реакции более медленными, но гашиш или нечто иное, данное Оаху ему, вызывали злостное раздражение к чужим рукам, сопроводивших его в трюм, вконец притаившейся толпы.
Оказавшись в темноте, смаргивая часто и плохо видя в ней, пошатываясь и цепляясь за стену пальцами, ногтями её царапая и не чувствуя от этого сейчас никакой боли, вгоняя занозы, Барлоу вцепился в плечо Гордона.
Он хотел оказаться с ними. Там, где будет проливаться кровь, там, где начнется свистопляска и начнет свой ритуальный танец Оаху, растерзывая тела чужих матросов.
Там, где сейчас на палубе ходят тихо чужие стопы ног, а под палубой, под тонким слоем древесины притаились десятки голодных звериных глаз, ожидая единственной команды для начала кровавой бойни.
Тело подрагивало от звериного азарта, попавшийся на глаза Вигго, вызвал приступ ярости и протяжно сиплого рычания. Двейн, словно срывающийся с цепи безумный пес, с налитыми покрасневшими глазами, едва не брызжа слюной, не отставал от команды и самого Гордона, стоя в конце, рядом с ним и их людьми.
- Где мои ножи… Кто… взять ножи… Где они?!
Жадно и порывисто шаря по собственному телу, не находя их, Меченный застыл, когда раздался единственно верный звук – сброшенный к ним трап, громко ударившийся о тело Прóклятого, пославшего волну дрожи нетерпения по спрятанным в трюме пиратам.
Ножи оказались в его руках, под ладонями. Он снова чувствовал себя собой, ощущал привкус крови во рту и жадное горячее дыхание замерших тел вокруг него, столпившихся, сбившихся в одну единую стаю.

Отредактировано Dvein Barlow (2017-04-16 23:32:49)

+1


Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » Нет, Балмора потом, сейчас Оаху!


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно