Береника Девейл-Боттон домашними неизменно звалась Бианкой, как всегда величала ее бабушка Аделины, и принесла с западного приморья Атлантии мужу не только неплохое приданное, но в жилах своих горячую и непокорную кровь с Балморы, доставшуюся ей по женской линии. Ее мать, роскошная и высокомерная красавица, слыла неукротимым нравом, часто выражавшимся в презрительном изгибе полных губ, стоило лишь чему-то не понравиться этой богине морской пены. Темно-каштановые, длиной доходящие до колен, густые и непокорные волосы она всегда носила распущенными, придерживая венком из живых цветов, а ее прямой взгляд густо-коричневых, почти черных, глаз, в обрамлении настоящего веера из смоляных ресниц, пышных, изогнутых, не оставлял ни одного мужчину на ее пути непокоренным. Ее верность своим богам, таким же диким и страстным, как сама Бианка Фальгрелли, создала в Атлантии почву для слухов, якобы развратная и чувственная красавица никогда не находила постыдным утолять свою звериную жажду похоти с тем, кто приглянулся, но так же безжалостно гнала вчерашнего любовника прочь, ибо в новом дне места ему подле нее не было. Злые и завистливые языки – мастера судачить, поскольку никому не известно было, так это или нет, но одно было ясно – величественную Фальгрелли боялись даже в доме мужа. Неистовая и в жизни, и в любви, статная и гибкая Бианка владела кинжалом, танцующим в ее тонких пальцах, лучше иного воина, а уж несущаяся бешеным галопом теттриппа, ведомая этими неожиданно сильными руками, не раз внушала ужас горожанам. Две белые дышловые, цвет атлантийской крови, и две пристяжные рыжие, сияющие на солнце, как золото, веером несли по пыльной дороге колесницу, на которой невозмутимо и неподвижно, как статуя, стояла, чуть присев в коленях, облаченная в белоснежное платье с золотой вышивкой, эта своенравная женщина с гордо поднятой головой. Беренику она родила на третий год брака, и уже с детства девочка представала всем копией своей матери, потому-то много лет спустя начнут и ее звать за спиной Бианкой. Увы, как оказалось, были у не сдерживающей язык Богини и враги; однажды, жарким днем, ворота имения едва успели распахнуть, когда в них на всем скаку влетела осатаневшая тетриппа, задавив двух не слишком расторопных слуг и остановившись, лишь когда угол колесницы не смог выйти по резкой дуге в внутренний двор и зацепился за столб. Портик накренился, но кони остановились, в пене, дрожа и храпя всем телом, и не все сразу поняли, где их хозяйка, но от удара колесница накренилась, и с приступки вниз свесилась безвольная рука Фальгрелли. Как выяснилось, неизвестные подкараулили ее на повороте дороги, где тетриппа снижала скорость всегда, и один из них метнул короткое копье, вонзившееся прямо в борт колесницы у рук, но, как установили по следам, эта бешеная женщина не дрогнула, взвизгнув своим высоким чистым голосом, и коронные клич «Айиих!», вместе с движением поводьев, стал для дышловых сигналом. Понимая, что у нее нет шансов обороняться, она впервые нарушила слово мужу не проходить мыс на всем скаку и отправила четверку в карьер, идя на таран тех, кто пытался ее перехватить. Тренированные для гонок колесниц лошади исполнили волю возницы, ни секунды не медля, и нападавшие вынуждены были отскочить, но нож, брошенный в спину, все же нашел свою цель. Как гнала свою четверку в тот день бабушка, которую Аделина никогда не видела живой, торопясь домой, к мужа и дочери, понимая, что рана серьезная, и с каждой каплей крови время неумолимо уходит, вряд ли способен гнать кто-то еще, не каждый мужчина рискнет, управляя горячими, бешеными жеребцами лишь музыкально четкими и плавными движениями пальцев, нестись с такой скоростью…. Вторую руку хозяйки обнаружили крепко примотанной за запястье вожжами к поручню, очевидно, чувствуя, что вот-вот потеряет сознание, она сделала это, дабы не выпасть, когда сил стоять уже не останется. Но перед тем вожжи были обвязаны вокруг него так, чтобы не притормозить скакунов резким движением падающего тела. Беренике в тот год исполнилось всего десять, но безутешный отец больше так и не женился, возведя в дальней комнате дома настоящий алтарь своей вечной скорби. Он отослал дочь этим же летом на воспитание к своей сестре, вышедшей за барона из Мидейвелшира, поскольку, всем было очевидно, ее невероятная внешняя схожесть с матерью без ножа рвала его несчастное разбитое сердце, и кто бы сомневался, что вряд ли сыщется во всех краях женщина, способная затмить собой Бешеную Бианку Фальгрелли.
Однако, как подметила тетка, которая и заменила Беренике семью, от яростного и переменчивого нрава матери в юной красавице не было ничего; она была тиха и благовоспитанна, смущаясь резкому грубому слову и пасуя перед чужой силой тела или духа. Наверно, именно поэтому она приглянулась старику графу, искавшему своему сыну партию, ибо баронесса сильно сомневалась, что степенный и родовитый хайбреец, страстей в котором не было и на грош, подпустил бы в семью столь непредсказуемую особу, какой была Бианка с Балморры. Каково же было изумление ее, когда она, много лет спустя, поняла, в кого этот вспыхнувший с серо-зеленых глазах маленькой девочки, дочери Береники, блеск. Воспитание в хайбрейских традициях, конечно, наложило свой отпечаток, но уже к четырнадцати ее годам у обеих не осталось и сомнения, что нрав Фальгрелли, минуя дочь, вжился в внучку; кто бы смел перечить ей, чтобы не стать объектом такого же неистового возмущения, и даже непреклонный и твердолобый Гордон Миддлтон частенько преклонял голову перед натурой дочери. Там, где из нее нужно было выбить все дурные наклонности, пусть даже и поркой, попустительствовали, и очаровательное создание лазило по деревьям, носилось верхом, как амазонка, сбегало в парк, даже дралось с братьями, поскольку те, еще не оперившиеся мальчишки, по своему уразумению проявляли все признаки попадания под чары ее, а именно, споря, донимая и дергая за волосы. Когда в доме появлялись де Мортены, каштанововолосый бесенок будто бы притихал, поначалу столкнувшись с ледяной стеной невозмутимости своего двоюродного дяди и его отца. Все чаяния бабушки и Береники были разрушены, поскольку уже к тринадцати годам их любимицы на этом свете окончательно стало понятно, что, не мытьем, так катаньем, и пугавший их, взрослых женщин, хладнокровный и неприступный юноша давно пал пред чарами юной подруги. Он потакал плутовке с той легкой и непринужденной радостью, которая всегда свойственна влюбленным мужчинам, находящим и свое душевное удовольствие в довольном блеске девичьих глаз. Но, меж тем, ни старая баронесса, давно овдовевшая и поселившаяся в замке воспитанницы, ни сама матушка Аделины не находили ничего предосудительного в том, что дочь постоянно где-то носится в компании виконта. Они скорее поверили бы, что завтра солнце погаснет, чем в то, что в этой компании была какая-то опасность, и все же их начинал занимать последний год, почему же граф Мортеншир еще не заводил разговоров о сватовстве. В эту весть о приезде родни они уже уверенно, не сговариваясь, вложили уверенность в том, что в этот-то раз неизменно будет оговорена помолвка. И, сейчас, в этот самый момент, распивая чай в маленькой гостиной, выражали свое возмущение тем, что гости уже несколько дней, а новостей не слышно.
А Аделина, продолжая дуться, меж тем, без какой-либо боязни подходит вновь к другу, ведомая его настойчивостью и крепкой хваткой, и щурится на грани перед вспышкой гневливого возмущения, поскольку ей кажется, что его пальцы уж слишком сильно сжимают ее запястье, и это ей совсем не по душе. Она не глупа, эта пятнадцатилетняя девушка, и подобное сближение почти в приказном тоне с любым из ее знакомых юношей заставило бы румянец разгореться на ее щеках, а сердечко учащенно забиться, но здесь перед ней был ее давний, хороший друг, в адрес которого она и на секунду не подозревала возможной страсти или любви, что бывает в романах меж мужчиной и женщиной.
- Хорошо же! – рассмеявшись, когда ошарашенный кошачьим визгом мужчина отступил и покачнулся, смилостивилась девушка. – Я покажу вам парк, только ни слова папеньке и маменьке, а еще не надо давить моих котов! – и, растеряв в мгновение ока все свое былое недовольство, ловко поддела пальцами точеный гасконский нос де Мортена, подхватила подол и резво понеслась вниз по оставшемуся пролету, спрыгнув через последние три ступеньки на землю и заговорщески округлив свои большие глаза – мол, ну быстрее, заметят же, - а потом и вовсе, задрав подол повыше уже обеими руками, припустила во всю прыть в сторону парка, стараясь скорее пробежать, как всегда, открытую площадку между парком и замком, пока не влетела на всей скорости на аллею парка, возбужденно дыша и хохоча от собственной шалости, сверкая озорными глазами так, что хватило бы поджечь целую деревню, она прижалась спешно к могучему кривому стволу, вглядываясь из тени в окна замка – а не приметил ли кто?
- Кажется, маневр удался! – ввернула она услышанную в каком-то папенькином рассказе военную фразочку, обращаясь к другу. [AVA]http://s019.radikal.ru/i620/1706/64/b513fdf7e36c.jpg[/AVA]
Отредактировано Adelina Middleton (2017-06-12 11:20:04)
