Этот месяц оказался непростым. Совсем непростым. Нападение, непонятная хворь, события, которые требовали немедленного вмешательства и действия. И можно было бы сказать, что все не очень хорошо, все летит в какую-то пропасть, если бы не события другого характера, такие светлые и радужные, которые, для меня лично, перекрывали все последние невзгоды. Рождение сына, присвоение ему титула виконта Глостерширского, выздоровление. Даже из нападения можно было извлечь выгоду. Три стрелы. А все еще жив и здоров! Особенно фанатичные верующие называли это не иначе, как чудом. Полагали, что не просто так, и Создателю просто нужно, чтобы я жил и продолжал свое дело. Верил ли я сам в этом? Едва ли. Без Робитэйла и заботы моей прекрасной жены, лежать мне в той же яме, где покоятся остальные гвардейцы. Но сказано это не было. И все поддерживали мысль о чудесном выздоровлении и покровительстве дому Баратэонов самим Создателем. Впрочем, даже это событие отошло на второй план, особенно после того, как я получил письмо от лорда-регента, Генриха Найтона. Я не стал разбираться, посылать ответное письмо, желая прояснить ситуацию. Нет, я сразу  вознамерился сделать то, что мне поручено: начал сборы для отправки в столицу. Новая должность подразумевала полную отдачу, и я прекрасно понимал, что больше не смогу оставаться ни первым советником при герцоге Гасконии, ни маршалом объединенной армии. Последовали изменения, о которых, с согласия Его Светлости, я вознамерился сообщить на большом совете, созванном в Руаншире. Все прошло так, как мне было нужно. И сейчас оставался лишь один вопрос. Безопасность. Не только моя и моей семьи, но и региона в принципе. Пора вырезать врагов. И для этой задачи я вызвал того, кому доверял на протяжении многих последних лет. Фрэнсис Медроуз. Оказавшись в нашей семье совершенно случайно, поневоле, казалось бы, этот человек должен презирать Баратэонов за то, что отняли самое дорогое, что только может быть у знатного дома – землю. Но нет. Мы с ним знакомы так давно. И столько дел поручено и выполнено, что сомнений в преданности этого человека, пусть и подкрепленной монетой, у меня уже не возникало.
- Ваше Сиятельство, барон Медроуз, - сообщил управляющий поместьем, мистер Свонн. После совета в Руаншире я вернулся домой. Буквально на несколько дней, чтобы собрать оставшиеся вещи и уже отсюда, из порта в Орлеане, двинуться к столице. В Бэйлор вернулись все. Увы, вопреки надежности Ильхана, я не мог оставить жену и новорожденного сына в Глостершире. Только тут, в окружении исключительно своих людей, которых знаю и в которых уверен. Бэйлоршир. Каждый уголок его земли. Не графство, а настоящая крепость! Нет места надежнее. Так мне будет спокойнее. Зная это, сейчас же я сидел в своем кабинете, и писал на листе бумаге письмо своей сестре, графине Руанширской. Не отрываясь от текста, я молча кивнул, и управляющий быстро запустил в кабинет мужчину. Я же продолжал молчать, не отвлекался. Пока не закончил. Буквально несколько секунд, и вот я наконец-то подымаю голову.
- Фрэнсис, рад тебя видеть, - спокойно, с легкой улыбкой на устах, произношу я, после чего все же встаю и протягиваю старому знакомому, можно сказать даже другу, руку. А потом указываю ему на кресло, что стоит напротив стола. Улыбнувшись уголками губ, я направляюсь к небольшому шкафу, где располагается кувшин с легким вином. Через несколько мгновений, перед каждым из нас уже стоит наполненный кубок. – Надеюсь, ты успел отдохнуть, поскольку предстоят непростые времена. И ты один из немногих, кому я могу доверить самое дорогое. И самое важное. Через пару дней я отбываю в столицу. Не знаю, сколько там времени проведу, и уж точно не могу предположить, что меня там ждет, но… моя жена, леди Аррен, и мои дети остаются тут. Я хочу поручить тебе их безопасность. Тебе и Томасу, - разумеется, я оставлял дома только самых надежных. Томас – капитан моей личной гвардии и один из лучших друзей, обычно всегда был рядом. Но я лучше поступлюсь собственной безопасностью, нежели безопасностью тех, кого люблю. Роксанна, Эмир, Роланд, Адриана, матушка – я должен быть уверен в безопасности и спокойствии каждого. Хотя Роланд уже достаточно взрослый для того, чтобы отстоять себя и навалять противнику, все же он остается для меня ребенком. – Если в столице будет спокойно, я напишу, и ты сопроводишь Роксанну с Эмиром ко мне. Но это еще не все. Есть и другое… все в порядке?
Дела, сразу дела. Как это присуще мне. Я так долго говорил, рассуждая о безопасности своих близких и своих пожеланиях, что лишь взглянув наконец-то на Фрэнсиса понял, что… что-то определенно не так. Излишне задумчив. Или и вовсе растерян? Уверен, ничто не помешает этому человеку исполнить свой долг, выполнить мое поручение, но такое поведение – редкость. Так что же случилось. И должен ли я об этом знать.

- Ты думаешь, Фрэнсис? Ты должен быть уверен, - побалтывая в руке кубок с вином и все еще продолжая пристально смотреть на собеседника, протянул я. После чего все же вздохнул и сделал несколько глотков вина. Действительно, с каких это пор Фрэнсис просто «думает»? Это лишний раз подтверждало мою догадку, и все же мужчина не спешил делиться. Да я и не настаивал. Сказал продолжить, значит, можно продолжить. – Адмиралом флота отныне является Мурад Тайлан, граф Аджманшира. Ему я поручил провести тщательное расследование того, что произошло не так давно во флоте, - произнес я, не особо вдаваясь в подробности. Будучи приближенным ко мне человеком, Фрэнсис прекрасно осведомлен о бунте, как и о том, кого именно я в этих волнениях подозревал. – Однако ввиду своей должности, его руки связаны некоторыми… нормами, - бросив на наемника мимолетный взгляд, я улыбнулся уголками рта. Адмирал вынужден действовать официально, от чего такие люди, как Фрэнсис Медроуз, к счастью, освобождены. О да, я был готов пойти на все, лишь бы найти и наказать виновных. Даже если придется действовать такими, темными способами. – Не так давно ко мне попало письмо. В котором указывается одно имя. Предполагается, что именно этот человек стоит за волнениями. Я хочу, чтобы ты отправился в Атлантию. И разузнал все, что можешь. Об этом человеке. И его семье.
Разумеется, я имел ввиду слежку и сбор информации. Любой намек на соприкосновение с теми, кого принято считать врагами. Будем считать это неофициальным расследованием. И я не стану медлить. Но прежде. Чуть наклонившись, я протянул Фрэнсису то самое письмо, в котором четко оговаривалось имя виновника. Вернее, виновницы. Ада Данаос. Какое совпадение! Сестра графа, который незадолго до того был уличен в связях с Орллеей. Лично я никогда не верил в такие совпадения. А даже если это и оно, сестра, можно сказать, сильно подпортила этим жизнь своему брату. И не только ему. Даже Карим, лорд Латифа, причастен он к действиям своей жены или нет, обязательно ответит. Время бездействия прошло, любой акт неповиновения будет караться. И все же так как дело касалось знатного дома, действовать грубо, если так можно выразиться, было никак нельзя. О нет, здесь нужна была аккуратность, и именно поэтому услуги Фрэнсиса сейчас особенно полезны. Вот только сам Фрэнсис сейчас больше походит на уставшего от жизни рыцаря, которого на протяжении года гоняли от одного региона к другому. Окинув наемника оценивающим взглядом, я сделал еще несколько глотков вина. Да что же это? Отводит взгляд, вид оставляет желать лучшего. Повлияет ли все это на выполнение задач, которые будут перед ним поставлены?
- Я еще не решил, втягивать в это дело Роланда или нет, - все же решил продолжить свои изъяснения, может, при обсуждении дел, мой старый друг немного приободрится и возьмется за задание с таким же рвением, как брался и всегда! – Я рад, что сын избавился от мыслей стать священнослужителем, но вперед он рвется теперь слишком пылко. Присмотрите за ним, чтобы не оступился.
Вне всяких сомнений, я был рад переменам в поведении сына. Его новым целям, его новым стремлениям. Но ему еще многому предстояло научиться. И делать все это придется параллельно с освоением новой роли: роли мужа. При этой мысли я ухмыльнулся, был горд этим событием, хотел поделиться своей гордостью с Фрэнсисом, но вновь столкнулся с задумчивым взглядом. Что ж, хорошо, вероятно настало все же время узнать, что именно так гложет безземельного барона.
- Фрэнсис, я должен быть уверен в том, что ты справишься, - при этих словах я нахмурился и посмотрел мужчине прямо в глаза. Чуть погодя отвлекся и опустошил свой кубок вина. Пусть представит, что перед ним не сюзерен вовсе, а хороший друг. – Но сейчас меня почему-то гложут сомнения. Впервые с момента нашего знакомства. Так может, ты все же скажешь, что произошло, - я не любил залазить в чужие души, но не в те моменты, когда поручаю этой душе такую ответственность!

Продолжая пристальным взглядом водить по лицу своего наемника, я всем своим видом давал понять, что на сей раз жду честного ответа. Все что можно, уже было замечено. Да и дело коснулось сомнений! Как можно промолчать? Ведь правда, как я могу доверить выполнение таких важных задач и поручений человеку, который похож на выжатый апельсин. И вот Фрэнсис, кажется, не выдерживает. Передо мной появляется письмо. Несколько мгновений я все еще задумчиво смотрю на барона, продолжая при этом побалтывать кубок с вином, и только после этого, с абсолютным спокойствием и отсутствием всякой спешки, ставлю кубок и стол и беру письмо. Что же может там быть такого, что даже таких крепких мужчин, как Фрэнсис Медроуз выбивает из колеи? Земель нет. Ответственности, как таковой, тоже. Так что же могло смутить настолько, что он даже не знает, что делать дальше? Признаться, довольно интересно. Облокотившись о спинку кресла, я вздохнул и развернул сверток. Пробежался взглядом и… Моя реакция, наверное, для Фрэнсиса, такого потерянного сейчас, стала неожиданностью. Но я почему-то внезапно засмеялся. Ожидал увидеть нечто-то ужасное и серьезное, а увидел вполне хорошее событие, которому следовало бы порадоваться.
- Фрэнсис, поздравляю тебя! – тут же протянул я, после чего глянул на барона, который уже стоял где-то у окна. Только вот по его виду было ясно, что я, кажется, обрадовался куда больше, нежели сам виновник всего произошедшего. – В чем дело? Разве это не добрые вести? Ребенок здоров, надеюсь?
Вот уж я точно не понимал подобной реакции. Разве это не естественно? Желать иметь потомков, оставить какой-то след на этой земле. Да и банально: разве не прекрасно смотреть на маленького ребенка и осознавать, что он твой? Пусть даже и родился не совсем так, как… нужно. Если так можно выразиться о непродолжительной связи и временном увлечении. В любом случае, я понимал Фрэнсиса, что касается самой ситуации. У меня было трое детей, однако я знал и о наличии других. Один из них, Уильям, не так давно был мною официально признан. Не скажу, что я относился к своим бастардам, на протяжении всего времени, точно так же, как к Роланду, Норин и Эмиру, но уж точно не приходил в растерянность и не задавался навязчивыми вопросами «ох, Создатель, а что же делать дальше?». У меня было влияние, у меня были и средства для того, чтобы не отказаться от ответственности и подарить детям, если не отцовскую любовь (об этом я, честно говоря, вообще никогда не задумывался изначально), так хотя бы достойную жизнь. Мы в ответе за свои поступки.
- Сколько тебе лет, Фрэнсис? Мне кажется, давно было уже пора, - может, это слабое утешение, да и врятли я хотел утешать. Пусть увидит в этом нечто хорошее. Безземельный барон. Куда проще иметь бастардов, нежели графу! Об этом сразу громко кричать начинают, коль вскрывается. Не очень приятно. – Что же тебя так тревожит? Ты получаешь достаточно для того, чтобы оказывать помощь и поддержку.
Мне казалось все до ужаса просто. Даже когда мне сообщили о Уильяме, я не задумался о какой-то там ответственности, что теперь лежит на моих плечах. Только о том, как бы финансово поддержать семью и самого мальчика. Чтобы у него было будущее. А в случае с Фрэнсисом тут и думать не надо! А вдруг настанет день, когда долги будут погашены. И мы вернем им их земли? Кто же будет ими управлять?

- Ничего, порой и такое случается. Исправишься при встрече, - ухмыльнувшись, протянул я, после чего снова посмотрел на письмо. Пора признать, мы живем в таком мире! В котором не всегда у мужчины есть возможность вспомнить имя той, что стала мимолетным увлечением. Это же взаимно, в конце концов. Врятли Фрэнсис был способен на проявлении силы в таких вопросах. – Ты сейчас напоминаешь юнца, который и меч то недавно в руках держать научился, а тут ему сообщают о рождении ребенка.
Однако если для меня все было просто, барон, кажется, и вправду места себе не находил. Но что же тут такого? Мальчик! Разве не горд любой мужчина рождению мальчика? Да еще когда женщина не предъявляет никаких претензий и требований, а просто извещает о самом факте рождения, а там уж ты сам. Бывает и хуже. Тем не менее, я прекрасно понимал, что эгоистичные измышления графа, привыкшего такие вопросы улаживать монетой (по крайней мере, так было раньше), едва ли помогут барону собраться с мыслями. Тогда я неспешно встал с кресла и снова наполнил свой кубок вином. Совсем легкое, оно ничуть не пьянило, но придавало мыслям особой ясности. А может это всего лишь самоубеждение. Не знаю. В любом случае, я взял наполненный кубок Фрэнсиса и, подойдя ближе, протянул ему его. При этом кивнул, давая понять, что отказа не потерплю. Сюзерену вообще ни в чем не положено отказывать. Ясность приходит с расслаблением, и когда не можешь расслабиться по собственной воле… - выпей вина! В чем-то я понимал Фрэнсиса. В вопросах наследования. И именно поэтому здесь уж решил промолчать. Земли Медроузов и их богатства уже давно принадлежали исключительно Баратэонам, однако никто не исключал возможности их возвращения. Как только долги будут погашены. Требовать барон права не имел, а вот если на то будет моя воля, тут уже дело другое. Впрочем, к этому разговору мы еще успеем вернуться.
- Забавно, что такие вещи делают с мужчинами! Ты способен уверенно заносить меч, хладнокровно и бесстрашно убивая врагов, но напоминаешь загнанного в угол мальчишку, когда дело касается рождения ребенка. И вроде можно избежать этого, да только как отказаться от соблазна? - и я снова засмеялся, после чего в очередной раз сделал несколько глотков вина. Неспешно подойдя ко второму окну, задумчиво окинул взглядом сад, вид на который открывался отсюда. Мне есть, что оставлять. И есть кому. Так может, и вправду мы говорим о совершенно разных вещах? Ведь находимся в совершенно разных положениях. – Я не понимаю твоих страхов, Фрэнсис. Да, твоя служба опасна, но уже на протяжении многих лет для всех ты остаешься безземельным бароном, пытающимся отработать долги своей семьи. Никто не знает, что ты делаешь и чем дышишь. Так откуда внезапно появились сомнения? - с одной стороны, семья – это великая радость и сила. С другой – слабость. Вот такие удивительные противоречия. И если такие люди как я были в относительной безопасности, задеть остальных проще. Если очень захотеть. Может друг и прав, что посвящает раздумьям столько времени, да только итог, как мне казалось, слишком очевиден. Он предрешен, какие бы сомнения мужчина сейчас не испытывал. - Это серьезный шаг, согласен. Но ты забываешь одну вещь: ребенок появился, и уже никуда не денется. Если ты уверен в том, что не знать о нем и никак не соприкасаться будет лучше, для этого мальчика и его семьи, так и поступи. Но если есть хоть малейшие сомнения… Все мы порой поступаем безрассудно. Все грешны. Без исключений. Вопрос лишь в том, готовы ли мы принимать ответственность за то, что делаем. 

До чего же может дойти мужская похоть? На что мы способны, ради обладания женским телом. Или просто ради удовлетворения плотских нужд и желаний. Выслушивать презренные речи, рассказы о мужьях и бесцельной никчемной жизни. Красивое лицо и привлекательное тело сводят с ума. И едва ли сами мужчины способны объяснить, что происходит в их голове, когда они видят обладательницу столь привлекательных и манящих черт. А что же потом? Зачастую, получив, что нужно, мы просто уходим. Мужская память коротка, и мы быстро забываем о том, что нас не касается. Эгоистично? К сожалению. И врятли здесь стоит чем-то гордиться, но так происходит. Хорошо, когда все взаимно. А если ты запал в душу? Но это уже совсем другие истории.
- Служба вынуждает тебя скитаться по разным уголкам Хельма. В этом нет ничего дурного, - как мужчина, я прекрасно понимал Фрэнсиса. Будучи вдовцом, едва ли я отказывал себе в плотских удовольствиях, и кривить душой тут не зачем. Ни перед другом, ни перед самим собой. Вот только с жалобами сталкиваться не приходилось. Возможно как раз потому, что я и был из того слоя общества, который принято простолюдинам обсуждать. И даже презирать. Никто не допускал со мной подобной дерзости, если уж посчастливилось быть с графом, по собственной воле, то совсем не время вредничать и браниться. – Женщины! Это и беды и счастье. Не могу сказать, что всецело понимаю тебя, но время впять не повернуть.
Мне лишь и оставалось, что молча следить за действиями Фрэнсиса, внимательно при этом дослушивая продолжение. Развернувшись, я медленно вернулся к своему месту, погрузился на удобное кресло и окинул задумчивым взглядом свечу. И врятли я мог судить сейчас о поступке наемника. Правильное решение он принял или нет. Мы ведь такие разные. И в ситуации похожей не оказывались. Или все же мне есть, чем поделиться?
- Возможно…, в моем мире все немного проще, - задумчиво протянул я, ведь простолюдинки, как таковые, это своего рода экзотика. Куда чаще мне приходилось быть с женщинами более знатного сословия, будь то дочери баронов, или даже графини! При воспоминании о Контессине Барди, я улыбнулся уголками губ, сам себе. Казалось, мы помогли друг другу. А были и те, кого бы я хотел заполучить, но кто был недосягаем. Не столько из-за обстоятельств, сколько из-за чужой подлости и жестокости. Да уж, многое за годы вдовства произошло. – У меня два сына. Те, о которых я знаю, по крайней мере. Об одном ты, наверняка, слышал. Это Уильям, и он уже носит мою фамилию. Так сложились обстоятельства. Но есть и еще один. Тот, о котором я не могу говорить, потому что нахожусь в такой же ситуации, как и ты. Он в Орллее. Ему должно быть уже три года. Не знаю, я его ни разу не видел. Узнал о существовании точно так же: из письма. И на этом все. Его мать была замужем, так что этот мужчина считает себя его отцом. Очень важно, чтобы так все и оставалось.
Судя по тому, с каким спокойствием я все это рассказывал, ситуацию ту я уже давно отпустил. И едва ли испытывал что-то к мальчику, которого и не видел ни разу. Нас ничего не связывало. Только что кровь. Но она незрима, не ощутима. Вот и проходит в итоге все. Никакой ревности, никаких забот или внезапных желаний увидеть и познакомиться. Они счастливы. Я счастлив. Мы никто друг другу. Остались лишь долг и ответственность, но это мною уже давно исполнено. Моим молчанием и невмешательством. И так лучше. Сейчас это вполне очевидно. Как и в случае Фрэнсиса, родство со мной может оказаться опасным. Ребенок в Орллее! В регионе, который в любой момент может стать нам вражеским! С которым может разразиться война. И нельзя с точной уверенностью сказать, что кто-то посмеет использовать невинного ребенка. Но и рисковать было бы неслыханной роскошью. Оставалось забыть. О чем я сейчас ничуть не жалею. Как и говорил, у мужчин память коротка. Особенно, когда все и без того складывается. Почему поделился? Не знаю. Момент подходящий. Хотя едва ли об этой истории знает кто-то еще, помимо самой орллевинской семьи. Считанных ее членов. Двух, если быть точным. Такая откровенность – редкий жест доверия.
- Ответственность, мой друг, понятие субъективное. И для  каждого человека оно свое. Я бы даже сказал, что и для каждого отдельного случая. Ты свой выбор сделал. Так выпьем же за то, чтобы он оказался верным.

- У каждого свой путь, - пожав плечами, протянул я. Похоже, Фрэнсис нашел свое любимое занятие, пусть и увязано оно на служении другому. Но что в этом плохого? Когда взамен ты получаешь хорошие деньги и интересные приключения. А риск… Это всего лишь плата за непередаваемые эмоции! Да и где этого риска нет? Взять хотя бы меня. Окруженный десятками гвардейцев, все же умудрился нарваться на три стрелы. – Уильям? Мы, наверное, о разных Уильямах говорим. Я даже и не понял, он больше разочарован или горд тем, что стал частью моей семьи. Уж скорее первое. Если бы не регент и его просьба, думаю…, этого бы не произошло, - мои губы дрогнули в легкой улыбке, уж не знаю, о ком именно говорит Фрэнсис, но мой новоиспеченный сын уж точно последний, кто станет кричать о своей новой фамилии. С каким молчаливым смирением он принял эту необходимость. Именно необходимость, ведь даже такой простой человек, как Уильям, понимал, что решение это было принято не просто потому, что мне внезапно захотелось иметь еще одного сына. Или каким-то образом загладить вину за отсутствие отцовского внимания. Так было нужно, об этом попросил регент. Для наших дальнейших планов, в которые, увы, Уильям как нельзя лучше вписался. – Кто знал, что все так обернется. Это было давно, - усмехнулся я, когда дело коснулось моего орллевинского бастарда. И не совсем понятно, что именно я имел ввиду. Кто знал, что она забеременеет. Или кто знал, что Орллея в итоге окажется предателем. А может и то и другое. – Жизнь любит преподносить сюрпризы, Фрэнсис, уж тебе ли не знать. Умей вертеться.
Глубоко вздохнув, я облокотился о спинку кресла и, вытянув руку вдоль одного подлокотника, посмотрел на барона. Иногда приятно с кем-то вот так поговорить. Пусть нас и разделяют титулы и пропасть в виде немалых долгов. Сколько мы уже знаем друг друга? Сколько доверяем? Мой откровенный  рассказ стал лишним подтверждением моего расположения и доверия к этому человеку. И он это явно оценит. Только вот потом беседа зашла в совершенно иную сторону. Неожиданно Фрэнсис достал какой-то сверток. Со стрелами. Я невольно нахмурился, услышав про стрелу, что пронзила мою грудь. Не самые радужные воспоминания. Воспоминания, от которых я невольно вновь начинал злиться. Всегда так реагировал на неслыханную дерзость. Кто-то слишком смелый! И этот кто-то обязательно должен заплатить за содеянное. Именно поэтому расследование обстоятельств произошедшего я поручил именно Фрэнсису. И сейчас, казалось, он наконец-то смог нащупать какую-то ниточку.
Чуть наклонившись к поверхности стола, я внимательно осмотрел обе стрелы. С виду совсем одинаковые. Одна, судя по всему, принадлежала мне. А вот вторая… 
- Я видел только кончики. Перед тем, как закрыть глаза. Очнулся спустя несколько недель, когда раны… почти зажили. И почти ничего не помнил о том моменте, - с этими словами я коснулся одной стрелы кончиками пальцев, а потом и вовсе взял ее в руку, внимательно осматривая от меня перелома до наконечника. Словно это должно мне что-то сказать или подсказать. - Кроме дикой боли, которая была этими стрелами вызвана. Тебе есть, что рассказать мне? Что-то обнаружил?

Расследованием всего произошедшего занялись сразу. Даже несмотря на то, что сам я пребывал без сознания в течение недели. А может и дольше. Ильхан, его люди, мои приближенные – всем было важно выяснить, что это было, кто виноват, и какие мотивы двигали этими людьми. Придя в себя, я тут же поручил это расследование особенно доверенным людям. Фрэнсису. Помогать ему со сбором информации должен был и Томас. И я не задавался вопросом: найдут ли виновных. Ответ казался очевидным. Я не должен был отступить, публично наказав тех, кто посмел пойти против первого советника герцога и маршала. Да что там, не столько против первого советника и маршала, сколько против Баратэона! Как вообще кто-то решился на подобное – в голове не укладывалось. Именно поэтому я так злился при мыслях и воспоминаниях обо всем произошедшем. О дерзости, глупости и вероятных последствиях. Кажется, даже давая Фрэнсису это задание, я невольно повышал тон на него, словно он лично повинен в том, что случилось. И сейчас, смотря на эти стрелы, загорался еще большей решительностью. А еще уверенностью в том, что вскоре имя будет названо. И сразу стерто со страниц истории.
Слушал я Фрэнсиса внимательно, пусть начал он и издалека. Можно было поторопить, потребовать ответов немедленно, но я потратил это время на изучение стрел. Пока наемник говорил, внимательно рассматривал этой удивительной красоты оружие, которые еще совсем недавно своим острием вонзилось в мою грудь. Красивое и опасное. Быстрое, небольшое, но способное причинить невыносимую боль. Осторожно вертя одну половинку стрелы в руках, я наконец-то расслышал знакомое название. Сомерсет. Осознав, к чему ведет рассказ наемника, я посмотрел куда-то в сторону. Во взгляде заиграли огоньки гнева, а рука невольно сжалась в кулак. Казалось, я сейчас вскочу с места, и разломаю этот стол одним лишь ударом сжатого кулака. От злости. Но я продолжать сидеть, всем своим видом излучая гнев, ярость и злость. Невиллы. Проклятые Невиллы! И не дело в ненависти, которую я к ним совсем не питал. Дело в моем милосердии. Это моя ошибка. Я не сделал того, что должен был. Несколько лет назад я проявил снисходительность, и пощадил людей, которых стоило бы казнить. Вместо этого я предоставил им право жить. В небольшом домике, на берегу живописного озера. У Сазгарда. Просто в память о покойной жене, и из уважения к моим детям, которые приходились им родственниками. И вот чем мне отплатили? Попыткой убийства. Попыткой стерпеть совершенно все, что я сделал для этого края! Попыткой оторвать меня от семьи. Жены. Сына. Ничто не злило так, как это.
- Эмма, - озлобленно произнес я, так и не разжав руку, которая все еще лежала на столе, превращенная в крепкий опасный кулак. Эмма. Так звали дочку графа Сомерсета. Сестру моей покойной жены. Именно ей и ее семье я даровал жизнь, хотя у меня были все основания этого не делать. Отвернуться, казнить, избавив себя от лишних опасений. – Милосердие. Вот, чем оно нам оборачивается? – брезгливо произнес я, наконец-то смирив своим взглядом и Фрэнсиса. Нет, он тут был не причем, он выполнил свою работу, но коль уж граф злится – это видят и чувствуют все. Особенно те, кто в этот момент рядом. После я положил стрелу на место и облокотился о спинку стула. – Ты в этом уверен? Мне нужна абсолютная уверенность, Фрэнсис. Последствия твоих слов будут необратимы.
Полагаю, наемник и без того понимал, что именно ждало людей, на которых укажет он и его расследование. И в этот раз милосердия не будет.

- Мести? Я пожалел ее вместе с ее новорожденным отпрыском, - со всем гневом, что блестел в моих глазах, довольно тихо проговорил я. Редко когда скрывался на крик, редко когда проявлял свою злость открыто. Но это было видно. По словам. По глазам. По голосу. Если граф Баратэон злился, секретом это точно не было. И, пожалуй, такой вот тихий устрашающий гнев, выглядел еще более ужасающе, нежели когда человек открыто выплескивает все свои эмоции. – На что я только рассчитывал? От людей, которые, потакая безумству своего отца, обрекли родное графство на погибель!
Разумеется, Фрэнсис был не виноват. Ни в словах, ни в вестях, которые принес мне сегодня. Ему просто не посчастливилось оказаться рядом в момент бушующего урагана. На кого я злился на самом деле? Да на себя, как уже оговаривалось. И с каждой секундой все больше и больше это понимал. Что совершил ошибку, и не сделал того, что нужно было, дабы обезопасить себя и собственную семью. А теперь… Эта мысль ничуть не грела, и настроения отнюдь не подымала. Теперь нужно будет завершить начатое. И мольбы о прощении уже не помогут. На сей раз фамилия Невиллов окончательно будет стерта со страниц истории, каким бы тяжелым и непростым решением это не оказалось. Впрочем, чего от греха таить. Пылая таким гневом, я был готов лично лишить Эммы Невилл головы. Но сперва, на ее глазах, расправиться с ее мужем! Жестоко, бесспорно. Но разве меня пожалели? И мою семью, которая могла остаться на попечении пока еще столь юного и неопытного Роланда. Нет, и я не пожалею. Один раз оступившись о собственное милосердие, я не проявлю такого великодушия впредь. Не заслужили. У Эммы был шанс исправиться, и жить тихой жизнью, наполненной всем необходимым, включая любимых людей. Дом, хозяйство. Помня о ее родстве с моими детьми, уж я подумал об их комфорте и возможности существовать достойно. Но она, или они, не захотели.
- Нет, - кратко и предельно четко ответил я, переведя строгий взгляд темных пронзительных глаз на Фрэнсиса. После я облокотился о спинку своего кресла, и аккуратно положил стрелу на место. Я был все еще зол. Да что там, внутри пылал вулкан, изрыгая лавы гнева! И все же, даже несмотря на это, рассуждал я здраво, с присущим мне устрашающим спокойствием. – Это займет время. Я уезжаю в столицу, и не хочу рисковать безопасностью своей семьи, которая, несомненно, будет под угрозой, пока повинные в этом злодеянии на свободе. Я доверяю тебе, Фрэнсис.   
Сказал это, глядя Фрэнсису прямо в глаза. Строго и ровно. Надеясь, что он понимает, какая ответственность ложиться на его плечи вместе с этим доверием. В таком серьезном вопросе. Вне всяких сомнений, еще не было ситуаций, при которых чутье Фрэнсиса или его кропотливый труд, подводили меня. Но сейчас… сейчас требовалась куда большая отдача, нежели когда-либо. Потому что меня не будет. Потому что люди, которых я оставляю дома, отвечают за мою семью. И это большая ответственность. С которой просто нельзя не справиться. Любой ошибочный шаг, даже такому близкому мне человеку, как Фрэнсис, обойдется ему слишком дорого. От того в его же интересах быть уверенным в собственных словах и результатах расследования. Я доверился. И, из-за нехватки времени, принял на основе этого решение. Судьбоносное для людей, которых оно касается. Людей, которые мне совсем не чужие, но которые стали мне врагами. И если у наемника есть хотя бы доля сомнений, лучше сказать об этом сразу. Но он молчит. 
- Кажется, у нее маленький сын? – задумчиво посмотрев куда-то в сторону, произнес я. Пожалуй, все оказалось не так уж и просто. Мать дура, так должен ли ребенок платить за это? Впрочем, в голове крутили и другие варианты развития событий. Светлее для мальчика, но ужаснее для Эммы. Есть и другой выход, минующий чрезмерную жестокость по отношению к ни в чем неповинному ребенку, который еще и приходится кузеном моим детям. Родство спасает. – Мальчика не трогай. Я хочу, чтобы ты нашел для него семью. В Бэйлоршире. В какой-нибудь деревне. Или в городе. Как получится. Не называй имен. Никто не должен знать, откуда он и чьим отпрыском является. Пусть новая семья воспитывает его как своего. Ему всего года четыре. Думаю, он и не вспомнит о том, кем был. Мне тоже не нужно говорить, где ты нашел ему дом и кому отдал. Что до Эммы, и ее мужа…, полагаю, ты знаешь, что делать.
С этими словами я выдвинул ящик стола и вытащил оттуда два мешочка с берринами. Один предназначался Фрэнсису за работу. Второй – потенциальной семье, что приютит ребенка. Для начала. Нередко случается, когда семья отчаянно пытается завести ребенка, но ничего не выходит. Нередки и проявления банального милосердия (после чумы так и вовсе), когда сирот находят и берут на свое попечение. Разумеется, Фрэнсису придется непросто. Разузнать, найти. От того мешочек с его оплатой был куда больше и увесистее, нежели второй.

Я не принимал решений, основываясь исключительно на своих пылающих эмоциях. Несмотря ни на что, несмотря на гнев и злость, я прекрасно понимал, на что иду и какой приказ отдаю. У меня были на то все причины, продиктованные здравым хладнокровным рассудком. Каждое преступление заслуживает своего наказания. Особенно такое. От неблагодарности выживших некогда в войне родственников, мне  даже захотелось на секунду брезгливо фыркнуть! Как посмели? На что рассчитывали в случае неудачи? Что бы там ни было, а решение я принял вполне осознанное и справедливое, как мне казалось. Даже проявил остатки своего милосердия, что осталось у меня к этой семье, и сохранил жизнь тому, кто стал жертвой слепой ненависти и глупости своих родителей.
- Пусть знает, за что…. За преступление, - спокойно ответил я, смотря Фрэнсису прямо в глаза. О нет, я не позволю ей до последнего вздоха винить меня в пустой ненависти. Пусть знает, что жизнью она отвечает за посягательство на другую жизнь. За преступление. И пусть благодарит Создателя за то, что я не пожелал более изощренного способа казни для нее. Хотя и мог бы, учитывая тяжесть преступления и возможные последствия для моей семьи. – Невиллы. Всегда они были черным пятном в моей истории. Но вскоре я положу этому конец. По их же собственной вине. Опять.
Последние слова я произнес, задумчиво смотря куда-то в сторону. Забавная ситуация. И уничтожить жестоко, как собак, изначально не мог. Но и позволить жить, как прежде, тоже. Самое ужасное, это вступать в конфликты с теми, кто является твоими родственниками. Вернее, не столько твоими, сколько твоего дома. Но сейчас Невиллы зашли слишком далеко. Настолько, что проявить милосердие означало бы поставить под удар всю семью. Фрэнсис лучше других знал, что значит для меня безопасность родных и близких. Во имя этого я превращусь пусть хоть в самого кровожадного тирана, но никогда не рискну жизнями тех, кого люблю. В данном же случае решение было вполне справедливое. И даже стало легче, когда я осознал, что вскоре эта история подойдет к своему логическому завершению. Глубоко вздохнув, я облокотился о спинку своего стула и вытяну руки вдоль подлокотников. Злость спала, но хмурый и строгий взгляд  все еще украшал мое лицо. И снова я смотрю на Фрэнсиса, когда дело касается Аджманшира.
- Да, разумеется. Это верное решение, - протянул я, точно так же не желая вести какие-либо скрытые от адмирала действия. Я доверяю ему, а он доверяет мне. Но доверия не удержать, если параллельное расследование будет вестись в тайне. Да и мешает это порой, люди невольно переходят друг другу дорогу, путаются, а я настроен на эффективность и скорейшее разрешение вопроса. - Скажи, что это я назначил тебя в помощь. В подтверждение моих слов, у тебя будет письмо, - с этими словами я пододвинулся к столу, взял листок бумаги и перо. Аккуратными буквами вывел на бумаге несколько строк, подтверждающих, что обладатель этого письма действует в соответствии с волей графа Бэйлорширского и с его разрешения. Разумеется, никаких имен. Другими словами, любой, кто найдет это письмо, может выдать себя за его владельца, и именно поэтому так важно, чтобы Фрэнсис хранил его при себе, и сжег, если на то появится необходимость. – Лорд Тайлан только стал адмиралом. Потому сразу дай понять, что ты пришел не действовать за его спиной, а именно помочь в моментах, участие в которых, порой, для людей такого высокого положения не допустимо.
Ничуть не сомневаясь в уме Мурада Тайлана, я знал, что он все поймет правильно, и едва ли сделает что-нибудь, что бы противоречило здравому рассудку и логике, и смогло бы вынудить Фрэнсиса действовать совсем иначе. А пока отдавал последние инструкции, закончил с письмом и, поставил в конце, около подписи, печать дома Баратэонов, выгравированную на моем перстне. Он всегда красовался на моем безымянном пальце. Как только та подсохла, я тут же протянул письмо Фрэнсису.
- Будь осторожен, Фрэнсис. Грядут тяжелые времена. Опасные. И любая мелочь с этого момента имеет огромное, а может и судьбоносное, значение.