К исходу шестого дня Арлен прониклась к Гарретту двумя чувствами: бесконечной благодарностью за её спасение и бесконечным непониманием, как это он читает по складам да не знает, из скольки строк состоит стихотворная форма «сонет». Конечно, он был деревенским парнем, который уже несколько лет, судя по рассказам, торчал то здесь, то там, да и оказался плутом и мелким криминальным элементом, но… Но сердце у милорда, как его продолжала называть Арлен, было добрым, да и убийцей он не был. Украсть, раздать (и в дороге она стала свидетелем!), прокутить с людьми в деревне – это да, а вот убить и присвоить – это нет. Странный он, этот Хэйс. Но Арлен привязывалась к молодому человеку с чувством юмора и с луком наперевес всё больше и больше, а как прошла почти неделя – так и вовсе сочла его своим другом, товарищем и братом по несчастью, усиленно не признаваясь себе в том, что, кажется, она, как кошка по весне… Арлен потрясла головой, прогоняя странные мысли, и подпрыгнула от радости – на горизонте показалась деревня! Через час боевой дуэт «Мужчина и сюрприз» должны были быть аккурат в ней. А незадолго до пересечения границы поселения Арлен радостно воскликнула:
– Милорд, смотри-ка, у нас прямо по курсу есть отличная возможность поесть и вымыться! Не знаю, как ты, милорд Хэйс, а я жутко голодн…ый, и мечтаю о кадке с горячей водой! А ну-ка, кто быстрее до мильного столба на границе!...
И Арлен припустила так, что только из-под пяток искры сияли. От радости и перспективы вымыться у неё удвоилось количество счастья в организме: за ту неделю, которую она провела под крылом своего защитника и друга Гарретта, не всегда удавалось кинуться в ручей или вымыть волосы. Гарретт упорно называл её парнем, и Арлен совсем не хотелось, чтобы тайну раскрыли, а её отправили домой. Поэтому всю неделю она готовила еду, не подпуская милорда к котелку, а потом ещё и на «ты» переключилась. Милорд Хэйс и ты стало обычным обращением.

Им дали стол в общем зале в стороне от люда, и Арлен придирчиво осмотрела публику вокруг – разношёрстную, разномастную, весёлую и грустную, болтливую и молчаливую.
– Похлёбка, хлеб, кружка эля и вода! – шмякнула перед ними посуду с нехитрой снедью большегрудая девица с хмурой и некрасивой мордой лица. Арлен была объективна: себя она красивой не считала, где уж там, а тут – ещё хуже, и даже с грудью… Отсчитав медяки и отпустив барышню, молодые путешественники кинулись в еду, как вдруг…

Глашатаев-стражников было двое, и Арлен узнала герб своего городка на вымпеле у одного из них. Из баронства она вышла ещё в первые сутки своего побега, но, видимо, дядюшка-барон был настроен решительнее, чем она думала. Возможно, старый хрыч, который должен был быть гордым женихом, отказался давать денег просто так, или забрал их, или ещё в какую нехорошую позу встал, и барон Уоттон-таки отправил погоню по городам и весям. Условия мужики озвучили достаточно понятно: украли девочку, леди, из их городка. Озвучивать названия почему-то не стали, просто описав её – красивые длинные светлые волосы, высокие скулы, голубые глаза, зовут... Не слышно как, гогот местных заглушил произнесённое имя. Нашедшему дадут целых десять (!!!) золотых монет.
А потом эти два горе-стражника, когда их высмеяли местные в ответ на предложение поискать девчонку за десять монет и словесное спасибо, плюхнулись за стол от того места, где похлёбку уничтожали мальчик Арли, женское альтер-эго которого только что объявили в розыск, и разбойник Гарретт, который, судя по ориентировке стражников-глашатаев, отлично подходил под амплуа похитителя.
– Только нам нужно всё равно её первыми найти, Эдди. Барон племянницу хочет видеть живой или мёртвой, скорбеть будет на сорок монет, - донеслось до ушей Арлен. Девчонка побелела, судорожно сглотнув и ткнув глаза в миску. А потом раздался гогот парочки, собиравшейся обыскивать таверну после сытного обеда – может, повезёт. Ну, или разбойника какого схватят, у них есть приметы тех, кто нужен им или в обмен.

Пока Гарретт уплетал не очень вкусную похлёбку, – это же очевидно, что Арлен приготовила бы лучше! – бывшая леди из Хайбриджа внимала буквально каждому слову и жесту двух глашатаев, несмотря на то, что сентенцию о десяти монетах они уже закончили. Они надирались местным элем, потому что думали, что в таверне «Радостный рыцарь» искомой девчонки точно нет – а ещё потому, что не знали, что эта самая девчонка сидит за соседним столом, качает ногой и шевелит мозгами на тему «Как отсюда сбежать без свитков и записи в них».
– П-прирезать?... – шёпотом выдавила Арлен, осознавая, что за труп дадут больше. Не нужна будет ни свадьба со старым хрычом, ни что ещё – после неё наследником становится ближайший старший родственник по мужской линии, то есть, барон Мэрдок Уоттон, плешивый козёл, редкий гнилой овощ, сука-фрукт и просто сорокалетний долбодятел.
В ответ на вопрос Гарретта о мучителе Арлен только булькнула водой в кружке. Вот пусть как хочет, так этот задумчивый «бульк» и воспринимает, а ей нужно подумать, что делать и куда бежать. Публика-то высмеяла десять золотых монет в обмен на какую-то девчонку, но где гарантии, что ей помогут навалять этим двум сковородкой по шее?
Гарретт отошёл к хозяину таверны, а над головой его «спутника» вовсю сгустились тучи, да такие, что вот-вот ливанёт с грозой. Глашатай, которого звали как-то вроде «Эдди», пошёл осматривать посетителей слева, а вот второй присобачился к Арлен и забубнил, что Арлен-де ему напоминает кого-то. Она молчала до последнего, внутри разрываясь от необходимости харкнуть в лицо этому идиоту и огреть его сковородкой по его пустой башке – да посильнее! Подошёл Гарретт, и с кухни донёсся запах чего-то горелого. Арлен готова была поставить сто золотых на то, что это не с кухни, что это у неё подгорает задница от необходимости разъяснить идиотам, чтоб не трогали её.
– Да, чего это ты… Вообще-то, я мальчик, и ты меня обидел, хрен ты вонючий, - попыталась осмелеть Арлен. Не получилось, потому что к месту собиравшейся грозы подвалил второй стражник, который ещё и ручку возложил на плечо Гарретта. «Эту». Не эту, дятел ты штопаный, а леди Арлен из Хайбриджа, дерьмо ты унылое!
Слава Отцу и Матери, Арлен не высказала этого вслух. Но пьяный голос продолжал:
– Ты, ик… Стало быть… На нашу девку похож!... Ик! – вовсю разбавлял тираду стражник своим полупьяным иканием, сопровождавшимся ужасным запахом. – А ты этот! Похититель! Ик! Украл из дома! – утвердительно икнул он же, давая сигнал второму, который нависал над Арлен. Через секунду девчонку выдернули как морковку из грядки под неодобрительные возгласы то тут, то там в таверне. Хозяин таверны даже орнул что-то вроде «Устроите драку – уши надеру!».
– Именем барона Мэрдока Уоттона, вы оба, это… арестованы до выяснения обстоятельств! Ты – потому что ты похожий на девку парень, - гогот в таверне раздался как в ответ на годную шутку. – А ты, потому что ты… Ты нам не нравишься! У тебя морда, ик... Уродская!
Арлен виновато подняла глаза на Гарретта, но сдаваться этот взгляд точно не планировал. Ведь милорд Гарретт всем покажет, а! Парочка полупьяных стражников вытащила Гарретта и Арлен на задний двор, пока посетители «Радостного рыцаря» ели и пили. Сумку Арлен выволокли за ними же, производя обыск прямо на сене и-таки находя девчоночье платье и кинжальчик с клеймом хайбриджской оружейной…

Во дворе таверны «Радостный рыцарь» требовалось устроить непотребство – ну, Арлен и решила принять в нём участие, чтобы точно не остаться безучастной и нейтральной. Ей было хорошо известно, что за нейтралитет порой бьют больнее, чем за выбор проигравшей стороны. Когда из сумки достали её любимое простое платье, она собралась с силами и плюнула в того, кто это сделал.
– Убери руки от моих вещей, гнида ты пережаренная! – терять было, как всегда, нечего. Парочка лошадей, на которых кивнул второй стражник, мирно жевала овёс, и, кажется, умным благородным животным дела не было до того, что сейчас произойдёт во дворе харчевни. Стражники посулили пешую прогулку, взоржали над ней и над Гарреттом, обрадовались перспективе быть обласканными бароном Уоттоном и… Гарретт смог организоваться в роскошный пинок, а потом в отлупливание граблями тех, кто посягнул на суверенитет Моргарда в его лице. Как, как Арлен могла остаться безучастной, тем более, чем из таверны высыпал кое-какой народ, а хозяин заведения даже не стал принимать ставки на исход битвы за независимость и самостоятельность?...
– Это тебе за «эту», это тебе за «кралю», а это тебе за «урода»! Не упирайся, а то вымпел в зад затолкаю! – поясняла девчонка, схватившая свою любимую сковородку из вытрясенной кучки вещей и помогавшая лупить двух земляков на службе у дяди резкими и сильными ударами, открытыми и закрытыми, с правой руки и двумя руками вместе. Каждый удар сопровождался ещё и боевым кличем. Если бы под сковородку случайно попался кругленький мячик, возможно, в Хельме появилась бы новая модная игра… – Чтоб тебя вши продали на запчасти блохам, а тебя чтоб засунули мордой в пчелиный улей в период опыления! – щедро желала своим землякам разных разностей Арлен, на последок окончательно оглушив одного из двух стражников. От таверны раздались радостные хлопки и улюлюканье – шоу, видимо, здесь любили, тем более хорошее и яркое. Да и кто не любит, когда всё хорошо заканчивается?
Арлен собрала разбросанные вещи в узелок, где им и было самое место, а потом помахала толпе, как это делают самые популярные и востребованные менестрели. Их с Гарреттом здесь полюбили – неплохо два «разбойника» справились с двумя стражниками, а? А кто ж не любит авторов годной и качественной околотрактирной драки! Когда стражники бездыханной кучей валялись в уголке без сознания, а публика всё-таки пошла допивать, Арлен сделала вид, что очень сильно закопана в вещах и в их верном расположении в сумке, спинным мозгом чувствуя, что сейчас ей придётся рассказывать, зачем она прикинулась парнем. И какого чёрта вообще здесь происходит. Внутренне девчонка, знавшая, что она некрасивая и кроме как животным магнетизмом да дипломатичностью общения ей крыть нечем, приготовилась думать, что делать, если дяденька с луком разозлится и-таки не возьмёт её с собой.
– Ну, э, мы, как оказалось, оба вне закона, - попыталась разрядить обстановочку девочка, набираясь храбрости и поднимая глаза на Гарретта. – Славная вышла драка, да!

На Гарретта был брошен испепеляющий взгляд – чего он дураком-то прикинулся! Видела Арлен, как он по дороге влезал в чужой карман, а ведь за такое могли и ручонку отрубить. Но стоило ли её рубить тому, кто раздавал награбленное нуждающимся в монетках? Ответов было явно меньше, чем вопросов, да и между собой эти детальки диалога мало коррелировали. Наконец-то сумка была собрана, и Арлен молча оседлала лошадь, потому что если Гарретт не собирается её бросать на произвол судьбы, нужно спокойно продолжать двигаться в заданном направлении и не выпендриваться не по делу. Да и в принципе не особенно выпендриваться.
– За «Ваше Высочество» я потренирую на тебе удар сковородкой, милорд Гарретт, – многообещающе пробурчала Арлен, привязывая сумку к седлу и вешая её на бок. Она ловко запрыгнула на спину лошади, без лишних прелюдий подталкивая животное коленями в бока и трогаясь в путь.
Сообщить Гарретту о том, что она такое, девчонка совершенно не успела, потому что облажались и милорд Хэйс, и «Ваше Высочество» довольно быстро. Их стащили с лошадей, оглушили по голове, и обычная лунная ночь сменилась ночью в башке – ничего не видно, ничего не слышно, ничего никто не говорит. Арлен обрадовалась: сбылась мечта идиота, наконец-то она сдохла и никаких проблем решать не надо, всё решилось быстро и само собой!

Но всё испортил голос Гарретта где-то неподалёку, от которого девчонка вздрогнула и поняла, что никто не умер, и придётся жить дальше. Хотелось бы, конечно, долго и счастливо, но если получится просто долго – это уже будет достижением. Персональным, так сказать, рекордом этого сезона.
– Я тут. О-о-о-ойц! – Арлен перевернулась с боку на бок, почувствовав боль, страх, уныние и унижение. Руки не связаны, на глазах нет повязки – уже неплохо. То ли они попали к идиотам, то ли они были сами идиотами, которых даже связывать не пришлось. – Ну, можно и Арли, коли привык. Но тот стражник был прав, я – девчонка, и зовут меня Арлен. Недолго мучилась торговка в базарный день на солнцепёке… – выдавила из себя Арлен, предпочитая пока лежать на полу и не очень глубоко вдыхать отменный запах затхлости и сырости в том месте, куда их с Гарреттом почётно отконвоировали в самом непочтенном виде.
– Где мы, кто мы, какой сейчас год и почему мы здесь оказались? – говорить было сложно, но Арлен справлялась. Ей, возможно, снова придётся отбиваться от криминальных элементов врождённым даром убийства дипломатического диалога, поэтому речевой аппарат требовалось размять.

«Дяденька Гарретт, а давайте вы что-нибудь придумаете, а я тут тихо полежу в углочке?» - хотела было предложить Арлен, у которой здорово ныла левая щека, а подвывали ей вторыми голосами оба бока. Кажется, её не избивали целенаправленно – так, по мелочи, выдали, что называется, речную рыбку, лещом именуемую, заместо киселя. Гарретт, тем не менее, нашёл в себе силы подняться и поговорить с дверью. Конечно, дверь-то интереснее допрашивать, девчонка-то жива – и слава всем святым, а дверь каждому нормальному разбойнику встречается всего-то раз в жизни.
– Г-р-м-ф-х, – пропыхтела Арлен утвердительно, подтверждая, что цела. Не так цела, как хотелось бы, да и душевный баланс и равновесие нарушены, но жива же, и то хлеб. Девчонка перевернулась с боку на бок ещё разок, ползком подбираясь к стеночке и принимая положение стоя. Захотелось лечь назад и-таки попросить Гарретта пойти к чёрту до утра. Желание было загнано в самые далёкие глубины подсознания паршивой метлой совести и храбрости, а также инстинкта самосохранения.
– К утру они вызовут вышибал из ближайших посёлков городского типа. Эти два дундука с клопами не одни по Хайбрэю шатаются, поди, дядя у меня достаточно кровожадный, - резонно заметила девчонка, вытянув руки перед собой и шаря ими в темноте в попытках отыскать Гарретта. Через пару шагов «мельница» добралась-таки до милорда – больше всего досталось тому самому интересному месту, под которое обычно давали пинка, только тут девчонка его нечаянно потрогала. Ну а что, здорово снимает стресс.
– Ой. Простите. Ошибочка вышла, - хихикнула Арлен, ковыряясь в карманах в поисках того, что было нужно Гарретту, чтобы вытолкаться из этого дивного замка с подземельями и драконами. – Я не хочу тут оставаться до утра, даже если мне сменят эту комнатку на анфиладу с клозетом и гардеробной. Держи чем я тут богата, - наощупь была найдена рука Гарретта, куда Арлен высыпала кое-какой хлам из кармана, среди которого была старая железная шпилька, слишком большая, чтобы закалывать ей обрезанные до плеч пряди светлых волос. Ещё там был сухарик, камешек, монетка и глиняная фигурка птички с монетку размером, свисточек.
– Давай, маэстро, вытащи нас из этой задницы, и я сварю тебе вкусный суп. Пожалуйста, – подумав, присовокупила Арлен, слегка зашипев от боли: она нечаянно тронула себя за лицо.

– Иш-шь, какой нежный!
Арлен бурчала неприкрыто, но без злобы и без обиды. Видите ли, потрогали случайно за самый главный орган, ответственный за мозговой штурм – и мы недовольны сразу, сразу поворачиваемся, а. Избаловали тётки вниманием Гарретта и его смазливую морду, из-ба-ло-ва-ли! Ну всё, теперь-то Арлен уж точно не посмотрит на него своим коронным бирюзовым взглядом, не достанется ему теперь женской руки в дороге, будет таскать рубашку неделю. Если, конечно, не вытащит их отсюда побыстрее – спать на ветке дерева и то приятнее, чем в этой дыре.
– То есть, домогаться всё-таки никто не будет, – послышался ехидный девчоночий голос, а потом раздалось радостное «хи-хи». – Так может, милорд, это я вас буду домогаться, а кричать будете вы? Помогите, парень оказался девчонкой и грязно пристаёт! Спасите мою честь и моё достоинство! – драматично шептала девочка, бесстыдно прикалываясь и шуткуя в адрес, между прочим, работавшего с замком Гарретта. Ну да, как же она могла забыть – тут же целая дверь! А дверью можно поговорить! Так или иначе, дверка-то не поддалась, и маэстро замков и король чужих карманов никак не сможет исправить эту ситуацию с помощью шпильки и сжёванного сухарика. Выход был, его милорд озвучил. Теперь бы подобрать правильную интонацию и войти в образ – а то всякий раз, когда приходилось актёрствовать, кто-нибудь брал да отнимал все лавры больших и малых подмостков.
– Ладно, ладно, уговорили, я согласная поиграть в приставашки! – примирительно и беззлобно согласилась в итоге девчонка, когда поняла, что нужно как-то заставить местного надзирателя открыть дверь с той стороны. – Я так понимаю, вариант с «человеку плохо» не прокатит, потому что ну кому в наше время хорошо. Гм. Ладно.
Арлен набрала в грудь побольше воздуху, долбанула несколько раз в дверь с руки и ноги и негромко, но с чувством, с толком, с расстановкой начала монолог принцессы, у которой отнимают горошину, тыкву и туфлю сразу:
– Бамагиди! Хулиган лишает чести и достоинства! Ай! Ой! Отвали, грязный ублюдок! Я честная девушка! Я не хочу тебя, ты грязный и немытый! У-у-у-уй! Кто тебе сказал, что с тобой можно без мешка на голове! Козёл! Помогите, кто-нибудь! Ай! Собака! – вдохновенно вещала в дверь Арлен, чуть-чуть колотясь в неё так, как будто у неё свободна одна рука, а всё остальное тело вовсю сражаются с Гарреттом Хэйсом. Конечно, в ситуации не было ни грамма здравого смысла: ну какой избитый мужик полезет под юбку к сокамернице, когда полчаса назад его били, возможно по голове? Хотя, именно потому, что били по голове, остатки разума и могли покинуть тело. Арлен очень, очень старалась, поскуливая и постанывая, а также хныкая и не забывая периодически ударять по двери в пол-силы. Если этот план не сработает, что делать-то? Вот и приходится работать, напрягая остатки физических сил и весь свой неуёмный артистизм.

Ну вот, снова все лавры Гарретту! Арлен безучастно наблюдала, как разбойник Хэйс избивает пузатого стражника, иногда даже ногами – а сама принять участия не могла, потому что негоже портить сольные выступления. Что за жизнь-то такая, а? Драться мальчишкам, из лука стрелять мальчишкам, всё мальчишкам, а девчонкам только «ты тут покричи, как будто я тебя насилую». А потом нужно было бежать из подземелья, потому что времени совершенно не было, ещё и высокомерный дяденька, подобравший дубину тюремщика,  поторапливал. А Арлен и так бежала изо всех своих сил, потому что нельзя было ударить в грязь лицом! Этот может – и она не хуже. И вообще.
Вскоре они добежали до дворика, где магическим образом никого не оказалось – только две лошади, к седлу одной из которых была так же привязана холщовая сумка. Странные они, эти тюремщики. Хотя, с другой стороны, что с них взять? Деревня, в которой остановились было на ночь Гарретт и Арлен, была маленькой, в тюрьме прохлаждались от силы человек десять, да и те вряд ли местные. Откуда бы здесь взяться тройному кольцу охраны? Помимо тюремщика просто вряд ли кто-то стал бы мучить себя ночным дежурством. Арестовали под вечер парочку в трактире – и фиг бы с ними, с утра решим, что делать, а пока по домам? Видимо, так оно и было.
– Потом пожалуешься, юродивый! – Арлен мухой вылетела из каменного домика, игравшего роль тюрьмы, и рванула к лошадям, проверяя подпруги, сёдла и свою сумку. – Так, твой лук они, видимо, всё-таки забрали. А у меня…
Девчонка покопалась в своей сумке и не досчиталась одной пары башмачков из кожи, любимого платья и одного из двух ножей – того, который они с Гарреттом отобрали у разбойников в день знакомства в лесу. Жаль, хороший был агрегат. Полезный. Зато вот кинжал, который Арлен спрятала под седлом, так же заботливо был оставлен на своём месте.
– Чёрт, платье забрали. Сволота кондитерская! – выругалась бывшая леди, подбегая к воротам и отпирая простенький засов. Створки скрипнули, открывая путникам путь в темноту ночи. – Валим-валим-валим-валим! – она пихнула Гарретта с его оплёванным лицом к лошади. – Потом, всё потом! Я лично устрою тебе возможность набить кому-нибудь морду! Валим! Ты что, оглох? Давай уже!
Арлен запрыгнула на свою лошадь и тронула поводья шагом. На рысь можно перейти после того, как под копытами окажется земля за пределам деревенской каталажки.

На происходящее с Гарреттом Арлен взирала скептически, с трудом удерживаясь от того, чтобы приложить к челу длань и покачать головой. Несложно было догадаться, что славный малый был адски жадным до славы, но не до дешёвой, а до той, которая добывается дубиной в бою. Лучший вор Моргарда ажно взбеленился, что никто так и не узнал, кто попал в местную каталажку, и не оказал ему должных протокольных почестей. В смысле, не выехал на бой и не орал, что мы тебя, Хэйс, засадим на двадцать пять лет без права переписки.

Через какое-то время Арлен смело перепрыгнула на лошади через импровизированное заграждение дороги, сравнимое разве что с дверью в чистом поле – бестолковое сооружение даже не охранялось. Гарретт, естественно, тормознул и ввязался в заранее неравный бой, выдав два автографа двум и без того не слишком клёвым стражникам. Арлен только хмыкнула, пустив коня подальше. Не то, чтобы она не была готова подраться, но удрать поскорее ей хотелось по целому ряду не самых радостных причин. К утру деревня будет знать, что произошло, а это значит, что слухи докатятся рано или поздно и до дядюшки-барона, который будет очень, очень, очень зол. Так зол, что просто пепел.
– Да прекрати ты уже, - отмахнулась Арлен от «Вашего Высочества», поднимая хмурую мордашку на своего спутника. А так и не скажешь, что вор: ясные глаза, открытое лицо, простоватое, но очень симпатичное, без тени высокомерия и грубости. Гарретт Арлен очень-очень нравился, но впотьмах и после пережитых приключений она не была настроена на прогулку с милым мужчиной под луной ни на йоту.

– Что не нравится? Я же сказала, не соврала я. Повторяю ещё раз… - девочка изложила свою историю ещё разок, теперь уже не скрывая, что старый жених – глава местной торговой гильдии, богат до неприличия по меркам родного захолустья. Она – единственная наследница баронских владений, после неё наследует дядька. Поэтому было решено выдать её за торгаша, а после его смерти всё имущество перешло бы ей. И тогда уже дядька-барон либо опеку бы захватил, либо её бы порешил. Она продолжала весьма прямо и без обиняков:
– Какой король, ты о чём, дядя? Мне шестнадцать, осенью будут именины семнадцатые. Я – девчонка, и моё мнение интересно только на кухне, да и то не всем. Король даже не знает, что в Хельме есть точка «Хайбридж» на карте Хайбрэя. Ну, и как мне добраться до короля? Верхом на летающей лошадке? Или, может, с дядей в переговоры вступить, отвезти попросить до столицы? Сам-то пробовал пожить в тюрьме? Вставать с петухами – и попадать под надзор. А вечерочком раздеваться, и, значится, ждать, пока придёт, роняя кости от древности, муж.
Арлен вещала с горечью, почти плюясь от негодования. Ей было грустно – тайна мальчишки была раскрыта, да ещё и Гарретту явно не понравилось то, что его маленький верный дружок оказался, простите, с сисечками, а не с тем, что обычно отличает мальчика от девочки. Она продолжила свою длинную повесть:
– Даже если я смогла бы добраться до короля, и на меня бы не напали на дороге, мне пришлось бы пару месяцев ждать, кто меня примет. На какие деньги, на десять монет? Впрочем, всё это неважно. Я свинтила из Хайбриджа, и продолжу винтить куда глаза глядят, даже если ты меня кинешь. Но… Не кида-а-а-а-а-й! – Арлен не выдержала и пустила слезу.
– Я же умру-у-у-у-у-у! Они меня, сам слышал, убить хотят!

Арлен захотелось посоветовать Гарретту самому уйти в мужской монастырь, стать молчальником и до конца своих дней молиться кому ему заблагорассудится, лишь изредка прерываясь на диету из гороховых котлет с горохом и гороховым пюре. Но вдруг у него ранимая душа, и её замечание будет воспринято как попытка нарушения суверенитета мужской гордости? Где вообще справедливость, какого лешего и всё такое?...
– Мне вообще много где не повезло, – пояснила Арлен, толкая лошадёнку коленками, чтобы она шла чуть более активно, чем в темпе мёртвого осла. Время, скорее всего, уже перевалило за полночь, потому что было темно. На этом познания в походном деле у девицы из Хайбриджа закончились, и она благополучно заткнулась, размышляя над словами Гарретта. Ну, это он конечно хватил-то про бараний рог: вряд ли милорд Хэйс вообще выйдет на такую драку. Как же это...
"А Гарретт выйдет? А скиньте мечик!"
Слёзы, к слову, она прекратила лить почти сразу же. У Арлен фатально плохо получалось выдавливать из себя мокрые сентименты – вот если бы можно было всякого обидчика да сковородкой по башке, вот это да. Но по иронии судьбы обидчики не всегда давали себя побить сковородкой. Ироды.
– Я понимаю, что твой любимый лук тебе дороже ядрёной красотки, – вкрадчиво начала Арлен, с трудом скрывая в голосе нотки сарказма и иронии. Обидится ещё, болезный – мужики-то существа ранимые. Гордость заденешь – и всё, сидит, плачет, по земле катается, белугой завывает, а ты стоишь красивая такая в белом плаще и... Арлен продолжила:
– Диета, нам, конечно, светит, но недолгая. К утру мы будем в очередном городке по дороге. Можем сходить на базар. В седельной сумке моей кобылки обнаружился кошель с золотом. Они бы его всё равно пропили! – соврала Арлен, оправдываясь. На самом деле, кошель она туда засунула сама, предварительно отжав его у дядюшкиных ищеек во время драки. Ну, случайненько так засунула в сумку то, что хорошо лежало.
– Я вот лишилась своего любимого платья. Здесь можно начинать рыдать, – подытожила девочка. Где-то в лесу что-то хрустнуло. Ну вот, всю ночь до утра куда-то чапать, ещё и верхом!