Ему не выдержать натиск отца. Король кружит, перекидывает схватку из угла двора в другой, не давая опомниться. "В этом твоя порка?"-даже в мыслях тяжело дыша вопрошает Айлес. В голове шумит от лязга и крика. Но некоторые слова способны доходить предельно точно, что бы ни было.
— Ты опозорил меня. И наш дом.
Вот оно. Его откровение через злость и ярость человека почти что отчаявшегося. Он вырос с мыслью о том Фйеле, где королевский род есть государство, а государство есть королевский род. Корона - столп, на котором покоится этот флегматичный горный север. А традиции подпирают его мощной балкой. И по этим традициям даже младенцы с молоком матерей, как заповедь, впитывают идеи о неприкосновенности тех, кто крепкой рукой держит страну, ведя свой род испокон веков. А теперь все это: балки, столпы рушится, как кости домино, и сшибают друг друга. Потому ли, что самодержавная рука уже не так крепка? Или потому, что хельмовская вера, вера - другой Фйельский столп, брыкается, как ретивый конь, некогда ведущий табун, а теперь вынужденный терпеть присутствие старого, но по-прежнему сильного жеребца?
Король предпочитает разбираться с последствиями, а не устранять причины. В истоках лежит истина, и она такова, что не разлад в королевской семье привел к охоте на них, но покушения привели к разладу. Еще когда быть тихим принцем Айлесу было позволительно, еще когда Комнол не был Каином, когда не цапались они на пиру и охоте, когда не смеялись над ними благородные мужи на тинге. Когда ее не стало. Но эмоции захлестнули короля, и он не видит в черной полосе просвета. Чума Уоллесов! Не пристало королям давать свое имя болезни. А потому срывается на сына, не видя, к чему приводит ярость. Не помня, что кровавые порки лишь укрепляют силу противодействия. Таков уж характер несломленных северян. И даже тихого принца.
Боль пронзает сознание, теряются ориентиры. Удар затмевает свет, и темнота преследует даже когда голова запрокидывается и обращается к кристально чистому небу. Ярость отца не дает опомниться: следующий удар в живот. Он заваливается назад и падает, пригвожденный к месту клинком.
— Я не позволю тебе стать королем.
-Как же ты это сделаешь? Собираешься жить вечно? Трусливо вынесешь вопрос на тинг или вызовешь меня на смертоносный, но достойный поединок?-дерзость воздается ему нажимом острия. Сильнее. Холода нет, есть лишь ощущение, что рука отца не дрогнет проткнуть его глотку.
Айлесу всегда не достает амбиций. Даже корона не дает ему столько сил действовать, сколько дает простое сыновье упрямство. Я не подведу тебя больше никогда, но и ты не глупи, отец. И, может, Айлес бы отступил, в пьяном приступе щедрости при всех высоких гостях отмахнувшись от трона: "мне не сдался этот стул предков,"-сколько бы мать не хотела того. Но он знает, что вокруг нет никого другого, только черные вороны из пророчества, и не может позволить им здесь приземлиться. Я сяду на этот стул предков однажды, чтобы доказать тебе, что я буду королем, папа. И никто не посмеет тронуть нашу семью.
Он отводит лезвие рукой от горла в сторону, и от легкого нажима на пальцах выступает кровь. Айлес поднимается, опираясь на руку, смешивая кровь с грязью. Утирает ее об штаны. После бешеной схватки мечей, все слишком медленно, будто замерло. Люди напрягаются от такого, опасаясь, что человек перед ним подобен в повадках затаившемуся зверю перед прыжком. Тэм держит меч все так же крепко, Айлес даже видит легкое движение пальцев, когда они сжимаются плотнее вокруг рукояти. Свой он почти что готов уронить. В этой руке нет твердости: она вся во взгляде. Но когда королю надоедает ждать, он нетерпеливо заносит сталь - удар - и парирующий клинок в руке сына уже сжат намертво. В этом он весь. И не стоит спешить сбрасывать Айлеса со счетов, как выдавили его с обрыва.
Отредактировано Aileas Wallace (2017-10-09 19:18:33)
