Чем звонче бьются кубки, тем больше радуется покойного душа. От чего радуется только? Да Боги его знают. Но ведь принято. Принято не плакать и страдать, и жизнь свою вместе с мертвыми оставлять. Принято держать лицо и на каждой тризне искаженный от боли рот в улыбку превращать. Эль выпивать огромными бочками, мучать струны в заученном ритме и оголтело смеяться. Память должна быть светлой и доброй. Ведь чего еще будут стоять кости в рыхлой земле, если их не останется никому поминать.
Только ведь память такая капризная дама. Когда она нужна - от нее не дождешься и взгляда, а когда дело до нее нет, будет приставать денно и нощно как самая изголодавшаяся баба.

Уже 3 месяца прошло, а перед глазами Уоллеса продолжают нещадно всплывать образы последнего дня. Вот он, весь такой из себя властный хозяин, вершитель замковых судеб практикуется с братом и Аластером в остроумии, когда внезапно пронзительный визг низкородной девки вдруг остановил жизнь вокруг. И все его праздное состояние подобно оборотню в полнолуние резко сменилось мерзким и ужасающим чувством, сковавшим все внутри. Он отчетливо помнит ту секунду, когда все изменилось. Сердце остановилось и забило на все свои обязанности, кроме как бешено биться от ребра к ребру. Как раненый зверь, решивший в бешеном припадке найти выход из клетки любой ценой. И лишь когда холодный пот отпустил, время жадно и беспринципно захотело забрать свое. Дурное предчувствие и адреналин превратили минуты в секунды. Но и этого оказалось мало.
Он бежит по каменным коридорам замка, с силой отталкивая все лишнее на пути. Без веры ушам, чтобы поверить глазам. И вот глаза увидели сумеречный свет, а вместе с ним знакомое тело. Слишком белое, чтобы принадлежать живому. Слишком родное, чтобы признать его мертвым. Он падает на колени, приподнимает ее, пытается привести в чувство, гладит умиротворенное лицо и умоляет ее не оставлять его, а проклятых петерианских, или какие они там, Богов не забирать ее.
Бесполезно. Душа давно уже извне смотрела на тело. С пониманием этого приходит ор. Ор во всю глотку, какой только может издать мужское нутро. Ор, помешанный с рыком. Он отдается эхом в голове, в замке, снаружи, внутри, непонятно где, растворяется везде . Это не ликующий ор воина после знатной битвы. Не сладостный ор бабы, извивающейся под мужиком. И не победный ор матери, исторгнувшей из утробы долгожданное чадо. Это мучительный рев, предназначенный впитать разом всю боль и выплюнуть разом. Но как бы не казалось, что с этим может прийти конец, это становится только началом страданий.
Он встает, поднимая с земли тело, и идет в замок. Его неуверенные шаги тяжелы под грузом обвисшего тела, под взглядом любопытных зевак. Шок не дает нормально дышать и впускает в разум непонятный туман. Все происходящее кажется отражением в воде. Среди чужих и незнакомых лиц внезапно различается расплывчатое бородатое лицо брата. Его руки активно жестикулируют, а губы что-то выкрикивают - приказы. Волшебный щелчок за невидимыми кулисами запускает движение в замке, которое скрывается за дверьми очередного королевского зала.
Он кладет Рианон на стол, будто у него на руках лежало самое ценное сокровище мира. Какой-то знакомый на лицо человек начинает осматривать ее и выщупывать пульс. Рука брата опускается на правое плечо. В его глазах читается жалость и прячется страх. Тот впервые видит таким своего старшего брата. Но они не одни. Кто-то еще присутствует рядом.
Шум, топот нескольких ног. Повышенные тона. Вопросы. Неустраивающие никого ответы. В голове все мешается. А потом его меч без малейшей жалости входит по самую рукоять в грудину хускарлов. Зачем нужны те, кто не справился с самой простой обязанностью? Разве не для этого им позволено дышать? Всего-лишь уберечь одной хрупкое нежное тело. Одно. Не народ. Не целое королевство. Одну принцессу. Неужели он, как властитель, так многого просил? Разве он не делает все, чтобы эти люди были довольны. И так малого нужно взамен. Хранить жизнь царской семьи.
Власть в такие моменты превращается в зло. Хочется видеть это искаженное от боли лицо еще и ...

Столкнувшиеся кубки вывели мужчину из транса так же резко как и ввели в него. Холод от оружия до сих пор ощущался. Но это всего-лишь рука с силой сжимала чашу. Гам затих. Присутствующие с непонятным ему ожиданием смотрели на принца. Чего еще можно хотеть от него на таких мероприятиях, когда все заняты лишь вопросом как посытнее набить себе брюхо и как не извергнуть всю эту проглоченную бурдень обратно? Он поднял кубок, кивнул и сделал глоток. Угадал, естественно. С видом наибольшего удовлетворения все продолжили трапезу. Вновь послышался смех, будто чья-то свинья внезапно решила отрешиться от бремени посреди тризны и интерес гостей ушел в крайне противоположную сторону от принца.
Да и вид у него сейчас был не из самых приятных, чтобы кому-то всласть хотелось за ним наблюдать. С ночными кошмарами в комплекте шли синяки под глазами, с потерей аппетита - осунувшееся лицо. Взгляд потускнел, вид помрачнел. Вместо улыбки собеседник мог расчитывать только на неприятный оскал. Все, кто к нему обращались, даже шептались, будто вместо ответных фраз отчетливо слышали скрежет его зубов. Или клыков. Он же чудовище. Он не чудовище. Но он принц. И ему приходится сидеть среди тех, кто убил его жену. Да будь он король, Тэм все равно бы не стал лебезить ни перед кем из них. Какой может быть долг и обязанность перед теми, кто так трусливо предал его. Тут хочешь не хочешь, а тяжелая гнетущая аура будет ходить за тобой по пятам. Именно поэтому еще люди и старались не обращать внимание на принца. Они страшились его, боялись, что слухи о его ярости могут оказаться правдой. И уж точно не желали давать лишних поводов для их проверки.
Невидимка встал из-за стола и направился к единственному человеку, который сейчас занимал самое большое внимание. Ведь именно он мог успокоить его мятежную душу. Он мог принести ему на блюде голову того, кто был повинен во всем этом.
— Лорд Ворст, мое почтение, — громкий безрадостный голос принца должен был обратить внимание на появление королевской особы возле обычного стола. А там достаточно было положить на плечо руку его соседу и потянуть на себя, чтобы намек был понят и место для Уоллеса рядом с лордом освобождено.
— Надеюсь вы пришли сюда не для того же, что и все остальные, — вот теперь слова Тэма предназначались только для ушей Бьеи. И гости с противоположного стола убедились в этом как только в их сторону был брошен тяжелый взгляд принца. — Набитый живот мешает голове. А мне как никогда сейчас нужен ваш чистый и расчетливый ум.

Отредактировано Tam Wallace (2017-06-11 18:07:38)