К роли леди Лиллис никак не могла привыкнуть, сколько не старалась.  Ей, простой девушке, все еще трудно давался суровый взгляд, способный поставить на место прислугу, куда проще было мило улыбнуться и постараться помочь всякому страждущему, как себе.  Но, если покойный лорд Росс относился к этой ее особенности, лишь посмеиваясь себе в усы, довольный вполне тем, что молодая жена не попадала впросак на глазах вассалов и вела себя, в целом, как подобает настоящей девушке из знатного дома, то вот опекун ее сыновей, Улик Локхард, находил это неприемлемым поведением, даже недостойным, и постоянно шипел по этому поводу, одергивая леди.  Лиллис начинала уже задумчиво утром высматривать в своих волосах седые волосы, которые, как ей казалось, должны были прибавляться  все активнее, но пока что каштановые кудри были темны и шелковисты, давая только золотой отблеск вместо серебра. Двадцать девять лет – немалый возраст, и иногда она уже чувствовала привычную для такого возраста леность в тело, слабость мышц и даже ломоту в костях, но жизнь в Фйеле нельзя и близко сравнить с жизнью в Атлантии, которую, правда, женщина почти не помнила. Истерлись воспоминания за давностью лет.
С утра рядил противный мелкий дождь, затянув небо блеклыми серыми тучами.  Закутавшись по самые уши в теплую вязаную из овечьей шерсти шаль, она вышла на балкон, но осталась под козырьком, чтобы не вымокнуть полностью, и именно в этот момент приметила процессию всадников, подъезжающих к главным воротам. Тонкие брови женщины сошлись к переносице, а сердце противно обмерло, ведь подумалось уже, что это явился, наконец, обещанный ей женихом один из сыновей Улика., Финли.  Из-за дождя было трудно поначалу разобрать по гербам и цветам дома, так ли это, но она была почти уверена, ведь Росс располагался в западной части Фйеля, далеко от столицы и главных трактов, так что просто так гости сюда не заезжали.  И все же пришлось признать, что ошиблась, когда процессия въехала по двор, поскольку даже на мокрой ткани, цвета были отличны от дома Локхард.
- Кто же к нам пожаловал? – продолжая хмуриться, спросила вполголоса в пустоту перед собой Лиллис, уже разворачиваясь на подошвах своих мягких домашних башмачков  в сторону комнаты. Продолжая кутаться в шаль, ибо с утра испытывала легкое недомогание, она уверенным шагом, метя подолом своего простого суконного платья из черной ткани каменные полы, зашагала в сторону главного зала замка. Сначала через коридоры, потом вниз по узким лестницам, петляющим вдоль стен, и вот, наконец, вынырнула из-за тяжелого гобелена, от потолка до самого пола закрывающего часть стены зала, а заодно и выход в восточное крыло. Обойдя колонны, все еще скрывающие от ее обзора гостей, женщина едва не столкнулась с одним из них, довольно неожиданно выйти справа от Улика, который их уже приветствовал, должно быть, и собирался занять беседой, судя по раскрытому рту. Заметив свою вдовую подопечную, он сверкнул на нее глаза.
- А вот и леди Росс, - Лиллис тут же исполнила весьма успешно и грациозно приветственный книксен, придерживая края платья, и подумала, поднимаясь и встречая взгляды прибывших, что в этой шали, пожалуй, слишком уж непредставительно выглядит. Учитывая, что каштановые кудри были собраны в косу, свободно пущенную вдоль спину, то и вовсе можно решить, что пришла какая-то деревенщина с кухни. От этого бледные щеки немедленно зарделись румянцем, а в глазах появился блеск, но за счет смущения ее облик приобрел большую жизненность, чем был прежде. Страдания и сомнения порядком измотали ее за эти недели, а угроза замужества и потери сыновей и вовсе подорвала здоровье.  – Познакомьтесь, миледи, нас почтил визитом уважаемый сосед, лорд Ворст со своею свитою.  – Знакомое имя, но она даже не улыбнулась, вспоминая свой визит к Аларике. Ах, теперь Улик устроит ей настоящую выволочку, если только лорд Ворст коим-либо образом в своих словах даст ему возможность догадаться, что у подруги ее язык был непомерно длинным.
- Милорд, - снова книксен с выражением великого смирения.  – Для нас большая радость приветствовать столь благородного и уважаемого гостя в нашем скромном замке, я сию же секунду распоряжусь слугам приготовить покои и растопить очаг, чтобы вы и ваши спутники обогрелись с дороги и отдохнули перед обедом, который распоряжусь готовить как можно быстрее. Но, если вы проголодались, то я прикажу подать вам апперетив.

Время уничтожает большинство воспоминаний, как светлых и радостных, так и темных, мрачных, давящих на душу слишком явно, притом, так часто совсем не те, от которых хотелось бы избавиться, ну или, по крайней мере, это избавление не казалось совсем горестным. Лиллис в этом отношении ничем не отличалась от большинства людей, частенько сидя перед очагом в большом плетеном кресле, укутавшись в плед, и, прикрыв свои темные ореховые глаза густыми ресницами, через просвет которых ловились отблески пламени, пыталась вспомнить какие-то приятные и сладкие моменты, но, как назло, частенько ничего совершенно не могла воскресить. Разве мало было у нее приятных воспоминаний о жизни с мужем, разве совсем ничего не приходило бы на ум, пожелай она вернуться в прошлое? А вот не приходило, почему-то, то ли хлопоты и заботы ускоряли исчезновение из памяти этих картин, то ли под гнетом осознавания перспектив не оставалось сил терзать себя счастливыми картинами тех дней, когда она была свободна и беззаботна.  Поэтому сейчас она отлично знала, что представляет собой картину еще не старой, но очень печальной и усталой женщины, и даже сдержанная, мягкая улыбка не сбавляет глубины этих чувств в карих глазах, которыми она очень внимательно наблюдала то за гостями, то за деверем. Последний казался радушным и беспечным, но что-то подсказывало Лиллис, что все совсем не так на самом деле, и ее «родственник» совсем не сияет медным тазом в глубине своей души от такого визита, наверняка, гадает, что понадобилось лорду Ворсту здесь именно сейчас.
Ее это беспокоило, и потому тонкие пальцы нервно тискали складки плотной материи юбки, а щеки то и дело укрывались бледностью вместо здорового румянца, но все это можно было списать на непогоду, ведь деверь знал, что ее иногда мучили приступы головной боли в дождливые дни. Видимо, он подумал так и сейчас, поскольку окинул ее лицо долгим внимательным взглядом и уже открыл рот, чуть коснувшись руки невестки, намереваясь явно уточнить, не отправиться ли ей в свои покои и не выпить настоя из трав, как гость озвучил свое желание о ее присутствии за ужином. Лиллис перевела на Ивара Бьеи испуганный взгляд застигнутой врасплох охотником на поляне лани, а вот Улик нехорошо прищурился.
- Боюсь, лорд Ворст, леди Росс себя неважно чувствует, и…
- Нет, нет, - спешно встряла Лиллис, поправляя выползшую на лоб прядку за ухо, вскидывая вторую руку открытой ладонью вверх меж мужчинами. Она смогла даже вернуть себе достаточно боевой вид, и блеск появился в глазах, дополняя спешно расползшуюся по губам широкую улыбку. – Благодарю вас, милорд, все хорошо, всего лишь немного грусти вызывает этот тяжелый дождь с утра, и я не могу не вспоминать своего безвременно почившего супруга, простите смиренно вдову, - ее мягкий, ласковый голос обладал одним неоспоримым достоинством точно: он звучал на редкость убаюкивающее, успокаивающе, иными словами,  располагающий к себе. И даже Улик отступил с кивком, точно бы поверил в эти слова, не усомнившись, что его невестка скучает по покойному супругу. Как отреагировал лорд Ворст, Лиллис всматриваться не осмеливалась, ведь на ее памяти и в юности Ивар Бьеи вспоминался уже человеком взрослым, серьезным, твердым характером, и, уж наверняка, время и власть не сделали из него нежный романтичный цветок, млеющий под слезливые поэтические строки.  – Но я, разумеется, отвечу согласием на ваше пожелание, лорд Ворст, ибо закон гостеприимства силен в этом доме, и, к тому же, что способно развеять тоску лучше, чем беседа умных мужей за кубком вина? – только сейчас она все же подняла взгляд и посмотрела прямо в глаза гостю, и в глубине его проскользнула тонкая смешинка. Всем известно, что , если что и способны развеять разговоры «умных мужей», так это бодрость, навевая сонливость на любую женщину. – Позвольте, я пойду прикажу накрыть стол к ужину, -и, снова поклонившись, направилась в сторону кухни, исчезая за очередной аркой в длинном узком коридоре.

С детства она питала страсть к книгам, с удовольствием постигала премудрости шитья, вязания и готовки, с неистребимым любопытством осваивала травы, варя снадобья, изучая строение тел человеческих и звериных, но чего Лиллис так и не смогла постичь, это прискорбно опасных кулуарных игр. Интриги были везде, будто жила она не в северном замке, вдали от столицы, а в самом центре Хельмского королевстве, в далеком Хайбрее, а она была, не много, не мало, настоящей королевишной. Может быть, вся эта ложь и мерзость клубились вокруг и прежде, просто она их не замечала, потому что ее оберегал старательно покойный супруг, но теперь она была готова нервно дергаться на каждый шорох, на каждое слово, даже гостя. Внимательные карие глаза женщины изредка касались лица лорда Ворста, чтобы не смущать ни визитера, ни приличий, не ронять тень на свое имя, но каждый раз, когда их взгляды сталкивались, в лице Лиллис не было и капли свойственного женщинам кокетства, желания очаровать или увлечь. В ее твердом, спокойном взгляде таилось подозрение: зачем вы приехали? Что вам нужно?
Чем активнее лорд Ворст наседал на Улика, явно желая говорить с ней, тем неспокойнее становилось Лиллис. Она много лет не видела этого человека, и суровый, с пронзительным давящим взглядом мужчина перед ней, плечистый, крепкий, с копной темных волос, пугал хозяйку замка, не хватало и мыслей, чтобы додуматься, с какой целью на самом деле он прибыл.
-Очень любезно с вашей стороны, - вежливо произнесла женщина, приседая в благодарном реверансе, прежде чем устремиться в сторону кухни.  Но облегчения это не принесло, посколько гость двинулся за нею, и каждый удар сердца теперь приходилось вымучивать, а дыхание давалось так трудно, что несчастная начала задыхаться от волнения. Слезы бессилия тут же полезли на глаза, губы задрожали, и она порадовалась, небрежным жестом, будто поправляя волосы, смахивая влагу с ресниц, что гость идет за спиной и этого не видит. – У вас и ваших друзей есть пожелания к блюдам на ужин, милорд? –[/] обернувшись через плечо, мягко спросила она его. Банальная вежливость, но Лиллис почему-то чудилось, что она идет по лесу, а за нею крадется дикий зверь в тенистой чаще, и если не обернуться, нападет. Чушь, конечно! Лорд Ворст благородных кровей, он не станет нападать на женщину насмешки или демонстрации своей силы ради, ее просто донимают свои страхи и волнения, надо будет добавить себе в чай настой валерианы. – [b] Как поживает ваша сестра, милорд? – внезапная потребность что-то говорить, потому что молчание удручающе давит. Еще немного, и она дрожать начнет, точно трусливая овечка, - или все же от холода? Тут как-то зябко стало, и Лиллис обняла саму себя руками,  крестив их под грудью. – Надеюсь, все хорошо? Я имела честь недавно навестить ее и, право, она показалась мне взволнованной немного. – женщина легко улыбнулась, но эта улыбка не убрала выражения грусти с ее миловидного и не старого еще лица. Она и не помнила, когда смеялась беззаботно последний раз; дети отнимают все силы, выпивают всю радость, а вдовство лишает даже перспектив на нее. Она была еще молода и могла быть желанна новому мужу, но это крест матери: от тревоги за детей не избавиться. Невозможно кажется жить с ними, пребывая в постоянной тоске, но мысль о разлуке убивает и заставляет сердце рваться на части. Так хотелось бы вернуть старые дни, когда было хотя бы надежное плечо, в которое можно уткнуться. Но точно исчерпала она свой горшочек счастья, подаренный при рождении фейри, слишком щедро черпая, и теперь рука осталась у пустого дна….