Кем станешь, когда вырастешь, шалунья?
Исправь меня, но ведь совсем не лгун я,
С далекого пути дверь та встретит тебя,
Которая краснеет при свете фонаря.
"Хоть станешь приличным человеком", - ворчал отец, приняв нелегкое решение о том, чтобы отдать сына - второго по старшинству и первого по таланту к возмущению спокойствия - в ученичество к художнику-изобретателю Николло де Ланца. Отец до последнего надеялся оставить несносного сынишку при себе, но вынужден был пасовать перед его неугомонным строптивым нравом. Франческо Вестри сам был мастеровым с умелыми руками и определенной долей фантазии - достаточной для того, чтобы сколотить табуретку, но пасующей перед задачами чуть более неординарными.
Неординарность! Именно этого не хватало юному Витто как воздуха, и он с самого раннего детства изворачивался, воображал, провоцировал, удирал, пакостничал, изобретал - в общем, делал все то, что могло бы как-то разнообразить его рутину. Эти таланты пришлись как раз кстати после того, как мальчишка десяти лет от роду стал учеником знаменитого на всю Орллею инженера, которого с равной частотой принимали за гения и за одержимого. Спустя несколько лет из ученика он вырос до единственного избранного подмастерья маэстро, чем гордился сверх меры. Обучаясь нескучному ремеслу инженера-изобретателя, он днями напролет занимался интересными делами вроде испытания новых пушек и примерки водолазного костюма, а вечерами и ночами принадлежал только самому себе - ну и тем счастливицам, которым везло провести ночь с персоной столь важной и разносторонне одаренной. Мастеру не было особенного дела до того, чем занят Витто в свои свободные часы; он ограничивался чем-то вроде "Только не влипни куда-нибудь, завтра ты мне нужен" и отпускал подмастерье на все четыре стороны, так что тот мог применять свои многочисленные таланты в любом из направлений.
Музицирование было как раз одним из этих талантов. Юнец сносно, если не сказать превосходно, играл на лютне и обладал приятным голосом - уже претерпевшим ломку и не детским, но еще не таким низким, как у зрелого мужчины. Будучи парнем предприимчивым, он, само собой, извлекал пользу из своего умения исполнять баллады и слагать вирши. А будучи еще и изобретательным, он делал это с фантазией, достойной лучшего применения, совмещая приятное с еще более приятным.
Играть на улицах и базарных площадях можно было днем, но дни Витто проводил в мастерской. А вечером это занятие становилось ощутимо более рискованным. Как знать, кому твое бренчание расстроит планы? Например, взыскательный музыкальный вкус головореза, крадущегося в ночи с коротким кинжалом на изготовку, едва ли удовлетворит заунывно-романтическая "Как пришел я к моей ненаглядной", взрывающая ночную тишину. Нет, ночью лучше следовать губительному примеру мотылька, летящего на свет факела, а именно: уносить ноги с улицы и присоединяться к веселой шумной компании под крышей таверны, игорного дома или... почему бы не борделя? Вот достойное место для служителя прекрасных искусств! Кто скажет, что трюки, которые вытворяют эти прелестницы - не искусство, не его особый, изощренный вид?
Переступивший порог гордого пятнадцатилетия, Витто успел на собственном опыте познакомиться с талантами искусниц из "Сумеречного Атласа" и находил их если не всегда... изящными, то, по крайней мере, неизбежно впечатляющими. Мастерицы страстных любовных трудов виделись молодому музыканту публикой самой что ни на есть искушенной и просвещенной в удовольствиях - а музыка разве не должна приносить удовольствие? Так что, Витто счел жриц любви достойными слушательницами, а потому стал проводить вечера и добрую часть ночей в их компании, своим пением и игрой на лютне услаждая слух одних клиентов и раздражая других, не столь тонко чувствующих искусство.
И все же, мало быть несравненным певцом и музыкантом, чтобы отвоевать теплое местечко рядом с жемчужинами "Атласа". Ко всему прочему, нужно было еще с готовностью выполнять мелкие поручения хозяек-командирш и самих девиц.
Вся эта предыстория - вкратце о том, как Витторио Вестри, подмастерье изобретателя, оказался в "Сумеречном Атласе" одним из теплых лирэфийских вечеров. Самый бурный час был впереди, клиенты еще не выстроились в очередь, и вместо того, чтобы держать в руках лютню да глазеть по сторонам на разные восхитительные непотребства, Витто поднимался по лестнице, не видя ступеней из-за пышной охапки цветов, которую нес в руках. На локте у него болталась корзинка, доверху набитая фруктами и пряностями - крошечные бутоны гвоздики, стебельки и листья фенхеля и мяты предназначались для свежести дыхания прелестниц, которым за ночь предстояло изрядно потрудиться во благо любви и опустошения чужих кошельков.
Когда зажигался красный фонарь над входной дверью, проститутки спускались вниз, где располагались в богемных позах разной степени соблазнительности и привечали вновь пришедших визитеров, у которых, ясное дело, при виде такого многообразия женских округлостей начинали течь слюнки и будто сами собой расчехляться... кошельки. А потом и все прочие расчехляемые части гардероба.
Но начинался вечер, само собой, с того, что жрицы превращали себя в богинь с помощью косметических ухищрений, умело подобранных тугих корсетов и платьев, искусно присборенных и опущенных в нужных местах, способных при необходимости обнажить больше, чем скрыть.
Высунув ладонь из-под охапки цветов, Витто вслепую нащупал ручку и потянул на себя дверь, открывая портал в мир корсетов и подвязок, облаков парфюма и приторного запаха притирок для тела, женского щебета и жеманного хихиканья, перемежаемых вульгарным хохотом и грубой бранью, нередко слетающей с ярко обведенных ротиков. Итак, сперва показался гигантский букет, за ним - буйные каштановые кудри, и уж напоследок - улыбающееся безусое лицо молодого подмастерья.
- Мое почтение, миледи! - хорошо поставленным голосом провозгласил он, легко перекрывая девичий разговор и обращая на себя внимание прелестниц. Прошествовав к огромному напольному вазону, он ухитрился утрамбовать все цветы туда, выпрямился и обвел присутствующих женщин взглядом сияющим и полным энтузиазма. Витто запустил руку в корзинку и жестами щедрого добродетеля принялся раздавать блудницам фрукты и туго набитые мешочки пряностей. Будучи юношей, не лишенным природного обаяния, он становился еще очаровательнее, легко находя для каждой хвалебное слово и меткий комплимент, в перерывах между которыми увлеченно рассказывал какую-то байку без начала и конца.
- ...начинают вопить: "Дьявол, опять ты здесь?!", а я им говорю, мол, господа, а куда же мне деваться? Да, снова я и снова здесь, но попрошу без оскорблений! Вам разве не известно, как выглядит дьявол? Яблочко для вас, нежная миледи, и чуток гвоздики... вот так... Дьявол, говорю, скачет на козлиных ногах, да жидкой бороденкой трясет, а посмотрите на меня! - Витто раскинул руки и на каблуках повернулся кругом, показываясь во все стороны. - На дьявола похож не больше, чем вы, любезные господа, на уличных танцовщиц, которые так и вскидывают свои пестрые юбки на соборной площади - любовался бы днями напролет! Вот как вашей смуглой ножкой в этом самом тапочке, прелестная Терпсихора! Не далее как вчера я имел честь насладиться вашим танцем (не таким уж он оказался приватным, как думал тот напыщенный болван), и после этого я вмиг сделался поклонником этого вашего искусства. Погодите... как вы это делаете? Вот так, сперва ногой, а потом бедром? Оу... да? Хм. Не уверен, что хочу знать механизм в подробностях, но еще раз с удовольствием посмотрел бы. О, пригласите меня в следующий раз! Правда? Обещаете? В залог вашего обещания - вот эта спелая слива и молодые листочки мяты. Умоляю, не забывайте меня!
Проститутки охотно принимали из рук юноши фрукты и пряности, хихикая, театрально возводя к потолку бесстыжие глаза и время от времени игриво пробегаясь пальчиками по его непокорным кудрям. Обогнув комнату по кругу, подмастерье походя сам сжевал пару яблок из корзины и в завершении приблизился к двум проституткам, что вместе взгромоздились на одно кресло в позе выразительной и до крайности занятной. Порывшись в корзинке, хитрец извлек из ее недр слегка примятое яблоко и без особых церемоний сунул его в руки Симоне - хохотушке в одном корсете, что сидела на коленях у красивой темноволосой блудницы, глядящей на остальных с легким пренебрежением, но все же благожелательно. Для нее Витто приберег самый упругий, спелый, свежий наливной персик, который с легким поклоном преподнес девице на раскрытой ладони.
- А вы, миледи, прекрасна и недосягаема, как золотая мечта. В знак бесконечной моей признательности и восхищения, прошу, примите этот сочный персик - гладкий, округлый и нежный, как ваши... ваша... то есть, я хотел сказать... ваши прелестные щёчки. К вашим услугам!
Симона, бывшая не самой просветленной мыслительницей, все-таки сумела сравнить манеру обхождения с ней и с ее подругой и найти в пренебрежении к себе повод для негодования. Шутливо зашипев, она резко выбросила вперед руку, точно кошка - вооруженную когтями лапу, - чтобы смахнуть отборный фрукт с ладони подмастерья, но тот оказался еще проворнее: вмиг нырнул под ее простёртой рукой, обогнул кресло сзади и высунулся из-за спинки с другой стороны, с хитроватой улыбкой протягивая персик своей темноволосой фаворитке.

Отредактировано Vittorio Vestri (2017-07-09 19:35:34)

Я пьян любовною рутиной,
Я пьян вином, я пьян тобой,
Я страстью пьян неотвратимой,
Не возвращай мне мой покой!
С тех пор, как Витто было назначено официальное жалование подмастерья, он стал персоной для своих лет если не состоятельной, то, несомненно, более весомой - по крайней мере, в своих собственных глазах. Вкупе с жалованьем он нередко получал от маэстро и нудные тирады нравоучений, и оплеухи, и, что приятно, завтраки с ужинами. Но первостепенным все же был неподдельный интерес к изобретательскому ремеслу и восхищение идеями де Ланца: не такой Витто идиот, чтобы тратить лучшие годы своей жизни на занятие хоть прибыльное, но унылое и монотонное.
То же самое относилось и к заработку в публичном доме - эмм... хотя звучит, согласен, не очень. Молодой хитрец с нескрываемым удовольствием проводил время среди не обремененных комплексами девушек, всегда имея возможность полюбоваться, подсмотреть, подглядеть, ненароком дотронуться, пощупать, откровенно ущипнуть, поупражняться в красноречии, в изобретении новых метких комплиментов и в изощренной акробатике (иногда почти воздушной) - всё это в зависимости от личности каждой конкретной ночной нимфы. Объединенные одним нехитрым ремеслом, в остальном они разительно отличались друг от друга, а Дея, прекрасная черноволосая гордячка, и вовсе стояла особняком. Кое с кем из прелестниц можно было развлечься и бесплатно, кто-то взимал с "милого мальчишечки" только символическую плату, но для того, чтобы провести ночь в компании этой восхитительной брюнетки, потребовался бы годичный заработок подмастерья-музыканта, не иначе.
Так что, пользуясь положением "своего человека", Витто сполна наслаждался мимолетными мгновениями и философски довольствовался малым. То же и сейчас: повинуясь касанию тонких пальчиков, он потянулся к лицу бесстыдницы, подставляя щеку для короткого поцелуя.
М-да...
Если добавить смачный чмокающий звук, ласку эту вполне можно было бы назвать, например, "Благословением тётушки Бьянки", разве что тетушкины губы ни при каких обстоятельствах не стали бы такими горячими и влажными. Последний миг близости вселил надежду в неунывающую душу юноши вместе с обжигающим дыханием шалуньи, которым она коснулась его приоткрытых губ, но на этом благосклонность Фортуны иссякла.
- Прошу прощения, миледи, но вот бесстыдником меня величать не стоит, - с достоинством заявил Витто, незаметно вздыхая, выпрямляясь и одаривая красавицу укоризненным взглядом сверху вниз. - Скажи я вам хоть слово пустой лести - провалиться мне вот прямо здесь, на этом самом месте!
С ним такое случалось частенько: мастер болтологии и увлеченный рифмоплет, он любил слагать коротенькие вирши и четверостишия на тему всего, что только видел вокруг себя. Неудивительно, что порой его слова складывались в стишки непроизвольно. И часто он оставался этим доволен.
Вот и сейчас, самодовольно хмыкнув, подмастерье отправился в указанном направлении, с видом чинным и снисходительным принимая приглашение по-барски опуститься на подушки. Корзинку он пристроил рядом: в ней еще оставалась пара-тройка мешочков, набитых ароматными пряностями - их всегда лучше иметь в избытке. Один из них пригодился тут же: сам того не заметив, Витто запустил руку в корзинку, подобрал мешочек и, не отрывая взгляда от разворачивающегося перед ним представления восхитительно откровенного жанра, вслепую расшнуровал его.
Раз - умелые руки проститутки импульсивно сжали ягодицы незадачливой Симоны; пальцы впились в белую кожу, вынуждая ту заметно покраснеть.
Витто запустил ладонь в мешочек и, нащупав один из бутончиков гвоздики, машинально стиснул его между пальцами, невольно повторяя жест черноволосой нахалки.
Два - после ловких манипуляций с телом подруги - можно живо представить, каким податливым оно оказалось на деле... но лучше воздержаться. Стой, фантазия, остановись! - Дея во всей красе представила ее перед взглядом слегка ошарашенного юнца.
- Скрипка? Может быть... но нет, ты - Фрина! - вдруг севшим голосом объявил он, тотчас же вспоминая излюбленный художниками сюжет: обнаженная гетера на суде перед целым собранием присяжных, которые единогласно признали ее красоту божественной и не стали карать за богохульство.
Помятое яблочко теряло свою актуальность на глазах - фигурально и буквально.
Да не такое уж оно было и помятое...
Три - всё те же тонкие руки дерзко скользили по телу прелестницы, и в полумраке было заметно, как наливаются краской ее щеки, выгибается спина, трепещет над корсетом нежная грудь. Неожиданно для самого себя Витто обнаружил, что гвоздика отправилась к нему в рот, и характерный привкус надкушенной пряности слегка его отрезвил.
Он увидел достаточно, это уж точно!
Вазон с цветами оказался в полуметре, не дальше. Не слезая с царских подушек, мальчишка протянул предательски дрожащую руку за цветами и выдернул из охапки десяток алых маков. Опустив голову, почти-мастер принялся с видом деловитым и увлеченным плести венок из гибких цветочных стеблей, одновременно стараясь и отвлечься, и прислушаться к сладкому воркованию расшалившейся Деи и томным вздохам, рвущимся из груди ее подруги. Кстати, о ее груди... Он судорожно сглотнул. Звучный стон вынудил Витто вскинуть взгляд, и от открывшейся картины сердце его в тот же момент предательски ухнуло в желудок, а по спине побежали несметные полчища мурашек.
- Мы, люди искусства, излишне чутки и впечатлительны... между прочим... - сдавленно пробормотал он, снова опуская взгляд и радуясь уже тому, что хотя бы не краснеет. Он неловко поерзал на подушках, расплетая сложенные по-турецки ноги и притягивая колени к груди. Все это время умелые пальцы музыканта перекрещивали нежные цветочные стебли меж собой, и вскоре в его руках оказался прелестный венок из пышных ярко-алых маков. Когда проститутки разразились заливистым смехом, Витто не присоединился к всеобщему веселью. Наблюдая за провокационным поцелуем напряженно, неотрывно и исподлобья, он рассеянно водрузил венок на свою собственную голову, изменяя своей обычной галантной манере и не предлагая украшение никому из издевательски хохочущих блудниц.
А потом, словно стряхнув с себя оцепенение, он и сам расплылся в широкой улыбке.
Думаете, только у вас есть козыри в ваших... скажем образно, в рукавах?
Рука Витторио снова потянулась к корзинке и скрылась в ее недрах едва ли не по локоть, чтобы через секунду явить бесстыжим взглядам фигурную бутылку сладкого авеллинского вина. Подняв ее повыше левой рукой, правой юноша выразительно обвел ее изящный контур, недвусмысленно напоминающий изгибы женского тела.
- Ко всем чертям ваше прощение, миледи, оставьте его тем, кому сегодня не повезло здесь быть! - От души высказался подмастерье, ловко откупоривая пробку. Венок из алых цветов съехал на его лихорадочно блестящие глаза, но был тут же водворен на место, когда Витто порывисто откинул кудрявую голову назад. - Слушайте! Я буду вашим Бахусом, а вы - моими дикими вакханками! Уж они-то не знали ни прощения, ни пощады! Неужто знаешь ты, зеленоглазая? О, не поверю ни за что!
С уст мальчишки сорвался отрывистый задорный смешок, а следом он расхохотался звонко и безудержно, освобождаясь от скопившегося напряжения и от души прикладываясь к горлышку бутыли с вином.

Отредактировано Vittorio Vestri (2017-07-11 10:09:03)