Аромат свободы отдает терпким запахом конского пота, в висках пульсирует грохотом, в груди – горит огнем. Подковы высекают искры из красноватых камней, в ушах свищет ветер, треплет волосы и хлещет по лицу.
Не выезд на охоту и не скачка наперегонки с последними известиями в соседнюю крепость – Ньйалл Шиберг, двадцати одного года от роду, наслаждался пронзительной свежестью воздуха родных фйельских гор, деля сокровенный миг с одним только своим конем и с луком за спиной. Горы и леса простирались перед ним, и сам он был – и горы, и леса, и мхом покрытые камни под копытами жеребца.
Ньйалл натянул поводья, притормаживая флера, и оба вскинули головы в один момент. Он приложил ладонь козырьком ко лбу, наблюдая, как солнце клонится к закату, запуская лучи за горную гряду. Фыркая и похрапывая, конь перешел с галопа на рысь, потом на шаг, потом остановился вовсе.  Запрокинув голову, всадник все так же смотрел в вечереющее небо, будто не в силах оторваться. Безбрежную гладь с редкими островами облаков пронзил стремительный полет орла – или орлицы? – широко раскинувшего могучие крылья и глядящего вниз своими зоркими глазами.
Наездник остановил коня на самой кромке леса – дальше начиналась густая чаща, и под сплетенными кронами свет дня уже угасал. Меж стволами струилась синеватая дымка, от поросших мхом деревьев веяло холодной сыростью. Ньйалл не торопился пришпоривать коня и отправлять того под сень деревьев. Ловя последние лучи закатного солнца, он потянулся к луку за спиной и, вынув из колчана стрелу, вложил ее на тетиву, уже натянутую мозолистыми пальцами. Орел летел стремительно, разрезая воздух редкими взмахами мощных крыльев, и держался высоко – выше, чем привык видеть молодой охотник. Тем больше загорелся он намерением поспорить с гордой птицей, потягаться в превосходстве инстинктов и умений.
- Выше остальных взлетел ты, птенчик, - вполголоса приговаривал Ньйалл по-фйельски, ведя наконечник вслед за летящей птицей. – Не достанет тебя, думаешь, моя стрела?
Тетива врезалась в пальцы, мимолетное напряжение мышц под кожей – и смертоносное острие уже рассекает вышину, а оперение стрелы трепещет, будто крылья у орла. Лучник прищурился, не опуская лук, и спустя миг издал ликующий возглас. Умело пущенная стрела настигла птицу и поразила ее, орел камнем устремился к земле, в последний раз вскинув свои крылья-руки.
Ну и оружие! Сын лэрда Лэммлах восхищенно присвистнул, достал из колчана еще одну стрелу и взвесил ее на ладони. Баланс и легкость, скорость и дальность полета – сочетание породило оружие, грозное в умелых руках, превосходящее в полете даже орла. Или всё ж-таки орлицу?
Уже позабыв о закатном солнце, Ньйалл вновь перекинул лук назад, за плечо, и тронул пятками бока коня. Так, шагом, въехал он под древесные кроны, и всадника обступил полумрак.
Посторонний шорох он услышал сразу. Кто-то был здесь, совсем близко. Зверь ли, путник? В пальцах все еще была стрела, и мужчина порывисто ее сжал, насторожившись. Но что это? Перед ним будто из ниоткуда предстала молодая девушка, но появилась она не из воздуха, а поднялась с лесного ковра – на ее плаще отпечатки оставили и мох, и трава, из складок ткани выпал жухлый золотой листок. Ньйалл огляделся по сторонам, осматриваясь зорким взглядом, но кроме этой незнакомки никого здесь не было. Голос ее был гневным, и всадника она явно не страшилась. Больше ее заботила мертвая птица, сраженная стрелой фйельца – она произнесла над ней какие-то слова и накрыла ладонями, будто любимое сокровище.
- Я не простой охотник, лесная странница, - в обычной игривой манере объявил всадник, оправившись от изумления. – Я и охотник, и всадник, и воин, и брат, и муж, и отец. И человек, и сын Фйеля и моего клана. Да ты и сама можешь мне пару имен дать. Хочешь? – он показал крепкие зубы в улыбке. - А это – только птица, теперь, к тому же, мертвая.
Девушка выпрямилась и оказалась совсем близко. Ее ладонь легла на морду коня, но не успел Ньйалл предупредить странную незнакомку о его буйном норове, как флер вдруг будто окаменел, а потом и вовсе склонил свою крупную голову, венчающую крепкую шею. Мужчина недоуменно вскинул брови, переведя взгляд на девицу. Ее голос звучал все так же гневно, и чувствовалась в нем какая-то властность, а в ней самой – стержень холодной стали.
- Какой орел, красавица моя? – Ньйалл заговорил с ней ласково, намереваясь смягчить стихийное негодование. – Какое воронье? Я твоих слов не понимаю, но тон их мне, прости, не по душе.
Конь был все так же неподвижен, будто тонкая рука способна была его удерживать на месте. Всадник спешился и оказался лицом к лицу с девушкой в плаще.
- Лесная фея, ты откуда тут взялась? – добродушно спросил он, протягивая руку, чтобы откинуть ее капюшон и взглянуть в лицо.

Отредактировано Hector Berg (2017-08-26 19:35:42)

Ньйалл во всех глаза смотрел на незнакомку. Когда он поднес к ее лицу ладонь, на мгновение ему показалось, что она отпрянет или зашипит, как рассерженная кошка и, чего доброго, выпустит коготки. Но она стояла на удивление смирно и даже не шелохнулась, глянув на мужчину по-прежнему без страха, даже когда ее лицо лишилось прикрытия накинутого капюшона. Льдистые глаза смотрели пристально и проницательно. Лицо чистое, с благородными чертами - лесная странница оказалась по-настоящему красива.
Тем приятнее стала нежданная лесная встреча, но вот сулит ли она удачу? Или наоборот, сейчас эта загадочная дама заговорит ему язык, вскружит голову и приведет прямиком в разбойничью западню? Горцы нередко нападают на путников в горах, и самые отъявленные не гнушаются разжиться добром такого же, как они, фйельца, если он окажется чуть побогаче. Поэтому сын лэрда оставался настороженным, а в руке по-прежнему сжимал стрелу.
- Э, нет, красавица, грубить мне не надо, - предостерегающе проговорил Шиберг, склонив голову и одарив незнакомку весомым взглядом исподлобья. Этот прием он пускал в ход не так уж редко, и девушки, как правило, реагировали на него безотказно: одни смущались и заливались прелестным жарким румянцем, а другие, кто посмелее – только сильней артачились, вскидывая хорошенькие головки и пытаясь убедить себя в собственной уверенности и дерзости.
Но девушка в плаще не принадлежала к плеяде скромниц, как не была и намеренно отвязной - вроде тех, кто ошивается в тавернах. Ее свежее личико выдавало совсем юный возраст, но поступь и осанка были королевскими, да и держалась она так, что иной могущественный лэрд бы позавидовал.
- Быть может, я и не понимаю, как ты здесь оказалась и для чего вышла ко мне, - медленно проговорил Ньйалл, снова всматриваясь в ее спокойное лицо. – Но все же, не держи меня за глупца, лесная фея.
Мужчина умолк, и тут заговорила она. Голос все тот же – тихий, уверенный; а говор – ровный. Она говорила таинственно и не то чтобы монотонно, но ее слова как будто гипнотизировали незадачливого слушателя, и тому вскоре пришлось потрясти головой, чтобы от этого впечатления избавиться.
- Предостережение богини из твоих уст? Не много ли ты берешь на себя, девица? – недоверчиво переспросил Ньйалл и тут же вздрогнул – его груди коснулась девичья ладонь. И касание ее было твердым, будто у мужчины. Тонкие женские пальчики касаются иначе, но эта молодая женщина была, конечно, не проста. Она могла даже не поминать богов, чтобы это стало ясно.
Фйелец порывисто выдохнул и широко распахнул глаза. Будто мимолетное оцепенение охватило все его тело, и он прирос к земле, видя перед собой только лицо незнакомки. Она назвала свое имя, и оно раскатом далекого грома прокатилось в сознании мужчины.
- Аль…дис… - одними губами повторил он, но тут рука соскользнула с его груди, и он вдруг осознал, что полностью владеет собой, как и прежде. Пошевелившись, он изумленно посмотрел на собственную ладонь, согнув и разогнув вновь пальцы, чуть не выронив стрелу.
- Что это было? – только и вымолвил он, глядя, как девушка подзывает лошадь. Так вот как она оказалась здесь – одной загадкой меньше. Но легче Ньйаллу от этого не стало.
- Ну нет уж, погоди, - севшим голосом окликнул он, шагая следом и цепко хватая Альдис за локоть. Он развернул ее к себе лицом, озадаченный и, что тут таить, слегка испуганный мимолетной потерей контроля над своим телом. Необъяснимый, инстинктивный, животный страх всегда его злил, и следующие слова он в своей опрометчивости произнес довольно резко. – Какие ошибки я могу совершить? В чем ошибиться? Богиня пожелала меня предостеречь? – глаза Ньйалла сузились, и ничего хорошего это не предвещало. – Или это твоя собственная воля, девица? Давно ты вот так просто говоришь с богами?

Нет, не такого ожидал всадник, пускаясь сегодня в эту прогулку за ворота Каэра, мчась на коне с пьянящей скоростью, от которой так сладко кружилась голова. Не ждал он ни встречи с незнакомкой под покровом леса, ни предсказаний, изреченных устами той, которая теперь так спокойно взирала на него с высоты своего, в общем-то, не слишком внушительного роста. Но было в ней что-то, не позволяющее равнять ее с другими девушками и женщинами, которых до сих пор доводилось встречать Ньйаллу – а встречалось их ему немало.
Немало было и тех, кто так же касался его лица, ловкими пальчиками обводя черты и гладя щеки, но прикосновение этой ладони было иным. Не дразнящим, призванным распалить и раззадорить, пробудить похоть и страсть в теле мужчины, но будто покровительственным и оберегающим. Одним жестом она сумела усмирить стихийно взвившуюся бурю в мятежной душе Ньйалла, и тот только хлопал глазами теперь, глядя на ее ладонь с цепочкой шрамов вокруг пальца. О да, этот знак был ему знаком.
Сын лэрда выдохнул и возвел к лицу девушки переменившийся взгляд. С уважением и трепетом теперь смотрел он на нее, взирающую на него в ответ всё так же спокойно и благосклонно.
Неужели и вправду? Жрица Богини-Матери! Как теперь не верить в судьбоносность вот таких случайных встреч?
- Невероятно, нет... ты жрица? Со старыми богами разум мой и сердце, - с чувством возвестил Ньйалл, смиренно склоняя голову перед девушкой. Им овладели чувства самые противоречивые: и замешательство, и благоговение, какое охватывает простых людей при встрече с теми, кому известно много больше о самой сути вещей и явлений вокруг.
Выпрямившись и расправив широкие плечи, мужчина открыто взглянул на говорящую с богами, не таясь больше ни за испугом, ни за злобой, ни за робостью.
- Я не боюсь, Альдис, - веско и с достоинством сказал он после того, как выслушал предсказание. Оно на этот раз было не таким туманным, как то, самое первое, когда жрица выпалила что-то о молодом орле, о старом... Да, защитить себя от зверя и от человека здоровый, сильный горец, несомненно, сможет. Но если бы это было все, о чем предостерегала жрица!
Поцелуем она будто запечатала свое предсказание: он согрел губы молодого фйельца, а теплое дыхание жрицы разительно отличалось от ее образа – от него, напротив, веяло холодностью. Вновь теряя над собой контроль, Ньйалл раскрыл губы, будто желая жадно проглотить ее дыхание, но девушка слишком быстро отстранилась и отступила, произнося последнюю фразу так, будто это было прощание. Он не успел даже обвить ее за пояс и удержать свободной рукой, во второй по-прежнему сжимая стрелу.
- Не оставляй меня так скоро, погоди, – стряхнув вновь оцепенение, мужчина потянулся к уздечке ее кобылицы и придержал ее, не позволяя унести наездницу в тот же момент. Пусть магическими способностями фйелец наделен не был, но управляться с флерами умел не хуже Альдис. Он долгим взглядом посмотрел на девушку и после минутного колебания сказал:
– Пугают не опасности, но неизвестность, жрица. Я не тот человек, который во всем осторожничает и осматривается – ты, думаю, и так это поняла. А имя мое – Ньйалл Шиберг, что из Лэммлах-Каэр, - представившись, мужчина почувствовал себя глупо. Зная его судьбу наперед, она уж наверняка имеет представление о том, как его зовут! С другой стороны, может, имена для жрецов значения не имеют? Кто их разберет.
- Расскажи мне еще, Альдис. Расскажи о себе, - внезапно попросил он, опуская взгляд, осматривая девушку с головы до ног. Туманные намеки о подстерегающих в будущем опасностях его не интриговали, а только повергали разум в смятение. Если уж она не может изъясняться точнее – а за пророчицами это водится, - то пусть хотя бы поведает побольше о том, о чем рассказать способна ясно, без намеков.
Согнав с себя серьезность, Ньйалл улыбнулся той самой улыбкой, которую знали, пожалуй, все до одной прелестницы Ларвика.
- Не каждый день встречаешь ту, с кем говорит Богиня-Матерь. И познакомиться с вами поближе я совсем не прочь. А вы со мной?

Отредактировано Hector Berg (2017-08-11 06:29:25)

Порой Ньйалл забывал, что до сих пор сжимает в руке стрелу, которую достал из колчана еще до появления девушки. Потом, изумившись при виде незнакомки, он так и не вернул ее, и теперь пальцы то и дело грозили переломить тонкое древко стремительного оперенного снаряда. Будто только сейчас очнувшись от забытья, охотник вспомнил об этом и вернул стрелу в колчан, что по-прежнему болтался у него за плечом.
- Ты так молода, жрица, но уже знаешь многое, - с почтением заметил фйелец, продолжая разглядывать девушку. Сколько ей лет? Двадцать, меньше? Или больше? Ее лицо было непроницаемым, а такие речи Ньйаллу еще не доводилось слышать от молодой женщины. И вряд ли доведется в будущем - разве что он снова повстречается где-то с той, чьими устами говорит Богиня. Но едва ли ему еще когда-то так же крупно повезет. - Разве тебя не пугает это знание? Ты можешь предсказать и свою собственную судьбу?
Наверняка ей часто задавали этот вопрос, как и всем ясновидцам.
Уздечка в руке Ньйалла дернулась - флер повел своей тяжелой породной головой вслед за кобылицей жрицы. Шиберг хмыкнул: даже верного друга не оставила равнодушным эта лесная встреча.
- Мне не нужны пророчества, чтобы знать о грозящей опасности. Моя жизнь может оборваться в любую секунду - от вражеского клинка, стрелы, от рук лихих людей и искателей наживы. Или даже от яда, если кто-то из слуг решится подсыпать его в еду. Я не боюсь смерти, - Ньйалл пожал плечами. То, что он сказал, было правдой: смерти он не страшился и считал, что каждую минуту был к ней готов. Даже реши она пожаловать прямо сейчас и окажись одинокая девушка в лесу приманкой, пущенной в ход разбойниками. Молодой фйелец был готов к тому, что одна из передряг, в которые он регулярно встревал и ввязывался, однажды окажется роковой. - Боги вечны, жрица, но мы - нет. Служителей богов это тоже касается, ведь так? Но я вижу, что ты бесстрашна. Ты приняла свою судьбу и не спешишь от нее спастись, или ты знаешь, что она будет к тебе благосклонна?
Тому, кто редко задумывается о предначертанном, странно даже представлять, что иным грядущее известно наверняка. Второй сын лэрда знал свое будущее: после смерти отца его старший брат станет наследником, главой клана Лэммлах, а сам он будет его правой рукой, военачальником, который возглавит клан в бою, если в Алых Горах вдруг грянет междоусобная распря. Так и рисовал он себе свое будущее, не размышляя о других путях, которые могут привести его к совсем иной судьбе.
- После смерти мы продолжаем жить в своих потомках, Альдис. Когда я умру, я останусь в своих детях - двое из них уже появились на свет и несут в себе мое начало. А потом - в детях их детей, и так до бесконечности. Но ты сказала, что мужа у тебя никогда не будет. Разве это не лишило тебя того бессмертия, которое доступно людям? И не жалеешь ли ты о выборе пути, указанном Богиней?
Когда лицо жрицы осветила улыбка, выглядело это так неожиданно, словно в пасмурный день над горами вдруг показалось солнце, ослепив смотрящего своими лучами - еще более яркими оттого, что их появление было непредсказуемым. Девичьи ладони вновь заключили лицо Ньйалла в свой нежный плен, но на этот раз рассудок его оставался ясным, и он не мигая смотрел в глаза необыкновенной молодой женщины.
- Раз таким был знак, вольная орлица, и наша встреча была предначертана Богиней, - Шиберг говорил вполголоса, сперва с опаской, а потом уже смелее обвивая руками талию жрицы, - то ты должна остаться со мной дольше. Ты здесь, чтобы предостеречь меня, но ты сама сказала, что путешествуешь по нашим землям в поисках знаний, которых не могут дать тебе другие служительницы Богини-Матери. Скажи, какое знание могу тебе дать я? Или я не похож на мудреца, который способен чем-то пригодиться такой, как ты? - Ньйалл вновь улыбнулся, пристально глядя в глаза Альдис, и склонился ближе к ее лицу, повинуясь теплым ладоням на его щеках. Эта странная незнакомка завораживала его и, прикасаясь к ней, он испытывал странное ощущение, будто его руки возложены на святыню. Прежде он никогда не касался женщины с похожими чувствами - трепета, пиетета, завороженности. Он ждал, что она отстранится и не захочет его объятий, но пока девушка стояла смирно и не торопилась сбросить его руки. Они, к тому же, вели себя пристойно, только слегка придерживая ее за талию. Обмен прикосновениями сближает души, разве нет?
- Никто не поверит мне, если скажу, что встретил тебя, - вдруг тихо рассмеялся фйелец, качая головой. - Ты станешь моей тайной, как я - стану последним, с кем ты говоришь в своем странствии. Ты меня запомнишь, жрица?

Отредактировано Hector Berg (2017-08-13 00:46:10)

Поводья давно выскользнули из пальцев Ньйалла - в тот самый момент, когда он предпочел обвить обе руки вокруг талии жрицы и отпустил своего флера на волю. Конь воспользовался предоставленной свободой и скрылся следом за кобылицей девушки, оставляя своего хозяина в полном распоряжении ее хозяйки. Опрометчиво со сторон обоих, ведь, будь это в самом деле ловушкой, окажись Альдис приманкой лихих людей, а вовсе не служительницей Богини, молодому фйельцу очень скоро пришлось бы поплатиться за свою беззаботную опрометчивость, и из-под сени этих деревьев живым он бы уже не вышел.
Да, он все еще был вооружен: за плечами оставался лук и колчан с легкими стрелами, несущими в своем оперении молниеносную, меткую смерть; в ножны на бедре был вложен верный меч, еще ни разу в бою не подводивший; на поясе - закреплен крепкий короткий кинжал для поединка один на один - лезвие такой длины как раз позволяет почувствовать на своем лице дыхание смерти, когда соперник оказывается к тебе так близко, что последний выдох его овевает твои губы, когда в грудь по рукоятку входит холодная сверкающая сталь.
Умелый боец, полный отваги и сил, он мог бы справиться даже с несколькими головорезами сразу и не стал бы спасаться бегством, даже если бы их оказалось слишком много. Смерть он был готов встретить с гордо поднятой головой, подставляя вражескому клинку не спину, но грудь и собственное сердце.
Но перед этой женщиной воин был безоружен.
Орлица не упорхнула из рук охотника.
Сраженная им раз, она, казалось, сама искала своего второго поражения. Вместо того, чтобы отшатнуться - только сделала шаг ближе, и под мерно качнувшейся тканью одежды ее бедра томно прильнули к бедрам фйельца.
- Я не могу знать, какой истины ты ищешь в своих странствиях, жрица, - глубоким, чуть хриплым голосом проговорил Ньйалл, всматриваясь в глаза благородной лесной дикарки. - Но то знание, которое я могу тебе дать, останется простым и самым древним из всех премудростей этого мира. Вот что ты нашла.
Она говорила о Равновесии, о вечной жизни и об испытаниях, но постепенно негромкий благозвучный женский голос обращался лишь чистым звуком, смысл сказанных слов ускользал, будто то была не человеческая речь, а птичье пение или шум ветра в кронах деревьев - мы наслаждаемся этой музыкой, улавливаем ее гармонию, но нам не дано знать, какой смысл несут сладкозвучные трели или шелест пышных крон.
Особенное, изначальное, непререкаемое Равновесие.
Поддаваясь холодным пальцам молодой женщины, рука Ньйалла послушно легла на середину ее груди, вздымающейся размеренно и спокойно. Удары ее сердца отдавались глубоко внутри, под его собственной кожей, под мышцами, в клетке крепких ребер.
От кого орлица предостерегала его? Не от себя ли самой?
- Нет, не жалей, - эхом откликнулся фйелец за миг до того, как их губы слились в поцелуе - на этот раз куда более долгом, сладостном и пьянящем. Слияние выдохов и вдохов; молодые, полные здоровья, сил и естественных желаний тела, всё теснее льнущие друг к другу. Рука Ньйалла скользнула выше, пальцы нашли прохладную медь фибулы, скрепляющей темно-зеленый плащ жрицы, и спустя миг плотная ткань тяжело упала к ее ногам.
Ладонью он гладил ее шелковистые волосы - они оплетали пальцы прочными нитями, будто пленяя, не выпуская из своих сетей; бархат ее холодных губ таял на его губах - наоборот, обжигающе горячих.
Пронзительное равновесие в деталях.
Обхватив ее спину, молодой воин порывисто прижал лесную странницу крепче к своей груди; жадные губы выхватили сладостный вздох из ее приоткрытых губ. Ладонь, все еще лежащая на середине ее груди, сместилась левее, и пальцы сжались с томительной нежностью.
- Ты не Её служанка, жрица. Не обманывай меня, - выдохнул Ньйалл, вынудив себя прервать поцелуй на миг, пытаясь отдышаться, лбом прижимаясь ко лбу девушки и закрывая глаза. Снявшись с ее груди, рука скользнула вниз по руке, твердые пальцы безжалостно стиснули тонкую женскую ладонь, едва не причиняя боль. - Я узнал тебя. Да, ты явилась ко мне, сошла на землю в образе странницы... Ты - сама Богиня.

[SGN]И пусть ничто не отвлекает тебя от ответа, жрица.[/SGN]

Разве мало преданий сложила людская молва о таинственных девах, выходящих из леса, моря или из самой земли с тем, чтобы пленить случайного странника своими чарами, лишить рассудка, соблазнить, а после - бесследно скрыться с глаз, слиться с природой, с волнами и с камнями, принося им обновление, а мужчине оставляя лишь опустошенность, смятение, да сладкий привкус на истерзанных губах?
Альдис могла быть воплощением самой Богини, а могла оказаться воплощением леса, обступившего двоих, чьи тела сплелись в порывистом объятии. В ней могла ожить сама земная твердь - то были следы, оставленные красноватыми камнями на ее плаще. Она могла быть свежим фйельским ветром, срывающим облака с горных вершин и нежно треплющим гривы своенравных флеров.
Кем угодно могла быть Альдис, но только не обычной земной женщиной.
Так думалось Ньйаллу, когда его руки обнимали ее хрупкий стан, но внутренний голос подсказывал, что обладать этой женщиной и ее волей не в силах никто, даже если она сама захочет отдать свое тело. Душа ее останется верна Богини-Матери или другому божеству, духу, высшей силе, которой она служит - это сын лэрда ощущал так же явственно, как и мягкое пожатие ее прохладных пальцев на своей ладони.
- И ты - орлица, что камнем упала на землю, сраженная моей стрелой, - пробормотал Ньйалл, испытующе глядя в глаза жрицы, почти надеясь найти в них волнение или испуг, но не сумев разглядеть ничего, кроме ясного спокойствия с одной лишь только искрой вспыхнувшего желания и, отчего-то, непостижимой грусти. Тонкие черты, темные волосы, что ерошит студеный ветер, - она была красива, и она стояла перед молодым фйельцем, не скрываясь, прикасаясь к нему и облекая высшей силой, дарованной ее нежными руками.
Ньйалл смежил веки, когда губы коснулись его переносицы, даруя поцелуй совсем другой: заботливый и словно покровительственный. Он не мог видеть жеста, которым жрица очертила его грудь, не дотрагиваясь, но явственно ощутил, как она потянула его ладонь вниз, призывая опуститься на колени. Эта молодая женщина обладала силой, ведала тайнами и неоспоримой властностью.
Ему никогда прежде не доводилось встречать подобных ей.
Святыня!
Несгибаемый гордый воин опустился на колени перед Альдис, прямо на мягкий мох. Его свободная ладонь легла на ее талию и направилась вниз, обводя бедра и замирая на ее щиколотке. Запрокинув голову, Ньйалл смотрел на нее одурманенными, хмельными глазами, но вскоре она последовала за ним, аккуратно опускаясь на свой сброшенный плащ, и лицо ее оказалось совсем близко.
Недвижимый, замерший и будто оцепеневший, он смотрел в ее глаза, но прошли секунды - и мужчина принял свое необратимое решение. Подавшись вперед, напористо тесня грудь женщины, он подхватил ее под спину и бережно опустил на смятый плащ, но волосы ее разметались по изумрудному мху. Его дыхание сбилось, став чаще и тяжелее. Рука, что не сжимала ее ладонь, нашла колено и беззастенчиво повела выше, с собой собирая складки простого пропыленного дорожного платья. Губы вновь накрыли губы, но теперь - в порыве пылком и рваном, а после - горячо прижались к шее жрицы, к отсчитывающей пульс жилке под светлой кожей.
Множество раз ветреный фйелец смело подбирал повыше и откидывал подолы девичьих платьев, опускаясь меж их бедрами в стремлении познать женское естество, но никогда - так, как сейчас. Мужчина, охваченный благоговением и плотским возбуждением в один и тот же миг, балансирует на самой грани чувственного мира, рискуя сорваться в пропасть и утратить над собой контроль. Поэтому руки молодого охотника действовали все более решительно, движения становились резче. Он отшвырнул колчан и лук со своего плеча, лихорадочно отстегнул ножны со своего бедра и вернулся - набрасываясь, будто на свою желанную награду, огненными поцелуями жаля шею и грудь девушки, ниже сдвигая край лифа ее платья, тяжестью своего тела придавливая ее к земле. Под жесткими пальцами второй руки мужчины горячим пылом пульсировала сама женская Природа, ее суть, воплощенная в прекрасном теле жрицы. Вскинув голову, Ньйалл попытался перехватить ее взгляд, увидеть лицо женщины.
Вздохнешь ли ты, орлица? Дашь ли моим рукам пленить тебя, отлучив от воли, к которой ты привыкла? Станешь ли только моей, прежде чем отдать всю себя твоему священному служению? Стань, ведь стрела моя тебя уже нашла, орлица...
[SGN]И не спеши с ответом, опрометчивой не будь.[/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-08-16 19:13:08)

Неистово билась горячая кровь в набухших венах. Стучала в висках, оглушала - ослепляя, оставляя только осязание и дурманящие запахи. Запах влажной осенней зелени, мха и отсыревшей древесной коры... запах волос дикой лесной богини, шепот ее дыхания, вкус ее кожи. Померкло и забылось все, что имело значение. Незнакомка, вышедшая из-под сени деревьев, больше не казалась подозрительной; Ньйалл безоговорочно доверился ей после того, как почувствовал, что она доверяется ему - его рукам, его воле, его превосходящей силе. Как она оказалась здесь, как подкараулила его, зачем пыталась предостеречь? Направляли ее боги, или она сама выдумала этот план, чтобы застать сына лэрда врасплох и соединиться с ним так по-дикому естественно и просто? Все это теперь Ньйалла не интересовало и не тревожило. Он верил в старых богов, верил, что они способны сходить на землю в людском обличье, верил, что они направляют избранных, указывая им следовать божественной воле, чтобы свершилось неотвратимое.
Глас Богини, глаза Богини, слух Богини... любовь Богини.
Любовь: молодой фйелец чувствовал, как она окутывает его, обволакивает, обнимает нежными волнами - как Альдис обнимала его своими руками, скользя по плечам и груди, перебирая волосы, неустанно лаская сквозь одежду тело мужчины, которого увидела в своих мрачных пророчествах. Любовь Богини-Матери воплощалась в каждом прикосновении и жесте жрицы, и Ньйалл упивался ею, черпая сладость из этой чаши сполна. Он знал и прежде, что есть любовь. Его дети, уже увидевшие свет, были зачаты в любви; в любви он касался своей жены, в любви дарил себя другим женщинам, пусть даже любовь эта была мимолетной.
Клетки фйельского килта смешались со складками на подоле девичьего платья. Глубокий вдох, пропущенный удар сердца - и рывок вперед всем телом, резкий, но и нежный, преодолевающий остатки сопротивления, отбирающий волю у одной, дарующий всю власть другому. Ньйалл обвивал рукой талию жрицы, прогибая ее поясницу, приподнимая бедра, прижимая к себе крепче. Затрепетала в его руках вдруг гордая орлица, и в тот же миг он осознал, что стал для этой лесной таинственной дикарки первым мужчиной, допущенным до ее прекрасного, юного, здорового тела. Глаза мужчины распахнулись, он всматривался в лицо Альдис, щурясь, будто от слепящего сияния, но все же видел, как на щеках ее сквозь бледную кожу проступает розоватый румянец. Богиня, сошедшая на землю в стремлении познать и ощутить; богиня, что воплощена в теле невинной девушки, принявшей свое посвящение здесь, под густыми сплетенными кронами деревьев - безмолвных свидетелей рождения страсти, предсказанной свыше.
Движения мужчины - размеренны и плавны, он старается быть предельно нежным с той, которая только что его узнала, хоть его мышцы и сводит напряженное нетерпение. Вернувшись под подол платья, ладонь его легла на обнаженное девичье бедро, а пальцы гладили и очерчивали его нежный изгиб. Короткий кинжал, вложенный в ножны на поясе фйельца, плашмя упирался в ее живот, словно не позволяя забыть, в чьи руки угодила вольная орлица - охотника и воина, кто отнимает жизни, не колеблясь, но так же щедро и без промедления дарит себя самого.
Заветные слова мужчина выкрал из ее губ с новым поцелуем. Перехватив ладонь жрицы, робко блуждавшую по его плечу, Ньйалл решительно направил ее к своему бедру и прижал, накрыв своей рукой, позволяя осознать плавность движений, сдержанность пламенного порыва. "Я взял, что ты мне предложила, и ты теперь моя, моя", - хотелось выдохнуть, прижавшись губами к ее уху, но вместо этого Ньйалл выпустил из-за плотно сжатых челюстей тихий раскатистый рык - так заговорило с женщиной его высшее наслаждение.
Чем чаще дыхание, тем резче, короче, жестче сокращения мышц двух молодых тел, сплетенных в пламенном объятии. Когда тело мужчины сотрясла крупная дрожь, а перед глазами полыхнула огненная вспышка, на миг он словно утратил контроль, отдавая женщине себя, - пошатнулся, и локти, прежде удерживавшие его, подогнулись. Тяжесть его тела придавила женщину к земле, но спустя мгновение Ньйалл вновь приподнялся, высвобождая ее. Но отстраняться он не спешил. Бедра все еще плотно прижимались к бедрам под покровом клетчатой и темной ткани, а пересохшие губы мужчины нашли ароматную впадинку на женском плече и приникли к ней в поцелуе. Пока успокаивалось его дыхание, ладонью он блуждал по лицу и телу женщины, с нежностью гладя и лаская, обводя мозолистыми пальцами ее скулы и тонкие ключицы.
То был священный обряд, и он свершился, а теперь Ньйалл наслаждался близостью женщины в свое удовольствие, оставляя ей всю нежность, на которую были способны его огрубевшие руки.
- Раскинь свои крылья, орлица, - шепнул он, щекой касаясь волос девушки и ее виска. - Дай мне взглянуть на тебя еще раз.
Приподнимаясь, упираясь коленями в укрытую плащом землю, Ньйалл бережно взял обе ладони жрицы в свои и развел их по сторонам, мягко прижимая тыльной стороной ко мху и глядя на нее зачарованным взглядом без улыбки. Она оставалась открытой перед ним, не стремясь ни защититься, ни прикрыть белую грудь, что виднелась в наспех сдвинутом вниз вырезе платья. Дразнящий, бередящий душу трепет охватил мужчину. Отпустив ладони Альдис, он обеими руками обхватил ее лицо, точно бесценное сокровище, и склонился к ней вновь - грудь к груди и сердце к сердцу, - чтобы запечатать эти губы своим последним поцелуем.
[SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-08-20 09:09:36)

Иначе быть и не могло: то был не случай, а стройная цепочка совпадений, начертанных на карте судьбы рукой священного Провидения и самой Богини-Матери. Именно в этот день и час решился Ньйалл взять свой лук и покинуть замок, позволяя норовистому флеру нести своего седока туда, куда глядят глаза. Могла ли Богиня внушить коню, куда следует принести его хозяина? В какой точке и под каким деревом назначена ему встреча с тем, что суждено? Альдис сказала, она была орлицей, что парила выше всех, обозревая окрестности из-под тяжелых свинцовых облаков, что так неспешно плыли по небу сейчас. Бесконтрольна оказалась воля храброго охотника и сильного мужчины, не устоявшего перед соблазном свершения сокровенного таинства; что же говорить о воле бессловесного жеребца? 
Когда жрица вышла к нему, когда вытянулась перед ним и вскинула голову, она казалась властной, статной, довольно высокой, и ее хрупкое сложение не замечалось так, как теперь, когда Ньйалл держал ее в своих руках, познав ее тело и ощутив, как порывисто вздрогнула и затрепетала она в его объятиях - словно птица, попавшая в силки. С той лишь разницей, что, плененная страстью, она не испытывала страха, а наслаждение ощутила сполна - это молодой фйелец прочел в ее глазах, широко распахнутых, устремивших взгляд к его лицу. С приоткрытых, припухших от жарких поцелуев губ жрицы сорвался вскрик - и сердце мужчины пропустило удар, сбившись с торопливого ритма. Она вознесла хвалу Богине, едва совладав вновь со своим голосом и сумев заговорить, будто каждый момент близости с первым своим любовником мысли ее были обращены лишь только к Богине-Матери, к той, что направила ее в объятия охотника во исполнение своей воли. Озадаченный этим открытием, Ньйалл заглянул в ее глаза и увидел, как постепенно его женщина ускользает от него - гордая орлица, что с каждым взмахом крыльев-ресниц отдаляется от лучника, проясняя свой взгляд и возвращаясь к прежней своей благородной величавости. 
Он не стал противиться, когда жест тонкой руки призвал освободить ее тело и перекатиться на бок. Так он и сделал, опираясь на локоть и шумно, долго выдыхая, окончательно справляясь со своим сбившимся дыханием. Он смотрел, как аккуратно женщина расправляла свое платье, и уже подумал, что к нему она больше не вернется, но вот она снова здесь, рядом с ним, прижимается к груди так нежно и доверчиво, будто сердце ее преисполнено самой нежной любви к тому, кто отдал ей последний дар священной истины. 
- Благодарю Богиню, что свела тебя со мной, - голос горца был хриплым, когда он заговорил, и кроме смирения в тоне его послышалась печаль. - Альдис, Альдис... Моя жрица. Ты рождена женщиной, как бы истово ты ни отдавала себя служению богам. 
Ньйалл умолк, возводя взгляд к хмурому, затянутому тучами осеннему небу. На своем лице он чувствовал взгляд жрицы, ее пальцы дотронулись до его щеки уже в который раз. Но теперь - совсем не так, как прежде, когда она бесстрашно тянулась к лицу изумленного незнакомца, перед которым явилась из-под покрова леса. Нежнее, мягче - теперь он не был незнакомцем для нее, ведь слияние тел и душ оставляет неизгладимый отпечаток, и каждый с собой забирает частицу другого. Его мужское начало отыскало лоно ее женской природы и способно было прорасти в нем, понеся новую жизнь, соединяя их собственные жизни навечно. Законы природы незыблемы, и свершится то, что угодно богам. Лишь эта мысль занимала сейчас Ньйалла, мучимого желанием вернуть опять ту Альдис, что трепетала в его руках: повернуться к ней, сжать порывисто в объятиях и еще раз забрать с собой в стихию чувственного наслаждения, на время отвоевывая у Богини, чья властность проявлялась и в ней самой - как прежде, так и теперь. 
Моргнув, фйелец удивленно посмотрел на Альдис, когда она заговорила вновь голосом отрешенным и жестким, порывисто стиснув в пальцах его ладонь. В ответ он ласково погладил ее руку большим пальцем и улыбнулся, возвращаясь к ней из пучины своих мыслей. 
- Я отдам свою жизнь без сожаления, если на то будет воля богов, жрица, - вполголоса отозвался он, внимательно глядя в ее глаза. - Я погибну, если этого пожелает та, кому ты служишь. Ведь ты не намерена перечить своей Богине, чтобы на свете жил такой, как я? Нет, я не тот, чья жизнь дороже почитания святыни.
Тихо рассмеявшись, Ньйалл убрал свой локоть и опустился спиной на мягкий мох. Одной рукой он обнимал молодую женщину, привлекая ее к своей груди и ласково гладя вдоль позвоночника, второй же потянулся к наспех сброшенным вещам, что крепились у него на поясе: вместе с оружием там была и фляга с чистой озерной водой. Отпив глоток, он приподнял голову и с улыбкой поднес флягу к лицу жрицы, аккуратно оросив ее губы всего лишь парой капель, а потом позволив взять ее в руки, чтобы напиться самой. 
- Если меня настигнет беда, о которой ты предостерегала, я вспомню тебя в самый последний момент, - искренне произнес мужчина после недолгого молчания. Его ладонь опять взяла ладошку женщины, а губы нежно тронули ее висок, после шепнув на ухо: 
- Вспомню с благодарностью, жрица моя.
[SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-08-21 05:23:31)

Неукротимый жар под кожей постепенно остывал, и по венам разливалась приятная нега. Расслабленный и умиротворенный, Ньйалл как и прежде лежал на спине, и северный мох был ему самой мягкой постелью. Слегка щурясь, смотрел он в свинцовые небеса, которые грозили вот-вот пролиться дождем на головы лесных любовников - беззаботных и умудренных древнейшим из знаний одновременно. Спина девушки под широкой мужской ладонью казалась совсем хрупкой, и раз за разом он осторожно ощупывал пальцами каждый позвонок сквозь ткань ее платья, словно стараясь запечатлеть в памяти, навечно запомнить эту хрустальную хрупкость несгибаемой и независимой, бесстрашной дикой жрицы.
Она нарушила тишину блаженного момента: приподнялась и поставила свои ладошки на грудь горца, отчего тот обратил к ней удивленный взгляд, но внимательно выслушал все, что она посчитала нужным сказать ему.
Снова пророчества и предостережения, но смерть она ему не предрекала. А ведь это добрый знак, верно?
- Ты же видишь сама, моя орлица. Ты говоришь, эта грядущая беда не убьет меня раньше времени. Зачем же ты так тревожишься за меня? - с ласковой улыбкой спросил Ньйалл, отыскивая ладонь жрицы, но спустя мгновение пальцы ее выскользнули из руки мужчины, и сама она поднялась на ноги, чтобы отойти в сторону и там прильнуть ладонями к земле. Птица свободная и вольная, она принадлежала охотнику только лишь краткий миг, и он был уверен, что запомнит его на всю оставшуюся свою жизнь. Момент сокровенной истины и ощущения, что больше не повторятся - теперь он жалел о том, что так скоро выпустил ее из своих объятий.
Но орлице крылья не подрежешь.
Она застыла в неподвижности, и Ньйалл мог видеть только ее спину, гадая и предполагая, о чем жрица шепчется со своей божественной покровительницей. Слов он не слышал и разобрать не мог, но трепетал перед сокровенностью момента и не нарушал воцарившееся между ними молчание неосторожными словами.
Вскоре Альдис вернулась сама и вновь опустилась на свой плащ, расстеленный на земле. Всматриваясь в лицо молодого фйельца, она была печальна и сосредоточена, а тот все больше удивлялся ее молчанию. Но вот его нарушило новое прикосновение ладоней к лицу - то же самое, с чего все началось. Жрица смежила веки, и Ньйалл, последовав ее примеру, прикрыл свои глаза, запечатлевая в памяти это ощущение теплого женского касания к его скулам и щекам. И все же, она была совсем молодой, эта отважная лесная дриада, нимфа, волшебная колдунья, но временами по прикосновениям ее и взглядам чувствовалось, словно ей известно уже многим больше того, что знают обыкновенные женщины, - пусть даже они в разы старше и опытнее ее в той простой жизни, что ведут у себя дома, в кругу своей семьи и клана. Молоденькая девушка, которая только что под властью безрассудства отдала ему свою невинность, теперь касалась его лица заботливо и нежно, будто мать, и говорила те слова, что мог бы произнести отец в самом раннем детстве горца, когда тот еще не способен был сам держать в руках оружие.
"Я хочу защитить тебя".
Ньйалл приподнялся, принял сидячее положение и оперся о землю одной рукой позади своей спины. Не мигая, он пристально всматривался в лицо Альдис, неуловимо склоняя голову то к одному плечу, то к другому, и на губах его блуждала задумчивая улыбка. Верил ли молодой воин в то, что эта юная девушка сумеет от чего-то защитить и оградить его, пусть даже ее слушает Богиня, и она сама говорит ее словами? Она наделена той силой, которой лишены простые  смертные - такие, как он сам. Но означает ли это, что Альдис властна помешать судьбе погубить его, как предрекали ее тревожные видения?
- Я не желаю уходить, как не желаю и оставлять тебя сейчас, жрица, - наконец искренне признался охотник, оставляя лицо девушки и скользя своим взглядом ниже, по ее шее и груди, отыскивая ее белые ладони - сперва взглядом, а после - своими руками. Он чувствовал, как отдаляется она от него с каждым мгновением, и в один момент вдруг осмелел, чтобы попытаться если не удержать, то хотя бы отсрочить ее уход - крепче сжав ладони Альдис, Ньйалл потянул их на себя, привлекая жрицу к своей груди, не примиряясь с ее волей. Одной рукой он крепко обхватил ее спину, вторую же запустил в длинные спутанные волосы молодой женщины, расплетая пряди и выбирая из них сухие листья и веточки, что успели запутаться, пока она бродила по лесу. Ее близость вновь пленяла и дурманила мужчину. Обернув ее локоны вокруг своей ладони, охотник бережно потянул их назад, вынуждая жрицу слегка запрокинуть голову и больше не двигаться.
- Да, будь со мной, орлица, пребывай со мной незримо и в моем сердце навечно останься, - выдохнул он, склонившись к ее губам, кончиками пальцев свободной руки ведя по ее шее - от подбородка до лифа платья. - Защити меня, даруй свою благосклонность и благодать Богини. Она ведь не разгневана на меня? Нет, я верю, что пока нет... Я касаюсь ее служительницы, но не причиняю зла; Богиня знает, что я касаюсь ее в любви. Защити меня от зла, жрица, спаси, и я буду жизнью лишь тебе одной обязан. Да, но прежде... не уходи, Альдис, будь со мной еще.
Все это шептал мужчина без передышки, впиваясь взглядом в распахнутые глаза плененной орлицы. Зная, что близится время расставания, он не противился соблазну задержать ее. Ньйалл склонился ниже, и его горячее дыхание овеяло нежную кожу на шее женщины. Он все еще не освобождал пряди ее волос, но и боли не причинял, а затем приник к ее шее в долгом, сладостном поцелуе, безжалостно расцвечивая тонкую кожу красноватыми следами от жадных прикосновений своих губ.
[SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-08-22 05:49:56)