Весна - время пробуждения жизни, пора цветения, любви и романтики. Но весна в жизни человека совсем не зависит от времени года. Чаще всего она приходится на пору юности - когда сияют глаза, горят румянцем щеки и сердце бьется так часто, словно готово выпрыгнуть из груди навстречу любви и приключениям. Но иногда весна наступает гораздо позже - в зрелые годы или к старости. И тогда лицо человека словно разглаживается и становится моложе, под стать глазам, в которых отражается радость и счастье.
Если бы кто-то спросил Алларику, когда наступила её весна. Поразмыслив, она бы ответила, что после замужества. После беззаботного детства, когда ей еще было позволено быть непоседой и егозой, она повзрослела достаточно быстро. Практически сразу. Ей нравилось быть маленькой хозяйкой, но едва ли это было похоже на пробуждение юности. А потом, когда ей было положено мечтать о первой любви и сердечном томлении, столько всего свалилось на семью Бьеи, что ей как-то стало не до романтики. Смерть отца, долгая болезнь Корбена, которая навсегда оставила на нем свой отпечаток и от которой он так и не оправился и неизвестно, оправиться ли когда-нибудь, быстро наступившая старость матери в следствии перенесенного ею горя, по сути сделали Алларику и Ивара главами семьи. Но какой бы ни была тяжелой эта ноша, они оба отлично с нею справлялись.
Разве что Алларика стала еще более серьезной и взрослой, чем обычно. К счастью, лишь в думах и поступках, на её прекрасном лице это никак не отражалось, она по прежнему была хороша и свежа, как нежнейшие лепестки цветов.

Брак с Филиппом Катли, как она и предполагала, стал счастливым. Настолько, насколько она вообще могла желать. Чувствовать себя полноценной хозяйкой пусть в небольшом, но только своем замке, было приятно. И, как бы не печально ей было это признавать, ей стало легче, когда она перестала ежедневно видеть мать больше похожую на призрак её прежней, чем на неё саму. Из сильной когда-то, сохранившей следы было красоты женщины, ты превратилась почти в старуху - так съело её горе. Она словно служила живым напоминанием того, что случилось на свадьбе Корбена.
Да и то, как сильно отдалился от неё Корбен, разъедало сердце Алларики хуже ржавчины. Ивар, которому семейная жизнь так и не принесла желаемого счастья...
Алларика безмерно любила своих родных и свой отчий дом, но от переживаний за них у неё так болело сердце, что порой она даже просыпалась по ночам от боли в груди.
В своем собственном замке она на какое-то время забывала о бедах и позволяла отдыхать себе сердцем и душой, а легкий и веселый нрав Филиппа заставлял её улыбаться гораздо чаще, чем она того, пожалуй, замечала.

Если бы кто-то спросил Алларику, любит ли она мужа, она бы ни на минуту не задумавшись ответила "конечно". Филипп был ей как брат. О лучшем муже и мечтать было нельзя - молод, красив, добр, умен, образован, отважен и, к тому же, знает цену деньгам. И сама леди Хайленд старалась соответствовать ему и быть хорошей женой. Она всегда была аккуратна, следила за тем как выглядит, была рачительной и гостеприимной хозяйкой, не спорила с ним и не перечила, не заглядывалась на других мужчин и вообще слыла доброй и примерной госпожой. Алларика, как и в домашнем "гнезде", не чуралась никакой работы, но на её внешнем виде это никак не отражалось, платье на ней всегда было изысканно и чисто, а волосы в прическе красиво убраны.
Она была внимательна не только к супругу, но и ко всем прочим обитателям замка и жителям его окрестностей. Знала у кого какие беды и проблемы, и по мере своих сил старалась помогать.

Выйдя замуж она, подобно некоторым другим дамам, не отказалась от своих интересов и не перестала учиться. Она по-прежнему любила читать книги, особенно про прошлые времена, дальние страны и, конечно, про травы. После несчастного случая с Корбеном она стала гораздо серьезнее относится к своему увлечению. Мало того, что она досконально выспросила и записала все, что знала её кормилица о травах, она старалась собрать максимум знаний о лекарственных, полезных или ядовитых свойствах растений. Яд - оружие женщин, а врага, считала Алларика, нужно знать в лицо и всегда иметь под рукой средство борьбы с ним. При каждом удобном случае она старалась узнать, нет ли в округе какой-нибудь знахарки, и если таковая находилась, обязательно отправлялась к ней, чтобы узнать что-то новое. Не все из них, конечно, спешили делиться своими знаниями, но Алларика могла быть и очень милой, и очень настойчивой и обычно добивалась своего.
И уж тем более она всегда следила за порой собирания трав и всегда пополняла свои запасы, чтобы в любой момент нужный ингредиент был под рукой. Травы она хранила в небольшой комнатке рядом с кухней, где было тепло даже в самую студеную погоду и куда не добиралась сырость, способная испортить свойства даже самых сильных средств.

Весна в этом году выдалась ранней и как раз подошла пора собирать цветки мать-и-мачехи, которые так хорошо помогают при кашле, да и для волос весьма полезны - делают их более нежными и шелковистыми. Но из-за хозяйственных дел Алларика все откладывала свою прогулку по ближайшим лугам и полям. А время поджимало... цветы - капризные создания, они не будут цвести вечно, да и внезапный заморозок, который был частым гостем по весне в горах, мог запросто погубить нежные лепестки.

Этим утром Алларика, наконец, решила, что медлить больше нельзя и, отдав распоряжения слугам, прихватив корзинку с небольшим перекусом, и одну из служанок, собралась на прогулку. Она собралась вернуться к вечеру, а если повезет, то и раньше. Главное, чтобы в тех местах, которые она заприметила ранее, цветки не поели овцы, козы или какой-то другой домашний скот.
Настроение у леди Хайленд было просто прекрасным. Ей нравилось гулять по окрестностям и чувствовать себя пусть и ненадолго, как в детстве, когда еще нет серьезных взрослых забот, а есть только ты, небо, горы, трава и ветер. Даже наличие служанки поблизости не могло испортить настроение Алларики.
Это сделал охранник у ворот замка, которые оказались наглухо заперты.
- Откройте ворота, Эдвард, нам нужно выйти. - Обратилась леди Хайленд к облаченному в легкий доспех слуге.
- Не могу, госпожа. Господин Филипп запретил выпускать и впускать кого-то без его приказа. - Ответил мужчина, слегка поерзав под взглядом Алларики, который вдруг стал очень неуютным.
Она замерла на месте, приподняв от сильного удивления сразу обе брови. К такому, говоря по правде, она не была готова. К тому, что ей кто-то будет что-то запрещать в собственном доме. Она что - пленница? Или, может, такая же служанка, как и все прочие, только украшенная титулом, который лишь хорошо звучит, но на деле ничего не значит?!

Несмотря на то, что леди Хайленд слыла во Фйеле доброй, спокойной и во всех смыслах приятной молодой женщиной, назвать характер Алларики легким или воздушным было трудно. Все-таки она была Бьеи, а это много значило и накладывало свой отпечаток.
Она была строга, но справедлива, добра, но никому не позволяла безнаказанно пользоваться своей добротой, мила, но не льстива. Она была гораздо мягче своей матери, но исключительно на её фоне. Если сравнивать Алларику с какой-нибудь простушкой-хохотушкой, открытой всему миру и щедро раздающей свое внимание всем вокруг, то они были бы словно солнце и луна - обе дают свет, но он очень разный.
В суровом краю, в суровой семье среди суровых мужчин Алларика вряд ли бы смогла вырасти другой. Из неё получился бы отличный брат, пожалуй, даже еще чуточку более изнеженный, чем Ивар или Корьбен, который легко бы мог пойти по стопам Дагоберта и составить ему компанию по части сладкоголосых речей и обретению душевного покоя. Хотя, положа руку на сердце, по характеру она была чем-то средним между Дагобертом и Иваром, наверное потому, что старший из братьев имел на неё и самое большое влияние. Но, вместе с тем, она была все-таки единственной дочкой в семье и, тем более, самым младшим ребенком. А поздний ребенок, как известно, самый желанный. В некоторой мере её избаловали - она никогда не знала недостатка во внимании, ей никогда не отказывали в просьбах, с ней всегда советовались на равных. Пожалуй, будь у Алларики другой характер, она ходила бы в шелках и злате и была окружена толпой почитателей и почитательниц, которые бы с замиранием сердца ловили каждое её движение. Но леди Хайленд всегда довольствовалась лишь тем, что у неё было, никогда ничего не просила и словно не замечала особого к ней отношения. Её поступки и решения всегда были более чем разумны и взвешены. Наверное поэтому она редко встречала им сопротивление. Ей не требовалось повышать голос, браниться или ругаться, но в периоды недовольства взгляд у неё приобретал характерную для семьи Бьеи "окраску". Ох, если бы всех врагов можно было бы побеждать лишь силой взгляда, у Бьеи не было бы живых недругов, - над их могилами бы давно рыдали безутешные родственники.
Несмотря на то, что внутри семьи Алларика достаточно открыто и порой даже жестко, если это действительно требовалось, озвучивала свое мнение по тому или иному вопросу, с людьми посторонними, ровно как и с прислугой, она была более мягкой и терпимой. Потому, когда во время больших празднеств, куда слуги прибывали вместе со своими хозяевами, выразительное "а наша-то как глянет, так сердце в пятки уходит, уж лучше бы бранила и била", сказанное какой-нибудь кухаркой в междусобойном разговорчике, вызывало у других служанок лишь кривую усмешку. Они-то хвастались очередными обидными прозвищами от своих хозяек, да синяками. Не все, конечно, но многие. Очень часто нерасторопные девицы попадались совершенно не во время под руку своим госпожам, когда те были не в настроении. Но у Бьеи ругань и брань были не в чести, не говоря уж про телесные наказания. Чтобы кого-то наказали палками или высекли, ему для этого нужно было еще очень-очень сильно постараться. Справедливость всегда была на первом месте, но, конечно, ложь и предательство не прощались. Преданность и репутация - вот на чем строилась власть Бьеи. Для тех, кто служил им, страшнее было впасть в хозяйскую немилость, чем быть битым.

Первая реакция, когда Алларика услышала "нет, я не могу вас выпустить", была удивлением, вторая злостью. Очень сильной, готовой разразиться настоящей грозой, хоть голос разума и шептал ей настойчиво, что она должна быть для всех примерной женой Филиппа и показывать пример добродетели и терпения. Но никогда раньше её хваленое терпение не сталкивалось с семейной гордостью Бьеи и, кажется, оно, вот-вот, готово было потерпеть самое сокрушительное поражение, которое только можно придумать.

К счастью, Филипп появился во дворе как нельзя во время. Иначе бы гнев его супруги мог слепо обрушиться на тех, кому не посчастливилось оказаться поблизости.
- Дорогая! – мужчина порывисто шагнул вперед, подхватил руку супруги и поцеловал ее. На лице его была улыбка – как и всегда. – Мне нужно ненадолго уехать, возможно вернусь поздно, уже далеко за полночь.
Алларика очень надеялась, что он не побледнела. Её молодой муж собирается куда-то до самого вечера и даже ни словом не обмолвился с ней, когда они оба завтракали. Пожалуй, она слишком привыкла вести дела со своим братом Иваром, для которого за последнее время стала правой рукой, пока Корбен болел, а Дагоберт разъезжал по храмам и соседям, вернее даже скорее премиленьким соседкам. И она слишком привыкла к тому, что всегда была осведомлена о планах брата.
- Хорошо, дорогой супруг. Но я все-таки распоряжусь приготовить ужин и на вас также. Вдруг вы все-таки вернетесь пораньше. - Ответила она, наблюдая за тем, как муж целует её руку с отстранено-серьезным выражением на лице, которое не смогла скрыть даже выдавленная ею улыбка.
Она крепилась, пожалуй, из последних сил, чтобы не разрыдаться слезами досады и злости или чтобы не вспылить. Но еще хуже было бы устраивать разборки перед слугами и выспрашивать Филиппа о его планах.Такого позора она не могла себе позволить.

- Вы, - Филипп на мгновение перевел взгляд с леди Хайлэнд на служанку и обратно, - куда-то собирались?
"Ну надо же! Ты заметил?!"
- Да.. я говорила вам, мой супруг, что собиралась пойти собрать кое-какие травы. У сына Марты давно не проходит кашель. Я думаю. что отвар из цветков мать-и-мачехи должен помочь ему поправиться или облегчить страдания. На все, конечно, воля Отца-создателя и Матери-защитницы... и, вот, наконец, у меня появилось немного свободного времени... - Алларика прямо посмотрела на супруга и еще сильнее сжала ручку корзинки. - Но Эдвард говорит, что без вашего приказа мы не можем выйти.

Назревающий конфликт можно было разрешить всего одной фразой - "простите, дорогая супруга, Эвард, конечно же не имел права вас задерживать". Ну или чем-то наподобие. Но звучат совершенно другие слова. Какие-то глупые, нелепые, неправильные. Они не должны звучать!
- Боюсь, дорогая, что сегодня вам лучше остаться дома. Мне жаль, но так будет лучше. Это все исключительно ради вашей безопасности, - Филлип еще раз улыбнулся, пусть коротко, но искренне. – Думаю, что завтра для такой прогулки будет более подходящее время. Надеюсь, сын Марты потерпит еще одну ночь?   
- Да, конечно. - Неожиданно кротко отвечает Алларика.
В словах Филиппа, может быть он сам того не хочет, но её увлечение звучит какой-то неважной блажью заигравшейся в целительницу избалованной лордессы. Дома все уважали и её старую кормилицу за то, что она много ведает о травах и может помочь порой гораздо больше лекаря, и саму Алларику. Особенно после того, как она вытащила почти с того света Корбена. Сбор трав являлся чем-то одновременно обыденным и естественным и, одновременно, священнодейственным, как ежедневная молитва.

Это было ужасно унизительно, стоять сейчас посреди двора, как нашкодившая девчонка, словно её застали за каким-то неприличным или неподобающим занятием. Алларике казалось, что её разом окунули в прорубь с холодной водой - дыхание перехватило, а в ушах она не слышала ничего, кроме нарастающего шума, заглушаемого набатом собственного сердца. И уже выше её сил был объяснять, что она действительно говорила супругу о своих намерениях, но это было не сегодня утром, и даже не вчера, а позавчера. И среди домашних забот и хлопот она просто не могла раньше найти времени, чтобы отправиться за травами. Потому что заботу о её хозяйстве, она ставила выше всего. Хотя, скорее, заботу о хозяйстве её мужа, где у неё нет совершенно никаких прав, и она не вольна в своих поступках.

Молча Алларика отступила от ворот, пропуская супруга со свитой. Лишь когда Филипп проезжал мимо неё, она, скорее заученно, чем от души произнесла:
- В добрый путь. Возвращайтесь скорее.
Она провожала небольшой отряд взглядом до тех пор, пока не сомкнулись створки ворот, отрезая обитателей замка от внешнего мира. Для их же безопасности, напомнила сама себе Алларика.
- Марта, отнеси корзинку на кухню. Мы сходим завтра. - Медленно обратилась леди Хайленд к служанке, отдавая ей свою ношу, а сама степенной походкой направилась в замок. Она не заметила, как взбежала по ступенькам до второго этажа, вошла в кабинет, который делила на пару с мужем и в котором бывала чаще, чем он сам, захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, тяжело дыша.
Её гнев не прошел. Наоборот, он лишь на время затаился, чтобы прийти сразу следом за растерянностью. Алларика заметалась по комнате - от окна к столу, от стола к двери и обратно.
Она стукнула кулаком по столу и, наконец, остановилась. Боли леди Хайленд даже не почувствовала. Первым её порывом сейчас было рвануть на конюшню, оседлать коня и во весь опор отправиться к Ивару. О, она даже не сомневалась, что ей хватит власти и влияния заставить слугу все-таки открыть ворота.
Она уже предвкушала, как бросит в лицо брату, словно дуэльную перчатку, злые слова "это ты нашел мне такого мужа! Это ты выдал меня за него! А он запер меня в замке, а сам отправился..." Отправился... куда? Зная ветреный характер Филиппа Катли, у Алларики было лишь одно предположение - супруг поехал "окучивать грядки на чужом огороде", подбивать клинья какой-нибудь жене мельника, пастушке, крестьянке или любой другой простушке. Да и вырядился при этом! Как будто она слепая и не заметит его маскарада!
Леди Хайленд схватилась за виски, представив, что, возможно, её ожидает "счастье" принимать в доме и, даже, воспитывать бастарада Филиппа. Её мать такая участь миновала и она была уверена, что и её тоже минует. Но до сегодняшнего дня.
Никогда раньше она не задумывалась, изменял ли Ингранд  Бьеи своей жене, потому что они были для неё идеалом верности и семейных отношений. Но со временем Алларика поняла, что взрослая жизнь куда более сложная, чем кажется в детстве. Как бы то ни было, о сторонних отношения лорда Бьеи, если они и были, не знал никто в семье, а, значит, можно сказать, что их и не было.
Но у Ивара был бастарад. Ребенок от любимой женщины. От той, которая смогла дать ему любовь, в отличии от супруги Весты МаКкой. Но Веста была ужасающей женой!
Разве Алларика такая же? Разве она заслужила к себе подобного рода отношение? Разве она не следит за хозяйством, вместо того, чтобы подобно Весте МаКкой разъезжать по праздникам и гулянкам? Разве она позорит имя мужа, флиртуя направо и налево с другими кавалерам? Разве она не выказывает почтение и уважение своему мужу? Может, её красота прошла, как часто бывает с замужними женщинами, которые могут очень быстро зачахнуть и постареть.
Едва ли не с ужасом Алларика взяла в руки небольшое зеркально на ручке, которое лежало на её столе, и взглянула на свое отражение, стараясь оценивать себя беспристрастно. Сейчас на её щечках играл легкий румянец, видимо от злости, кожа была по прежнему свежа, волосы полыхали огнем и завивались волнами, а глаза горели изумрудами. Живой пример того, что злость бывает женщинам к лицу.
Она облегченно выдохнула, приглаживая юбку темно-синего домашнего платья и поправляя белые манжеты и аккуратный воротничок, подчеркивающий её изящную шейку.
Первая злость отступила и она представила, как расстроится Ивар, узнав, что и её брак не удался, как поблекнет от грусти его взгляд, как расстроится мать, увидев дочь, въезжающую в родовой замок на взмыленном коне. В раннем детстве Алларика была такой непоседой и задирой, что Лала Аэльск очень переживала, что дочь принесет ей лишь разочарование. Алларика стала воспитанной леди, которую ставят в пример другим, но страх разочаровать мать был силен у неё также, как в детстве.
Она печально вздохнула - нет... не может она вернуться домой и принести недобрые вести, причинить боль Ивару, расстроить мать. Видимо, так и придется терпеть до конца жизни.
Ну ничего, даже позор можно нести с гордостью! Дурные поступки пачкают лишь того, кто их совершает.
Алларика поджала губы и вздернула свой упрямый носик, когда в дверь кабинета неуверенно постучала служанка.
- Алана! Принеси мне теплого молока и позови экономку.
Леди Хайленд была не из тех людей, что днями напролет предаются унынию, скорби и печали. Отвлечься от тяжких дум она могла лишь в кипучей деятельности. И все слуги в замке сегодня очень пожалели, что хозяйка не отправилась, как собиралась с утра за травами. Она заставила экономку пересчитать еще раз все счета, служанок вычистить все гостевые комнаты и отдраить камины, проверила псарни, конюшни, амбары и никому не давала сидеть на месте до самого позднего вечера.

Время пролетело незаметно. Алларика постаралась так загрузить себя работой, что ей просто не осталось времени, чтобы думать о чем-то лишнем. Даже после ужина она засиделась с экономкой в кабинете до тех пор, пока не стала клевать носом, глаза не стали слипаться сами собой, а цифры расплываться в неровные ряды. Тогда Алларика поблагодарила свою помощницу и, наконец, отпустила её спать. А то они насчитали бы!

Ивара она бы дождалась во что бы то ни стало, если он обещал вернуться сегодня, как бы поздно он приехал, даже если под утро. Она прошла по коридору, с некоторым удивлением отмечая, что за окнами стояла кромешная ночь. Лишь луна отражалась желтоватыми бликами в стеклах.
В спальне служанки помогли ей приготовиться ко сну, затушили большую часть свечей, кроме той, что горела возле её стороны кровати и отправились, наконец, ко сну. Ей показалось, или в их взглядах было какое-то подобие сочувствия и даже жалости?!
Возможно, у неё слишком разыгралась фантазия, а, возможно, она вовсе ничего и не выдумывала. Сейчас ей было очень сложно понять, хотя обычно она не страдала мнительностью и всегда довольно неплохо различала эмоции своих людей. Сейчас же её собственные чувства и эмоции были настолько сильны, что буквально ослепляли.
Напрасно Алларика думала, что как только её голова коснется подушки, она тут же уснет. Не тут-то было. Мысли, которые до этого она успешно вытеснила работой, получив свободу, выбрались из самых темных уголков её головы и стали тихонько нашептывать всякие гадости и показывать различного рода картинки, которые леди Халйенд никогда не хотела бы видеть. Она и не подозревала, какой богатой может быть её фантазия! Но это определенно не то, о чем бы Алларика сейчас хотела думать. Говоря по правде, лучше бы она вообще ни о чем не думала! 
Переворачиваясь с боку на бок одна в супружеской кровати, Алларика думала, что на самом деле, никто её не учил, как поступать в подобных ситуациях. Её учили быть хорошей женой - слушаться мужа, быть ему опорой и поддержкой, быть хорошей хозяйкой, следить за тем, что она говорит, как ведет себя и как выглядит. Нельзя перечить супругу, нельзя показать себя плохой хозяйкой,нельзя допустить, чтобы соседи распускали о тебе слухи, нельзя запускать дом, нельзя выглядеть неопрятно! Нельзя! Нельзя! Нельзя!
А мужчинам?! Что нельзя мужчинам?! Нельзя бить жену? Нельзя-то нельзя, но сколько жен терпят, скрывают, бояться, что кто-то об этом узнает. А если Филлип поднимет на неё руку, сможет ли она скрывать это? Она должна будет скрыть это, потому что такая правда посеет раздор между Иваром и Филлипом, между Бьеи и Катли. Должна-то должна, но сможет ли? Да она, скорее, сама его в ответ бить начнет! И пусть он ото всех это скрывает и думает, что скажут о нем соседи, когда узнают, что его побила жена!
А что.. а что если отец тоже бил мать, а она ото всех это скрывала, чтобы никто-никто, даже дети не могли сказать, что у них плохой брак?

Так все!

Алларика решительно откинула одеяло. Так она до чего угодно додумается. Уж лучше занять себя еще чем-нибудь, чем лежать в кровати и выдумывать всякие глупости! Она зажгла свечу и подошла к столу, чтобы взять книгу, которую сейчас читала. Это был роман, конечно же о счастливой любви, которая пройдет через все препятствия и останется чистой и незамутненной.
Но книги в комнате не оказалось. Леди Хайленд задумалась, где же она могла её оставить? Выбор был невелик. Либо в библиотеке, где она обычно любила читать, либо в кабинете, где она чтением отвлекалась от подсчетов.
Завернувшись в теплый большой плед и сунув ноги в домашние туфли, Алларика, взяв в руки подсвечник, сама отправилась в кабинет. Она могла бы, конечно, позвонить в колокольчик и вызвать служанку. Но леди Хайленд не любила прибегать к чьей-то помощи, если сама могла с этим справиться.
Коридоры нового замка стали ей знакомы, но она по-прежнему скучала по отчему дому. Она верила в то, что рано или поздно и здесь будет чувствовать себя, как дома. Но, кажется, её желаниям не суждено было сбыться. Вряд ли хоть кто-то сможет хорошо чувствовать себя в клетке, какой бы красивой та ни была.
Было зябко, и Алларика уже пожалела о своем поступке, желая поскорее вернуться в теплую постель. 
Толкнув дверь в кабинет, она сделала пару шагов по направлению к своему столу и вздрогнула всем телом, заметив, что в комнате она не одна. Секундное замешательство не позволило ей вскрикнуть, а через мгновение пришло осознание, кто же перед ней находится.
- А, это вы, Филлип. - Произнесла она таким будничным тоном, словно видела супруга всего пару минут назад и отвернулась от него, пытаясь отыскать книгу, за которой пришла, среди вороха бумаг на её столе.
- Уже прибыли? Не собираетесь отойти ко сну?
Ну, конечно, зачем торопиться из одной койки в другую?- Алларике пришлось прикусить язык, чтобы с него не сорвалась злая колкость.

Кажется, сегодня весь свет был настроен против неё. Алларика не страдала излишней суеверностью. Просто не желающая находится под бумагами книга грозила стать последней каплей её терпения.
Она старалась медленно и без суеты перекладывать бумаги и свитки, потому что точно знала, что именно здесь находится то, что она искала. Но гораздо больше хотелось просто разбросать все и уйти со злостью хлопнув дверью.
Наконец, Алларика вздохнула с облегчением, обнаружив пропажу в самом низу под счетами. Но до невозможности спокойный голос Филиппа, в котором не было ни намека на раскаяние, вновь заставил её стиснуть зубы от злости. А еще этот женский хохот снизу... словно насмехался именно над ней.

Наверное, брак должен укреплять чувства. Но, положа руку на сердце, леди Хайленд готова была признаться, что только не в их случае. Алларика с Филиппом с детства были друзьями, почти как брат с сестрой. И Алларика, считая Катли семьей, не старалась рядом с ним изображать из себя истовую леди, да и не особо церемонилась соблюдать рамки пиетета, обращаясь к нему так, как сделала бы это, обращаясь к Ивару, Корбену (таким, каким он был прежде) или Дагоберту. У них не было тайн, кроме того сокровенного, что никому никогда не рассказываешь, или исключительно мужского, о чем с женщинами не говорят. Но, между тем, Алларика была свободна осведомлена о несчастливом браке Ивара, о его любви к женщине, которая не являлась ему женой, и о его сыне-бастарде.
Выйдя замуж за Филлипа, они словно получили новый статус - "супруги" и перестали в какой-то мере быть друзьями. И, вот, сегодня, кажется, Алларика впервые поняла, что между ней и её мужем может развернуться пропасть. То, что допустимы было для почти сестры и почти невесты, совершенно недопустимо для жены.
До брака она спокойно бы подошла к Филиппу и без обиняков с веселой улыбочкой поинтересовалась и куда он едет, и когда вернется, и почему ворота закрыты, и почему она должна сидеть дома, пока он веселиться. А еще бы притащила книжку, показала бы ему цветы и заставила бы привезти его это треклятую мать-и-мачеху! Несколько корзин!

Но жена не должна задавать лишних вопросов мужу, не должна оспаривать его решения и перечить ему! И это было невыносимо.
Алларика сделала несколько глубоких вдохов, но поняла, что никак не может успокоиться.
Она решительно развернулась к Филиппу, прижимая к себе найденную книжку, словно щит:
- Могу я поинтересоваться, где и как вы провели сегодняшний день?
Через мгновение Алларика уже пожалела о своей несдержанности, но было поздно. Она выругалась про себя и закусила губу.
И именно в этот момент она была настоящей - решительной, стремительной, искренней. Такой, какой её  знала только семья, а не примерно-холодной леди Хайленд, которую невозможно вывести из себя, которую ставили в пример во Фйеле.
Плохо или хорошо, но именно потому, что Филипп был ей близок, она позволила себе эту искреннюю несдержанность. Будь её мужем совершенно посторонний человек, он, скорее всего, так бы до конца своих дней и не узнал, с какой женщиной живет. Не узнал бы, что это - настоящий вулкан страстей под льдом самообладания.

- Неважно! - Мотнула головой Алларика, вскидывай руку в останавливающем жесте, и стремительно направляясь к двери. - Это ваше право, ездить куда вы хотите, проводить время так, как вы хотите и распоряжаться в своем доме, как хозяин. Вы не обязаны давать мне отчет!
В "своем доме" она особенно выделила голосом, хотя до этого очень часто говорила "наш дом, наш замок, наши люди"...

Она взялась за ручку двери, собираясь выйти. Наверное, не стоило продолжать, но она и так наговорила много лишнего. И словом больше, словом меньше...
- И, конечно, вы можете ночевать где хотите!
Только, будьте добры, сообщите мне хотя бы имя своего бастарда, если таковое случится. Чтобы за вас это не сделала одна из наших доброжелательных соседок! - Алларика все-таки хлопнула дверью при выходе.

Возвращаясь в спальню, она торопилась, как на пожар. Она ругала себя за несдержанность и подозрительность. Но такую гремучую смесь из обиды, ревности и унижения она испытывала впервые и совершенно не знала, как с этим справиться. Она смолчала утром, она смолчала сейчас, когда увидела Филиппа преспокойно наслаждающегося одиночеством в кабинете, и её взяла такая злость. Она тут днями и ночами заботиться о муже и его благополучии, а об неё, в фигуральном, конечно, смысле, попросту вытирают ноги!

Оказавшись в супружеской спальне, Алларика заметалась по комнате раненным зверем, обхватив виски ладонями.
День собирался быть прекрасным, но одна небольшая неприятность запустила целое колесо неприятностей. Вечер был ужасным и перетек в не менее ужасный следующий день.
То, что еще вчера казалось прочным и надежным, на поверку оказалось таким хрупким и хлипким...
- Успокойся, - уговаривала себя Алларика, вышагивая из угла в угол и плед за её спиной был больше похож на плащ странника, - ты прекрасно знала, что такое может случиться. Ты даже морально к этому готовилась. Ну, подумаешь, бастард... главное, чтобы он и своих детей любил и был им хорошим отцом, а мне хорошим мужем.
Леди Хайленд остановилась и чуть не зарычала. В её голове понятия "хороший муж" и "измена" очень плохо ладили между собой. Хотя она прекрасно знала, что для замужних пар, тем более которые прожили друг с другом уже довольно долгое время, адюльтер - дело обычное. Некоторые жены даже гордились победами своих мужей у прекрасного пола, но для Алларики это было неприемлемо и дико.
- Интересно, а своему любимому Ивару, ты бы тоже изменил? Да он бы просто вызывал тебя на дуэль. Ах, ну почему я - не мужчина! - в сердцах воскликнула девушка.
- Довольно на сегодня переживаний! - Наконец, решила она, останавливаясь.
Алларика не была уверена, что сможет уснуть, но твердо была намерена это сделать. Раз уж Филлип не утруждает себя переживаниями, почему она должна страдать?!
Плед отправился туда, где ему и положено было быть - на кровать, а сама Алларика - в кровать.
Она как раз собиралась задуть свечу, когда в спальню вошел супруг.
Говоря по правде, леди Хайленд это весьма удивило, хотя ни один мускул не дрогнул на её лице. Она наивно надеялась, что ему не хватит наглости завалиться на супружеское ложе после того, как он уже где-то гульнул, и эту ночь он проведет в другом месте. Хотя бы ради приличия. Хотя, какие уж тут приличия?!
- Я хотел бы узнать откуда у вас берутся те глупые мысли, что вы только что высказали мне в кабинете. С чего вы взяли, что нам скоро придется принимать здесь моего бастарда?
Нечего было и надеяться, что молодой супруг сразу во всем признается. И, видимо, из двух тактик он избрал нападение. Конечно, Алларика своей нападкой задала весьма резкий тон для их общения, но мог бы хотя бы изобразить "святую невинность". Конечно, жена бы ему ни на миг не поверила, но это было гораздо более в духе Филлипа, легкомысленно почти по-девичьи похлопать ресницами и перевести все в шутку.
Видимо, именно эти длинные ресницы многим красавицам Фйеля покоя не дают, а еще эти губы, глаза, руки, фигура... хватит!

Леди Хайленд уже собиралась ответить мужу, но куда более спокойно, но всего два слова заставили её проглотить свои слова.
Что? Что она только что услышала - "глупые мысли"? Глупые мысли в глупой голове у глупой женщины?!
Лицо Алларики застыло подобно маске. Она даже бровь не вздернула, что обычно означало у неё крайнюю степень удивления. Так её еще никто не оскорблял!
Её считали требовательной, скрытной, иногда слишком жесткой и даже малоэмоциональной, да какой угодно, но только не глупой! И вряд ли бы Ивар стал обращаться за помощью и советами к глупой женщине!

Алларика едва сдержалась, чтобы не скривить презрительно губы. К ней моментально вернулось все её самообладание.
Она посмотрела на мужа ледяным взглядом, словно его только что принесло с самой высокой снежной вершины.
- В этом нет ничего необычного. Даже у Ивара есть бастард, - от тона леди Хайленд могло у кого угодно заломить зубы. Он был настолько официозным, что, казалось, сейчас за стенами пройдет толпа придворных, а где-то за окном что-то возвестит громко глошатай.
Супруга Филлипа Катли словно захлопнула створки раковины и скрылась внутри своей брони из непробиваемого хладнокровия. Сейчас уже было невозможно представить, что это именно она всего несколько минут назад разразилась пылкой обвинительной речью.
- Вы будете ложиться спать? Я собираюсь загасить свечу, - сообщила она супругу так, словно межу ними ничего особенного не произошло. Только очень хорошо знающий Алларику Бьеи человек мог бы уловить едва заметные нотки раздражения в её голосе.

Это было возмутительно, но Филлип был совершенно спокоен! На его лице не проступило даже тени раскаяния или стыда. А тон его никак не походил на извиняющийся. Скорее, наоборот, он был вызывающим. Словно это она, Алларика в чем-то провинилась перед мужем. Но как не пыталась леди Хайленд, она не могла вспомнить ни одного своего проступка. Не считая сегодняшней ночной вспышки, она была всегда с мужем приветлива, не обделяла его лаской, про ведение хозяйства и говорить не стоит - всегда все в чистоте и порядке, начиная от столовых приборов на кухне и заканчивая счетными книгами.
У Алларики никак не могло уложиться в голове, чем она заслужила к себе подобное отношение?! Поскольку очевидных причине не было, оставался один-единственный вариант. У Филлипа Катли просто был такой характер. Ничего удивительного...
Леди Хайленд, пока муж готовился ко сну, смотрела на него отстранено-оценивающе, как на дорогой предмет. Помниться, про Велену Хоурс Алларика как-то сказала, что она "слишком красива"... к сожалению, тоже самое она могла сказать про собственного мужа. Он был слишком красив для мужчины - утонченные черты лица, мускулистое тело, изящные движения.... в отличии от Ивара, Филип был модником - он чисто выбривал лицо и носил всегда наряды по последней моде. Просто идеал! Но кто бы мог подумать, что именно это и станет причиной того, что их еще совсем молодой брак начнет давать трещину.
Хотя, положа руку на сердце, красота сгубила ни один брак. Веста МакКой была красива, но она не смогла дать любви ни мужу, ни дочери. Велена Хоурс была не просто красива, она была обворожительно-прекрасна, просто-таки губительно-прекрасна, и ей почти удалось погубить едва ли не все семью Бьеи. У Алларики были все причины, чтобы не доверять красивым людям. Если бы она не знала Филиппа с самого детства и, как ей до сегодняшнего дня казалось, очень хорошо, она бы с самого начала задала совершенно другой тон их семейным отношениям - более сдержанный и официальный.
Но ей хотелось верить ему, хотелось добавить в их супружескую жизнь больше теплоты и, если не той самой любви, о которой барды слагают баллады, то хотя бы дружеского участия. И, видимо, не стоило. Она раскрыла перед ним свое сердце, а он попросту пренебрег её хорошим расположением.
Безусловно, Филиппу Катли было известно и о послушании Алларики, и о её терпении, и о том, что последнее, что ей захочется сделать - это давать своей семье очередной повод для расстройства. Видимо, он решил, что она все стерпит...

Леди Хайленд с усиленным интересом стала рассматривать собственные ладони, пока это позволяло пламя свечи...
Но, ведь, не может же быть так! Филлип уважает Ивара, он не стал бы из-за какой-то юбки портить отношения со всей семьей Бьеи... наверное... как и полагаться на ангельское терпение жены, потому что помимо него, она обладала также непримиримой фамильной гордостью. Возможно, Алларика все надумала себе, и причина отсутствия мужа крылась вовсе не в какой-то порочащей его интрижке?! Но тогда почему Филлип не мог просто сказать жене, что она ошибается? Это же так просто! Ивар бы так и сделал! Конечно, его тон мог бы быть снисходительным и даже насмешливым, словно он разговаривает с маленьким непонятливым ребенком, но тогда не осталось бы никаких недомолвок и подозрений. А Филлип смолчал - о своей поездке, о том, почему запер ворота, об этом маскарадом костюме, в который он вырядился поутру!

Алларика пыталась собраться с мыслями, чтобы задать вопрос хотя бы про костюм и как сформулировать его так, чтобы не было похоже, что она допрашивает мужа. В голове у неё уже что-то созрело и она почти открыла рот, но тут же с досадой закусила губу, когда услышала слова мужа:
- Знаете о чем думаю дорогая? Я думаю о том, что мне несказанно повезло: мало кто получает одобрение жены на право завести любовницу. Обещаю, что это будет женщина достойная. Это самый неожиданный подарок из всех. Только прежде бастарда я бы предпочел увидеть законного наследника... и всех последующих.
Филлип Катли ко всему относился несерьезно-шутливо, но сейчас он превзошел сам себя и кажется не заметил, как перегнул палку.
Алларика застыла с широко открытыми глазами, у неё перехватило дыхание, и все слова застряли в горле. Это было хуже, чем пощечина. "За что?" - пыталась она понять, но не находила ответа.
Когда муж коснулся её, она резко дернулась скорее от неожиданности, чем от чего либо еще. Завершить этот ускорбительно-абсурдный разговор каким-либо достойным ответом, у неё не хватило сил. Алларика пальцами загасила свечу и, уже в темноте, обессиленно откинулась на подушки.

Говорят, утро вечера мудренее. Наверное потому, что в ночи все страхи, все сомнения, все опасения кажутся больше, темнее и злее. Потому что из глубин души вылезает все самое скрытое и потаенное, которое растворяется в лучах взошедшего солнца, подобно тени.
Отправляясь в объятья сна, Алларика искренне надеялась на живительную силу утра. Ровно как и на то, что её ссора с мужем была просто тягучим неприятным ночным видением. Но то ли тучи, затянувшие небо не дали этому случиться, а, то ли то, что она совершенно не выспалась за прошедшую ночь и чувствовала себя просто разбитой.

Когда Алларика открыла глаза, в постели она уже была одна и, честно говоря, даже не знала огорчаться этому или радоваться. С одной стороны, она не очень-то горела желанием видеть мужа после всего того, что он ей вчера наговорил и после его поистине ужасающего и возмутительного поведения.
С другой стороны, им определенно стоило успокоиться и поговорить, раз уж возникла ситуация, которая, того и гляди, приведет к конфликту. Их брак - это не просто союз двух людей, это союз двух семей, двух кланов, даже целой коалиции, и свои эмоции до определенного предела придется успокоить. Другой вопрос, где существует этот предел? И сколько Алларика готова терпеть?
Раз уж Филлип в открытую признался в адьюльтере, как далек тот час, когда леди Хайленд придется натянуто улыбаться его любовнице, встречая её на пороге собственного дома или даже ожидать за дверью спальни, когда они вдоволь накувыркаются.
Ну а что? Она и о таком слышала. Совершенно не секрет, что некоторые мужья ни во что не ставят своих жен, не ценят их, а в их замках хозяйничают любовницы, в то время как законные супруги находятся на положении едва ли лучше, чем у прислуги.
У Алларики все внутри похолодело от этих мыслей. Сбывался её самый большой кошмар... словно кто-то проклял всех детей Ингранда Бьеи и Лалы Аэльск, чтобы их личная жизнь была похожа на ад. Ивар дважды получил свое - его жена была сущим кошмаром, а женщина, которую он полюбил, погибла. Любовь Корбена едва не привела его в могилу. К счастью, Дагоберт, кажется, избежит этой участи. Он был полностью предан церкви и... своему уму. Главное, чтобы яд любви не просочился в его душу и не сгубил его.
Свою голову Алларика тоже старалась держать ясной, избегая всяких романтических бредней и глупостей. Но одно дело - сгорать от любви, мучиться от ревности, и совсем другое - испытывать ежедневные унижения. Если Филлип продолжит свое общение с ней в том же духе, как вчера, она совершенно не была уверена, что её терпения хватит надолго.
- Ивар Бьеи, это ты обещал мне счастливый брак! - Со злостью закричала она, запуская свою подушку в дверь спальни. Та, конечно же, не долетела и шмякнулась где-то за спинкой кровати.
Леди Хайленд вцепилась себе в волосы, с силой сжимая виски. Слезы - это последнее, что можно было от неё ожидать. Она попала в затруднительную ситуацию, но прекрасно знала, что слезами делу никогда не поможешь. Возможно, где-то на свете и есть женщины, которые способны превращать свои слабости в оружие, но Алларика явно была не из их числа.
Очередной удар, который ей нанесла жизнь, она воспринимала стойко. Какая бы неприятная ситуация не происходила в её жизни, ей нужно просто собраться и придумать, что дальше делать.
Для начала нужно, пожалуй, поговорить с Филлипом, как взрослые люди. Раз уж все произошло, и ничего не изменишь, нужно просто обсудить, как вести себя дальше, поставить определенные условия, какое поведение допустимо, а какое нет. В конце концов, всегда можно договориться. Они же - не чужие люди, да и Филлип должен понимать, что существуют какие-то понятия о приличии, репутации, чести... хотя, пожалуй, о последнем при таких обстоятельствах можно забыть. Ну, хотя бы страх перед гневом Ивара. В конце концов, не одна же она отвечает за их супружеские отношения!
С таким настроем Алларика поднялась с кровати, приглаживая волосы и позвонила в колокольчик, вызывая служанку, чтобы та помогла ей одеться.

Но вся её решительность испарилась, стоило зайти на кухню. Еще в коридоре она слышала, как слуги что-то живо и громко обсуждают, но как только в помещении появилась хозяйке, как все моментально замолчали, косясь на неё, а мужчины похватали ведра и заторопились за водой, хотя её в стоящих перед очагом бочках было и так предостаточно.
Просто прекрасно! То есть, челяди тоже все известно о похождениях супруга!
Держать лицо было сложно, но Алларика справилась с этим на "отлично". Никто даже не заподозрил, что хозяйка, мягко говоря, совершенно не в духе. Она приветливо поздоровалась со всеми и съела поданный ей завтрак.
Находится в стенах замка было невыносимо. Ей срочно нужно было побыть одной, вырваться отсюда, чтобы ощутить на какое-то время хотя бы призрак свободы, собраться с силами и понять, как ей теперь жить дальше.
- Марта, собери корзинку. Сегодня мы точно сходим за мать-и-мачехой, чтобы твоему сыну стало легче. - Обратилась она к женщине.

Направляясь к воротам замка, Алларика не могла отделаться от чувства дежавю. Ведь недалее, как вчера, она уже проделывала этот путь. Но сегодня она была настроена решительно. Ей ничего не нужно, только на время уйти из этого обманного плена и остаться наедине с самой собой!

Меньше всего сейчас Алларике хотелось говорить о своем супруге с кем-то. Тем более со слугами. Ей все сложнее удавались попытки сохранить лицо и делать вид, словно ничего не стряслось.
– Сегодня можно идти, сегодня уже безопасно. Господин Филлип разрешил открыть ворота для всех. - Сообщил многозначительно стражник, словно был сопричастен к какой-то большой и важной тайне.
- Спасибо, Эдвард, - с мягкой улыбкой сказала леди Хайленд, чтобы хоть что-то сказать. Наверное, стоило также сказать и мужу "большое спасибо" за то, что он не стал держать никого узниками замка.
Её улыбка погасла почти сразу же, как она вышла за ворота и сделала несколько шагов вперед.
Она не торопилась, совершая прогулку, посматривала по сторонам, отмечая признаки весны - тепло солнца, легкую зелень, пробивающуюся на деревьях, налитые соком травы, песни проснувшихся после зимних морозов птиц. Ей нравилось вдыхать этот пахнущий весенним дурманом воздух полной грудью и чувствовать себя хозяйкой своей судьбы.
Помниться, в детстве она каждую весну убегала из дома, чтобы первой найти птичьи гнезда с только что вылупившимися птенцами, а Ивар или Корбен её находили и объясняли, что нельзя так делать. А еще ей нравилось ходить со старой нянькой за цветами. Алларика срывала их все без разбора и делала большие букеты или венки - для братьев и Филлипа, если он гостил у них дома.
Удивительно, как все изменилось... теперь она знала цену цветам и травам. Тем самым, что спасли однажды жизнь Корбена. Тем, что могут лечить или убивать. И последний, для кого она хотела бы сплести сегодня венок, был Филлип Катли.
Не изменилась её любовь к свободе. В детстве она мечтала, что сбежит насовсем и будет жить одна среди гор, лесов и лугов, питаться ягодами и грибами, умываться из ручья, а летом исходит весь Фйель от края до края и даже узнает, что же там находится за краем Фйеля. А сейчас её запирают в четырех стенах!
Алларика вздохнула...

Полянке, прогретая теплом, которую она присмотрела заранее, была расцвечена желтыми пушистыми островками.
- Нам нужны только здоровые цветки, распустившиеся, - девушка сорвала один для примера и показала служанке. - Лепестки должны быть здоровые и не пожухлые.
Первый трофей опустился на дно корзинки, откуда предварительно была вытащена поклажа с легким перекусом.
Леди Хайленд срывала цветки машинально, то даже не глядя на них, то подолгу замирая с пушистым комочком, перебирая пальцами нежные лепестки, оставляющие на коже горьковатый запах.
Погруженная в свои мысли, она давно потеряла счет времени и сейчас даже не ответила бы наверняка, как долго они шли с Мартой до полянки - четверть часа или несколько часов.
Как жаль, что женщинам нельзя быть отшельниками - жить уединенно в какой-нибудь пещере или ските, вдали от всей этой суеты, придворных этикетов, лживых людей, предателей-мужей! Она все еще никак не могла решить проблему, возникшую ночью и все мысли Алларики вертелись вокруг недостойного поведения супруга. Слишком много было в задаче условий и составляющих, чтобы она решалась просто и легко. Как бы ни поступила леди Хайленд, все время выходило так, что кто-то оказывался в проигрыше. Люди - слишком капризные переменные, ты неизменно задеваешь либо их планы, либо их чувства. Находить нужное решение во взаимоотношениях с людьми - это настоящее искусство!
Но, как ей казалось, она все-таки нашла нужное решение, которое бы устроило совершенно всех, позволил бы сохранить добрые отношения между семьей Катли и Бьеи и репутацию каждого из участников.
У неё с души сразу камень свалился и даже немного приподнялось настроение. Она заглянула в корзинку, которая оказалась заполнена уже почти до краев и стала перебирать цветы, некоторые из которых при пристальном рассмотрении были не совсем свежие или еще не расцветшие.
Марта активно и безмолвно помогала хозяйке. Марта нравилась Алларике. Это была тихая, спокойная женщина, которая споро и хорошо выполняла любую работу. Она была "местной", то есть совершенно не знала о том, как общались супруги еще в детстве. И перед ней не нужно было делать вид, что у них все с Филлипом просто прекрасно, не боясь того, что та случайно передаст весточку в Ворст, а оттуда она дойдет и до Ивара. Челядь Бьеи почти вся была обучена чтению и письму. И Лала Аэльск занималась этим сама, а теперь и Алларика взяла на себя эту обязанность. Конечно, писали и читали они далеко не так хорошо, как хозяева, но что-то простое могли прочесть и с бумажки, да и расписывали они не элементарным крестиком, а своим именем.

- Ну, достаточно. Перекусим и будем возвращаться. - Сказала Алалрика, разворачивая кувшин с молоком, завернутый в полотенце и хлеб с нарезанный ветчиной и сыром. На свежем воздухе эти простая еда казалась самым настоящим пиршеством, а прогретый солнцем камень - королевским троном.
- Вы - хорошая хозяйка, леди Халйенд. - Вдруг подала голос Мария, устроившаяся напротив Алларики на другом валуне. - И хозяин Филлип - тоже хороший человек.
Рыжая Бьеи едва не приподняла брови от удивления. Последнее, в чем она сейчас нуждалась, это в том, чтобы Мария хвалила её мужа.
- Спасибо, Мэри... - сдержанно поблагодарила девушка, давая интонациями понять, что разговор лучше не продолжать и размышляя о том, что многие мужья кажутся хорошими, если это - не твой муж.

Прогулка вышла довольно долгой и женщины вернулись в замок уже после обеда. Первым делом Алларика поднялась на чердак, где возле дымохода она устроила себе что-то вроде мастерской. Тут редко ходили люди, было просторно, не душно, а зимой, когда топили камины, даже тепло. На полках стояли глиняные и стеклянные сосуды  с травами, с потолка свисали сухие охапки, источая самые разнообразные ароматы.
Она методично выложила все собранные за сегодня цветы ровным тонким слоем на подносы, специально проложенные тканью, чтобы она впитывала лишнюю влагу и перевернула каждый цветок бутоном вверх. Леди Хайленд поймала себя на мысли, что всеми возможными способами оттягивает момент разговора с мужем, но, пожалуй, больше так продолжаться не могло. Она - совсем не трусиха, и лучше раз и навсегда все решить, чем продолжать мучиться!