- Я знаю о тебе всё, что дóлжно знать простому смертному о земном воплощении Богини, жрица, - задумчивое прежде, теперь лицо Ньйалла озарилось улыбкой, в которой промелькнула отчетливая тень лукавства. Альдис подошла к нему ближе, и он беззастенчиво, с видимым удовольствием окинул ее внимательным взглядом снизу вверх: от намокшего в снегу подола простого платья до тонкой талии, шнуровки на груди, нежной белой шеи и безмятежного, сияющего спокойствием красивого лица. Она стояла так близко, что можно было дотронуться, только протянув руку - так он и сделал, сразу ощутив под ладонью и под плотной шерстяной тканью платья упругое округлое бедро. Обвив его рукой, он плавно привлек ее ближе к себе и запрокинул голову, глядя в лицо, слегка щурясь, будто свет слепил глаза. - Большее знание попросту не уместилось бы в моем рассудке, и... Будем считать, что своей загадочностью ты меня щадишь от непостижимых божественных откровений, Альдис.
Тихо рассмеявшись, охотник покачал головой и опустил ее, прерывая пересечение взглядов, но по-прежнему внимательно слушая жрицу. Она редко бывала многословной, но когда ей случалось произнести такую речь, как сейчас, когда ее певучий голос звучал достаточно долго, чтобы вывести свою особенную мелодию и зачаровать, Ньйалл инстинктивно обращался в слух, стараясь не упустить ни единого слова. И это при его прежней уверенности в том, что в женской болтовне и крупицы здравого смысла не сыскать! Впрочем, неверно считать сына лэрда Лэммлах таким уж снобом и тем, кто к женщинам относится предвзято, свысока. До встречи со своей лесной возлюбленной он всего лишь пребывал в неколебимом убеждении насчет женской легкомысленности - ведь, по крайней мере, с ним молодые девушки редко вели осмысленные глубокие беседы, предпочитая вместо этого сверкать глазами, быстрыми ручками обвивать шею и без остатка посвящать себя занятиям куда более уместным и активным. Но с Альдис было иначе, и, уже привыкнув к этому, он все же не переставал удивляться ее непохожести на тех женщин, кого ему довелось узнать до сих пор. Она завела свою излюбленную историю о равновесии и явно говорила о том, что знала и понимала, во что непреложно верила - это заметно было и по ее слогу, и по спокойному тону, и по открытому взгляду поблескивающих в свете очага глаз. Она аккуратно опустилась рядом с Ньйаллом, становясь коленями на каменный пол, и мужчина тотчас же потянулся к сундуку, на котором оставил свой теплый плед, потянул его на себя и расстелил перед камином, а после предложил жрице свою ладонь, чтобы она оперлась на нее и, переступив коленями, оказалась на теплой плотной ткани вместо холодного камня.
- Рассказывать о себе, орлица? Выходит так, что мне нечего о себе рассказать. Прошлое, что было моим, принадлежит сейчас тому, кого быть в этих землях не должно. Что я могу рассказать, если сам не способен осознать, кем я стал и кем мне предстоит быть дальше? Может быть, жрица, это ты расскажешь мне обо мне? Чем дольше я смотрю в твои глаза, тем больше убеждаюсь: тебе известно куда больше. А мне остается лишь гадать и ошибаться, - мужчина мрачновато усмехнулся, принимая обе руки Альдис в свои раскрытые ладони, задумчиво рассматривая тонкие пальцы. И все же, он не ждал от нее новых пророчеств и не был уверен в том, что хотел бы их услышать. - Я верю каждому твоему слову, поэтому пусть так и будет: отсюда мы уйдем вместе. Только тебе предстоит еще вернуться в эти стены, и не единожды, - вскинув взгляд, он улыбнулся и дотронулся до ее волос, бережно отводя прядь от лица. - Что бы ты ни говорила, для дочери ты станешь самой лучшей матерью, орлица. От кого еще дитя может узнать мудрость, которой обладаешь ты? У меня-то иногда от твоих речей голова кругом идет, что говорить о ребенке! - Ньйалл тихо рассмеялся, придвигаясь ближе, тоже усаживаясь на собственный плед. Его рука опустилась на бедро Альдис, грудью он потеснил ее плечо, а немигающий взгляд устремил к огню. - Да, Эйдис непросто придется, но твое воспитание сделает из нее такую же необыкновенную девушку, какой стала ее мать, когда я встретил ее впервые. Хотя... прошло почти два года, и ничего не изменилось: я до сих пор твою таинственность так и не постиг.
Все еще посмеиваясь вполголоса, Ньйалл обвил рукой талию жрицы и привлек ее ближе, позволяя опереться к себе на грудь. Рунный амулет, что она дала ему на улице, уже согрелся, и теперь ощущался на коже под одеждой маленьким твердым камешком, восхитительно теплым и словно проводящим это тепло внутрь простуженной груди.
- А вот я изменился. Ты всё называешь меня охотником, но моя история показывает, что охотник из меня вышел на редкость скверный и неудачливый, - Ньйалл не мигал, глядя в огонь, и не изменился в лице - лишь чуть ожесточилась линия сжатых на мгновение губ. - Мой отец - славный охотник, ты знаешь. Однажды, когда я был еще ребенком, он принес нам с братом лисицу - совсем еще молодую, живую, даже не раненую. И не пуганую. Только сначала она настораживалась и не шла к нам, но стоило прикормить ее с руки... Ох, другого такого друга у меня больше не было, ни до, ни после! Не считая, конечно, коней; но ведь мы и не о них говорим. И, знаешь, порой пригреется у тебя на руках, перебираешь пальцами ее шерсть, взглянешь в глаза прищуренные... и ведь есть что-то от собаки, но есть и от кошки - лукавство, дикость, своеволие. Ты вроде бы и приручил ее, а она как посмотрит на тебя порой, и ты даже руку отдернешь, если вдруг посмел протянуть к ней не вовремя. Цапнуть - не цапнет, но таким окатит презрением и даже ухом не поведет, не то чтобы ластиться! Вот я теперь и думаю, - Ньйалл украдкой взглянул на Альдис, стараясь сохранять серьезный вид и тон приглушенного голоса. - А не вселилась ли в ту лисицу тоже какая-нибудь лесная колдунья? Ты-то, наверное, не только орлами да орлицами промышляешь? Уж больно вид был у той чертовки хитрый, разумный - не как у дикого зверя без сознания и памяти. Может, стоило нам тогда осмотреть окрестности? Нашли бы красавицу без чувств где-нибудь неподалеку... и с тобой бы раньше встретились?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Ранняя весна - короткие световые дни, хотя нынешний еще даже не клонился к закату. Но сейчас всё происходящее за стенами твердыни Балион охотнику было глубоко безразлично: будь там полдень, полночь, вьюга, метель или внезапная оттепель, здесь, в гостевых покоях у камина было тепло, уютно, тихо и блаженно, и в объятиях его пригрелась женщина, которая, как он прежде думал, была для него потеряна уже навсегда.
- Но ты и не принадлежишь к числу рядовых служительниц Богини, Альдис. Или я не прав? - Он слегка склонил голову, прижимаясь щекой к ее виску, заглядывая в освещенное теплым светом очага лицо. - Нет, ты - особенная. Даже среди тех, кого определила для себя Богиня. Может, я не понимаю ни твоих премудростей, ни ритуалов, но я так чувствую, и тебе меня никак не разубедить.
Ньйалл уверенно улыбнулся своим собственным словам и, вслушиваясь в тихий голос жрицы, опустил руки к ее бедрам, скрытым под подолом простого платья. Неспешно скользя ладонями вверх, по плавному изгибу, скрытому плотной шерстяной тканью, он с удовлетворением отмечал, как расслабляется, раскрывается в его объятиях женщина, что так долго скрывала свою потаённую чувственность от себя самой.
- Какую бы судьбу ни выбрала Эйдис, она вырастет похожей на тебя. Она уже твоя копия. Ты замечала это серьезное выражение на ее лице? Я сразу увидел, - мужчина хмыкнул вполголоса; перед мысленным взглядом тотчас же возникло бледное личико дочери с широко распахнутыми внимательными глазами и не по возрасту осмысленным, все подмечающим взглядом. - А ты, думаю, похожа на своего отца, - мягко добавил он, не упустив той нежности, с которой Альдис упомянула о нем. Выходит, магический дар ей передался от него? До первого упоминания о дочери, подрастающей в замке Балион, Ньйалл понятия не имел о том, что его дети способны быть наделены магическим даром; никто из всего клана Шиберг не был отмечен такими талантами, и вера в них до сих пор оставалась для охотника чем-то поистине сверхъестественным, загадочным и, безусловно, манящим. Кроме этого, немало отличий он видел между девочкой, рожденной жрицей, и дочерьми, оставленными с матерью в Лэммлах-Каэр. Но еще было немало сходств, и охотник собрался об этом упомянуть - набрал в грудь побольше воздуха, но так и не произнес пришедшие на ум слова, вместо этого приподнимая голову, щекоча волосы на затылке Альдис своим шумным выдохом и устремляя задумчивый взгляд в пространство поверх ее макушки.
Где бы ни жили его дети, кем бы они ни выросли - доведется ли ему когда-то узнать об этом? Сейчас, остановившись под сводами замка Арвида Манро, он мог воспользоваться этой передышкой, восстановиться, прийти в себя и поразмыслить о том, что будет дальше. Можно, впрочем, напустить на себя беззаботный и безмятежный вид, будто по прошествии пары недель вовсе не нужно будет опять пускаться в путь, ведущий неведомо куда. Но кому это пойдет на пользу? Кому во благо будет вся его оставшаяся жизнь, если он обречен провести ее потерянным вдали от Алых Гор и родной земли? Промышлять разбоем и насилием куда проще, чем осесть где-то, отыскать себе ремесло, обзавестись новым именем и выдуманной историей, которую не стыдно будет рассказать людям. Хайбрэй? Никогда своим он там не станет, являя свое фйельское происхождение каждый раз, едва только придется открыть рот и произнести хоть пару слов. Да и кем сделаться: плотником, кузнецом, егерем, конюшим?
"Не одной только Эйдис предстоит определить свой жизненный путь, но у меня времени для выбора чуть меньше", - с мрачной иронией подумалось Ньйаллу, и, отвлекаясь от этих мыслей, он смежил веки, зарываясь носом в пышные волосы жрицы. Они пахли душистыми травами и едва уловимым, чуть терпким древесным ароматом.
- Дитя леса, дитя гор, дитя мхов и камней, орлица моя, - неразборчиво пробормотал он, сзади дотрагиваясь губами до ее уха, крепче сжимая пальцы на упругих бедрах под складками платья. - Запомни меня таким, каким увидела впервые.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Видеть свое собственное будущее? Ньйалл изумленно моргнул, а после коротко встряхнул головой, не в силах даже примерно представить, каково это, когда неожиданно перед мысленным взором рисуются картины и отрывистые эпизоды, главный герой которых - ты сам, только старше; та грань твоего собственного "я", которая откроется лишь по прошествии нескольких лет, о которой ты пока не имеешь ни малейшего представления. Разве не довелось второму сыну лэрда на своем горьком опыте убедиться в том, как кардинально роковые случайности способны изменить будущее? Полтора года назад, увидев себя перерезающим глотку безымянного путника в хайбрэйском лесу, Ньйалл счел бы это дурной фантазией, мороком и бредом, отголоском кошмарного сна - но никак не собственным будущим, причем самым ближайшим.
Но как знать?
Жрица уже видела предзнаменования о его судьбе, и новых пророчеств из ее уст он не хотел, о чем уже успел сказать. Отступаться от прежней решимости охотник был не намерен, но мысль о самой возможности заглянуть за завесу грядущего притягивала и завораживала так же, как завораживает наблюдение за самой изощренной, отвратительной пыткой - нет сил смотреть, но невозможно отвернуться.
- Наша дочь научится всему, что пойдет ей на пользу, и от высшего знания возьмет только самое лучшее, - пробормотал Ньйалл. Мысли о непростом даре провидицы отчего-то были гнетущими, и он предпочел отвлечься, жадно вдыхая аромат кожи и волос Альдис, сквозь ткань платья гладя ладонями ее расслабленное тело, чувствуя, как постепенно тяжелеет ее голова, откинутая к нему на плечо, как выравнивается глубокое дыхание - такое бывает лишь у человека, погруженного в спокойный, безмятежный сон.
Поленья, потрескивающие в камине, создают свою особенную атмосферу - будто сладкозвучная музыка умиротворения и защищенности. Ньйаллу удалось отвлечься, с благодарностью принимая за истину эту иллюзию незыблемого спокойствия, но и она оказалась слишком краткой, разрушаясь в один момент: расслабленное тело Альдис вдруг резко вздрогнуло, напряглось и дернулось, будто она хотела сбросить обнимающие ее мужские руки. Хватка охотника моментально ожесточилась, цепко удерживая встрепенувшуюся птицу, и вслед за этим с женских губ сорвался исступленный крик, повергший и без того растерянного Ньйалла в еще большее изумление. Поддержав ее под спину, он моментально оказался перед ней, прикладывая ладонь к щеке, бессмысленно таращась на искаженное лицо. Глаза жрицы были зажмурены, будто во сне ее настигло дурное видение, и, когда они распахнулись, безумный взгляд рванулся мимо лица склонившегося над ней мужчины. А после, моргнув, она все же заметила его, узнала, отчаянно вцепилась пальцами в его плечи, и из ее груди вырвалось такое горькое, отчаянное рыдание, что закаленный охотник ощутил, как холодеет в жилах кровь.
- Тихо, всё хорошо, я здесь, орлица, посмотри на меня, любимая, ну же, - торопливо забормотал он, заключая залитое слезами лицо в свои ладони, хмурясь, напряженно всматриваясь в испуганные глаза жрицы. Стражи твердыни отреагировали на шум мгновенно: тяжелые шаги и стук в дверную створку раздались так скоро, что Ньйалл невольно заподозрил, что, несмотря на расположение лэрда, гостевые покои все же стерегли. Или это лишь мера, принятая из-за присутствия в покоях жрицы? Один только оклик ее слабого голоса их остановил; шаги за дверью на мгновение замерли и вскоре затихли, но охотник в них уже не вслушивался. Большими пальцами он стер слезы с разгоряченных щек девушки и крепко прижался губами к ее переносице, не отстраняясь до тех пор, пока отрывистые всхлипы не затихнут. Лишь после этого он снова всмотрелся в ее глаза, не выпуская лица из ладоней.
- Это был сон? Что ты видела? - Голос Ньйалла прозвучал как будто спокойно, но на деле был напряжен, а мысли лихорадочно метались от одной догадки к другой. Увидев Альдис, всегда сдержанную и величественную, вдруг охваченной таким отчаянным испугом, он безнадежно растерялся и ожидал теперь ее ответа с возрастающей настороженностью.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-10-01 14:25:13)

Охотник не понаслышке знал всю силу дурных сновидения и той мрачной власти, что они имеют. Подбираясь незаметно и тихо, подкрадываясь на мягких лапах сна, заставая тебя врасплох - согревшимся, дремлющим, расслабленным, беззащитным. Так было с его собственными кошмарами. Они пришли сразу после события, перевернувшего его прежнюю привычную жизнь, и не уходили до сих пор. Часто доводилось ему, вздрогнув среди ночи, распахивать глаза и видеть в спустившейся на землю темноте ускользающие призраки произошедшего, повторяющегося вновь и вновь в тягостных ночных видениях. Будто снова слышался отчетливый хруст разрубаемой плоти, тошнотворный скрежет, с которым металл скребёт по ребру, толчками хлынувший поток горячей крови и - последнее - взгляд глаза в глаза с обреченным на погибель. И в глазах его была не боль, но безмерное, бесконечное удивление.
Ньйалл слишком хорошо осознавал, что чувствует сейчас Альдис, стараясь выпутаться из ловушки кошмара, отважно сопротивляясь подступающему ужасу, хотя пока он брал над ней верх, заставляя хрупкие плечи  содрогаться, а грудь - судорожно вздыматься в приглушенных рыданиях. Отстранившись от мужских ладоней, позже жрица все же прильнула к нему в объятия, утешаясь и полностью доверяясь. Ньйалл бережно дотронулся до ее затылка и погладил растрепанные волосы, пропуская длинные пряди между пальцами, распутывая, слегка потягивая, отвлекая девушку от тревог, о которых рассказывал ее срывающийся слабый голос.
Да, знание пророчеств было воистину пугающим, как и представлял себе охотник. Риск заглянуть в будущее казался и жутким, и манящим. Будет ли смысл в знании, если мысли твои однажды займет одно только видение - роковое, пугающее и, возможно, последнее?
Теплая соленая вода... Мужчина свел брови к переносице, сосредоточенно размышляя над словами Альдис, хотя его руки ни на миг не замирали, продолжая медленно оглаживать ее плечи и перебирать локоны. Вода достаточно сильная, чтобы подхватить человеческое тело, и достаточно своенравная, чтобы не выпускать из своей смертоносной хватки. Жрица Богини Матери-Земли страшится своей противоположности - водной стихии? Моря?
- Это видение тебе уже явилось, и ты его теперь не забудешь, орлица. Попробуй свыкнуться с этим и жить. Наказание или награда? Может, это доброе предупреждение, которое Богиня послала тебе? Ты предостерегла меня тогда, в лесу, но предсказание было слишком туманным, - Ньйалл усмехнулся, качая головой, - или я - слишком твердолобым, чтобы сообразить, к чему ты вела тогда. Моё пророчество казалось набором каких-то слов и образов; себя же ты видишь четко. Остерегайся водных пространств, Альдис, и будь настороже, если вдруг случится тебе оказаться рядом с открытой водой. И ты убережешь себя от этой беды. Видение не было послано тебе без умысла.
Воображение пыталось воссоздать образы, описанные жрицей, и перед глазами рисовалась безбрежная водная гладь, вздыбившаяся неспокойными волнами, которые находятся в постоянном движении. Ньйаллу доводилось слушать байки путешественников, которые тем и зарабатывают себе на жизнь, что странствуют по всему свету и рассказывают о далеких непостижимых землях. Здесь они вещали о теплых южных морях, о расплавленной в воздухе влажной жаре, о сладких фруктах и ярких птицах, о Тильских островах, отделенных друг от друга неспокойной водой, которую бороздят громадные корабли. А добравшись туда, наверняка вещали о далеком крае Алых Гор, холодных и неприступных, и о снеге, что круглый год не сходит с их седых макушек. Ньйалла всегда завораживали и увлекали все эти путевые рассказы, хотя половину из них он искренне считал чистой воды враньем и выдумками. Но что-то все же было там, за границами Хайбрэя и Орллеи, на Тиле, где, как говорили, вольно и сыто живут даже самые отъявленные головорезы и разбойники - настолько свободные там бродят нравы, такие установлены порядки. В голове изгнанника уже блуждали смутные мысли о том, чтобы отправиться именно туда: самые далекие от Фйеля земли, о которых он только слышал. Его теперь ничто не держит, а поблизости от запретной границы соблазн переступить ее уж слишком велик - разумно будет отойти как можно дальше, окончательно отделяясь от своего прошлого.
И это было совпадением? Его мысли о морских просторах и страшные видения женщины, с которой он теперь был связан и душой, и кровью?
- Пророчица моя, я благодарен за твое доверие, - заговорил он вновь после молчания. - Твоя тайна останется со мной. И ты тоже запомни, что я говорю: это не кошмарный сон, а доброе предостережение твоей Богини. Она оберегает тебя, хранит от всего злого. Она ведь любит свою преданную служительницу и дорожит ею, а? - Протянув руку, Ньйалл игриво пощекотал пальцем подбородок жрицы, заставляя приподнять голову и взглянуть на него. Встречая ее взгляд, он улыбался открыто и спокойно, желая внушить уверенность и голосом, и словами, искусно скрывая собственные растерянно блуждающие мысли. - Прислушайся к этому пророчеству и сделай все, чтобы избежать его воплощения, но не позволяй ему накрыть твою жизнь мрачной тенью. Ты не покинешь Мать-Землю, и она тоже не оставит тебя. Ничего не бойся.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Всякая буря начинается и заканчивается затишьем. Так и сейчас: в каменных стенах покоев, где только что дрожало и стенало эхо испуганных женских всхлипов, теперь вновь воцарилась умиротворяющая тишина. Та тишина, в которой Альдис задремала прежде, и где ее настигло пугающее пророчество. Не отнимая рук от спины женщины, Ньйалл отчетливо ощущал, как постепенно выравнивается ее дыхание, как отступает бесконтрольный инстинктивный страх, как расслабляются мышцы и восстанавливается прежнее дыхание. Какая в том была его заслуга - а какая доля пришлась на ее собственную природную сдержанность и отрешенность от быстротечных сует, - оставалось только гадать. Но жрице становилось лучше, и это единственно имело значение.
И все же, затишье не продлилось долго. Вскоре Альдис отстранилась и предстала перед охотником собой прежней - заботливой, знающей, желающей помочь. Ее теплая ладонь скользнула в распахнутый ворот рубахи, дотрагиваясь до груди, и мужчина хотел было перехватить ее, прижав к себе крепче, но неугомонная орлица взвилась с места прежде, чем он успел придержать ее рядом с собой.
- Вчерашнее твое лечение сотворило со мной такие чудеса, какие неделю назад мне и сниться не могли, - с чувством заявил Ньйалл, следя за перемещениями жрицы взглядом заинтересованным, но вместе с тем и настороженным. Легкими шагами она подступила к столу, откуда взяла какой-то таинственно блеснувший и тут же спрятавшийся в ладони пузырёк. Было от чего насторожиться! Отвратительный привкус утреннего снадобья не забывался до сих пор. Неприкрыто морщась, охотник открыл было рот, чтобы заявить о своем нежелании принимать очередное целебное варево и о том, что "как-нибудь пройдет само", но жрица опередила его возмущение своим коротким пояснением, и он сменил негодование на милость. Даже утвердительно кивнул - ладно, мол, так и быть, хочешь быть мне лекарем - так будь. Вкус утреннего лекарства в самом деле был премерзким, но уже после первого приема дышать стало куда легче, и этого Ньйалл, конечно, не отрицал - никогда он не был идиотом. Разве что упрямцем, каких еще поискать. Но из женских рук принять это новое лекарство он был, безусловно, готов.
Пока Альдис возвращалась к нему, он вновь обратился мыслями к ее сновидению и будто между делом поинтересовался:
- Ты говорила, что, отправившись в паломничество, провела многие дни и месяцы в странствиях. Это были только наши земли? Тебе не доводилось выходить за их границы?
Зачем Богине предостерегать свою служительницу от похода в другие земли? Почему она должна удерживать Альдис в горном королевстве? Земля кончается там, где вступают в свои права другие стихии, но моря здесь не найти, а суша простирается далеко за пределы Фйеля. Возможно ли, что грядущая судьба жрицы увлечет ее на побережье, и Богиня послала ей это предостережение еще в момент посвящения, пока есть время изменить ход событий?
От этих размышлений голова шла кругом. Или виной тому, что мысли постепенно теряли свою четкость, были прикосновения Альдис? Ее теплые руки скользили по груди, ныряя за ворот рубашки, и щедро втирали в кожу снадобье, пахнущее чуть странно - был в нем и травяной аромат, к которому Ньйалл уже успел привыкнуть рядом со жрицей, и что-то едкое, наверняка малоприятное на вкус. Тем удачнее, что пить это не нужно.
Бережно отстранив ладонь женщины на мгновение, охотник стащил с себя рубаху, поморщившись от потревоженной движением раны, отвёл с лица растрепавшиеся волосы и вернул руки Альдис обратно на свою грудь. Она стояла позади него, но благоразумно не прислонялась к изувеченной спине. Обхватив тонкие запястья, Ньйалл откинул голову назад и уперся затылком в ее бедро, снизу вверх наблюдая за сосредоточенным выражение женского лица. Но была в ее чертах не только сосредоточенная серьезность - потемневшие глаза и мерно вздымающаяся грудь говорили еще о чем-то... Ни один мужчина не спутает этих манящих признаков подступающего возбуждения, особенно если женщина сама едва ли замечает их, реагируя своим рассудком позже, чем отзывается само ее тело.
- Вчера я едва на ногах мог стоять, а после твоих стараний - посмотри. Одна только ночь, и я почти здоров. Волноваться за меня уж точно не стоит, - да, грудь все еще теснило воспаление, от кашля саднило в горле, но снадобья и целебное прикосновение Эйдис сотворили чудеса. Но и не только эти средства оказались чудодейственными...
Мужские пальцы крепче сжали хрупкие запястья, вынуждая девушку вновь опуститься коленями на плед. Как начало священного ритуала - Ньйалл тотчас же вспомнил, как в самый первый раз, едва увидевшись, они так же стояли друг напротив друга коленями на расстеленном на лесном мху плаще. Будто собирались принести друг другу заветные клятвы, но на деле за этим последовало слегка иное таинство.
- Ты исцеляешь меня, - накрыв ладонь Альдис своей рукой, удерживая ее в самом центре груди, прижимая защитный рунный амулет, охотник залюбовался отсветами пламени на ее гладкой коже, огненными всполохами в глубине ее расширенных зрачков. Второй рукой он мягко прихватил ее затылок и притянул к себе, чтобы приникнуть к губам в благодарном и дразняще тягучем поцелуе.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

С каждым часом, проведенным вместе с Альдис - а она присутствовала при нем почти неотлучно, явно отодвинув все дела, которые ждали ее по возвращении в Балион, - Ньйалл узнавал ее лучше. И вместе с тем с чувством легкой растерянности и восхищения осознавал, что полностью раскрыть для себя эту женщину никогда не сможет, как не сможет в полной мере постичь природу ее таинственности, спокойствия и скрытной женственности; потаенных мыслей, что блуждают в ее сознании, когда она вот так подолгу внимательно рассматривает его лицо и не произносит ни слова. Хотя подсознательно охотник до сих пор осмысливал ее слова о мрачном пророческом сновидении и о странствиях по горному королевству. Отчего-то ее рассказ о море, что представилось в ее сне мощной и беспощадной стихией, только убедил Ньйалла в том, что не случайно ему думалось про разбойничье королевство, раскинувшееся на островах далеко на юге. Может ли это быть случайностью? Изгнанник еще больше окреп в своей уверенности отправиться именно туда после того, как вынужден будет проститься с возлюбленной. Но рассказывать ли ей об этих планах? Спросит ли она? Или увидит в своих видениях, как увидела его ранение и скитания по лесу, и не простит того, что не рассказал ей о том, куда направляется, не ответил откровенностью на безграничное доверие, что она проявила, раскрыв тайну своего жуткого пророчества?
Эти мысли имели немалое значение и всерьез волновали Ньйалла, но постепенно путались и ускользали, словно растворялись в теплом дыхании жрицы, ласкающем его губы теперь, когда их лица оказались так близко друг к другу. Охотник почувствовал, как дрогнула женская рука, прижатая к его груди. Вскинул взгляд - и заметил это неподдельное выражение растерянности в ее глазах, затуманенных сладостной негой. Во всем она оставалась необыкновенной. Наедине с мужчиной, который хоть и был отцом ее дочери, но, по сути, все еще являлся для нее незнакомцем, она испытывала не испуг и настороженность, но то трепетное нежное смущение, которое, бывает, охватывает совсем молоденьких девушек в одну из их первых ночей с мужчиной. При этом в первую их лесную встречу она, казалось, и вовсе не испытывала ни малейшей неловкости. Была ли она собой накануне и ночью, раскрывая свою чувственность; или показывала истинную себя сейчас, напрасно сдерживая теснящее грудь дыхание? Многогранной, непростой была ее натура, но истинно женственной, непредсказуемой. Женских тел и ласк Ньйалл за годы своей жизни успел познать немало и самых разных, но так искренне и откровенно своей душой перед ним раскрывалась лишь она, и он - удалой беспутник и гуляка, - чувствовал это с неожиданной для самого себя чуткостью.
- Так сойди с ума, Альдис. Не бойся, - вполголоса, тоном интимным и ласковым проговорил охотник. Подвинувшись, он вытянул ноги перед собой, обнял орлицу крепче и привлек ближе, забирая её всю себе бережно и властно. Но в том, как он обхватил пальцами ее колено, нырнув рукой под платье, и потянул его на себя, прижимая к своему боку, явно чувствовалось нетерпение. Направляя ее тело своими руками, чувствуя смущенную скованность движений женщины, он очаровывался все больше и больше распалялся, сам того не замечая. Отвлекаться на собственные ощущения мужчине не приходилось - нежное, отзывчивое и уже чуть возбужденное тело жрицы занимало его куда больше собственного. В контрасте с ее прелестной неловкостью сам он двигался свободно и уверенно: когда снова приник к теплым губам, раскрывая их в откровенном поцелуе, когда подтянул второе колено женщины к своему боку, усаживая ее на своих бедрах, притягивая вплотную, чтобы сердце коснулось сердца. Тронув ее запястье, он направил руку Альдис вниз по своей груди, позволяя дотронуться до солнечного сплетения, до напряженных мышц на животе. Он больше не смотрел на нее, но пробовал на вкус; отведя густые волосы от шеи, он потерся о нее щекой, коснулся дыханием и губами, неспешно лаская и чувствуя, как напряжение постепенно покидает женское тело. Если Богиня в самом деле тогда указала своей служительнице на него как на проводника в мир чувственного наслаждения, свое предназначение он выполнит сторицей. Любить эту женщину хотелось бесконечно и ненасытно, раскрывая для себя каждый раз заново, и с воплощением своего желания он решил не медлить.
Ее кожа - теплая, бархатистая, ароматная; чем выше от колена, вверх по бедру под подолом платья, - тем горячее. Чем ниже от шеи, ближе к высоко вздымающейся груди, - тем слаще; тем дольше губы задерживаются на коже, оставляя пылающие красным отметины. Он дернул за шнуровку, стягивающую грудь, и, ловко с ней расправившись, ослабил платье, словно подготовив женщину к дыханию более шумному, глубокому и свободному. Прикосновения и ее близость дразнили нещадно, и сам он был уже готов увлечь возлюбленную в омут тягучего удовольствия. И сделал это, не колеблясь, подхватывая ее бедра под платьем, приподнимая и направляя к себе, плавно, но долго и сразу до самого предела погружаясь в разогретое женское тело. Сдержанно подавшись бедрами вперед, он вновь направил ее своими руками и, ткнувшись лбом в ее висок, выдохнул:
- Двигайся вместе со мной. Вот так...
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-12-22 08:17:08)

Ньйалл мало знал о премудростях служения священному культу Матери-Земли и не представлял себе, какой жизнью живут жрицы в затерянном вдали от суеты замке Либланн. Были ли другие жрицы похожи на Альдис? Или своей особостью она выделяется даже среди женщин, отмеченных Богиней? Все познания охотника о служительницах культа сводились к тому, что рассказала сама Альдис в самую первую их встречу, когда многое в их жизнях запуталось, накрепко переплетясь. Но было и то, что прояснилось: тогда жрица открыла своему избраннику, что не способна иметь ни мужа, ни возлюбленного, который мог бы отнять ее у Богини, служению которой она должна предаваться безоглядно. То же относилось и к семье: как бы то ни было, в замке своего брата она тоже была гостьей, хоть в этих стенах и подрастала ее дочь, порученная Арвиду на воспитание. Может быть, родной брат понимал таинственную жрицу лучше, чем другие? Он не задал лишних вопросов, исполнив просьбу сестры приютить подозрительного путника; не осудил ее за рождение дочери и молчание о ее отце; не препятствовал и сейчас, когда все свое время Альдис отдавала безымянному изгнаннику, незаконно проводящему в землях северного королевства последние дни.
Будучи связанным с ней общей кровью, Арвид, конечно, знал свою необыкновенную сестру. Но ни один другой мужчина в целом свете не узнал ее так, как Ньйалл.
После встречи, которая позже дала жизнь их дочери, Альдис не была с другим мужчиной - охотник почувствовал это в ее прикосновениях, уловил в прерывистом дыхании, перехватил в растерянном взгляде затуманенных наслаждением глаз. Она исследовала его тело своими теплыми ладонями - сперва застенчиво, а после - более уверенно и свободно; в этой перемене была она вся. В любви мы с самого начала подчиняемся гласу природы, что диктует первобытным инстинктам, как двигаться, к чему стремиться, когда продолжить и как остановиться. Накануне, впервые отдавшись своему мужчине после долгой разлуки, Альдис действовала так же - по наитию, вслепую, с готовностью сдаваясь своим желаниям и рукам любовника. Сейчас же не было ни спешки, ни того неутолимого голода, что захватил обоих ночью; чувственность раскрывалась неспешно и мягко, - и точно так же двигались сплетенные в объятиях тела, Распахнутое на груди, с развязанной шнуровкой, платье еще держалось на женских плечах и плотным подолом скрывало бедра - Ньйалл потянул вверх ткань, постепенно освобождая жрицу от ее одежд, не оставляя даже тонкой нижней сорочки, вновь открывая для себя первозданную красоту ее тела - молодого, но уже оформившегося женскими округлостями и изгибами, испытавшего материнство. Едва ли сама Альдис в полной мере сознавала, как хороша собой, и охотник поспешил сказать ей об этом, ведя ладонью вниз по гладкой спине, трогая пальцами каждый из хрупких позвонков, заставляя выгибаться в своих руках.
- Ты так красива, - вполголоса, вместе с выдохом в ее приоткрытые губы, тут же прошептавшие заветное слово в ответ.
Моя.
На лице мужчины показалась неподдельная, хмельная улыбка; подхватив обнаженное тело возлюбленной крепче, придержав за бедра и сильным рывком пробравшись глубже, на миг он задержался, подрагивая от нетерпения, прижимаясь губами к ее уху.
- Моя, Альдис...
Безостановочный женский шепот взвинтил желание до болезненной тяжести в самом низу живота, и тело мужчины ритмично двинулось навстречу быстрее, напористее и резче, сразу опережая плавные, гибкие движения женщины, вероломно сбивая темп ее дурманящего шепота. Тягучая нежность тает в подступающем пламени неукротимой страсти, растворяется по мере того, как рывки вперед становятся все более резкими, чувствительными, а поцелуи - жалящими, бесцеремонными, оставляющими красноречивые следы на нежной коже шеи и груди. Между двумя сплетенными телами остается только одна полоска клетчатой ткани - килт, обернутый вокруг бедер охотника, и торопливым жестом он вытягивает из складок булавку, раскрывает и сбрасывает его, оставаясь таким же обнаженным, как и женщина в его руках. Касания ее рук обретают свою уверенность, двигаясь быстрее и без промедлений; наитие и знание природной женской чувственности подсказывают предоставить ей больше власти сейчас, когда она только ощутила ее сладкий вкус. Он подался вперед, прижимаясь к ее уху губами, и шумно выдохнул:
- Танцуй, ведьма, танцуй для меня.
Опуститься на рассеченную спину Ньйалл никак не мог, но вместо этого откинулся назад, подставляя локти, и крепко уперся на них позади себя. Крепко перетянутая повязкой рана саднила и отзывалась каждый раз, когда мужчина сводил лопатки и вел плечами, но наслаждение близостью любимой женщины затмевало тупую пульсирующую боль. Подбородком он уперся в свою грудь, неотрывно наблюдая за тем, как танцующие движения гибкого тела становятся все более резкими, уверенными и решительными, как его женщина сбрасывает прежнее смущение и мимолетную неловкость. Нарастающий темп выбивал из груди дыхание, заставляя, откидывая голову назад, хватать новое приоткрытыми губами, сцепляя зубы от сводящего с ума ощущения сладости и саднящей боли от стремительных движений. У самого апогея чувственного слияния из горла охотника бесконтрольно вырвался сочный, раскатистый рык, вторящий сладким женским стонам, и, содрогнувшись всем телом, он выбросил вперед одну руку, цепко хватаясь пальцами за бедро женщины, останавливая ее, расплываясь в диковатой улыбке и тяжело дыша. Растревоженная порывистыми движениями рана на спине зудела и не утихала, но горячая пульсация разгоряченных тел дурманила, опьяняла, затмевая все прочие ощущения. Приподнявшись, охотник снова заключил орлицу в объятия, опуская голову к ее плечу, толкаясь в него лбом, блуждая ладонями по ее спине.
- Моей будешь всегда.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-10-09 17:10:20)

Всполохи огня, неустанно пляшущего в камине, заметные даже сквозь сомкнутые веки, оттеняют обступившую темноту алым цветом. Стоит наклонить голову - и щеку ласкают шелковистые пряди длинных каштановых волос. Встрепанные, ароматные, они окружали свою обладательницу мягким ореолом, и приходилось ладонью подбираться под копну запутанных прядей, чтобы коснуться горячей, чуть влажной кожи спины. Ароматной... такой же, как волосы. Вся она источала терпкий, настоящий, дурманящий аромат; только так благоухает разгоряченное женское тело, еще не остывшее от любви, все еще пылающее и податливое, но уже расслабляющееся после сокровенного напряжения мышц; познавшее самое высшее наслаждение в единении с мужчиной.
Ароматы, ощущения, прикосновения... тепло. Чем глубже дыхание, - тем хмельнее становится охотник, вплотную прильнувший грудью к обнаженной груди своей возлюбленной. Она была с ним, здесь, и все остальное теряло смысл; ее страстные вскрики и стоны до сих пор отзывались эхом, лаская воображение и слух, но сквозь дурманящую пелену в сознание снова просочилась любопытная мысль - дразнящая, почти преступная. Как много знали обитатели замка Балион о том, чем так увлеченно занималась их госпожа в покоях незнакомца? Как много слышали?
Сердце полнится нежностью; упруго отбивает ускоренный ритм, колотясь в мерно вздымающуюся женскую грудь.
Ньйалл поддается ласковым ладоням, приподнимая голову от плеча Альдис, и с его губ срывается тихий, едва слышный хриплый смешок, когда ее губы принимаются скользить по лицу, запечатлевая каждую черту неизмеримо сладко и неожиданно невинно.
- Люблю тебя, моя дикарррка, - горец отзывается игривым оскалом, вздергивая верхнюю губу, и опускает голову, внимательно следя за тем, как аккуратные ладони отправляются в новое странствие по его телу, на этот раз безобидно поглаживая грудь.
О нет, никогда она не перестанет поражать его.
Даже сейчас, едва отойдя от пьянящего наслаждения, еще пребывая в сладком хмельном дурмане, она уже заботится о том чтобы дыхание его оставалось чистым, а сам он не простудился здесь, оставаясь обнаженным на каменном полу, пусть даже у камина. Приложив ладонь к ее бархатистой, налившейся нежным румянцем щеке, Ньйалл слегка отстранился, осматривая ее лицо, и невольно залюбовался этим чуть смущенным выражением, что так украсило правильные черты. Обычно они складывались в непроницаемую маску - красивую, но отстраненную; теперь же он неприкрыто дивился ею - такой, какой она открылась ему теперь. Но вскоре ее собственное тело дрогнуло в его объятиях: от того, как начала остывать покрытая испариной кожа, или от того, как разъединились прежде слитые воедино тела. Пора было двигаться с места.
- Ни одно твое усилие даром не пройдет, орлица, - усмехнувшись, охотник крепко подхватил Альдис под ягодицы, пока стройные ноги все еще плотно обвивали его бедра, и медленно поднялся с пола со своей бесценной ношей, отходя к аккуратно застеленной постели и опуская жрицу спиной на плотное покрывало, разглаженное до последней складочки заботливыми руками слуг. Пришлось слегка повозиться с ним, откидывая в сторону, но после некоторых стараний молодого воина последний бастион пал. Край покрывала перекочевал на плечи девушки и обернулся вокруг них, согревая ее тело, а сам Ньйалл неспешно отошел к камину, подбирая смятый плед и свой килт, но не спеша снова обертывать его вокруг бедер.
- Обо мне не волнуйся, Альдис, - Ньйалл отступил чуть вбок от камина, чтобы освещение со спины не превращало его тело в непроницаемый черный силуэт, но играло на коже золотистыми отблесками. Он повернулся к жрице лицом, вскинул голову, отбрасывая от лица спутанные волосы, и слегка прищурился в своей излюбленной манере. При этом мужественно сражался с улыбкой, растягивающей губы. Этот контраст между неприкрытой женской чувственностью и трогательным смущением подзадорил его, и теперь он решил впервые позволить Альдис тщательно рассмотреть его тело, которое до сих пор она узнавала урывками, моментами, скользя ладонями по пылающей коже, осязая и чувствуя, но даже не видя толком.
Хоть грудь его перехватывала повязка, плотно облегающая спину, он развел руки по сторонам, беззастенчиво и даже с явным удовольствием показываясь своей возлюбленной, притихшей под покрывалом на постели.
- Видишь? Твой подопечный будет жить, целительница. Если он и собирается умирать в ближайшее время, то только в твоих руках - от наслаждения. Не тревожься, я прошу тебя.
Оглядевшись, мужчина приметил еще не опустевший пузырек со снадобьем, которое она втирала в его грудь. Он подобрал его и подошел к постели, на ходу обертывая вокруг бедер килт и, не находя оброненной на полу булавки, затыкая свободный край за пояс. Оказавшись рядом, он вручил жрице склянку и сам растянулся возле нее на постели, вальяжно опустившись на живот и подложив под голову ладони.
- Я готов даже выпить это, колдунья, если ты перестанешь так переживать. Или, - приподнявшись на локте, Ньйалл лукаво ухмыльнулся и опустил ладонь на колено девушки, скрытое под покрывалом, - ты взволнована не из-за этого?
[AVA]http://funkyimg.com/i/2xg78.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-10-10 07:27:16)

Под плотной тканью пледа тело ее было почти не осязаемо: ладонь Ньйалла вела по колену, едва угадывая тонкие очертания, и пальцы крепче сжимались сквозь покрывало в попытке убедиться, что перед ним - женщина из плоти и крови, а не бестелесный дух, не фантазия, не плод его воображения, которое разыгралось не на шутку и подарило ему столь необыкновенную возлюбленную. И все же, тело мужчины еще помнило тепло ее тела, кожа горела после прикосновений ее бесконечно ласковых, по-женски заботливых рук, и губы помнили вкус ее кожи, щедро осыпанной торопливыми поцелуями.
Тем более необыкновенной она была сейчас, раскрываясь перед ним с другой своей стороны, чувственной и во всех планах обнаженной. Сбросившая непроницаемую маску отрешенной от всего мирского прислужницы Богини, она была еще прекраснее - тем, что обратная метаморфоза могла случиться в любой момент.
Но не сейчас.
Не теперь, когда охотник, свободно растянувшийся на постели рядом с ней, неотрывно смотрел в ее лицо снизу вверх, подпирая рукой свою встрепанную длинноволосую голову.
- Мои раны затянулись бы и сами собой. Дольше и больнее, но я бы не погиб, - в ответ заявил горец, и уверенность его слов граничила с вызовом, если не с бахвальством. Меньше всего хотелось, чтобы Альдис смотрела на него с жалостью или с состраданием теперь. Вчера, в самые первые мгновения встречи, это было единственно возможным восприятием, однако теперь охотнику претило казаться в ее глазах ослабевшим и не годным даже для того, чтобы попросту выжить, перенеся свои ранения и болезнь так же легко, как пёс, случайно угодивший под стрелу на охоте. Рана, рассекшая его спину, была скверной и опасной - это он знал и ощущал. Разве смерть - не то, чего он искал все эти месяцы скитаний по лесам? Однако здесь и сейчас он позволял себя исцелять и глотал отвратные на вкус снадобья. Но принимать их был готов только из ее рук. - Санатор не выставила бы меня из своей лачуги, если бы знала, что я обречен на смерть. Так ведь? Она тоже ведьма. Она тоже могла... чувствовать.
"Могла и чувствовала", - угрюмо подумал Ньйалл, опуская взгляд от лица Альдис и с преувеличенной сосредоточенностью наблюдая за движением собственной ладони по ее колену. Чувствовала, ведьма; знала, как всё произошло на самом деле в том лесном поединке. На чьей стороне была невиновность, на чьей - ярость, отчаяние и нужда поживиться. Тем хайбрэйцам, которые искренне считали, что делают доброе дело, спасая изувеченного горца, она не сказала ни слова: могли ведь и добить, недолго колеблясь. Но сама раздумывать не стала: отвела беду, и всё на этом. Ньйалл подозревал, что воспаление, плотным узлом затянувшееся в его груди, могло-таки его прикончить: санатор лечила только рану от меча. Но говорить о своих слабостях с Альдис ему было не то чтобы неловко... попросту стыдно.
- Ты справляешься так, как никто другой не сумел бы. Ты просила Богиню защищать меня, и она вернула меня тебе - единственной женщине, чьими стараниями я способен снова стать прежним. Не думай, я раньше таким худощавым не был, - помимо собственной воли охотник негромко рассмеялся и разогнул локоть, опускаясь щекой на покрывало, закрывая на мгновение глаза и снова открывая их, фокусируясь на лице жрицы. - Исцеление твоей любовью я принимаю с благодарностью и восхищением, моя орлица, - искренне добавил он, не сводя с нее взгляда и не мигая. - И на своих руках я унёс бы тебя так далеко, как только можно. Если бы ты позволила мне.
Мужчина мрачно усмехнулся, складывая ладони под подбородком и опять смыкая веки, будто собираясь задремать.
Конечно, об этом речи быть не может. Не стоит даже заговаривать. Увести жрицу из священных земель, в которых она поклялась оставаться всегда, беззаветно служа своей Богине, отказываясь от всего ценного, чем может утешиться обыкновенная смертная женщина - возлюбленная, жена и мать?
Жрица как раз заговорила о ритуале, чем подтвердила растерянно блуждающие мысли охотника.
Вот то, что важно для неё; в служении старым богам - вся её жизнь. Она решила так много лет назад; зачем пытаться сбить с пути?
- Я защищу тебя лучше, чем любой из твоих стражников или сторожевых псов, - Ньйалл вновь открыл глаза и в подтверждение своим словам выразительно оскалился, демонстрируя ряд крепких зубов. - Но разве мне позволено смотреть на ритуал? Это не таинство, которое вершится наедине с Богиней? Имей в виду, жрица: если ты завяжешь мне глаза и заткнёшь мне уши, чтобы я не видел и не слышал, что будет твориться у твоего костра, толку от такого защитника будет не много. Лучше позови меня проводить обряд с тобой. Этого Богиня не запрещает? Я не хочу, чтобы в итоге ваши земли постиг неурожай, - серьезно проговорил охотник, старательно сдерживая тянущую губы ухмылку. Его веселило не предложение жрицы - к нему от отнесся с должным уважением и благодарностью, ведь этой просьбой она снова безоговорочно доверялась ему. Но одно лишь представление о том, как длинноволосая босоногая дикарка будет кружиться у костра в ритуальном танце, отозвалось сладким замиранием в солнечном сплетении - как раз там, где смыкаются ребра.
Ньйалл оперся на локоть, переместился повыше и опустил голову щекой на колени жрицы, подставляя ее рукам свои спутанные волосы, обхватывая за бедра свободной рукой.
[AVA]http://funkyimg.com/i/2ycaA.gif[/AVA] [SGN][/SGN]

Отредактировано Hector Berg (2017-10-12 05:45:17)