Footsteps will fade away the memories
Unload the words and breathe again
Our eyes are focused on unexplored horizon
And what has always been

Орллея готовилась к герцогской свадьбе. Имя избранницы было названо, оно звучало из уст как простого люда, так и знатных особ. Обсуждались подарки, надежды и опасения, ожидания и страхи. Артур не участвовал во всеобщей суматохе. Пожалуй, если бы кто-то спросил его, какое сегодня число, граф бы замешкался с ответом. Все обязанности по организации торжества взял на себя Его Светлость герцог Андрес Найтон, словно извиняясь за нанесенное семье Уорчестеров ранее оскорбление. Согласие Марии было получено, должность оговорена и ожидала лишь даты.  Артур не раз спросил сестру, уверена ли она в своем решении, но Мария отвечала решительно и не отводя глаз от вопрошающего взгляда брата. Дом Уорчестеров ожидало невиданное ранее возвышение. Пожалуй, надеяться на подобный исход Ричард Уорчестер мог лишь в своих самых смелых мечтах. Но допускал ли хоть на секунду бывший граф Хермшира реальную возможность этого? Его сын сильно сомневался.
Казалось бы, Артур должен радоваться, обсуждая вместе со всеми наряд невесты или благополучие и судьбу герцогства, возможно, ему стоило думать о новом посте: прикидывать, рассчитывать, анализировать и искать наилучшие варианты, но он предпочел отрешенно вглядываться в по-летнему голубое небо, не находя на нем ни единого облачка. Мужчина упорно пытался отбросить мысль о том, что чей-то взлет – это всегда чье-то падение, но мысль каждый раз словно ускользала, чтобы потом проявиться с новой силой, иронично шепча, что в данный момент Уорчестер прекрасно знает, кто должен упасть. Качнув головой, граф подавил прошедшую по телу дрожь. Запретив себе предаваться пустым сожалениям, Артур собирался вернуться в свои покои, чтобы заняться, в конце концов, чем-то полезным, но из-за угла послышались чьи-то нетвердые шаги, а после мужчине пришлось встретить свои мысли лицом к лицу.
Вина, щемящее чувство ностальгии и тоски по детству, боль, страх – эмоции свернулись в клубок, названия которому Артур не мог придумать. Он смотрел на застывшую перед ним рыжеволосую девушку и невольно видел, не мог не заметить, насколько бледной и ослабевшей она стала. Взгляд скользнул по поддерживающим заботливым рукам сопровождающих, по потускневшим волосам, но остановился только на горящих все той же внутренней силой глазах.
«А она знает, кем станешь ты, когда ее фигура отправится в коробку?», - язвительно произнес внутренний голос, ударяя ровно в цель. Руки мужчины дрогнули в невольной попытке сжаться в кулаки, но Артур удержал себя. И опоздал на секунду, дернувшись, чтобы подхватить потерявшую равновесие девушку.
- Ваше Сиятельство...
Он хотел зажмуриться, развернуться и убежать, лишь бы улегся внутри ураган бушующих эмоций, лишь бы противоречия прекратили раздирать душу. Сейчас он ненавидел политику как никогда прежде, как никогда прежде хотел стать простым семилетним мальчиком, который не должен принимать жестокие порой, волевые решения, не должен идти по головам, чтобы принести благо своей семье, не должен стоять перед той, которая стала практически сестрой, не зная, что сказать. Но он не был мальчиком – он был графом, на чьих плечах тянущим к низу грузом лежало благополучие всего дома Уорчестеров, для эмоций здесь просто не было места. Тогда почему же они не уходят, не оставляют его душу в покое?
«Ваша Светлость» - чуть не слетает с губ, но Артур успевает вовремя прикусить язык. Не потому, что титул более не соответствует, но потому, что не хочет ранить еще больше. «Мне жаль»? - пустые слова, за которыми стоят прямо противоположные действия. «Это политика»? - как будто она сама не понимает этого. Да, это политика, и в ней всегда страдают те, кто меньше всего этого заслуживает.
- Лукреция… - имя дается непросто, но Артур пытается показать, что титулы не важны, надеясь, что такая вольность не будет воспринята как оскорбление. – Позволите? – к кому точно он обращался? Полные недоверия взгляды сопровождающих бывшую герцогиню можно понять. – Не беспокойтесь, со мной миледи будет в порядке.
Аккуратно поддерживая девушку, граф повел ее в направлении небольшого сада, откуда не так давно вернулся сам. Импульсивный поступок, продиктованный одними лишь эмоциями, за которые еще предстояло ответить – Артур не сомневался, но сейчас он обязан помочь, лишь бы это было воспринято верно.

Панорама сада открылась спустя лишь несколько минут, но для Артура Уорчестера они тянулись мучительно долго. Зеленые кроны деревьев, через которые пробивались яркие и бесстрашные лучи солнца казались графу спасительным глотком воздуха. Они обещали защиту и спокойствие, словно Артур был утопающим, тонущим в окружении стен палаццо. Мужчина всегда любил открытые пространства: даже в детстве он предпочитал сбегать с очередным толстенным фолиантом под тень растущих деревьев, устраиваясь поудобнее в мягкой траве, облокотившись на шершавую древесину. Он прочитал не одну такую умную книгу, зазубрил не одно правило этикета, он был искусным дипломатом, умелым управляющим – он почерпнул все знания, составляющие его жизнь, оттуда – из книг. Откуда же было знать мальчику, чьей единственной целью было не пойти по стопам отца, что в книгах нет ответов на самые важные вопросы? Что ни один мудрец еще не написал, как полюбить женщину, которая тебе неприятна; как делать жестокие вещи и не терзаться угрызениями совести; как закрывать глаза на несправедливость и не чувствовать себя беспомощным, когда не можешь помочь всем? Что сказать дорогому человеку в тяжелой ситуации, когда само твое присутствие неумолимо напоминает ему о ней? Как выдержать взгляд, когда чувство вины захлестывает с головой? Как убедить себя, что такова жизнь? Можно ли изменить в ней хоть что-то?
Прекрасно пахнут цветы, создавая в воздухе неповторимый аромат сладости и свежести, трава едва шевелится от легкого ветерка, крадущегося по земле. Куда бы Лукреция хотела пойти? В саду есть множество дорог: как маленьких, чуть заметных, так и широких, протоптанных и усыпанных гравием. В конце первых могут расти красивейшие цветы, а если пойти по второму пути, то, наверняка, там будет место, где отдохнуть.
Девушка была легкой, слишком легкой, почти невесомой, и Артур был рад тому, что имеет право прикасаться и поддерживать, не вызывая при этом глупых слухов. Хотя бы здесь он мог не опасаться предрассудков и мучительной войны с самим собой.
- Я рада тебя видеть, Артур.
Слова даются ей нелегко, и Артур это видит. Но не может ни в чем упрекнуть девушку – только еще раз поразиться выдержке и прикрыть на секунду глаза. А рада ли на самом деле..? Или так диктует светская мораль? Несмотря ни на что, Артур чувствует легкость. Где-то в глубине души, там, где нет политики, сложных выборов и предательств, эта встреча пробудила спавшие, до поры отложенные эмоции, пронизанные такими же солнечными днями, полными радости и тепла. Тогда Артур был лишь старшим кузеном, всегда приходившим на помощь. На помощь, которую сейчас он не в силах оказать.
- Надеюсь, что Мэри будет счастлива в браке.
Лукреция сама решает поднять, несомненно, тяжелую для обоих тему. Что же, этот выбор – еще одна причина уважать хрупкую лишь на первый взгляд девушку. Нет смысла убегать от проблемы: рано или поздно она загонит тебя в угол и заставит посмотреть на себя.
- Да… - голос звучит слегка хрипло, и Уорчестер пытается прокашляться, чтобы убрать сиплость, - я бы действительно хотел, чтобы она была счастлива, - он не врет и не кривит душой – он на самом деле больше всего хотел бы, чтобы Мария была счастлива с герцогом, чтобы она не познала мучения жизни с нелюбимым человеком. И если герцог обидит ее… Что же, Артур готов будет многое положить на плаху. Горькая улыбка изгибает губы, в мыслях мелькает очередной полный язвительности и сарказма вопрос внутреннего голоса, но слова наяву мешают графу поймать его.
- Как поживают Дейна и Джордж?
«Не надо светских бесед. Пожалуйста», - хочет сказать Артур, но произносит совсем другое.
- Джордж вовсю учится говорить, - картинка перед глазами рисует кудрявого мальчика, размахивающего деревянным мечом, вырезанным деревенским мастером, и Артур улыбается – на этот раз искренне и открыто. – Он стремится постоянно исследовать новое, воспитатели едва справляются. Дейна...
В последний раз он видел жену несколько месяцев назад. Граф постоянно находился в разъездах, решая дела графства, а если он и заглядывал домой, то лишь к сыну, обходя покои Дейны стороной. Жена практически не принимала участия в воспитании мальчика, а потому супруги не сталкивались даже в коридорах. Он не знал, как она.
- … она в порядке, - замолчав на мгновение, Артур вытянул руку по направлению к небольшому столику и паре стульев. Вокруг них вилось какое-то растение, цветущее белоснежными бутонами. Граф помог Лукреции сесть и чуть улыбнулся.
- Расскажи мне, как ты. Мы… - он замешкался, подбирая слова, - нам давно не удавалось поговорить, но я рад тебя видеть. И, - вздохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, Артур поднял глаза на девушку, сидящую напротив, - мне жаль, что так вышло. Действительно жаль.

Отредактировано Arthur Worcester (2017-12-04 01:28:07)

Возможно, в наших ошибках виноваты мы сами. Возможно, стоит поверить в судьбу и списать львиную долю неудач на нее. Возможно, высшие силы, которые не понять человечеству, вмешались и закрутили события в бесконечной череде попыток, провалов, удач и успехов. Нам кажется, что мы контролируем все, но так ли это? Пошли бы мы на что-то, зная всю цепочку событий? Зная все, что повлечет за собой наш поступок? В мире столько людей, но, пожалуй, все их решения можно по звеньям аккуратно сложить в одну большую цепь. Кто же окажется последним звеном..?
Вся ситуация невольно сводилась к одной теме: любовь и политика. За первое отвечают эмоции, за второе – разум и чувство долга. Вопрос в том, куда наклонятся чаши весов, ведь поддерживать их в постоянном равновесии попросту невозможно. Дейна, Андрес, Джордж и дети Лукреции, Мария – звенья большой политической цепи, но вместе с тем еще и звенья семьи, которые нельзя из нее вынуть, которые так или иначе будут задействованы. Политика не признает эмоции, политика идет по головам. Пожалуй, в ней эмоции по-настоящему позволены лишь тому, кто руководит каждым колебанием цепи. Этот человек, четко зная направление движения, способен контролировать всех остальных. Что остается другим? Подчиниться. Или же противиться. В таком случае звено окажется ржавым и будет заменено новеньким и блестящим.
- Двое… - Артур слегка улыбнулся, посмотрев на кузину. – Возможно… если ты позволишь, я могу когда-нибудь их увидеть? – неуверенность во всем отчетливо скользила во фразе. Кто знает, чем завершится эта неожиданная встреча? Кто знает, куда занесет их движением цепи завтра? Однако одно Артур знал: он действительно хотел познакомиться с Франческо и Клариче. Возможно, познакомить их со своим сыном, помочь? Да, он не любил Дейну, но только не сына. Джордж был для отца маленьким им, и Артур твердо намеревался никогда не стать для сына таким отцом, каким был для него его собственный. Франческо и Клариче стали звеньями цепи в момент рождения. И, возможно, Артур никак не мог повлиять на цепь политическую, но вместе с тем, дети были и членами его семьи.

- Я не знаю... – вздох вырвался из груди против воли мужчины, - я вообще не уверен, что я сейчас знаю хоть что-то. Я был зол, когда герцог разорвал помолвку, но я не могу ни в чем упрекнуть тебя… - он поднял глаза, всматриваясь в бледное лицо сидящей напротив девушки. – Ты ведь была счастлива в браке с ним… А теперь твои дети будут расти без настоящего отца. Мы все – узники большой политической игры, и я, как ее неотъемлемая часть, не могу смотреть на мир иначе. Я вижу все плюсы и минусы каждого события, я понимаю все мотивы и всегда прокручиваю множество вариантов разных развитий событий.
Артур не мог сказать, почему решил быть настолько откровенным с кузиной, не мог объяснить внезапного желания поговорить с ней обо всем том, что произошло за это время. Он просто был уверен в том, что разговор не выйдет за пределы этого сада, потому что сейчас они разговаривали не как звенья политики, но как звенья семьи.
- Как политическая фигура, - растущие вокруг цветы привлекали внимание, обещая защиту от зрительного контакта, но мужчина упрямо не отводил взгляд от глаз Лукреции, не собираясь прятаться, - я не могу не одобрять брак Марии и Его Светлости. Но, как тот, кто рос с тобой, я не могу и принять его. Мария – моя сестра, и я желаю ей счастья. Этот брак откроет ей множество дверей, которые она заслуживает. Но я не могу не думать о цене. И она слишком высока… Единственный…
«…кого я могу винить, тот, в кого упирается все, герцог Андрес Найтон…», - Уорчестер закончил фразу мысленно, оборвав себя в последний момент. У прекрасных кустов роз могли быть уши, и граф не мог позволить себе полностью забыть об опасности.
 

Отредактировано Arthur Worcester (2017-12-04 01:28:41)

Неожиданные встречи всегда приносят с собой калейдоскоп эмоций, бурных, сменяющих друг друга со скоростью, за которой не успеваешь, в которых порой не отдаешь себе отчет, но они есть, они - показатель того, что ты еще жив, что что-то еще может волновать твою насквозь пропитавшуюся политикой душу. Ты можешь отрицать их наличие, можешь подавлять и вполне успешно, можешь намеренно стараться их уничтожить, но едва ли это когда-то получится полностью. Эмоции – это твое бремя, но и твое спасение.

- Конечно, я понимаю. Возможно, через несколько месяцев? Я думаю, Джордж будет рад, если как-нибудь вы заедете в гости, - слишком малы, или ты просто не хочешь, чтобы это был я? Артур мотнул головой, отгоняя непрошенные мысли. Разумеется, его племянники еще недостаточно окрепли, чтобы представлять их свету. Свету? Андрес позаботится, чтобы никто из нет света не увидел. На лицо наползла горькая ухмылка, с примесью отвращения, которое, пожалуй, граф не смог бы объяснить и самому себе. Франческо и Клариче будут расти как бастарды, ненужные своему настоящему отцу, ненужные приемному, нужные лишь матери, которая едва ли сможет что-то сделать для облегчения их судьбы. А сейчас они наверняка мило спят в своих кроватках, не имея ни малейшего представления о том, что ждет их в будущем. Интересно, многие бы согласились прийти в эту жизнь, давайся им выбор в самом начале пути?
- Может быть, ты хочешь чего-нибудь? Я могу позвать слуг, устроим обед? – предложение сорвалось с языка внезапно, перед тем как Уорчестер успел обдумать его уместность – он хотел избавиться от назойливых мыслей в своей голове, они, словно стая мелких мошек, облепивших фрукт, не давали покоя, затмив собой все остальное.
Впрочем, следующие слова Лукреции разбили все попытки о большой валун, носящий гордое имя «правда». Чем больше девушка говорила, тем меньше неловкости оставалось в этом разговоре, но тем больше Артура с головой захватывали те самые эмоции, те самые мысли. Гнев. Жалость. Стремление все исправить. И горчащее на языке понимание, что ничего не сделать. Он не мог переиграть прошлое, не мог помочь двум маленьким созданиям, которые не были ни в чем виноваты, не мог помочь их матери, которая точно так же не была ни в чем виновной – ее лишь разыграли в шахматной партии, и удача, к сожалению, оказалась на другой стороне.
- Ты жива, - сначала едва слышно отозвался Артур, погребенный все нарастающими эмоциями, - не смей в этом сомневаться. Ты знаешь правду, люди, которые тебя любят, знают правду. Мы поддержим тебя. Абсолютно все знают правду, но не думать о ней куда удобнее и приятнее. Списать все на волю церкви и снять с плеч груз ответственности. Так поступают люди, Лукреция. Абсолютно все люди, когда им что-то выгодно, - голос мужчины набирал силу, в нем уже отчетливо звучали нотки стали, и звенела сдерживаемая злость. Не на рыжую девушку перед Уорчестером, конечно, нет – на обстоятельства, которые поймали их здесь. Осознав, что, вероятнее всего, испугал кузину, Артур протянул к ней руку, накрывая тонкую руку девушки.
- Прости, я не хотел давить на тебя. Ты сильная, я же знаю. И должна оставаться такой. Ради себя, ради своих детей. Политика требует в жертву слишком многое, и ты либо соглашаешься на ее условия, перекраиваешь себя под ее требования, ломаешь, если потребуется, или пытаешься плыть против течения, отдавая себе отчет в том, куда приведет такое твое путешествие. Никто из нас не свободен, но мы все еще можем что-то решать. Ты жива, а значит, выдержишь все это. Я не могу изменить прошлое и переиграть события, я, как и ты, лишь пешка в игре. Но я сделаю все, что будет от меня зависеть, чтобы помочь тебе и детям. Ты можешь рассчитывать на меня, потому что семья, вся семья, многое для меня значит.
Все это время Артур смотрел прямо в глаза девушке, не разрывая зрительный контакт, чтобы показать действительность своих слов, чтобы убедить ее не отчаиваться, чтобы вдохнуть в нее жизнь. Отточенные многолетними тренировками рефлексы позволили мужчине вскочить, подхватывая побледневшую Лукрецию раньше, чем он смог осознать произошедшее головой. Переборщил… Однако времени для угрызений совести не было: слуги уже подбегали к столу, на лицах обоих было написано неподдельное беспокойство за леди Грациани. Качнув головой на немую просьбу Леонардо передать девушку ему, Артур (хотя он сказал бы, что просьба была скорее актом вежливости) повернулся к Корнелии.
- Вы не могли бы показать мне дорогу?

Коридоры палаццо все еще оставались пустынными, что сейчас играло на руку небольшой процессии, направлявшейся к комнатам Лукреции. Артур старался не торопиться, чтобы не причинять дискомфорт, но и боялся промедлить. Наконец дверь закрылась изнутри, и граф смог едва слышно выдохнуть. Леонардо отправился за врачом, а Корнелия попыталась было намекнуть графу на его неуместность, но, получив железное «Я не уйду, пока она не придет в себя», быстро отстала и засуетилась вокруг рыжеволосой девушки.
Уорчестер не ушел бы никуда, даже если бы ему сказали, что сейчас сам Андрес Найтон зайдет в эту комнату и потребует от него объяснений. Он чувствовал себя виноватым. Не стоило затевать эту прогулку, этот разговор, да вообще эту встречу. Лукреция слишком слаба после родов, а он не способствовал отдыху и расслаблению. Вспомнив данное несколькими минутами ранее обещание помогать кузине и племянникам, Артур невесело усмехнулся: начало было положено.

Отредактировано Arthur Worcester (2017-12-04 01:28:50)

Скрестив на груди руки, Артур стоял у портьеры, погруженный в свои далеко не веселые мысли. Сейчас он снова ненавидел все то, что его окружало на протяжении всей жизни. Мысли об относительно безоблачном детстве в Лирэфии всплывали одна за другой. Тогда он мог позволить себе заблуждаться, мог фантазировать и мечтать о подвигах, о сражениях с драконами за сердце прекрасной дамы. Иногда в детстве ему казалось, что быть королем – это здорово: тебя все любят, народ засыпает с мыслями о тебе и просыпается, боготворя тебя. Иногда Артур думал, что, возможно, когда-нибудь он станет кем-то большим, нежели наследник графского титула, и тогда, именно тогда, все изменится, мир навсегда останется красочным и ярким. Детские мечты, детские надежды. Вот он - граф Хермшир, сумевший исправить все ошибки своего отца, вот он – лорд-протектор Орллеи, защищающий интересы всего герцогства. Вот совсем скоро свадьба его сестры с самым значимым человеком в Орллее. Счастлив ли он? Едва ли. В такие моменты перед глазами отчетливо вставала одна и та же картинка: как дети деревенского кузнеца с радостными воплями и горящими глазами бегают друг за другом с деревянными мечами, сделанными, очевидно, вручную отцом ребят. Они были лишены красивых гравировок, украшенных камнями рукоятей, но были сделаны с безусловной любовью. Разумеется, Уорчестер давно перерос тот возраст, когда считал, что жизнь деревенских куда легче его собственной. Он научился ценить то, что у него было, понимая, что кто-то лишен и этого, научился быть благодарным. Единственное, что не смогла жизнь отнять у него в его 25, - стойкую убежденность в том, что простые люди живут намного свободнее. И это осознание с лихвой могло перекрыть все положительные стороны в статусе графа.
Задумавшись, Артур едва было не пропустил появление в покоях Лукреции придворного лекаря. Мужчина с уже тронутыми сединой висками резко переступил порог комнаты.
- Я же говорил, что миледи нельзя вставать с постели! – испуганная недовольством врача, Корнелия отшатнулась, стремясь уйти с его пути.
Мужчина опустил ладонь на лоб Лукреции, после чего недовольно нахмурился.
- Неужели так сложно проконтролировать хотя бы это?!
- Боюсь, что это моя вина, - предупредив извинения, готовые было сорваться с уст Корнелии, Артур подался вперед, обращая внимание лекаря на себя. – Я настоял на прогулке на свежем воздухе, посчитав, что миледи будет полезно сменить обстановку. Слуги ни в чем не виноваты.
Тон Артура был ровным, не выражающим ни одной эмоции. Он констатировал факты, смотря прямо на седовласого мужчину, обернувшегося к графу вполоборота.
- Ваше Сиятельство, - поняв, кто перед ним, мужчина сразу же развернулся полностью и склонился в приветственном поклоне, - прошу простить меня за неучтивость. Чтобы восстановить силы миледи нужен покой. Ей категорически противопоказаны длительные прогулки, пусть и на воздухе. Она придет в себя через некоторое время. Не могли бы Вы… - лекарь замялся, бросив неуверенный взгляд на Корнелию, -  проследить, чтобы миледи выпила эту настойку. Она на травах – окажет успокаивающий и расслабляющий эффект на организм, чтобы миледи смогла выспаться. Или, быть может, если Вы уже уйдете к моменту прихода миледи в сознание… - на Корнелию был брошен еще один быстрый взгляд, словно лекарь боялся надолго отводить глаза от Артура.
Возможно, в других обстоятельствах Уорчестер бы улыбнулся про себя сложившейся ситуации или попытался бы как-нибудь успокоить мужчину, который несомненно теперь чувствовал себя неуверенно в присутствии лорда-протектора, но сейчас мысли Артура занимала только рыжеволосая девушка, лежавшая на кровати и казавшаяся, граф мог поклясться, еще бледнее, чем, когда он встретил ее в коридоре.
- Я прослежу, - лекарь будто бы ждал только этой фразы. Поспешно кивнув, он попрощался, не опустив даже слуг, и ретировался за дверь.
- Спасибо, Ваше Сиятельство, - благодарно произнесла Корнелия и начала обтирать лоб Лукреции прохладной тряпкой.

Леди Грациани очнулась спустя еще несколько продолжительных минут, во время которых Артура усадили на стоящее в комнате, сделанное из темного дерева, кресло, обитое приятной тканью. Мужчина не мог сказать, о чем он думал в тот момент. Казалось, что в голове нет ни единой мысли, но одновременно с этим ее как будто раздирало их множество. Заметив, что пальцы против воли хозяина отбивают одним им известный ритм на подлокотнике, мужчина сцепил их в замок. Он продолжал наблюдать за Лукрецией, отмечая все изменения, что произошли с девушкой со времен их последней встречи. Жизнь оставила свой отпечаток и, к сожалению, он не был чем-то хорошим.
Лукреция пошевелилась, обводя глазами комнату, словно не понимая, где она, и практически сразу прикрыла рукой глаза. Мгновенно поднявшись из кресла, Артур оказался рядом, склоняясь над кузиной и отведя руку от ее лба, чуть сжав ее в знак поддержки. Возможно, этот жест был лишним, и мужчине стоило лишь убедиться в том, что девушка очнулась, показать ей настойку и удалиться, но сейчас Артур не хотел быть светским человеком – он хотел быть братом. Братом, который искренне переживает за свою сестру.
- Это я предложил прогулку, я должен был предусмотреть… - Артур вздохнул, отведя взгляд к окну.
Лукреции не за что было извиняться. Весь двор герцога должен был извиниться перед этой стойкой девушкой за все то, через что она сейчас проходит. За то, через что еще из-за них пройдет. Но, разумеется, беда одного человека ничего не стоит. На нее просто не обращают внимание, не желая замечать, что что-то давно прогнило. Ведь куда проще отмахнуться от проблемы, чем постараться ее решить.
- Я всегда буду твоим братом, - он снова посмотрел на девушку, возвращая зрительный контакт, - и ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью. Но сейчас только ты можешь действительно помочь себе. Не думай об Андресе, не думай о Марии, думай о будущем. Твоя жизнь не окончена, пусть тебе, возможно, так кажется. В ней еще будет много чего светлого и прекрасного, просто позволь себе это увидеть.
Артуру хотелось спросить об Адриано: виделась ли Лукреция с ним, какие планы строит граф Лореншира, что планирует делать дальше, но девушка была слишком слаба, и граф не хотел снова заставлять ее нервничать, обсуждая именно то, от чего пытался отвести ее мысли.
- Заходил лекарь, - перевести тему показалось идеальным вариантом, - я должен проконтролировать, чтобы ты выпила это, - Артур взял с прикроватной тумбы небольшую прозрачно-синеватую склянку и раскрутил крышку. В нос ударил запах трав, среди которых отчетливо выделялся мятный. – Я обещал, поэтому тебе придется, - он чуть улыбнулся одним уголком губ, поднося настой к губам девушки и аккуратно помогая не пролить его на себя.
Поговорить о Джордже? Нет, это приведет ее к мыслям о Франческо и Клариче. О недавних событиях? Да, ты еще предложи ей обсудить прекрасную погоду за окном…
- Знаешь… Иногда я думаю о том, чтобы бросить все, сесть на корабль и уплыть куда-нибудь. Возможно, даже на Тиль, - Артур хмыкнул. – Как думаешь, мне пойдет пиратская шляпа?
Лекарь обещал, что настой подействует в том числе и как снотворное, а значит, оставалось только отвлекать девушку от терзающих разум мыслей и надеяться, что ее сны будут приятными и спокойными.

Отредактировано Arthur Worcester (2017-12-04 01:29:12)

Постепенно Лукреция расслаблялась. Из глаз девушки ушло болезненное отчаяние, уступая место даже некоторому любопытству. Уорчестер улыбнулся: он знал, что кузина заинтересуется пиратской темой, а значит, сможет отвлечься. Сейчас нужно было поддерживать легкий разговор ни о чем, который, однако, сможет дать леди Грациани куда больше, чем выяснение и обсуждение причинно-следственных связей, в результате которых девушка оказалась именно здесь именно сейчас.
- А тебе никогда не хотелось свободы от всего этого? – граф многозначительно обвел рукой комнату и опустился на стул рядом с кроватью сестры, словно заботливый врач. – Пираты свободны. Вокруг них только волны, шум прибоя, чайки, - «Еще не хватало тебе проникнуться пиратской романтикой». Мысленно фыркнув, Уорчестер качнул головой. – Представь себе их возможности. Бери корабль и отправляйся в путь. Куда угодно, не жалея, не оглядываясь. Просто прямо за линию горизонта.
Разумеется, мужчина не питал иллюзий относительно прекрасной жизни пиратов на Тиле, но сейчас, рядом с Лукрецией, хотелось на какое-то время забыть о суровых жизненных реалиях и позволить себе, как когда-то в далеком детстве, просто помечтать о том, чего никогда не будет. Но мечты же от этого не исчезают? Кто-то может возразить, что они лишь уводят человека прочь от жизни, наполняя его разум бессмысленными переживаниями. Артур бы сказал, что все зависит исключительно от человека. Слабый духом будет искать в фантазиях единственное утешение, которое еще дает силы жить. Он будет надеяться, что когда-нибудь, вот-вот, его иллюзии все-таки станут явью, болезненно отказываясь видеть правду. Сильный же человек никогда не позволит мечтам затуманить свою голову: там просто нет места для этого тумана. Когда в голове вьется бешеный рой тысячи насекомых, каждое из которых норовит ужалить, напоминая о себе, некогда расслабиться даже на секунду, что уж говорить про мечты. Именно этим так ценны моменты душевной близости с человеком, который способен понять. Именно этого иногда так сильно не хватает.
Услышав про деревянную ногу и попугая, Уорчестер искренне рассмеялся.
- Слышали бы тебя сейчас пиратские бароны! Да, возможно, у них и много шрамов – образ жизни располагает – но деревянные ноги и попугай? Стоит взять тебя с собой на Тиль, что скажешь? – сейчас их беседа напоминала те старые разговоры, когда и Артур, и Лукреция были еще любознательными, веселыми и не знающими настоящих бед детьми. Все меняется. И вот сейчас уже давно вступивший в наследство граф и девушка, побывавшая герцогиней, рассуждают о моде на пиратских островах. Абсурдно, но еще ничего не казалось Артуру таким правильным.
«Вдумчивый, внимательный и умный? Таким ты меня видишь?». Граф снова невольно улыбнулся в ответ на комплимент. Он нисколько не сомневался в его искренности. Не от Лукреции.
- Спасибо, - задумчивее и тише отозвался мужчина. Хотелось надеяться, что не только сестра видит его таким, но и он сам в действительности соответствует.
Мысли Лукреции, очевидно, плавно перескакивали с одного на другое под воздействием успокаивающего отвара. Сейчас она напоминала Уорчестеру ребенка: милого, вызывающего лишь желание защитить, чтобы ничего не потревожило его сон. «Ты справился великолепно». Язвительный укол причиняет боль, и, скорее всего, не ожидавший подлянки, Уорчестер хмурится. Хорошо бы, Лукреция не заметила. Впрочем, девушка и сама поднимает довольно серьезную тему. Галеон… Казалось, это было в прошлой жизни. Столько событий произошло после того января, но, нет, не прошло и полугода. Проигранный бой, упущенный галеон. Именно так упускаются возможности.
- Скорее, он спас себя, - мысли Артура крутились в событиях прошлого, выискивая в ворохе воспоминаний нужные. – Простого капитана они убили бы сразу, а за графа можно получить неплохой выкуп, - усмешка. – Они же пираты, могут быть рациональными, когда нужно.
Признаться, он не хотел сейчас обсуждать что-то серьезное или сложное. Лукреция и сама нуждалась в отдыхе и спокойствии – никак не в том, чтобы старые раны снова закровоточили, казалось бы, только затянувшись.
- Женой художника? – изогнул бровь мужчина. – Это даже романтичнее, чем пиратская братия. Помогать кому-то творить шедевры и быть навеки запечатленной на них… Мне нравится, - он снова улыбнулся, отбрасывая начавшие выползать мысли. – Ты была бы прекрасной натурщицей. Все бы сходили с ума только от одного взгляда на картины, с которых на них смотрел бы огненный вихрь, сверкающий голубыми глазами. Ты бы устроила настоящий переполох, а твой муж бы вмиг стал известным.
Увы, Артур не был пиратским капитаном, а Лукреция не была женой художника. Они были людьми, крепко связанными по рукам и ногам обязательствами, от которых уже ни он, ни она не смогут уйти.