Момент, когда красавица Беатрис выходит на сцену со своим страстным танцем, в котором лучше всего отражается непростая судьба леди Изольды, муж которой не вернулся с войны, а ее сын захотел отправить старую и ни на что не годную мать в глушь, был настоящим украшением вечернего представления театра Гранта. Любимая вмести история о тяжелой судьбе женщины, в лице которой находили свое отражение и крестьянки, и благородные дамы, всегда с восторгом воспринималась зрителями, а потому каждое движение, каждая реплика здесь были отточены до идеального состояния. Резво двигая обутыми в сапожки ногами, Беатрис выплясывала свой яростный и полный боли танец, каждой клеточкой ощущая звон струн и ритм барабанов, размахивая юбками и заламывая руки. Еще немного, и она увидит в толпе первые слезы, первые неловко отвернутые от сцены женские головы, первые глубокие морщины, которые проступят на лицах мужчин, осознавших, как тяжело приходится их женам и матерям, когда они сломя голову несутся в бой ради благого дела, забывая, что самое важное в жизни любого человека, это не честь и даже не долг - это его семья. Ритм, цокот, струнный аккорд, и... Аккуратная ножка Беатрис проваливается под одну из досок, застревая в полу так резко, что девушка не успевает затормозить. Разодрав провалившуюся ногу в кровь, она спотыкается и падает лицом на пол, пышные юбки задираются к верху, обнажая ее исподнее, а театрально-печальное выражение лица сменяется на обезображенное от боли и стыда. Толпа в замешательстве: от самых первых рядов и до галерки прокатывается обеспокоенный вздох, смешанный с громкими смешками. Великая трагедия прямо на глазах у всех превращается в комедийный фарс, полностью уничтожая всю работу актеров, задумку и сюжет.
Беатрис прячет лицо за волосами, не способная подняться на ноги, пока не почувствует, как под общий шум, превратившийся в остервенелый гогот, ее поднимают чьи-то руки и, придерживая актрису за талию, ведут прочь. Питер Грант, который руководит ходом представления, выбегает на сцену в ужасе, стараясь скрыть его за широкой улыбкой. Он отговаривается чем-то вроде того, что "мы решили дать старой концепции новую концовку", и сейчас на сцену выйдут другие артисты со своими номерами. Незаконченная пьеса сворачивается, словно скисшее молоко, и вот уже квартет менестрелей гремят инструментами, чтобы спеть пару баллад.
- Какой позор! Какой ужас! Вы что, собирали сцену своей левой ногой? - Беатрис врывается в шатер, где труппа готовится к выступлениям, с криком негодования и размазанным от слез гнева гримом. Она заметно хромает - дешевая ткань юбки постепенно напитывается кровью, которая сочится из небольших царапин на ее ноге. Однако актриса будто не чувствует боли - она несется в сторону монтажников, хотя прекрасно понимает, что их вины в этом быть не может. Собирать эту сцену для них так же привычно как есть или дышать, они проделывали это столько раз, что могли бы сделать все идеально с закрытыми глазами. Однако кто-то же виноват! Кто-то взял прогнившую доску или недостаточно хорошо закрепил опоры под сценой. Кто-то позволит этому совершиться, и Беатрис не будет собой, если не достанет провинившегося с того света.
- Самый важный момент! Мой триумф! Это подстава! Кто?! Кто этот нерасторопный простофиля? - почти срываясь на крик, девушка мечет озлобленный взгляд, переводя его с одного лица на другое. Несколько человек уже бегут к сцене - латать провалившуюся доску, исправлять недочеты невидимого вредителя.
- Спокойно, Беата, - раздается за ее спиной низкий и бархатистый голос Идриса, который проникает в шатер спустя несколько минут. В его руках две надрезанные балки, которые он протягивает девушке, и которые она в гневе отпихивает от себя. - Никто из них не виноват. Ее подпилили.
Воздух, загустевший от витавшей в нем ярости Беатрис, застывает прозрачным желе, словно кто-то остановил время и выключил все существующие в природе звуки. Актриса мигом меняет выражение лица - злоба уступает непониманию. Ошибки допускают все, но это - не ошибка. Это нечто куда более серьезное. Нечто, что всполохом поднимает в памяти несколько событий последней недели и связывает их друг с другом невидимой нитью.
- Это возможно? - с сомнением спрашивает Беатрис, уже куда сговорчивее принимая причину своего падения в руки и рассматривает ровный срез на обоих их концах. Ее брови сходятся вместе, образовывая почти идеальный треугольник. Никто в театре никогда не желал друг другу провала. Или желал?..
Отредактировано Beatrice Grant (2018-04-02 19:50:31)