Родерик Престон, один из тех, кого заслали в Авелли с тайной миссией, мог собой гордиться – вот уже несколько дней он успешно сносил смуту в сердца и умы горожан, появляясь то тут, то там, и читал проповеди, в которых во всю мощь своего ораторского искусства поносил самопровозглашенного понтифика, обвиняя его во всех бедах. При этом ему везло не только со слушателями, среди которых находилось очень много тех, кто был готов поверить во всю ту ложь, что пронизывала пространные речи лжепроповедника, Родерик оказался еще и дьявольски везуч, потому что всякий раз, когда поблизости появлялась стража, готовая схватить очередного смутьяна, ему удавалось благополучно ускользнуть, буквально растворившись в толпе. Подобное везение воодушевляло, и к концу своей первой недели пребывания в Авелли Родерик был уверен в том, что не иначе как сам Отец-создатель благословил его на это богоугодное дело, а потому и решился устроить свою очередную проповедь не на улице, а прямо под стенами церкви Святого Иоанна, где днем обычно было много народу – горожане приходили в храм, чтобы помолиться и оставить пожертвования для беженцев, для многих из которых эта церковь стала единственным прибежищем. Отправляясь к храму, Родерик уже заранее предвкушал, насколько благодатной почвой для его слов окажутся измученные войной души людей, какие щедрые всходы дадут его проповеди и сколько врагов сегодня добавится у Барончелли, желающих его смерти.
Ему без труда удалось завоевать внимание публики – высокая фигура в сером, заляпанном дорожной грязью плаще, худощавое лицо с правильными чертами и фанатично горящие глаза Престона неизменно производили нужный эффект. А его громкий, уверенный голос, раздававшийся по всей площади, примыкавшей к церкви, заставлял людей поневоле прислушиваться и замедлять шаг, и, видя это, Родерик еще больше воодушевлялся. Он неистово громил Барончелли, обвиняя его в том, что именно жажда власти понтифика привела к войне, он один повинен во всем и должен ответить за свои грехи, и постепенно вокруг него начала собираться целая толпа. Кто-то сомневался, кто-то крутил пальцем у виска, но были и те, кто верил ему, и с каждой минутой таких становилось все больше и больше. Простым людям были не ведомы тайные хитросплетения политических интриг, и их совершенно не волновали теологические тонкости, почти все они так или иначе пострадали от войны, потеряли родных и близких, и если раньше они полагали, что такова воля богов и с этим ничего нельзя было сделать, то лжепроповедник называл им конкретное имя виновника, который мог понести наказание за все то, что им пришлось пережить. В толпе начали раздаваться одобрительные выкрики, и Родерик наслаждался, глядя на то, как меняются лица слушателей – в их глазах он видел отблески собственного фанатизма, а их лица были искажены жаждой мести, которую можно было направить в нужное русло.
В какой-то момент он уже было решил, что пора повести толпу за собой к резиденции понтифика, благо стражи до сих пор не наблюдалось, и было бы глупо не воспользоваться таким моментом, как вдруг невдалеке остановилась карета, из которой вышла невысокая девушка, кутающаяся в плащ, и двинулась в сторону церкви. Внезапно налетел порыв сильного ветра, сорвав капюшон с головы леди, и Родерик окончательно уверился в том, что его миссия богоугодна, увидев светлые пряди волос, выглядевшие в этот пасмурный день особенно яркими, и миловидное личико, которое он заприметил, пока блуждал вокруг резиденции понтифика. Леди Ноэлия Оттавиани собственной персоной, съежившись на холодном ветру, сейчас направлялась в церковь в сопровождении всего двух слуг, и в голове Родерика мгновенно созрел новый план – незачем штурмовать резиденцию Барончелли, если можно нанести удар прямо здесь и сейчас.
- Узрите же пособницу сатаны! – загремел над площадью голос Родерика, указавшего пальцем на Ноэлию, дабы всем было понятно, о ком идет речь. - Пока наши близкие гибнут на войне, самозванец продолжает купаться в роскоши, а его семье, в отличие от ваших, ничего не грозит! Разве мы все не должны быть равными перед Отцом–создателем и Матерью-защитницей? – гневно вопрошал он, провожая взглядом тоненькую фигурку, лавировавшую в толпе, и отчаянно жалея, что не может прямо сейчас броситься вдогонку, чтобы собственными руками сжать ее шею до хруста позвонков и смотреть в глаза папской племянницы все то время, пока ее тело будет покидать жизнь. Но нет, так нельзя… Нужно, чтобы это сделали люди, и когда их руки будут обагрены кровью, остановить бунт уже будет очень сложно, если вообще возможно. И люди, повинуясь указующему персту Престона, начали озираться в поисках той самой пособницы сатаны, а сам Родерик упивался своей властью над ними, чувствуя, что как никогда близок к триумфу. - Но Джованни Барончелли считает себя выше нас! Наверное, он считает себя и выше богов! – с отчетливым сарказмом произнес Престон, вызвав целую волну одобрительных смешков. - Братья и сестры, так давайте преподнесем ему урок! Взять ее!

Ноэлия, погруженная в свои невеселые мысли о дяде, слишком поздно поняла, что это не просто очередное скопление людей, пришедших в храм, а настоящий бунт. Она уже почти добралась до входа в церковь, когда раздался призыв схватить ее, и испуганно замерла, обернувшись к толпе разъяренных горожан и беженцев. Прошло несколько мгновений, показавшихся ей едва ли не вечностью, пока авторитет понтифика сдерживал даже особо агрессивных мстителей, но потом раздался еще чей-то крик, и от толпы отделилось несколько человек, угрожающе двинувшихся в ее сторону. Окончательно запаниковав и совсем растерявшись, Ноэлия машинально попятилась назад, не зная что делать – до кареты было слишком далеко, да и возле нее тоже уже стояли люди, так что нечего было даже и думать о побеге.
- Давайте же напомним Барончелли, что означает быть выше богов! – снова раздался голос Родерика. - Нужно распять ее, как Святого Иоанна, и предать огню! И пусть он знает, что это ждет и его самого!
От этих слов у Ноэлии подкосились ноги, но Альберто, один из ее провожатых, среагировал молниеносно – схватив девушку за плечи, он буквально втолкнул ее в помещение церкви, после чего развернулся к толпе.
- Закрывайте двери! – крикнул мужчина, после чего ударил первого нападавшего. К нему тут же присоединился второй слуга, Марко, и вдвоем они сумели сдержать разъяренную толпу на те несколько минут, которых оказалось достаточно, чтобы запереть дубовые двери храма.
Ноэлию, замершую возле дверей, била крупная дрожь, пока снаружи раздавались сначала звуки ударов, плавно перешедшие в стоны и крики – Альберто и Марко, кажется, только что отдали за нее свои жизни, но взбудораженной толпе этого уже было мало. То и дело раздавался голос лжепроповедника, призывавшего поджечь храм, если Ноэлия не выйдет, и на глаза девушки навернулись слезы.
- Не плачьте, миледи, – раздался совсем рядом тихий голос капеллана. - Боги нас не оставят.
Ноэлия сквозь слезы посмотрела на священника, затем перевела взгляд на верующих, собравшихся в храме – на их лицах отчетливо читался страх и отчаяние, но они молчали.
- Давайте помолимся, – снова сказал капеллан, после чего уверенной походкой направился к алтарю, и спустя несколько мгновений в храме раздался его спокойный голос, взывающий к божьему милосердию. Ноэлия, безуспешно попытавшись утереть слезы, подошла поближе и замерла на почтительном расстоянии, молитвенно сложив руки на груди. За ней потянулись и все остальные, образовав полукруг за спиной капеллана, продолжавшего молиться даже тогда, когда одно из окон церкви разбилось и внутрь влетел увесистый булыжник. Толпа на улице продолжала бесноваться, требуя теперь уже и выдачи капеллана, посмевшего дать приют пособнице сатаны, но сам священник, кажется, не обращал на эти вопли ни малейшего внимания.
- Милосердная мать-защитница, – почти беззвучно прошептала Ноэлия, глядя на одну из центральных икон, на которой была изображена святая. - Молю тебя о спасении, сохрани нас от всякого зла, наставь нас ко благому деянию и направь на путь к спасению…
И пока Ноэлия шептала слова молитвы, Родерик Престон с улыбкой наблюдал за тем, как несколько его особо рьяных помощников укладывают под дверями храма сухой валежник, позаимствованный из-под навеса в ближайшем постоялом дворе, хозяин которого даже не осмелился возразить против подобного наглого грабежа. Сам лжепроповедник держал в руке факел, намереваясь лично поджечь двери церкви, и отблески пламени в его глазах придавали ему совершенно безумный вид. Впрочем, этого никто не видел – жадная до развлечений толпа, заведенная до предела его призывами, наблюдала за происходящим так внимательно, что никто, включая самого Родерика, не заметил, как на площадь со стороны одной из улиц въехал целый конный отряд.

В церкви по-прежнему звучал спокойный, размеренный голос капеллана, своим примером доказывающего верующим, что нужно уповать на божье милосердие, однако пленникам, запертым в храме, никто не спешил на помощь. И вера Ноэлии дрогнула, отдав ее сердце на растерзание отчаянию, которое жадно вцепилось в свою добычу стальными когтями. Им никто не поможет… В это слишком беспокойное время у стражи было очень много дел, возможно, до сих пор никто даже и не знает о том, что здесь происходит, а потому помощи ждать неоткуда. Взгляд Ноэлии, ранее обращенный к лику Матери, медленно заскользил по группе верующих, собравшихся возле каппелана – вот молодая женщина, на вид ее ровесница, с младенцем на руках, вот еще одна молодая мама, прижимающая к себе одного малыша, пока второй стоял рядом, держась ручкой за ее юбку, вот пожилая пара, а вот еще… В церкви были, в основном, только женщины, дети и старики, не считая нескольких юношей, двое из которых находились возле дверей, но даже это обстоятельство не могло их спасти. Они все обречены, если только не произойдет чудо, однако, время шло, минуты медленно, но верно утекали в вечность, а толпа под стенами храма продолжала бесноваться. Еще несколько метких бросков булыжников, и вот уже все окна церкви оказались разбиты, осыпавшись на пол дождем разноцветных осколков, некогда бывших красивыми мозаиками. Сквозь открытые окна были отчетливо слышны крики, призывы поджечь храм, если им не отдадут Ноэлию и капеллана, и на лицах осажденных в храме все отчетливее были видны страх и отчаяние, а кто-то из женщин уже начал тихонечко всхлипывать, беспомощно прижимая к себе детей.
Чуда не будет. В этом уже не было сомнений, а возня под дверями и торжествующие вопли и вовсе лишали ее всякой надежды. Оставался лишь один выход – выйти из церкви и тем самым спасти всех остальных, приняв бесчестье, пытки и мученическую смерть, что обещали ей бунтовщики. Решиться на подобное было сложно, потому глаза застилали слезы, и Ноэлия уже не замечала, как соленые капли текут по щекам. В этот момент она мысленно прощалась со всеми, кто был ей дорог, и пыталась смириться с тем, что должна собой пожертвовать во благо других людей. Она приехала сюда, желая проведать сироток из церковного приюта, но так уж вышло, что именно сегодня боги решили проверить ее стойкость и способность к милосердию куда более изощренным способом, и Ноэлии было очень трудно принять тот факт, что завтра для нее уже не существует. Нет будущего, ее мечтам не суждено сбыться, и она больше никогда не увидит родных и близких, чьи лица сейчас сменяли друг друга перед мысленным взором. Дядя, Джероламо, Витторио, уже немного расплывчатый облик матери, Флавия, что ее заменила, Алеандер… Лицо кардинала так и осталось перед глазами, и Ноэлия постаралась удержать в памяти каждую его черточку, будучи уверенной, что любуется им в последний раз, после чего в церкви прозвучал ее дрожащий голос, перебивая капеллана:
- Откройте двери! Я выйду к ним…
На несколько мгновений в церкви воцарилась абсолютная тишина, нарушаемая только хныкающим младенцем, а потом священник твердо произнес:
- Нет, я не позволю вам выйти отсюда. – Ноэлия молча смотрела на капеллана, и тот все так же уверенно продолжил: - Не позволяйте этим еретикам запугать себя, миледи. Боги не оставят нас, верьте в божье милосердие и промысел!
Ноэлии очень хотелось верить в это, как и хотелось выжить, но надежда уже почти совсем оставила ее, когда снова раздался голос главного подстрекателя бунта, дающего им последний шанс. Верующие вмиг зароптали, Ноэлия услышала несколько голосов тех, кто не хотел погибнуть из-за нее, и их тут же поддержала почти половина собравшихся, но внезапно с улицы донеслись уже совсем другие призывы. Затаив дыхание, Ноэлия прислушивалась к новым голосам, уверенно и четко приказывавшим всем разойтись, и боялась поверить своему счастью. Неужели боги и в самом деле не оставили их? В образовавшемся хаосе было сложно что-то понять, и лишь только когда в двери церкви громко постучали, сказав, что все закончилось, Ноэлия все же поверила в свое чудесное спасение. В распахнутые двери хлынул солнечный свет, и в этом светлом мареве появилась фигура всадника, въехавшего верхом прямо в храм. Это было неслыханно, но от мужчины исходила такая уверенность в своем праве поступать так, как ему вздумается, что никто, включая капеллана, не утратившего присутствие духа даже в столь чудовищных обстоятельствах, как осада, не решился сказать ни слова против. Все молча смотрели, как всадник приближается, и, глядя на его величественную фигуру, Ноэлия была уверена в том, что не иначе как сам Отец-создатель спустился с небес, чтобы спасти их и преподать урок о том, что никогда не стоит сомневаться в божьем милосердии. Впрочем, реальность оказалась еще более удивительной, чем вероятность того, что боги почтут землю своим присутствием, и когда Ноэлия увидела хорошо знакомые черты лица, частично сокрытые шлемом, она только и смогла потрясенно выдохнуть почти шепотом:
- Алеандер…
Впрочем, взгляд спасителя был явно недовольным, заставив Ноэлию поежиться и тут же вспомнить недавний разговор, в котором кардинал настойчиво просил ее не покидать резиденцию дяди. Она, разумеется, пообещала, что именно так и сделает, но потом все же не выдержала и отправилась навестить сиротский приют при церкви Святого Иоанна, легкомысленно понадеявшись, что ничего с ней не случится. Как оказалось – совершенно напрасно, и если бы не вмешательство кардинала, то ее участь могла бы стать просто ужасной. Стоило ей только снова вспомнить о том, что намеревались сделать с ней бунтовщики, как Ноэлии тут же стало не по себе, на глаза вновь навернулись слезы, однако именно в этот момент Алеандер, склонившись, молча обхватил ее одной рукой и усадил на лошадь прямо перед собой, после чего направился к выходу. И только почувствовав, как Алеандер крепко прижимает ее к себе, Ноэлия поняла, что вот теперь она точно в безопасности, с ней ничего не случится, пока он рядом, а его рука обнимает ее, надежно защищая от любых бед.
Оказавшись на улице, Ноэлия с облегчением увидела, что Альберто и Марко все же живы – оба были избиты до крови, но гвардейцы кардинала уже помогли им подняться и теперь вели их к карете, на которой она приехала. На мгновение мелькнула мысль о том, что и ей надо бы пересесть в карету, чтобы не вызвать лишних пересудов, однако подобная идея была тут же отброшена – совсем недавно Ноэлия готовилась к смерти, а теперь, в объятиях Алеандера, прижимаясь к его груди, она чувствовала себя как никогда живой. Пусть он сейчас был закован в металлический нагрудник, холодный и мокрый, Ноэлия все равно была счастлива, зная, что под металлом бьется доброе сердце, не позволившее мужчине остаться в стороне. Он снова спас ее, и Ноэлии очень хотелось поблагодарить его, однако, посмотрев на Алеандера и заметив его все еще хмурый взгляд, обращенный исключительно на дорогу, она опасливо опустила голову, снова поежившись, но вовсе не от холода. А впрочем… Не важно, пусть злится, главное – он все равно рядом, и с этой мыслью довольная Ноэлия прижалась щекой к металлическому нагруднику и устало закрыла глаза, стараясь получше запомнить каково это – чувствовать руку Алеандера на своей талии и знать, что сейчас он ее никуда не отпустит.
- Помогите мне, пожалуйста, спуститься, – попросила она, протянув руки кардиналу, когда они наконец-то добрались до резиденции. Вообще-то Ноэлия прекрасно держалась верхом, но этот великолепный конь был слишком огромен, и она побоялась, что может просто свалиться с него. - Спасибо вам, – дрожащим голосом произнесла Ноэлия, оказавшись уже на земле и стоя рядом с Алеандером. - Вы спасли меня от смерти, – продолжила она, прижав руки к груди и глядя на своего спасителя глазами, снова полными слез и обожания одновременно. - Они собирались поджечь церковь вместе с верующими, и я была готова выйти к ним, чтобы спасти всех остальных, но… – В горле появился комок, а от переполняющих душу эмоций стало тяжело говорить, и Ноэлия, поддавшись порыву и не найдя другого способа выразить свои чувства, шагнула вперед и снова прижалась к груди Алеандера, обняв его за талию. - Но вы спасли меня, – повторила она и тут же отстранилась, после чего заглянула в глаза кардинала, а на ее имученном лице впервые за все это время появилось слабое подобие улыбки. - Вы зайдете к нам, чтобы немного отдохнуть? – с надеждой спросила Ноэлия и тут же, спохватившись, добавила: - Только умоляю, ничего не рассказывайте дяде!

Суровая отповедь кардинала заставила Ноэлию сначала вспыхнуть до корней волос, затем испугаться при одном только упоминании о розгах, которые в их доме вообще-то не водились, а потом и вовсе недовольно поджать губы, когда мужчина предложил проводить ее к дяде, при этом усомнившись в способности девушки проделать этот путь без приключений. Во взгляде раздосадованной Ноэлии было столько огня, что, казалось, еще немного, и она прожжет дыру прямо в металлическом нагруднике Алеандера, однако произнести что-либо вслух она все же не посмела, видя, в каком состоянии находится мужчина, и откровенно побоявшись злить его еще больше. Вместо этого она прошествовала мимо де Анжа, не преминув при этом гордо вскинуть голову, желая дать ему всем своим видом понять, что она не ребенок и нечего тут ее пугать розгами, и направилась вглубь дома, с ужасом ожидая встречи с дядей – тому в последнее время очень нездоровилось, и меньше всего на свете Ноэлия хотела его сейчас волновать рассказом о том, как ее едва не сожгли бунтовщики. По дороге она лихорадочно пыталась подобрать слова, способные в самой мягкой форме описать случившееся, и искоса поглядывала на Алеандера, раздумывая о том, что он скажет Барончелли – всю правду или тоже проявит милосердие? Она уже собралась было попросить его о том, чтобы поберег нервы Джованни, как вдруг мужчина остановился, затем подошел к открытому окну и, сделав несколько жадных вдохов, словно ему не хватало воздуха, стащил с себя шлем. Ноэлия, которая только что все еще дулась на кардинала на полученную взбучку, чего даже любимый дядюшка себе не позволял, тут же почувствовала, как обида понемногу начинает отступать, а в сердце начинает теплиться сочувствие. Алеандер выглядел уставшим, одному Богу известно, стольких сил ему стоило разогнать бунтовщиков, и Ноэлия в который раз устыдилась, вспомнив о том, что он настоятельно советовал ей не покидать резиденцию.
- Нет, я вовсе не этого хотела… – со слезами на глазах, произнесла она, пытаясь хоть немного оправдаться, но кардинал ее не слушал, продолжая говорить. - Мне очень жаль… – только и сумела прошептать Ноэлия в ответ на признание Алеандера о его потере, при этом ничуть не покривив душой. Ей действительно было жаль его с того самого дня, когда дядя попросил Ноэлию навестить кардинала, оплакивавшего смерть духовной дочери, и теперь она была уверена, что речь идет именно об этой женщине. И время, считавшееся лучшим врачевателем, судя по всему, не могло исцелить эту душевную рану, потому что сейчас Алеандер был сам не свой.
Инстинктивно прижав руки к груди, Ноэлия смотрела на кардинала, с болью осознавая, что ничем не может ему помочь, и ее дядя, кажется, заблуждался, думая, что ей удастся заставить мужчину позабыть о трагедии – Алеандер все еще жил воспоминаниями о прошлом и скорбел о погибшей. От этих горестных мыслей ее отвлекли крики на улице, и Ноэлия, вздрогнув, бросила полный паники взгляд в окно – прямо под воротами резиденции снова собирались люди, и их намерения были отнюдь не миролюбивыми.
- Стойте! – крикнула Ноэлия, услышав слова кардинала, быстро надевшего шлем и бросившегося обратно на улицу. - Не ходите туда! – с отчаянием взмолилась девушка, пытаясь догнать его, но тщетно. - Умоляю вас! Алеандер!!! Не надо!
Но мужчина уже скрылся из вида, а Ноэлия, всхлипнув и всего лишь на миг растерявшись, побежала в покои, отведенные для охраны Его Святейшества.
- Помогите кардиналу де Анжу! – запыхавшись, выпалила она, добравшись до гвардейцев еще раньше, чем один из стражников у ворот, отправленный за подмогой. - Быстрее! Там! Возле ворот! Они его убьют!
Капитан стражи отреагировал моментально, и вскоре вооруженные мужчины один за другим устремились на улицу, хотя Ноэлии, очень испугавшейся за жизнь Алеандера, казалось, что они движутся как улитки. Впрочем, оставаться на месте она тоже была не намерена, однако, на этот раз, вовремя вспомнив о том, как рассердился на нее кардинал, благоразумно наблюдала за происходящим из окна резиденции. Все ее внимание было приковано к Алеандеру, метавшемуся в толпе бунтовщиков, но когда его фигура вдруг исчезла из вида, то Ноэлия все же не выдержала.
- О, нет… – прошептала она, отказываясь верить своим глазам, после чего бросилась наружу. К счастью, жалкие остатки бунтовщиков перестали сопротивляться сразу же, как только оказались окружены папской гвардией, хотя Ноэлия едва ли заметила это – она по-прежнему не сводила взгляд с фигуры в доспехах, теперь уже распростертой на земле, и, пробиваясь через сумятицу, безотчетно шептала, больше всего на свете опасаясь, что кардинал погиб: - Только не это… Боже мой… Только не это…
Добравшись до Алеандера, она опустилась рядом с ним на колени, с надеждой и отчаянием всматриваясь в его окровавленное лицо, надеясь увидеть хотя бы малейшие признаки жизни, и чуть не рассмеялась сквозь слезы, заметив легкое движение ресниц.
- Помогите мне поднять его, – громко произнесла она, обращаясь сразу и ко всем, после чего возле нее появились двое гвардейцев, расстеливших плащ и переложивших туда раненного мужчину, после чего понесли его в дом. Ноэлия не отставала ни на шаг, держа кардинала за руку, словно опасаясь, что если отпустит, то с ним случится нечто ужасное, а когда вся процессия оказалась внутри резиденции, то приказала отнести Алеандера в лучшую гостевую спальню, где гвардейцы переложили его на кровать, после чего избавили от шлема, нагрудника и перчаток. Ноэлия, к этому моменту успевшая снять плащ и распорядиться насчет того, чтобы принесли чистой воды и полотенец, осторожно присела рядом на постель и всмотрелась в разбитое лицо мужчины. На глаза снова навернулись слезы, но Ноэлия не обратила на это внимания – взяв чистое полотенце, она осторожно смочила его горячей водой, после чего нежными, едва ощутимыми прикосновениями начала смывать кровь с лица Алеандера. Травмы, насколько она могла судить, были не опасными – разбитая губа быстро заживет, как, впрочем, и рассеченная бровь, а вот удар по голове, отправивший кардинала в небытие, был куда серьезнее.
- Всемилостивый отец-создатель, помоги ему, – прошептала Ноэлия, снова склоняясь над мужчиной, чтобы промокнуть полотенцем рассеченную бровь, которая все еще сильно кровоточила. Слезы пеленой застилали глаза, и Ноэлия моргнула, не заметив, как две соленые капли упали прямиком на лицо Алеандера. - Приди в себя, пожалуйста… – прошептала она, будучи уверенной, что кардинал все еще без сознания. - Я очень тебя прошу… Я не буду выходить из дома целую неделю, только очнись, умоляю тебя…

Услышав голос мужчины, Ноэлия буквально окаменела, так и не донеся руку с мокрым полотенцем до головы кардинала, после чего тут же покраснела от смущения, ведь разговаривала она с Алеандером отнюдь не так, как следовало бы с учетом правил этикета. Впрочем, на отсутствие положенного ему по статусу вежливого обращения кардинал, кажется, не обратил никакого внимания, что позволило Ноэлии вздохнуть с некоторым облегчением, вместо этого он взял в руки ее ладонь и предложил заключить сделку. Ноэлия, все еще смущаясь из-за слишком вольного обращения к нему, а теперь еще и из-за того, что не в силах отнять ладонь из его теплых пальцев, замялась, после чего вмешательство личного лекаря Его Святейшества избавило ее от необходимости отвечать. Встав с постели Алеандера, она положила на прикроватный столик полотенце и отошла в сторону, чтобы не мешать медицинскому осмотру, но при этом с тревогой наблюдала за всеми манипуляциями, готовая в любой момент придти на помощь, если кардиналу вдруг станет плохо. К счастью, Алеандер держался хорошо, а когда лекарь принялся обрабатывать разбитые костяшки, Ноэлия решилась подойти поближе, чтобы взглянуть на шрамы, привлекшие его внимание. Резкий ответ кардинала моментально отбил всякое желание выяснять причину появления этих шрамов, однако, Ноэлия, бросив пристальный взгляд на Алеандера, все и так поняла без слов. Он наказывал себя не только воспоминаниями, но и вполне реальной, ощутимой болью – слишком уж были ровными эти кресты, чтобы можно было счесть их случайными травмами.
Лекарь, покончив смазывать мазью руки кардинала, поднялся, собрал все свои принадлежности в сумку, после чего вежливо поклонился пациенту.
- Настоятельно рекомендую вам провести ближайшие несколько дней в покое, не покидая постели, – степенно произнес он. - С вами все в порядке, не считая нескольких ушибов и разбитых рук, но при хорошем уходе это быстро пройдет. – С этими словами лекарь снова открыл свою сумку, вытащил оттуда склянку из темного стекла и поставил ее на столик у кровати. - Это мазь для ушибов, можете втирать в кожу каждые несколько часов, – говоря это, мужчина смотрел исключительно на Ноэлию, словно будучи уверенным в том, что Алеандер вряд ли будет покладистым пациентом, а вот девушка точно не забудет о его рекомендациях по поводу лечения. - Если позволите, то вечером я мог бы снова вас осмотреть. – Лекарь еще раз поклонился, затем добавил: - А сейчас прошу меня простить, но меня ждет Его Святейшество.
После этого лекарь вышел из покоев в сопровождении гвардейцев, оставив Ноэлию и кардинала наедине, и она снова почувствовала себя смущенной, когда Алеандер напомнил ей о сделке, а заодно и сравнил ее слезы со слезами Матери.
- Вы меня очень испугали, Ваше Высокопреосвященство, – тихо призналась она, пытаясь набраться смелости, чтобы посмотреть ему в глаза, однако, стоило только ей заметить искорки веселья, как Ноэлия тут же отвела взгляд. - Когда я увидела, как вы упали, то подумала, что… Что… – Озвучивать вслух свои самые страшные догадки Ноэлии не хотелось, Боги сегодня уберегли Алеандера, и не стоит своими словами омрачать их милосердие. Вздохнув, Ноэлия не стала продолжать, вместо этого она аккуратно присела на край постели и протянула руку к ладони кардинала. Всего на миг ее рука зависла в воздухе, словно в нерешительности, после чего пальцы Ноэлии осторожно коснулись пальцев Алеандера и слегка сжали их. - Я согласна на такой договор, – с улыбкой произнесла она, а в ее взгляде, брошенном на мужчину, легкой тенью мелькнуло лукавство. - И раз уж мы с вами договорились, то вам придется задержаться у нас на те несколько дней, о которых говорил лекарь. Я пошлю слугу за вашими вещами, а сама через пару часов обработаю ваши раны. – продолжала Ноэлия, будучи уверенной, то теперь настала ее очередь диктовать условия. - Будет чудесно, если вы составите нам с дядей компанию за ужином, – сказав это, девушка немного помрачнела, вспомнив о том, что дядя потребует полного отчета о случившемся. Ему уже наверняка донесли о том, что Ноэлия благополучно вернулась домой, как, впрочем, и о том, что случилось под стенами резиденции, а потому им будет о чем поговорить. - А заодно поможете мне все ему объяснить, – пробормотала Ноэлия, умоляюще посмотрев на Алеандера. - Только, прошу вас, поберегите его и без того слабое здоровье! Давайте не будем ему рассказывать всех деталей и обойдемся без подробностей. Вы согласны? – спросила Ноэлия, с надеждой глядя на Алеандера.

К ее немалому сожалению, Его Высокопреосвященство не собирался соблюдать рекомендации лекаря, а потому согласился пробыть в резиденции понтифика лишь до ужина, и Ноэлии ничего не оставалось делать, кроме как смириться с этим. Что ж, ужин с таким приятным гостем – это тоже хорошо, да и дядя наверняка будет очень рад видеть Алеандера.
- Хорошо, – заговорщицки улыбнулась Ноэлия, сжав пальцы кардинала двумя руками в знак согласия и благодарности за то, что он согласился подыграть ей, чтобы поберечь здоровье Его Святейшества. - Да, монсеньор, – поднявшись вслед за Алеандером, произнесла девушка, присев в почтительном реверансе. - Не буду мешать вам отдыхать. Увидимся за ужином, – добавила она, после чего покинула гостевую спальню, предоставив возможность кардиналу заняться своими делами.
Первым делом Ноэлия посетила дядю, возле которого уже хлопотал его лекарь, чье присутствие позволило девушке избежать неприятного разговора, отложив его на какое-то время. Поздоровавшись с понтификом и предоставив ему возможность воочию убедиться в том, что она жива и невредима, Ноэлия отправилась заниматься делами – нынешний ужин хоть и предназначался всего для трех человек, однако готовиться к нему она планировала куда более тщательно, нежели к приему на пару десятков персон, а все потому, что очень хотела произвести хорошее впечатление на кардинала, в чем, правда, не сумела бы признаться даже самой себе.
Для ужина была выбрана небольшая, но очень уютная столовая, чей интерьер был выдержан в пастельных тонах. В центре был накрыт стол – его застелили белой скатертью, на которой расставили позолоченную серебряную посуду, матово поблескивавшую в свете множества свечей. Сам ужин был призван не только утолить голод, но и показать единственному гостю особенное радушие, а потому весь остаток дня повара в резиденции колдовали над несколькими сменами блюд под бдительным оком молодой хозяйки. Впрочем, ближе к вечеру Ноэлии пришлось все же оставить слуг в покое и отправиться в свои комнаты, чтобы переодеться и привести себя в порядок. И спустя некоторое время Ноэлии во всем своем великолепии восседала за столом – ее длинные белокурые волосы были уложены в весьма замысловатую прическу, украшенную жемчугом, а нежно-розовое платье, отделанное белым кружевом и золотым шитьем, создавало весьма очаровательный образ.
- Время все расставит на свои места, – медленно произнес Джованни, поставив на стол бокал с вином и посмотрев на собеседника. - Не принимайте близко к сердцу глупость обывателей, Алеандер, – продолжал он, обращаясь к своему гостю по имени, что свидетельствовало об особом расположении понтифика к кардиналу де Анжу. - На то они и обыватели, – снисходительно усмехнулся он, переводя взгляд на Ноэлию, что сейчас едва ли не сияла от радости, хотя Джованни точно знал, что дочь была натурой весьма впечатлительной и после своих утренних приключений должна была быть просто убита горем. Но вместо того, чтобы запереться в комнате и как следует попереживать, Ноэлия весь день порхала по дому, энергично готовясь к ужину, а теперь была как-то по-особенному мила и любезна, то и дело улыбаясь, отчего у Барончелли просто не хватило душевных сил, чтобы как следует отругать дочь за проявленное безрассудство. И причина столь радостного настроения Ноэлии явно находилась по левую руку от понтифика, а потому Барончелли вновь повернулся к Алеандеру.
- Я уже отдал приказ о том, чтобы этих подстрекателей казнили на месте, – жестко произнес Джованни, посмотрев на кардинала. - Примите это к сведению, друг мой, – добавил он, явно намекая на то, что у де Анжа развязаны руки, но не желая говорить об этом напрямую в присутствии дочери. - Если мы проявим твердость, то сумеем очистить от скверны нашу страну… – Взгляд понтифика снова обратился к Ноэлии, и он продолжил: - Для Орллеи настали нелегкие времена, сегодня я получил письмо от твоего брата Витторио, он сообщил, что в его владениях объявилась ведьма, наставшая мор на скот. Уже погибло около двух десятков животных…
Услышав это, Ноэлия тут же переменилась в лице – ее глаза потемнели от гнева, а губы, только что изогнутые в милой улыбке, сурово поджались.
- Надеюсь, ее найдут и придадут огню, – нахмурившись, решительно произнесла девушка, чем тут же вызвала одобрительную улыбку Барончелли, который не упустил возможности немного подшутить над дочерью.
- А как же милосердие, дитя мое? – с легкой ехидцей поинтересовался он, отчего кардинал мог легко догадаться, что присутствует при разговоре на такую тему, которая неоднократно затрагивалась в беседах понтифика и его племянницы.
- Милосердие? Для ведьм? – упрямо вздернув подбородок, переспросила Ноэлия. - Никогда! Милосердия достойны только те, кто верует, либо те, кто по недомыслию поддался соблазнам, но раскаялся в этом и стремится вернуться в лоно церкви, а ведьмы… – Она даже подернула изящными плечиками, показывая, что ей даже это слово неприятно произносить вслух. - Ведьмы сознательно отреклись от богов, а потому заслуживают только смерти. Надеюсь, Витторио найдет ее и избавит людей от этой нечисти!
- Не удивляйтесь столь кровожадным речам моей дорогой Ноэлии, – обратился к гостю Барончелли. - Ее родители погибли от рук ведьмы, которую, правда, так и не нашли, и с тех пор Ноэлия готова проявить милосердие ко всем страждущим, но стоит только зайти речь о ведьмах, как она готова возглавить священный поход против них. Не удивлюсь, если завтра она попробует найти повод, чтобы отправиться в Унгернджи, чтобы помочь брату в поисках ведьмы, – рассмеялся Джованни, после чего несколько печально добавил: - И в этом ты так похожа на свою мать, мою незабвенную Карлотту…
Во взгляде Ноэлии, брошенном на дядюшку, отчетливо горел вызов – она и в самом деле уже подумала о том, чтобы посетить родину, однако Барончелли совершенно точно не согласится на такое. Взяв бокал с вином и пригубив его, Ноэлия взглянула на кардинала, вспомнив о том договоре, который они недавно заключили – быть осмотрительными и беречь себя, а потому со вздохом ответила:
- Вряд ли такое возможно, особенно сейчас, когда идет война, но я буду каждый день молиться о том, чтобы Отец-Создатель помог Витторио и уберег его от злых чар. – Поставив бокал на место, Ноэлия продолжила: - К тому же совсем скоро в сиротском приюте, которому покровительствует и Его Высокопреосвященство, будет устроен праздник, и я бы очень хотела помочь устроить его, а заодно и поприсутствовать там в назначенный день. Если, конечно, вы не будете против, – вежливо произнесла она, посмотрев сначала на дядю, а потом – на Алеандера.
- Ты уже сегодня побывала в городе, – ответил понтифик, перед которым слуга поставил новое блюдо. - Неужели ты считаешь, что разрешу тебе снова покинуть эту резиденцию до тех пор, пока мои люди не уничтожат всех шпионов Хельма, и в городе не будет наведен порядок? – Судя по довольно резкому тону, вопрос Барончелли был риторическим, и Ноэлия огорченно вздохнула, глядя на дядю. Она понимала, что понтифик поступает так из лучших побуждений, стремясь защитить ее, но кто тогда позаботится о тех сиротах, которым уже не на кого рассчитывать? И с этой мыслью Ноэлия посмотрела на Алеандера, безмолвно призывая его вмешаться и помочь ей убедить дядю.

Кардинал де Анж не только откликнулся на безмолвный призыв о помощи, но сделал ей самый лучший комплимент из всех возможных. Ноэлия очень серьезно относилась к своей деятельности на посту куратора приюта, иной раз вызывая насмешки дяди, доброжелательно намекавшего на то, что пора бы уже обзавестись своими детьми и заниматься их воспитанием. Однако Джованни по-прежнему не стремился навязывать своей дочери кандидатов в мужья, а потому Ноэлия могла совершенно спокойно возиться с осиротевшими детишками. И в этом деле с некоторых пор в лице кардинала де Анжа она обрела единомышленника, который уделял много времени и сил этому благородному занятию и был прекрасно осведомлен о том, что происходило в приюте, оттого его слова о том, что воспитанники очень любят Ноэлию и были бы рады видеть ее на празднике, были явно не просто дежурным комплиментом. Ноэлия с нескрываемой теплотой и трепетом сейчас смотрела на Алеандера, счастливо улыбаясь, и хотя ей было бы лестно услышать подобные слова от любого посвященного в дела приюта человека, все же похвала из уст кардинала была как-то по-особенному приятна.
Понравились слова де Анжа и понтифику – тот, слушая гостя, то и дело поглядывал на Ноэлию, тщательно взвешивая слова мужчины. Барончелли вовсе не был готов рисковать единственной любимой дочерью ради каких-то праздников, однако, в словах Алеандера была определенная логика, к тому же, если он все же не даст своего разрешения, то это будет означать, что он не доверяет кардиналу… Джованни, прищурившись, посмотрел на собеседника, задумчиво потирая подбородок, после чего бросил взгляд на Ноэлию, в очередной раз поразившись тому, как она преображается в присутствии Алеандера, как сияют глаза дочери, когда она смотрит на него, как легко кардинал завоевывает все ее внимание, ведь она буквально глаз с него не сводит и ничего не замечает вокруг. Джованни тяжело вздохнул, чувствуя укол ревности, хотя и понимал, что это удел любого родителя – однажды обнаружить, что перестал быть главным человеком в жизни своего ребенка. Он очень долго являлся целым миром для Ноэлии, и теперь, судя по всему, эта ситуация начинает меняться, и его место вполне может занять Алеандер де Анж.
От этих раздумий понтифика отвлек слуга – вежливо склонившись, молодой человек убрал тарелку с остатками запеченной утки с яблоками и предложил десерт, но Джованни дал понять, что более ничего не желает. По совету лекаря он старался не переедать на ночь, к тому же чувствовал себя уже очень усталым – сказались потрясения прошедшего дня, а также общее болезненное состояние. Ужин, о котором так хлопотала Ноэлия, уже подходил к своему завершению, но Джованни понимал, что перед тем как уйти, он должен принять решение.
- Ну что ж… – медленно произнес он, откинувшись на высокую спинку кресла. - Я доверяю вам, Алеандер, – уверенно продолжил понтифик, решив, что сейчас вполне подходящее время, чтобы обозначить свое отношение к кардиналу де Анжу, раз уж разговор зашел об этом. – И очень рассчитываю, что вы сдержите свое обещание и найдете всех шпионов Хельма, которые устраивают бунты. Что касается Ноэлии… – Барончелли, до этого, не отрываясь, смотревший на Алеандера, перевел взгляд на дочь и помолчал несколько мгновений, после чего добавил: - Она – самое дорогое, что у меня есть… – Услышав это, Ноэлия смущенно опустила взгляд, принявшись рассматривать узоры на скатерти – дядя был человеком достаточно жестким по натуре и совершенно не склонным к публичному проявлению чувств, но если уж заговорил об этом, то, значит, действительно считает Алеандера один из своих приближенных. - Я, пожалуй, соглашусь отпустить ее на праздник под вашу ответственность, но вам действительно придется не спускать с нее глаз. – На щеках Ноэлии выступил румянец, к счастью, не слишком заметный в приглушенном освещении столовой, и она улыбнулась, посмотрев сначала на Алеандера, а потом – на дядю. Барончелли, от внимания которого не укрылась эта последовательность, снова вздохнул, памятуя о нелегкой доле родителя, которому придется однажды отпустить ребенка во взрослую жизнь, после чего произнес: - Мне нравится ваша решимость навести порядок в Авелли, Алеандер, можете считать, что получили наше разрешение на любые действия, которые необходимо предпринять, чтобы восстановить мир. Это же касается и обеспечения безопасности моей племянницы, – добавил он, со значением посмотрев на кардинала, затем устало сказал: - А теперь вынужден вас покинуть, режим, знаете ли, штука суровая…
После ухода хозяина резиденции гость тоже решил отправиться домой, и Ноэлия поднялась из-за стола, намереваясь проводить кардинала до дверей.
- Я приказала приготовить для вас карету, – произнесла она, идя чуть впереди мужчины по коридору и показывая ему дорогу. - Не сочтите за бестактность, но я все еще очень беспокоюсь о вашем здоровье и не хотела бы, чтобы вам стало хуже, поэтому если захотите, то можете отправиться домой в экипаже, а вашу замечательную лошадь вам доставят наши слуги.
Оказавшись уже почти возле самых дверей, в просторной прихожей, Ноэлия наконец-то позволила себе остановиться и взглянуть на кардинала. Сегодня был очень тяжелый день, один из тех, что никогда не забываются, ведь Ноэлия действительно была готова принять смерть, и в те страшные минуты, мысленно перебирая все, что ей было дорого в жизни, она видела лицо Алеандера. Будучи уверенной в том, что находится на пороге смерти, она пыталась удержать черты его лица в памяти, чтобы прожить свои последние минуты, глядя на него, но, к счастью, кардинал спас ее, сохранил жизнь и подарил будущее, в котором Ноэлия могла воочию видеть его, сидеть за одним столом, разговаривать и улыбаться ему. Можно было даже протянуть руку и дотронуться до него, но это было бы уже слишком дерзко с ее стороны, и Ноэлия постаралась избавиться от этой соблазнительной мысли, просто радуясь тому, что Алеандер рядом, жив и почти здоров.
- Спасибо вам за все, что вы для меня сделали, – тихо произнесла она, глядя на мужчину. - Я очень благодарна вам за спасение и за то, что помогли убедить дядю отпустить меня на праздник в приют. – Сказав это, Ноэлия вспомнила о том договоре, что они заключили с Алеандером, и улыбнулась. - И я клянусь вам, что не доставлю никаких хлопот, чтобы вам не пришлось пожалеть о своем заступничестве перед Его Святейшеством. – Однако, заключенный договор был двухсторонним, и Ноэлия не преминула об этом напомнить – совсем забывшись, она протянула руку кардиналу, таким образом напоминая о сделке, скрепленной рукопожатием, и сказала: - Но и вы поклянитесь, что не забудете о своем обещании быть осторожным и поберечь себя, особенно завтра, когда будете искать зачинщиков бунта. Я буду молить Мать-защитницу о том, чтобы с вами ничего не случилось, и очень надеюсь, что завтра будут только хорошие известия. Обещаете? – произнесла она, заглядывая ему в глаза и очень надеясь, что Алеандер вспомнит об этом разговоре завтра, возможно, при этом снисходительно улыбнется, но все же действительно проявит осторожность и вернется целым и невредимым. Снова переступит порог резиденции, чтобы рассказать понтифику о своей победе, а она, Ноэлия, получит возможность снова взглянуть на него хотя бы мельком. И об этом она действительно будет неистово молиться Матери, волноваться весь день и утраивать допросы с пристрастием всем, кто только завтра переступит порог резиденции, чтобы узнать о том, что происходит, хотя куда больше ситуации в городе ее будет волновать жизнь вполне конкретного человека, которым Ноэлия начинала дорожить все больше и больше.