Даже перед смертью, когда болезнь вовсю мучила и уродовала его тело, старик Флавий Корнелий все равно ухитрялся выводить из себя своего сына. Что характерно, он даже не подозревал о том, сколь много головной боли его действия доставляли наследнику в последние годы жизни. Мало было того, что его политика и взятый курс на либерализацию общества, во всяком случае в отношении свободного населения, ставил под большой вопрос абсолютность власти номарха, на которую рассчитывал Клавдий? Да, безусловно, это было бы полбеды, все можно переиначить, сослаться на недомогание прежнего номарха в момент этих, так сказать, "законодательных инициатив", если бы не устроенная отцом помолвка Флавии.
Перспектива потерять сестру - а именно так видел Клавдий то, что должно было случиться, приравнивал это к некоему аналогу смерти - была невыносима. День и ночь он раздумывал о том, как бы отговорить или, хотя бы, отсрочить свадебную церемонию. Не позволяя слугам передавать номарху письма от будущего жениха, обсуждающего с ним условия сделки, будто они торговали рыбой на базаре,  Клавдий сжигал их. На вопросы же отца постоянно отвечал, что этот избранный им в качестве "хозяина жизни и сердца дочери" Афраний Младший, плантатор с юга, попросту медлит с окончательным решением или, быть может, не хочет беспокоить захворавшего номарха.
Со смертью отца, все стало не порядок легче. Клавдий давно подозревал, что переселение старика в мир иной развяжет ему руки и мигом разрешит многие тяготившие его вопросы. Настойчивый Афраний заявил, что желает приехать на похороны сюзерена. Новый номарх проигнорировал послание и тогда, через несколько недель, от жениха пришло письмо, в котором в жесткой ультимативной форме он предъявлял свои права на Домициллу и заявлял, что, пусть даже без приглашения, но он явится в Лот. Ни дать, ни взять - обманутый делец, требующий причитающегося по договору. Клавдию было противно от одной мысли, что отец мог сторговать его обожаемую сестру как скот этому работорговцу.
Незваного гостя ожидали к вечеру. К этому же времени молодой номарх велел собрать всю свою свиту и верхушку знати, что была в данный момент в столице, у него в резиденции. Ему было что рассказать им, равно как и был план действий, которые, к несчастью, из-за попустительства и слабости отца в прошедшие годы, требовали одобрения и этакого "заверения" влиятельными семьями Балморы.
До решающего часа, в который Клавдий наметил положить конец всяким попыткам выдать замуж сестру и заставить замолчать Афрания Младшего, оставалось еще около половины дня. Брат знал, что его сестра в это время суток заканчивает прогулку с регулярно составляющими ей компанию и скрашивающими ее досуг подругами, девушками из местных рабовладельческих семей. Он подкараулил ее у лестницы, ведущей в покои. Стражники и рабы были отправлены им прочь заранее, чтобы никого в этом крыле дворца более не было.
- Сестра...
Флавия услышала родной голос, чуть приглушенный, а также знакомую интонацию. Фигура в багровой, с позолоченными узорами, тунике выросла перед ней, не дав ступить и на первую ступень лестницы. Брат ждал ее здесь около четверти часа. Он заговорил без всякого вступления, оба знали, что сегодня вечером на повестке для обсуждения номарха и его советников.
- Я... хочу надеяться, что ты поймешь, - глаза Клавдия были немного увлажнены, а скулы, раскрасневшись, выдавали смятение чувств: - Скажи мне, что брак с Афранием - это лишь старческая мечта отца. Скажи, что ты никогда не хотела и не захочешь покинуть родной дом! Ты же...согласна со мной? Ты ведь рада, да?