Балмора, прекрасная Балмора, благодатный край. Сколь много обещала ты! Какие большие сулила надежды, как привлекала своим теплом и спокойствием, обещала новую жизнь… Консуэло до сих пор время от времени видела сны о том, как она семилетней девочкой вместе с матерью отправлялась в путешествие на таинственную и чудесную Балмору, в путешествие полное надежд и ожиданий. Как удобно было прятаться в складках маминого платья, прячась от грязной, шумной толпы, от жизни. Как они с матерью стремились скрыться от нищеты и разврата, царящих на Тиле, и начать новую жизнь в другом краю.
Поначалу Консуэло восхищалась Балморой, как восхищаются древние дикари, найдя среди голых скал величественный, полный красоты водопад с гордыми ниспадающими волнами, обрамленный по берегам вечнозелеными деревьями. На Балморе была совсем иная культура, другой, поначалу казавшийся таким прекрасным, язык, иная одежда и пища, чем на Тиле. Здесь не было храмов для богов, которым они привыкли молиться, но и с этим они смирились.
Увы, реальность оказалась чуть более жестокой, чем представлялось поначалу маленькому семейству. Они прибыли в город Нхобор, который должен был стать их прибежищем на все последующее время, но желание начать новую жизнь так и осталось желанием. Честный труд, каким могла бы зарабатывать мать Консуэло, казался слишком тяжелым для Лауры, она не хотела трудиться, а малышка Консуэло многого не могла в силу своего возраста и небольшого количества сил. Но могла ли девочка подумать, что через каких-то пять с небольшим лет ее мать, такая добрая и любящая иногда, а иногда сердитая и злая, если Консуэло в чем-то провинится, за чудовищные долги продаст свою дочь в рабство?
Консуэло ненавидела рабовладельческий строй. Она знала, что господствующие классы даже не задумывались о том, как это противоестественно, когда одни люди относятся к другим как к животным, но не могла понять, а уж тем более принять это. Она всей душой ненавидела своих хозяев, всех до единого, но скрывала это, дабы не подвергнуться тяжелому наказанию. Скрывала, как и многие-многие рабы до нее. Череда успешных сделок ее многочисленных хозяев, в конце концов привела ее в дом Флавии Домициллы – женщины, известной своим жестоким обращением с рабами. Она провела здесь уже целый год.
Консуэло тенью бродила по резиденции сестры номарха, стараясь не попадаться никому на глаза и не путаться под ногами. Погруженная в свои размышления и печали о прошлом, она все равно зорко следила за тем, чтобы не навлечь на себя ненужные неприятности. О жестокости Флавии Домициллы, сестры номарха ходили неправдоподобные легенды среди рабов, в том числе и тех, что населяли публичные дома. Неправдоподобные – так думала Консуэло до тех пор, пока сама не оказалась в ее власти.
С самого первого дня пребывания у этой женщины Консуэло изо всех сил старалась угодить ей во всем. В страхе перед возможным гневом госпожи она была предупредительна во всех ее желаниях. С самого первого дня Консуэло пыталась наладить контакт и с другими рабами, но многие из них то ли не могли, то ли не хотели говорить с новоприбывшей. Впрочем, того, что Консуэло уже знала о Домицилле, было достаточно, чтобы вести себя с ней соответствующим образом. Девушка умела быть незаметной, десять лет, проведенных в рабстве, научили ее этому. Она была незаметной, но не невесомой.
Резкий толчок в спину застал задумчивую Консуэло врасплох, его оказалось достаточно, чтобы девушка от неожиданности упала на колени, упершись ладонями в холодный каменный пол. Предельно внимательно следя за тем, что происходит впереди, Консуэло по какой-то невероятной причине совершенно забыла, что кто-то может подкрасться к ней сзади. Девушка оглянулась, и это стало ее ошибкой – первый удар обрушился совершенно неожиданно, опрокидывая не ожидавшую подобного обращения Консуэло к противоположной стене. Девушка провела рукой по подбородку, стирая кровь, появившуюся из разбитой губы, и подняла глаза на своего обидчика.
Консуэло узнала его сразу, это был один из надзирателей, самый молчаливый, но и самый жестокий. Вот и сейчас он приближался к напуганной Консуэло, не проронив ни единого звука. В глазах девушки лишь застыл немой вопрос; «За что?» Она знала этот взгляд у мужчин, именно так смотрели самые жестокие из них, находясь на пике своей агрессии. Привыкшая, по возможности, все решать миром, Консуэло мягко улыбнулась, превозмогая боль и стараясь не обращать внимания на звенящую от удара об стену голову.
- Если я совершила что-то дурное, я смогу искупить свою вину и иначе, – ласково произнесла она, добавив смирения в голос и соблазнения во взгляд, протягивая руки к мужчине. Консуэло знала, что она хороша и соблазнительна, и умела пользоваться этим в разных ситуациях. Зачастую подобные уловки действовали на особо разъяренных посетителей в публичном доме, однако на надсмотрщика не произвели никакого впечатления. В один шаг сократив расстояние между ними, он схватил Консуэло, поднимая ее на ноги, чтобы снова бросить на каменный пол. Консуэло лишь успела выставить руки, чтобы замедлить свое падение, но и они подогнулись, когда на ее открытую спину посыпались болезненные удары плетью. Девушка, не привыкшая к такому обращению, едва ли могла сдержать крики боли. Ее редко били, ведь она хорошо знала свое дело и была достаточно умна, чтобы договориться практически с любым человеком, но это явно был не тот случай.
- Богиня Лейва, помоги мне, – одними губами прошептала Консуэло, чувствуя невыносимую боль. Уже через несколько мгновений сознание, спасая свою хозяйку,  погрузило ее в сладостное небытие.
Возвращение в сознание оказалось весьма болезненным. Девушка с трудом приоткрыла глаза и испугалась на секунду, что ослепла. Нет, просто темно. Судя по всему, надсмотрщик уже ушел, не проявляя никакого интереса к потерявшей сознание жертве. Консуэло оперлась дрожащими руками об пол, поднимаясь на ноги. Спину как будто жгло огнем, так же как и плечи, и верхние части рук. Консуэло осторожно прикоснулась к своему лицу, больше всего болезненных ощущений доставляло, видимо, оно. Не видя себя, она не могла точно узнать, что произошло, но, судя по всему у нее была разбита губа, а в районе виска образовалось нечто, по ощущениям похожее на приличных размеров синяк. 
С трудом передвигая ноги, Консуэло добралась до помещения, предназначенного для рабов, в надежде забиться в какой-нибудь угол и тихо, в одиночестве, залечить свои раны. Но, не успела девушка ничего предпринять, как ей передали приказание немедленно явиться под ясные очи госпожи. Делать нечего, наскоро, как уж получилось, приведя себя в порядок и смыв часть крови с тела, Консуэло отправилась в покои Флавии Домициллы. Боль во всем теле, обида, нанесенная непонятно за что и невозможность отказаться от любезного «приглашения» повергали душу Консуэло в пучину отчаяния. Сейчас как никогда ей хотелось оказаться рядом с кем-то, кто утешит и успокоит ее, пожалеет.
За свою нелегкую жизнь Консуэло привыкла к тому, что рабов не жалеет никто. Даже друг друга они не жалеют почти никогда, исключение составляют лишь случаи абсолютной жестокости и несправедливости хозяев. Консуэло, как правило, и не нужна была жалость, ее храброе маленькое сердечко жаждало лишь справедливости и человеческого отношения. Ей казалось, что она приспособилась, приноровилась к этому миру, поняла, как вести себя в той или иной ситуации. Но, как оказалось, жизнь гораздо более не предсказуема, чем ей виделось до сих пор.
С каждым шагом Консуэло приближалась к покоям Флавии, смутно и безосновательно надеясь, что та передумает, отошлет ее и позволит в эту ночь остаться со своей болью наедине.

Отредактировано Consuelo Duarte (2015-02-05 14:33:10)

По какой-то причине преодоление порога покоев госпожи для Консуэло оказалось самым сложным препятствием на пути. С одной стороны девушка боялась гнева блистательной Флавии - ведь Консуэло немного задержалась, приводя свое израненное тело и лицо в порядок, а она знала, что сестра номарха наказывала рабов и за меньшее. Некоторые из них лишались рук, ног и жизни практически ни за что. Это и пугало – непредсказуемость. Никогда не наешь, как отреагирует Флавия на то или иное обстоятельство, кто окажется виноват и какое за этим последует наказание. Возможно, какая-то система была во всем этом, но Консуэло жила в этом доме уже целый год, так и не узнав, чем руководствуется ее госпожа в те или иные минуты своей жизни.
С другой стороны каждая минута промедления могла лишь усугубить ситуацию. Консуэло знала об этом и все равно медлила, не решаясь войти. Замерев в нескольких шагах от двери, Консуэло нервно потеребила ткань рабской туники, как будто в замешательстве. Но, в конце концов, ее разумная сторона победила, девушка взяла в себя в руки и, быстрым движением сжав и разжав свои маленькие кулачки, собираясь с духом, в несколько шагов достигла порога и решительно перешагнула его.
В одно мгновение заставив себя собраться, Консуэло, нет, теперь Кассиопея уже не позволяла себе жаловаться и страдать. Даже физическая боль отошла на задний план. В этом и было мастерство девушки, ее умение перевоплощаться, обманывая даже собственное тело. Она могла в считанные секунды привести себя в порядок в душевном и отчасти физическом плане, снова начать излучать уверенность, спокойствие, нежность, страсть... Всё, что могло бы быть угодно ее хозяевам. Оказываясь с госпожой наедине, Кассиопея превращалась в тонко натянутую струну, каждой частицей своего тела стремясь почувствовать и угадать, что ей нужно, чего она хочет. Но именно сегодня эта струна была натянута слишком сильно, то и дело грозя лопнуть. Что же тогда произойдет? Кассиопея не могла сказать, боялась даже подумать.
Девушка осторожно оглядела помещение, судя по доносящимся до нее звукам, Флавия приводила себя в порядок в соседней комнате. Консуэло почувствовала себя немного спокойней в одиночестве и позволила себе слегка расслабиться. Однако всего одно неосторожное движение – и её тело пронзила острая боль от недавних побоев. Девушка неловко дернулась, вцепившись одной рукой в какой-то предмет, находящийся поблизости, кажется, стул. На мгновение боль ослепила ее, и Консуэло резко разжала руку. Она замерла, прислушиваясь. Похоже, она все-таки привлекла к себе внимание нечаянным шумом, хотя, сколько девушка ни старалась, она не услышала за спиной не звука, вероятно, от того, что кровь за шумела в ушах, напоминая о недавней близкой встрече с каменной стеной. Тем неожиданней прозвучал прямо за спиной тихий голос хозяйки, повелевающий ей не оборачиваться. Девушка послушно не двигалась, почти не дыша.
Было что-то таинственное и даже манящее во всем происходящем. Жаркая балморская ночь, неясные блики масляных ламп, в свете которых видно лишь то, что хочешь видеть, и немногим больше. Неожиданное прикосновение горячих рук к ее телу… Консуэло была вынуждена собрать все свои силы, чтобы не вздрогнуть, ничем не выдать свой страх или боль. Она стояла как завороженная, вытянувшись в струнку, чуть прикрыв глаза, но едва ли что-то видя. Когда ловкие пальцы госпожи коснулись ее груди, заставляя затвердеть ее сосок, Консуэло ощутила сильное наслаждение, граничащее с болью. Она не смогла сдержать стон, чуть выгибаясь в руках хозяйки. Консуэло не была уверена, что хочет продолжения, но и обратное утверждать уже не рисковала. Возбуждающие ощущения прикосновений к ее телу, щедро помноженные на боль, вызывали в ней неожиданно сильные эмоции.
Сладостное, томящее оцепенение девушки было прервано внезапно – сначала резким неприятным чувством, когда Флавия задела разбитую губу, а затем и недовольным восклицанием хозяйки. Глаза Консуэло от неожиданности широко распахнулись, она невольно отпрянула от Домициллы, подсознательно испугавшись, что именно ее неверные действия стали причиной гнева госпожи. Девушка невольным движением коснулась неприятно пульсирующей губы кончиками пальцев, проверяя не пошла ли снова кровь. Нет, лишь запекшийся сгусток в уголке. Консуэло расширенными от испуга глазами наблюдала за госпожой, которая быстро ощупывала ее лицо, касаясь его ладонями и причиняя тем самым немалую боль. Девушке стоило огромных усилий скрыть это, чтобы не навлечь на себя еще больший гнев. Она никак не могла понять – сердится ли Флавия на нее за то, что посмела явиться к ней в таком виде или нечто другое стало причиной ее злости.
Тем временем Домицилла вывела испуганную девушку на свет, полностью обнажив ее тело. Судя по всему, именно вид израненного тела Консуэло привел ее в ярость, а не сама девушка. Осознав это, Консуэло испытала мимолетное облегчение, но оно продлилось лишь мгновение. Безумный вид Флавии вселил в девушку едва ли не больший страх, чем неожиданное нападение в коридоре несколькими часами ранее. Парализованная ужасом девушка не сразу смогла ответить на вопрос хозяйки. Она давно не испытывала такого всепоглощающего страха, лишающего остатков разума. Взгляд Консуэло задержался на руке Флавии, сжимающей кнут. Больше всего на свете девушке хотелось сейчас как-то отгородиться от хозяйки, но та до боли сжимала запястье Консуэло и она не решалась вырываться.
- Надсмотрщик… Киниф, - одними губами произнесла девушка, немного справившись с собой. У нее не было никаких причин выгораживать несправедливого надсмотрщика, поэтому она не задумалась, произнося его имя. Да и вряд ли Флавия довольствовалась бы лишь половиной ответа и в конце концов заставила бы рабыню говорить до конца. Но лишь произнеся имя своего обидчика, Консуэло поняла, что совершила ошибку. Какие бы причины не побудили этого человека так поступить с ней, девушка не должна была расправляться с ним руками своей госпожи. Пока эти мысли проносились в голове Консуэло, Домицилла уже весьма активно влекла ее за собой к двери, явно намереваясь наказать надсмотрщика немедленно, не откладывая.
- Нет! – воскликнула девушка, отчаянно хватаясь за руку Флавии. – Прошу, госпожа, не делайте то, что вы задумали, - Консуэло молитвенно сложила руки, призывая всех богов, которых она знала, себе на помощь. Но ведь на Балморе другие боги, не так ли?
- Это… моя вина, я заслужила это наказание, - Консуэло опустила голову, чувствуя, как к горлу подступает комок слез, но силой воли заставляя себя держаться уверенно. У девушки были все основания полагать, что своими словами она лишь навлечет на себя лишний гнев госпожи, который может очень дорого ей стоить, но решимость на лице Консуэло, перемешанная с мольбой и тенью страха, говорила сама за себя – она готова ко всему.

Консуэло никогда не позволяла себе ничего подобного при госпоже. Она знала свое место и знала, как дорого может поплатиться не только за неверное слово, но и за неверный взгляд. Если бы Домицилла не заметила ран на теле девушки, хотя надеяться на это было невозможно – слишком явственно они проступили на смуглой коже рабыни, Консуэло ничем бы не выдала себя и исполнила бы свои обязанности этой ночью как полагается. Закусывая губы не от страсти, а от боли, но и только. Неужели Флавия сумела бы заметить разницу? Девушка не знала ответа на этот вопрос, да и к чему он теперь?
Расширившимися от испуга глазами, девушка следила за тем, как госпожа пытается распахнуть дверь, которую Консуэло заперла перед приходом. Она делала так всегда, зная, что если им помешают, то Флавия будет в страшной ярости, а достанется не только неведомому посетителю, но и самой рабыне. Сейчас же невозможность быстро покинуть свои комнаты только сильнее разъярила Домициллу. Консуэло замерла, боясь произвести хоть какой-то звук, сделать хоть что-то, что привлекло бы к ней внимание. Если бы она могла сейчас провалиться под землю, она сделала бы это не задумываясь.
- Я… - девушка нервно облизнула разом пересохшие губы, чувствуя, что они не слушаются хозяйку. – Мне кажется, я не сделала ничего плохого, госпожа, - негромко произнесла она. – Я бродила по дому в ваше отсутствие и, может быть… мне не следовало это делать… - Консуэло окончательно запуталась и замолчала. Ее затуманенный страхом и болью мозг отказывался помогать в требующей быстрого решения ситуации. Скорее, наоборот – мешал, предоставляя мысленному взору девушки самые ужасные картины того, что госпожа может с ней сделать за подобное косноязычие. Получилось действительно глупо – Консуэло действительно готова была признать за собой вину, но только не знала какую, ведь ее наказание было несправедливым. Но, вполне возможно, было что-то, чего она не знала. Девушка подняла испуганный взгляд на Домициллу.
В постели чудовищный темперамент Флавии был как нельзя хорош. Консуэло была вынуждена признать – не смотря на то, что здесь она на лишь правах рабыни и единственная ее забота – доставить удовольствие госпоже любой ценой, она и сама получала многое от этих ночей. Могла ли девушка когда-нибудь подумать, что самое большое наслаждение в жизни ей доставит ее жестокая и властная госпожа? Домицилла была подавляющей и яростной, но в тоже время той, кто хочет доставить удовольствие не столько себе, сколько партнеру. Консуэло, как искушенный в плотской любви человек, очень остро чувствовала эту границу. Ее госпоже доставляло наибольшее удовольствие то, что она сумела доставить его другому. Именно поэтому за жаркими ласками Флавии Консуэло порой забывала о том, что она рабыня и находится здесь лишь по прихоти госпожи, которая совершенно спокойно может и отослать ее, если ей захочется. Забывала, но не забывалась, девушка никогда не делала ничего, что могло бы привести Домициллу в подобное состояние, именно поэтому сейчас ей было настолько страшно.
Дрожащие ресницы девушки опустились, скрывая глаза Консуэло от гневного взгляда госпожи. Она не знала, что в них увидела Флавия, но это взволновало ее. Невиданный доселе страх? Отчаянную мольбу? Просьбу о пощаде? Но для кого? Консуэло нервно сжала край туники. Все, чего она хотела – это вырваться отсюда живой. Почему этот надсмотрщик напал именно на нее и именно сегодня? За что? Консуэло могла бы горько заплакать, но не могла – страх сковывал ее, она боялась разозлить госпожу еще сильней, если это возможно.
- Я не думаю, госпожа… - начала говорить еще больше сжавшаяся от нападок Консуэло, поднимая глаза на женщину, - госпожа? – одними губами повторила она почти шепотом с вопросительной интонацией. Ей показалось, что Флавия нервно вытирает… слезы? Разве могла жестокая властная Домицилла плакать? Пожалуй, из всего происходящего здесь, больше всего девушку напугало именно это. Она и предположить не могла, что Домицилла способна на это да еще и в присутствии рабыни. Консуэло невольно отклонилась назад, опасаясь, что Флавия разозлится еще больше из-за того, что рабыня посмела присутствовать при ее слабости. Девушка не могла пошевелиться. Ей казалось, что все происходящее нереально, что это лишь игра ее возбужденного воображения, следствие физической травмы, ведь при падении она ударилась головой. Однако нет, слишком реальной казалась сотрясающаяся в рыданиях Флавия, оказавшаяся на полу на расстоянии вытянутой руки от Консуэло.
Не смотря на жгучую боль в спине и нанесенную обиду, не смотря на недовольство и страх наказания от госпожи, сердце Консуэлы сжалось от невыразимой жалости. Она никогда не думала, что сестра номарха – всего лишь человек. Жестокий, вздорный, капризный человек, которому, как и всем людям, нужна забота и поддержка. Да и могла ли Консуэло думать об этом, если Флавия никогда не показывала даже намека на свои чувства? Во всяком случае, не рабам.
Некоторое время девушка не смела двинуться с места, завороженная открывшимися ей новыми гранями личности ее госпожи. Затем Консуэло заставила себя собраться, не позволяя страху и опасениям взять над собой верх. Одним изящным движением она сократила расстояние между ними, осторожно беря руки хозяйки в свои. Девушка чувствовала, что должна как-то успокоить, утешить ее. Только сейчас ей пришло в голову, что, возможно, дело не только в ней, Флавия уже была расстроена и разгневана чем-то, когда пришла Консуэло. А ее неожиданный вид лишь стал последней каплей в чаше ее терпения.
Консуэло нежно поглаживала руки госпожи, успокаивая ее плавными движениями. Затем коснулась губами тех мест, которыми следовали ее ласковые пальцы. Такие прикосновения почти не приносили боли, к которой, впрочем, девушка почти привыкла. Она успокаивала Домициллу и успокаивалась при этом сама, унимая бешено колотящийся ритм сердца и нервное прерывистое дыхание. Она видела, что Флавия сейчас – все равно, что заряженная пушка, может выстрелить в самый неподходящий момент. Страх и сочувствие в душе Консуэло переплелись, составляя пока непонятный ей самой тандем – разве можно жалеть того, кого боишься? Разве можно ненавидеть того, кому сочувствуешь?
- Это ничего не значит, моя госпожа, - мелодично и тихо произнесла Консуэло, не прерывая своих спокойных движений. – Раны в скором времени заживут, а я так и останусь с вами, готовая доставлять вам наслаждение каждую ночь, моя госпожа, - девушка почти прошептала последние слова, которые полностью подтверждал ее взгляд. Она не решалась спросить о том, что на самом деле тревожит Флавию. Не столько в опасении новой вспышки гнева, сколько не желая еще сильнее тревожить женщину. Консуэло вдруг пришло в голову, что, если бы рядом с ее госпожой был человек полностью преданный ей, готовый ради нее на все и всегда оказывающий ей поддержку, возможно, Флавия была бы спокойней?
- Я не считаю вас монстром, я лишь хочу, чтобы вам было хорошо.
Это было почти правдой.