Хоул молчал, никак не комментируя диалог инквизиторов с епископом. Белый, породистый гюнтер из лучших конюшен Моргарда выглядел свежим и аппетитным. Неподалеку вставшая корова смущенно повела мордой, а конюх удивленно уставился на бабки и впалый живот своей клячи. Сама кляча о таких мелочах не задумывалась - заржала, затрясла гривой, в момент, сбрасывая с десяток лет при взгляде на возможного ухажера. Один конь второго сына графа Антверпена стоил половины деревни, включая дом старосты. Белоснежная шуба она же ворот могла кормить несколько семей полгода или даже больше, крестьяне умели экономить, обходясь малым в отличие от благородных и как раз один из них не скрывая своей неприязни к запахам, отнимал платок от своего лица только когда хотел что-то сказать. Если задумываться о чести – уже несправедливо что, несмотря на заверения церкви, люди не рождаются равными.
Дернув ворот шубы, Фридгар сбросил ее на белый круп. Под теплым плащом оказался черный панцирь доспех, надежно зачищающий спину и грудь, плечи, частично руки, он воротом туго упирался в шею. Между изображениями ангелов, застыл символ веры истиной. На этом настоял первый помощник епископа – он же секретарь, человек желчный и настойчивый, настойчивый до занудства. В силу личной глупости или в виду наивности, он верил, что панцирь может огородить епископа от чумы. Спеша себя показать, что не шло в разрез с его добропорядочным выполнением своих обязанностей, он первым оказался возле желающего спешиться епископа. Послушник уже вцепился в узды белого красавца и теперь эти двое обменивались взглядами, один смотрел недобро, второй насторожено.
- Барон Хаафингар – Сильным, звучным голосом, беря на себя обязанности глашатая, оповестил один из воинов присутствующих о появлении высокопоставленных особ. – И Епископ Ардорский.
Именно в таком порядке сначала хозяин земель, после церковник, ибо церковникам надлежало сохранять скромность, о чем было стыдно упоминать в связи с преимуществами церкви и графов Антверпена перед простыми людьми. Тем временем глянув на секретаря протягивающего к нему с земли руки, Фридгар испытал острое желание посадить того в седло, ну уж никак не падать к нему в объятия. С таким выражением лица стоял отец больше тридцати лет назад, когда маленький Фридгар боялся спуститься с рослого коня, на которого сам же и забрался. Тяжко вздохнув, епископ прищелкнул языком, услышав приказ хозяина – белый красавец подогнул ноги, чуть-чуть не доставая брюхом до земли. Вцепившись в штаны и стараясь не сильно кривить дьявольские рожи, епископ со второй попытки смог перекинуть больную ногу через голову лошади и оказаться на земле. Теперь он мог детальней осмотреться. Большинство вышедших на улицу крестьян не поднимали глаз, гнули спины, сжимая в руках шапки перед благородными господами. Только плакали дети. Оглянувшись на детвору, епископ саркастически усмехнулся в сторону Хоупа. Мальчик, получивший монетку от барона, уже сидел на земле с разбитым носом, второй мальчишка упрямо защищал свое, но с тремя ровесниками ему было не совладать. Монеты переходили из рук в руки, не задерживаясь ни у кого надолго. Сжимая в руке трость, молодой служка следовал за Бофортом, превратившись в тень. Сам епископ не пытался взять ее, он медленно, прихрамывая, шел мимо людей, вглядываясь в серые фигуры.
- Не бойся, теперь тебе нечего бояться. Покажи мне свое лицо. – Очень тихо обратился мужчина к замотанной в дырявую шаль женщине. Очень спокойный, мягкий голос был полной противоположностью роскоши, в которую был облачен епископ. Загипнотизированная его звучанием, женщина подняла взгляд и не нашла ничего пугающего в добрых, внимательных глазах епископа. Поняв, что мужчина задумал, секретарь сделал два нервных шага по направлению к нему. Что-то сказать он не успел, властным жестом, Бофорт прервал готовящийся вырваться поток советов о том, как лучше поступить. Женщина была больной, это понял не только епископ, но и простой люд, создавший вокруг епископа и женщины свободное пространство. Убрав с лица крестьянки сальные, грязные пряди епископ осмотрел вздутые, смердящие опухоли на ее шее и на лице, черные пятна на руках.
- Мы пришли, чтобы помочь. – Строгие черты лица потекли, уступая место улыбке человека несущего покой и свет туда, где его нет. – С нами приехали лекари и врачеватели, с нами прибыли исповедники и мы привезли вам хлеб. Повозка едет за нами…..Диего накормите этих людей.
Обратился к одному из Инквизиторов Фридгар, вокруг которого уже не было никакого намека на пустое пространство, люди обступили со всех сторон – всем хотелось получить благословение, услышать мягкое слово или насладиться секундой внимания человека которому не только повезло родиться на шелках, но и выбранного Отцом – Создателем и Матерью – Защитницей.
Тактично епископ умолчал о главном; о солдатах окружающих деревню, чтобы не дать никому ее покинуть, об инквизиторах цепко выискивающих в толпе ведьм и еретиков, об пыточных инструментах, о многом – о чем не нужно знать простому люду, если они хотят жить спокойно и по возможности долго.
- Иди и не греши…благословляю…да не отведет святая Мать от тебя своего взора…да не оставит тебя милость пресвятого Отца. – А если помирать то безгрешным, чтобы наверняка оказаться в райских кучах. Если не при жизни, так после смерти поживу власть! – так думало большинство крестьян, и епископ был их дорогой на небеса, самым надежным способом там оказаться ведь если его не услышат то кого?
Вырваться из толпы удалось только когда под присмотром Диего, послушники начали раздавать не зараженный хлеб. Не просто так люди получали еду, каждый проходил через врача, бегло осматривающих больных и зараженных, отделяя одних от других. К тому моменту пока церковник возился с толпой, барон должно быть уже успел поговорить со старостой и неизвестной женщиной, под защитой пары телохранителей – описать их другим словом у мужчины язык не поворачивался.
Кольцо епископа, которое должно было сиять на пальце, висело на цепи, на шее. Предприимчиво избавив себя от необходимости снимать его и снова одевать, Бофорт стягивал перчатки с рук, которыми трогал больных и благословлял страждущих. Секретарь так же заметил, что церковник не прикасается к больным, именно это его остановило, а не властный жест епископа. Снимая перчатки, стараясь касаться их как можно меньше, Фридгар протянул их своему помощнику. Тот взял их чистой тканью и куда-то унес. Никто из крестьян так ничего и не понял, воспринимая все как должное, у благородных часто мерзнут руки, у всех мерзнут.
Староста попытался завладеть рукой мужчины, но у того ничего не получилось – Бофорт успел раньше. Заметив движение старосты, Фридгар отвел руку назад как будто, так и собирался поступить изначально, послушник за спиной быстро вложил в нее трость, ничего не заподозрив.
- Снова ничего мне не скажешь? – Слова относились к барону, пока Фридгар обратил внимание на женщину. Она была здесь явно лишней, не вписывающийся в образ крестьянки. Задумавшись о делах насущных, Фридгар было протянул ей руку, но вспомнив, что кольцо находится на шее, решил обойтись без официальной части.
- Мое почтение леди, могу я знать ваше имя?