Который мог быть час? Утро, возвещавшее начало дня или же вечер, знаменующие его окончание? Несведущим было бы сложно сказать с уверенностью, что нынче за время суток, ведь в здешних глухих чащобах безраздельно господствует сумрак и никогда в этом лесу не бывает по-настоящему светло. Но любая ведьма чувствовала себя средь раскинувшихся на много миль лесных зарослей в безопасности и страха не испытывала. А вот простые смертные не упускали случая ради красного словца упомянуть о дурной славе, или даже о проклятье, тяготеющем над лесом. Сама Вербурга не без основания считала, что единственный лес, что поразило несчастье – Моргардский, и имя бедствию, что терзает его жителей − невежество.
Женщина тряхнула головой, прикрыла глаза и втянула в легкие воздух, напоенный цветением и благоуханием. Ей совершенно не хотелось думать о чем-то ином (ни о фанатиках, которых пригрела одна из королевских семей, ни о надвигающейся войне с Фйелем, ни о белой кобылицы, которая зовется чумой), лишь примечать колеблющуюся завесу ветвей, да солнечные лучи, пронизывающие зеленую мглу. Скоро листья окончательно опадут, погребая под собой мох, что оплетал землю причудливым узором, и под ногами не останется безымянных цветков, что по весне заполоняют все вокруг подобно шелковым нитям, расцвечивающим пышный ковер трав. Именно за ними, к слову, и явилась леди Кителер. Осень – прекрасная пора для пополнения запасов. Травяные сборы вобрали в себя всю силу солнца и земли, и исправно послужат людям, которым ведомы их тайны. Вербурга шагала безмолвно, порой бесшумно раздвигая кустарник, не желая потревожить щебетавших птиц, на которых знатные лорды порой устраивали охоты. Стеной стояли березы, вязы и дубы. Густая трава и мох поглощали шум шагов. В этой части леса не было даже намека на тропинку, а если волей случая и встречалась таковая, то тут же пропадала, теряясь в зарослях остролиста, терновника и папоротника.
Время от времени попадались и следы привала. Выжженная земля, примятая трава, петерианский крест из двух плохо подогнанных друг к другу палок, окровавленные ветки. Здесь готовили ужин, тут служили свои обряды, там перевязывали раненого (или раненных). Но люди, побывавшие здесь, исчезли. Возможно, их поглотил лес, лишний раз дав повод простолюдинам посудачить о неведомой силе, правящей бал под сенью шатра из листьев и ветвей. Возможно, благородные господа, уже добрались до своей обители, и под надежной защитой толстых замковых стен, рассказывают отпрыскам о своих приключениях и злоключениях, что постигли их в лесной чаще. Возможно, они вовсе не собирались отправляться ни восвояси, ни в загробный мир, а притаились где-то здесь, желая выследить ведьму и передать её в руки правосудия. Леди Кителер отгоняет дурные мысли, однако, те не спешат рассеиваться. Инстинкты ли, ведьмовской ли дар, но что-то говорит ей о том, что она больше не одна здесь. Женщина впивается в чащу внимательным взором, скользит по листьям и сучьям, в попытках высмотреть колыхнувшийся листок или услышать треск преломленной ветки. Но вместо этого, Вербурга слышит звонкий девичий смех. Спустя несколько мгновений, перед её глазами предстает худенькая светловолосая юная леди. Должно быть она решила догнать какого-нибудь юркого кролика, или поближе рассмотреть пеструю окраску диковинной птицы, коих здесь вдоволь в это время года. А кормилицы, няньки да служанки наверняка руки заламывают, причитая и гадая, куда пропала их госпожа.
− Миледи заблудилась? – спокойно вопрошает леди Кителер. – Места эти дремучие и опасные. Простолюдины говорят, что здесь можно и ведьму встретить, которая предскажет судьбу. Или покажет то, что желанно сердцу.
«Не страшишься ли ты этого, девица?» − думается женщине. Впрочем, разве юные не много смелее стариков? Первые всегда были и будут храбрее. И безрассуднее тоже.