Июнь. Первый месяц долгожданного лета. Хоть погодные условия толком то и не поменялись, но все же воздух в столице потерял былую свежесть, наполнившись столь привычной для нее, да и всего Моргарда в целом, духотой и сухостью. Не так давно была определена точная дата первого заседания суда по делу королевы и груз этого ожидания с каждым днем все сильнее и сильнее давил своей тяжестью на плечи короля. Он точно знал, кто будет выступать главными свидетелями, но вопрос о том кто встанет во главе обвинений был для загадкой для всего двора и в какой-то степени для самого Дариона. Над этим решение он думал не один день, размышляя и взвешивая все кандидатуры, но практически всегда в спорах его разума более всего выделялась одна фигура. Лорд-канцлер. Бофорт, чьим местом жительства последние два месяца можно было назвать монастырь, в котором проходил так называемый "оздоровительный" отъезд королевы. Пожалуй, он был единственным человеком, который мог проигнорировать приказ короля о запрете всяческих личных контактов кого-либо из совета с королевой. Этот человек с момента прочтения писем настойчиво отрицал их малейшую правдоподобность и активно защищал королеву. Без сомнения, его доводы всегда имели под собой веские аргументы, но так просто отпускать столь серьезную ситуацию Дарион не имел никакого права. Решение о назначении человека, стремящегося всеми силами защитить Ее Величество, на роль главного обвинителя могло на первый взгляд показаться странным и абсурдным, но как лорд-канцлер Бофорт не имел никакого права ослушаться и не подчиниться воли короля, а иначе... плаха.
Отправленное кардиналу письмо не долго оставалось без ответа. Он привез его лично. День для короля с самого утра не задался. Сегодня в дорогу отправлялись трое принцев, а это значилось лишь одно: шум, суматоху и хлопоты. Провожая сыновей в путь не столь далекий, во владения барона Дрейвн, Дарион поручил усилить привычную для королевских детей охрану чуть ли не в два раза. После событий в Хаафингаре безопасность, а тем более его детей, была превыше всего. Киан холодно попрощался с отцом, зная истинные причины их отъезда. Эбрилл, в привычном для него озорном настроении, предвкушал захватывающее путешествие, а младший Дарион не понимая чего, собственно, от него хотят просил служанку привести к нему его мать. Ах, наивное дитя... Всю эту официальную церемониальность прервал секретарь короля, со срочным сообщением. Фридгард прибыл в столицу и ожидает аудиенции в приемной. К счастью, экипаж уже двинулся в путь и Дарион сразу же отправился обратно в замок.
Помещение, в котором по обыкновению, ожидали короля было не самым приятным местом, через которое приходилось проходить если не всем, то многим. Он зашел не предумышленно бесшумно, застав Фридгара за любованием чего-то из не большого окна. Слегка ухмыльнувшись, Дарион сделал шаг вперед, пустив основной упор на каблук, дабы на этот раз быть услышанным. Резко повернувшийся епископ выронил свою трость, успевшую приестся к его образу в целом.
- Бофорт.- Король был не в самом лучшем расположении духа, но не намеревался показывать это открыто. - Следуй за мной. Слегка взмахнув рукой, он показал на другую дверь, ведущую в кабинет короля. Пройдя в сосседнии комнаты первым и слегка обернувшись, удостоверившись, что канцлер за ним поспевает, король жестом руки указал место, на котором тот может присесть.
- Добрался без происшествий? Не поднимая взгляда, Дарион что-то спешно раскладывал на столе. - Нынче на дорогах не спокойно. - Он резко поднял глаза. - Не буду ходить вокруг да около. В столицу тебя вызвали не просто так. День суда назначен и он неукоснительно приближается... - положив правую руку с широко расставленными пальцами на поверхность стола, король не мигающим взглядом смотрел в глаза Фридгару. - Я намерен назначить тебя, как лорда-канцлера государства, главным со стороны обвинения. Лицо короля осталось неизменным, словно каменная скульптура и тишина повисла над ними.

Какова должна быть реакция человека, которого насильно заставляют не только поучаствовать в возможном уничтожении его, с позволения сказать, друга, но и выделяют для него особую, ведущую роль? Недоумение? Злоба? Отрицание? Или все эти чувства сливаются в одно? Этого Дарион не знал, но он смог во всей красе оценить реакцию Бофорта. Это был смех, безудержный, громкий, на грани истерики. Тот прикрывал лицо руками, стараясь скрыть от короля свои оголенные в широкой улыбке зубы, потом успокаивался, откашливался и вновь заливался в истерике. Первая реакция на неудобный вопрос многое могла сказать о человеке: кто-то зажимался и как можно скорее переводил тему разговора, в ком-то вскипали чувства и эмоции брали верх, заставляя совершать не обдуманные поступки, ну а кому-то удобней было отвлечь внимание собеседника и смех мог бы быть отличным прикрытием.
Пока епископ осознавая всю серьезность намерений короля приходил в себя, Дарион сидел напротив с каменным выражением лица. Он не был удивлен, не был рассержен или озадачен. Когда трость Фридгара упала второй раз он тяжело и громко вздохнул, закатывая глаза. Ему никогда не нравилось лишнее мельтешение в глазах, когда тот пытался быть максимально сконцентрирован.
Когда Бофорт заговорил о плахе Дарион слегка сузил глаза. Или он умел читать мысли или это всего-лишь предположение. Мысли и размышления короля это одно дело, а приводимые им в жизнь приказы - другое. Его воображение непомерно развилось за последние пару месяцев, чуть ли не каждый день представляя королеву в объятиях Ардерна, а после снова и снова воспроизводя в памяти картину его смерти. Если бы все его мысли в то же мгновение становились явью... какой бы хаос здесь творился.
- Никто не собирается отправлять тебя на плаху. - Ну, если конечно в ходе суда не выяснится, что все это время ты был в сговоре с Ардернами и королевой.
Он слегка поерзал на стуле и выпрямившись, сложил кисти в замок, положив руки на край стола так, что локти немного свисали. Не отрывая взгляда от лорда-канцлера, Дарион удостоверился, что тот наконец пришел в себя и готов продолжить разговор.
- Прости, это нервное… Король лишь выдавил кроткую улыбку. - Не сомневаюсь.
- Ни для кого не секрет где ты провел последние два месяца. Не является тайной и то, что ты активно поддерживаешь позиции королевы, отрицая сам факт ее причастности к этому делу. - Он сделал легкую паузу. - Граф Брайен Хоук и граф Зарин Мирцелл будут выступать в качестве судей, совместно с твоим братом - графом Бофортом. Граф Виндзор не будет принимать участие в суде, его... настрой я счел не уместным. - Это был, пожалуй, единственный человек чья убежденность в абсолютной виновности Мод Уорчестер превышала подозрения самого Дариона. Поставь он на место главного обвинителя Гидеона, вероятность сокрытия правды и числа ложных обвинений могли возрасти, а король с самого начала расследования желал по кусочкам воссоздать картину тех дней и докопаться до правды, даже если та сможет окончательно отравить его сердце.- Если твоя уверенность в невиновности королевы действительно так сильна, то какие бы обвинения ты ей не выдвинул - она сможет оправдать свое имя, не так ли? - Он слегка отстранился. - В день обыска покоев королевы ты сказал: "Если приказы королевы и короля противоречат друг другу,  чьему приказу обязаны подчиняться мы все?"- И снова он выдержал мгновение тишины - Так чьему же приказу ты подчинишься, Фридгар?

Забавно, как быстро может меняться в лице человек, который осознает всю серьезность сложившейся ситуации. И в эти доли секунд, когда улыбка бесследно исчезает, а в глазах можно прочитать тысячи вопросов, можно разглядеть истинные чувства, переполняющие человека. Невозможно прожить при королевском дворе без хорошо отточенного навыка лицедейства. Улыбаться нужным людям, заводить малоприятные, но выгодные союзы и соглашаться с тем, с чем соглашаться совсем не хочется. Как бы он не хотел оградить себя от таких людей полностью избавиться от них не получится никогда. Именно поэтому в его совете были те, кто не взирая на угрозу гнева короля мог сказать ему в лицо то, чего он не желал слышать и обратить его внимание на некие вещи, которые он предпочел бы не заметить. Но, разумеется, всему есть свой предел и принимая королевскую милость за слабость можно навлечь на себя страшные беды.
За их не долгую беседу Бофорт умудрился не меньше двух раз напомнить Дариону кем он является в первую очередь, как будто король и сам этого не знал. Или же он чувствует в воздухе запах приближающегося урагана, которому подвластно смести все на своем пути, оставив не тронутыми лишь тех, кто успел покрепче вцепиться в насиженное им место. Если королеву признают виновной изменится все. Для врагов, долгие годы стремившихся сломить его это станет призывом к действию. Король в сорок четыре года вдруг оставшийся без наследников мужского пола, а единственная дочь - королева чужого государства. Не слабое наследство он ей оставит. А как будет рад Чарльз.. Нет. Этого не должно случиться. Ни при каких обстоятельствах. Если события будут развиваться печально, Дарион никогда не отдаст трон Моргарда Анне. Никогда женщина не будет править его землями. Власть перейдет, как и положено, младшей ветви Мирцеллов - Зарину и его сыновьям. Но это был один из самых не желательных сценариев.
- Я встречался с ней. Еще до того, как она была выслана в монастырь.- Это был их первый и последний разговор после выдвинутых обвинениях. - Она не признает своей вины, это верно, но кто на ее месте сознался бы в содеянном? Признание означало незамедлительную смерть, а отрицание помогло выиграть время. Она не кидалась мне в ноги с мольбой о пощаде. В ней не было страха. Эти письма казались ей смешными. - После их разговора абсолютная уверенность в ее предательстве пошатнулась. Слишком спокойна она была для человека, которого уличили в подобном.
Интересно, смог бы человек, пусть и такой набожный как Мод Уорчестер, солгать перед лицом Богов дабы сохранить свою жизнь? Человек в порыве отчаяния готов на многое.
- Она поклялась - хорошо. Я хочу поверить в это, но предъявленные ей обвинения слишком велики, чтобы закрывать на них глаза по средством исповеди. - Он слегка подался вперед, положив правую руку поперек стола. - Я хочу получить доказательства ее невиновности. Хочу увидеть их собственными глазами, как видел те письма, написанные ее рукой и отмеченные ее печатью. Я привык доверять тому, в чем лично могу убедиться. - Его лицо было напряжено. Он смотрел на Фридгара не отрываясь. - Если бы дело касалось лишь моей задетой гордости... Но ее обвинения иного характера. Совершенно иного. Это подозрения в государственной измене и пособничестве врагу короны. - Голос постепенно становился все громче. - Настоящую истину сможет определить лишь суд. Моих личных интересов в этом деле нет. Есть лишь интересы государства.