- Капитан, но у меня столько дел! Я не могу! – мрачно смотря по сторонам и выискивая Дженри, чтобы собственноручно скрутить голову юнге, Двейн пытался отказаться от сурового решения капитана провести диктант на свежем воздухе. Старпому хватило прошлого, когда в капитанской каюте Гордон читал вслух его творчество с таким выражением, что Барлоу решил никогда не браться за перо и не оставлять после себя следы в виде текста и рассказов на бумаге.
- У нас столько работы, мне ещё надо Аластера проверить! И там такелаж, там провиант… И, ром! Рома мало! Мне надо на берег проследить за покупкой бочонков с ромом!
Пытаясь надавить на капитана методом важных дел, Двейн все равно плелся следом. В одной руке было ненавистное перо, в другой лист – будущий предмет его ужасных мучений.
- Ну, капитан!
Погода стояла дивная. Весна, свежий ветер, бьющий в спину, теплые лучи солнца. Ясное голубое небо, редкие белые облака.
- И кролик бежал по зеленой травке...
Сжав зубы, сжав перо и едва сдержав злобный, как ему казалось, а на самом деле полный мучения стон, Меченный углубился в рисовании каракулей. Перо с силой оставляло отметины на ни в чем не виноватом белом листе, желание порвать этот клочок бумаги рос все быстрее, стоило старпому увидеть на что облокачивается капитан.
- Дженри не умеет сочинять сказки… - шипя себе под нос, Двейн решил действовать так, как действуют все обучаемые. Делая умный вид, что он уже все написал, старпом приподнял чуть голову и скосил правый глаз в лист Абимболы. Буквы у чернокожего телохранителя были разные, они прыгали, отрывались друг от друга, превращаясь в какие-то кружочки. Щуря правый глаз, разбирая написанное Абимболой слово, Барлоу попался на горячем. Вздрогнув, как и второй ученик, Меченный углубился в свой лист, и стал очень быстро что-то в нем записывать. Вскочить не давал пистолет, успокаивающий беглеца каждый раз, точно кнут раба. И все бы ничего, если б не Дженри!
- Кто тебя за язык тянет, медуза тебе в печень, гребаный юнга!
Зло шипя, обещая все морские кары на голову автора книги про кроликов, Барлоу протянул свой лист капитану. Пальцы несколько раз сжали лист, проводив его встревоженным взглядом, Двейн сел обратно и скрестил на груди руки, принимая боевой вид и выражение лица.
Фиаско было на лицо. Вот только сам Барлоу был не согласен.
Криво и безумно улыбаясь, смотря на капитана, не понимающего почему буква Ж стала буквой П, попутно ткнув локтем в бок умного Абимболу, старпом выдал свое первое объяснение. Но когда его не поняли и навели пистолет, Меченный подскочил с места снова. Нет уж, букву П на этот раз он отстоит!
- Ну, что? Я хотел сначала написать букву Ш. Потому что Шлюха. Но ты бы опять сказал, что не правильно и не красиво! Вот я и написал П! Чем тебе не нравится буква П и почему она не подходит? Ты же сам сказал – надо быть… Этим, как оно, образованно-культурным человеком!
Дженри выискал картинку с буквой Ш, покраснел и сразу же положил её обратно в кипу таких же картинок, явно не зная как показать её капитану. А вся причина была в том, что Двейн заставил умельца в их команде нарисовать заново эту букву. Под четким руководством старпома, матрос нарисовал на этой картинке штурвал, который обнимала голая шлюха.
Но убийство было сорвано, Двейн собирался бежать назад и прыгать с кормы в воду, дабы его не застрелил Гордон за творческий нестандартный подход в мудрости написания слов, как появился незнакомец.
Лицо Барлоу по мере откидывания пол плаща и громкого слова «брат» приобретало растерянность, недоверие, а после и панику. Оказавшись в медвежьих объятиях, стиснутый и приподнятый над полом, Меченный был оглушен и ошарашен.
- Пусти! – рявкнув, стараясь избавиться от крепких рук и бороды напротив, Двейн сцепил зубы и попытался добраться до своих ножей. Надо было срочно что-то делать.
- Да ты вообще… - охнув от доброго тычка в ребра, Барлоу побледнел ещё больше. Благодаря чему татуировки на его лице стали ещё чернее. Шляпа с головы слетела при первом объятии, и восстанавливая дыхание, старпом окаменел, забыв напрочь про штурвал, капитана и женщину, ставшей проституткой, являющейся шлюхой по общетильскому определению.
- Любимый братец был я егойный. В люльке меня качал, сиську давал, сопли утирал…
- Вальтасар! – вспомнив имя брата, младшего брата, Двейн от бледного лика перешел к бордовому. – Ты что, рыбий потрох, несешь? Ты что здесь делаешь?! Чтоб мне сблевать ядовитой медузой, якорь тебе в глотку! Какая к Марису люлька, какая к черту си…?!
Собираясь заткнуть своего кровного родственника, Барлоу наступал как обычно скоро и быстро. Рука, тянувшаяся за ножом недавно, метнулась за ним снова. И он бы определенно постарался прирезать Вальтасара за такую ложь от слепой радости, если б не выстрел капитана. Испугались все, от неожиданности. Меченный в процессе нападения, ушел в сторону, перецепился из-за вскочившего Абимболы, упал на новоявленного брата, повалив его на пол палубы, оказываясь сверху. Гробовая тишина сменилась хохотом Гордона. Рыча, Двейн вскочил как можно быстрее с Вальтасара и бросил полный осторожности взгляд на Гордона.
- Абимбола знать, что буква Ж. Абимбола написать Ж. Абимбола не Двейн.
Чернокожий телохранитель время зря не терял, он взял лист старпома и читал написанное Меченным.
- Дай сюда, в свои каракули смотри! – вырвав свой лист из рук Абимболы, Двейн на время забыл обо всем,  дыша злостью и нервно приглаживая свой затылок.

-Валтасар, если позволите,  мистер Фицрой, капитан. Впрочем, то дело прошлого, зовите меня лучше Вигго, и имя славнее и история за ним  удачнее. – улыбнулся  новоявленный братец и беззаботно улыбнулся,  глядя прямо в глаза капитану, крепко пожал его руку и явно не собираясь  спасаться ни бегством, ни даже  тактическим отступлением,  казалось, он на Грешнике  давно и, что более  странно, надолго, точно родился здесь в этой команде, а о гневе брата не волнуется, чего уж там,  родной же ж братец, ворон ворону глаз не выклюет, а выклюет, так выплюнет.

В каюте капитана  Барлоу-младший освоился и того быстрее, опустив свой мешок с вещами на пол, под табурет, почетное место капитана  занял безотказно, ром отхлебнул благодарно, похвалив его, крякнув от души,  широко улыбнулся и бесстыдно, не скрываясь, сунул нос и в карту маршрута и в бортовой журнал, вроде «всего одним глазком» и «всего минуточку», но этого ему хватило чтобы заметить и груз, и маршрут и  все перипетии капитана и команды за прошлый день.

-Словами не передать как я  счастлив видеть вас, капитан,  человека,  заботившегося все эти годы о моем, нет слов, замечательном старшем брате, о его странностях в голове -  а ведь он временами тот еще оригинал, и о его насущных потребностях – коих и в юности было не мало, с возрастом они наверняка только росли. Как его кровный родственник… кровный, я сказал,  Двейн, кровный,  и незачем проверять мою кровность своим ножом, нож у  меня тоже имеется, но я же не колупаю в тебе дырку чтобы исследовать ее на родство и без того мне ясно что ты мой возлюбленный старший брат и никуда ты от этого не денешься. Хотя бы при капитане сдержи души порывы, а то могут подумать будто ты мне не рад, что совершеннейшая полнейшая неправда. Сам же только что аж на палубу меня завалил,  чтобы обнять покрепче, с ног сбился на встречу мне рванув.  Возвращаясь к вашему предложению, капитан, списание на берег это конечно славно, но ежели позволит ваша капитанская милость, я бы предпочел побыть с моим свеженайденным братцем подольше. Скажем  пару-десятков лет под вашим флагом.  – Вигго придвинул к себе чистый лист бумаги,  ловко, да так что не всякий успел бы отреагировать, жестом привычным  вынул из-за голенища сапога большой  нож, взял перо капитана,  аккуратно отточил его,  действуя ножом столь ювелирно, что  мог изумить даже собственного  брата. Затем окунул перо в  чернильницу, аккуратно сняв о край излишки, и красивым каллиграфическим почерком монаха на трех языках выписывал  маршрут «Грешника» по памяти, перечислил и груз, вес и созвездия, на которые был вынужден ориентироваться корабль. – Вы знаете, я же ради братца готов на все и чуть на большее, и, видя вашу доброту к нему,  а ее, видит матушка-защитница, понадобилось немало раз уж он у вас под боком и до сих пор, мой святой братский долг отблагодарить вас тем немногим на что способен Вигго Барлоу, небезызвестный многим навигатор, сказитель, путешественник и просто славный моряк.

Высунув от усердия язык, фиолетово-синий от чернил, и когда только успел, Вигго закончил перепись страницы бортового журнала и положил листок перед капитаном, рассеянно почесывая пером за ухом, а потом и вовсе его за ним забыл.

-Капитан, может все ж таки рассмотрите возможность не разлучать  двух братьев,  прикипевших душой и телом  друг к другу после долгой мучительной разлуки. Семейные узы они дело такое… тонкое. А вдруг старпом-то ваш в разлуке заболеет, захворает,  с чахоткой сляжет не перенеся расставания после долгожданной встречи? – взгляд Вигго обратился к капитану,  игнорируя любые попытки Двейна выказать протесты, тем более что он там напротестует, ежели у него из носу дорожка кровавая пошла, наверное чихнул неудачно или падая случайно ударился. – Видите! – тыкнул пальцем в окровавленную жуткую морду брательника. – О чем я  и говорю, скоро кровушкой харкать начнет. Это все от тоски по мне,  не надо быть  глазастым чтоб понять сие. Он же в душе котеночек ласковый, хоть и скалит зубы как тупорылая акула. Знаааааем мы его, с детства он не умел признавать  свою чувствительную натуру. – ласково протянул  Вигго,  с нежностью глядя на брата, но в нежности той сквозило столько безумия, что могло потягаться с самим Двейном и  жутким смехом капитана. - А уж коли вы тут грамотность повышаете команды, могу, ежели что, по мере надобности подсобить в качестве учителя для отроков хоть и уже крепко не юных, но от того не менее любознательных. Я к любой работе справный. Из пушки палить, саблей рубить, у штурвала подменить, на берег с грузом сходить, у торгаша глаза отводить, к врагу промеж акул доплыть, где наша не пропадала. Все испытал, все знаю. Барлоу ж мы,  все такие, в воде не тонем, в огне не горим, ромом просмолены, боями прокурены. Порода наша такая. Но уж больно по братцу тоскуется,  вы и в его глаза-то загляните! Не признает, а сам едва слезу держит, бедолага.  Стосковался все же по родственным узам.

Глаза Двейна и правда красным заотсвечивали, то ли от гнева лютого, то ли и правда от душевной  растроганности,  кто ж тут сходу разберет без еще одной кружки рома.

Отредактировано Viggo Barlow (2015-04-12 15:18:00)

Двейн спал и видел прекрасное – море, Грешник, штурвал и рыжая Абби. Абби обнимала его и ворковала на ухо, предлагая пойти в каюту и заняться более важным делом, чем вахта. Её шаловливая рука оказывалась все ниже и ниже. Дойдя до желаемой цели, эта миниатюрная нежная ладонь провела по паху пирата, намекая своим жестом на продолжение. Эти же пальцы справились с пряжкой ремня и нырнули внутрь, одаривая мужчину приятной лаской.
Двейну было хорошо как никогда. Море, полные ветром паруса, солнце, бьющее в спину. Рыжая красотка (правда быть её здесь не должно, но… к Марису всё!). Конечно, он отдал команду Абимболе присмотреть за штурвалом. Опытным взглядом мастера оглядев свое сокровище, зная на нем каждую царапину, Барлоу после проверит на наличие новых и не дай Марис им появиться на резном красавце!
- Детка! – взрыкнув, Двейн ощупал и смял ягодицы Абби, задирая ей платье и с улыбкой разглядывая прелестную красотку. Шаловливая кошка смеялась и вырывалась, но они, наконец, достигли каюты. Из которой Меченный выставил Эдмунда, вышвырнув треклятого счетовода за дверь и закрыв её за собой. Вслед Эвандеру полетела и его книга, в которой он постоянно записывал пополнения их «казны» и то, сколько этот ублюдок высчитывает за ущерб с него, Двейна Барлоу!
Раздеваясь на ходу, бросая шляпу на пол и стягивая с себя рубаху, комкая её, пират наступал на свою добычу.
Два тела сплелись на кровати. В шорохе срываемых друг с друга остатков одежд, тихого смеха и стонов. Руки Двейна изучали Абби, его мозолистые ладони проходились по её ногам от коленей вверх, до бедер, задирая ненавистное платье и скорее дразня, раззадоривая, чем лаская, нежную кожу. Он мял её губы, врывался в её рот и с наслаждением испивал чужие стоны.  К шороху одежды прибавился скрип кровати, довольный вскрик молодой женщины, проститутки, служительницы Дома Наслаждения, жрицы любви. Тела покрывались испариной, в полумраке каюты от скудного света масляного фонаря блестя и отдавая бронзой.
Что может быть лучше свободного моря, Грешника и рома? Золото и шлюхи.
Страстные объятия куртизанки, отдающейся ему со всей страстью. Выгибающейся навстречу, просящей ещё и ещё, подставляющей шею для отметин дикой похоти и возбуждения. С рыком, стоном, влажными поцелуями, объятиями и шепотом двух сплетенных воедино любовников.
Это был прекрасный день.
Мысли о штурвале покинули голову Двейна. В этот  момент он почти любил эту Рыжую Абби, их укачивало на волнах страсти, их тела стремились друг к другу, но…
Внезапно все померкло, Абби растворилась в темноте, на мгновение приняв облик капитана, безумно хохотавшего. Не успев возразить, Двейн ощутил, как у него стали болеть ребра. А ещё не было кровати, были жесткие доски и соленый морской воздух, касающийся затылка и развивающий темные пряди волос.
Открывая глаза, пират первым делом услышал шум волн.
Какого черта, кракен подери?!
Перед глазами было море, садящееся солнце и…. Они были в маленькой лодке. Пытаясь сесть, Барлоу заметил своего новоявленного братца и кандалы. Первым делом ощупав себя, не найдя ни одного ножа, Двейн сразу же оскалился, смотря на читающего Фицроя.
И если в первые секунды он почти был согласен накинуться на Гордона и разобраться за такие шутки, то в последующие бормотания Вигго, Меченный был не уверен, что стоит кидаться именно на Крысобоя.  Пытаясь отодвинуться подальше от брата, который был не в себе и нес бред, Двейн с огромной надеждой уставился на капитана.
- Ты правда уверен, что тебе нужен он в качестве навигатора? Тебе одного меня мало? Да ты послушай его! – надо было оправдываться и срочно спасать свое положение, что пират и принялся делать. – Шраму нравятся пальцы, он никогда не отказывается от моих угощений. И ты несправедлив, Гордон, мои самодельные обереги работают и работают правильно. Они нам помогают и приносят удачу!
Решив промолчать, да и не следует знать Фицрою, что с их штурвалом на Грешнике тоже кое-что не так, Двейн мудро заткнулся. Тем более после такого сна и рома с секретом, возбуждение все ещё не покинуло тело пирата. Отчего последний был крайне не доволен, что они в море, а не в порту, где до борделя рукой подать.
Вставая и дергая кандалы на себя, тем самым придерживая рвущегося к парусам брата, Двейн растер свои ребра. Решив обязательно спросить с Эдмунда, пинал ли тот его при погрузке двух тел в лодку (на кого ещё можно подумать то?!), Барлоу потер свой затылок. Шляпа тоже осталась где-то на Грешнике.  На его лице кровь уже засохла, взявшись корочкой, явно не грозясь пойти вновь от радостной встречи с братом. 
Первым делом они поставили парус, цапаясь и выясняя отношения кто что будет делать. Через некоторое время парус наполнился ветром, но они все ещё спорили, касаясь даже вопроса какой морской узел лучше.
- По звездам определить легче. И я не согласен насчет ветра! Ветер будет, но не громадный, как ты описываешь, Вигго! И нет, это не будет дыханием Мариса или Рейвоса! Грешник стоял в Виргате. Мы либо на юго-востоке, либо на юго-западе. Из этого следует… Да послушай ты меня!
Прервав песню о Рыжей Милли, сразу же вспомнив о приснившейся Абби, беря себя в руки, Двейн обернулся и уставился на Гордона.
- Такой навигатор заведет нас в логово Кракена. И прекрати петь, Марис подери! Небо темнеет, звезды скоро появятся. Ветер крепчает, надо быстрее определять курс.
За их спинами на горизонте темнело. И дело было не в подступающей ночи, это были тучи, тяжелые и темные, не предвещающие ничего хорошего. Быть мокрой крысой в лодке посреди океана Двейну не хотелось, а лежащие два весла на дне лодки судя по всему им придется применить. Определяя курс, двое Барлоу спорили и приводили аргументы, то обращали внимание на Южный Крест и Центавра, мерцающие тускло, плохо проявившиеся ещё на небе, то припоминая под каким углом было солнце и переводили всё на невидимую карту, в качестве которой использовали все тоже дно лодки.
Конечно, капитан не дал задачу оказаться именно в том порту, где они были или возле Грешника. Сойдет и берег, бухта, но сам Меченный жаждал быстрее оказаться на суше и уже там придушить Вальтасара.
-  Кракен раздери тебя, ты видишь это созвездие?! И я его вижу! Значит, нам следует малость подправить твой курс по моим указаниям. Но конечно… - бросив мстительный взгляд на Гордона и предателя Шрама, выглядывающего из камзола их капитана, Двейн вновь потер свои саднящие ребра.  Цепь на кандалах неприятно зазвенела, а само кольцо царапало и натирало кожу на запястье руки. - … Если у капитана так много времени, а значит и у нас тоже, то мы можем позволить себе и дальше путешествовать в поисках новой земли.

Что бы вы думали? Предложи капитану – любому, не только рыжему хохотуну, варианты курса, и он непременно выберет тот что ты забыл предложить в силу крайне мудрых причин. Вот и сейчас все произошло как по писанному. Пока лодку швыряло и метало точно белье на плотине, единственная радость – кроме мысли что капитан,  сукин он сын, вымочит свои портки, книжонку и крыску  - была затея поизводить братца. Изводить его было легко и приятно, благо точек соприкосновения было  столько, что куда не  ткни – всюду на любимую мозоль попадешь. Под конец Вигго притомился и все конфронтационные заявления Двейна встречал угрюмым молчанием,  то и дело оборачиваясь и  упрямо глядя на тот курс, который ранее предлагал и вид у него при этом был столь сосредоточенный, что  лодка могла на дно пойти, а он и не  сшевельнется. Спасение Барлоу-старшего вообще прошло в полном  тумане, он, Вигго, и не сомневался что море вырыгнет братца так, как отрыгивает пьянчуга в портовой таверне кусок застрявшего сухожилия, но вот досада попутно  тот был прикручен к  Вигго, а кто  ж его знает как морской черт посмотрит на то, что к его любимцу Двейну прикручен цепью Вигго, с которым у черта давнишние счеты до сих пор не подведенные до итога. В итоге тело ухлебавшегося окоченевшего Двейна было благополучно  устроено на дне лодки и можно было отдаться волнам и просто наблюдать как спрогнозированные шквальные порывы ветра несут их туда, куда и говорил Вигго, но кто же слушает бородатых вещунов?

Смежив веки, он погрузился в сон. В сон с теплым ароматом хлеба от рук матери, ее светлыми кудряшками вокруг белого лица с румяными, точно наливные яблоки, щеками, в скрип телеги с припасами, поставляемыми в дальние склады, когда покачиваешься  на жесткой скамье, глядя поверх спины клячи, лениво обмахивающейся хвостом от изводящих ее слепней и оводов, в яростный раскат грома, ослепительный  промельк молнии, и оглушительный удар  гнева богов в землю,  расщепивший старый могучий дуб на двое. Лошадь поднялась на дыбы, срываясь, выламывая оглобли телеги, и понесла прочь, опрокинув телегу и протащив ее по земле, разбивая об острые придорожные камни. Будь Вигго в той телеге и несдобровать ему. Но уберегли боги, спасли своего ущербного любимца, отвели,  отманили от телеги за шустрохвостой яркой лисой с лисятами, и потому сейчас стоял Вигго глядя на  дымящееся рассечённое дерево, на  обломки телеги, на изувеченные тела помощника отца и мальчишки взятого на погрузку и разгрузку телег, ступни еще ныли после того как он внезапно, на ходу, увлекшись рыжим пятном,  спрыгнул с телеги и побежал глядеть на зверей, словно не видел ни разу. Тогда-то и заслышал он в первый раз так отчетливо голоса вещунов, точно закричала толпа бесноватая прямо в его уши. Зажал голову, завизжал, закричал сам, силясь перекричать их крики, перевыть их вопли. Но не было никого вокруг, ни единой живой души, лиса и та исчезла, точно не было ее, и лишь скрипело истерзанное дерево, шипя опаленной кроной, занимаясь пламенем, и жужжали безразличные ко всему мухи, садясь на лица и тела погибших.

Вигго разлепил вежды, оттер лицо от соли моря или слез, сел, пошатнувшись лишь раз, одурь от  зелья капитана уже вышла вся. Проверил свои амулеты на шее, запястьях и щиколотках, на месте ли, целы ли,  пробормотал короткую молитву и поднялся на ноги, выбираясь на сушу из разбитой лодки, дружелюбно ткнув кулаком под ребра брата.

-Пробудись, и да наступит новый день. Боги расщедрились и дали нам шанс еще покоптить это небо. Нечего тратить время на сны. Нас ждет мир целый.

Он перешагнул борт лодки и решительно потащил за собой брата на цепи, и судя по легкости с которой он волок и лодку и брата в ней, силой Вигго был наделен недюжиной, хоть и скрытой до поры, а когда напряжение цепи спало, первым рванул резво к добыче – крупной раковине моллюска, привычным движением, не глядя, заехав вбок локтем,  которым намеревался припечатать покушающегося на еду брата.

Завершив трапезу, долго ли голодному одного моллюска заглотить, поднялся, руки о штаны вытер,  бороду огладил, и капитана по плечу  крепко так хлопнул панибратски, заодно наслав ему головную боль да покрепче, раз уж им ее он не постеснялся добавить своими проверками и непослушанием о курсе.

-Ну что, капитан, дорога ждет, значится. Пойдем, что уж. – и переступил односапожными ногами, хозяйственно перекинул через плечо тюк с парусиной, крякнул, приосев в коленях, мокрая парусина тяжелая, как грешное проклятие, и поволок вперед, не дожидаясь указания куда идти. Ноги сами вели его. Он ощущал каждую звезду на небе, затянутом еще грозовыми тучами, и шел по ним как кит плывет по течениям моря, ощущая их всем телом своим.  Песню затягивать не спешил, а вот рассказывать о детстве Двейна принялся, причем по его басне выходило, что не было никого другого столь склонного к неприятностям и шалостям, кроме как братца старшего.

Отредактировано Viggo Barlow (2015-07-21 18:07:36)