С громким стуком старинная ваза 9 века стукнулась о каменную стену покоев номарха, разлетевшись на сотню глиняных черепков. Тонкая, словно лучинка, рабыня, подбежала подобрать осколки, но успела лишь быстро улониться от второго снаряда, летящего прямо в ту точку, о которую разбился первый.
     - Что он сделал?! - Флавия занесла над головой глиняный кувшин из-под вина, который еще не успели унести после бурной ночи. Еще несколько часов назад номархиня ощущала себя абсолютно счастливой, дивясь тому, как ее муж брал ее, каждый раз, будто впервые. Будучи совершенно вымотанной, она спала без задних ног и не смогла ощутить, как ее постель опустела посреди темной ночи. Поэтому, обнаружив пропажу с утра, Домицилла не находила в себе сил ни на что, кроме внезапной ярости. - Он сбежал?! Сбежал на своем чертовом корабле?!
     Мужчина по имени Квинт, бывший сенатор, а теперь доверенное лицо номарха Балморы, стоял возле женщины и кривил губы, глядя, как его госпожа уничтожает предметы особой ценности. Аккуратно вытянув из ее рук кувшин, он отдал его рабыне и приобнял Флавию за плечи, призывая ту успокоиться.
     - Спокойнее, Флавия. Возможно, он отправился по каким-то срочным делам, потому что из гавани пропала не только "Мертвая вода", но и "Гладиатор"... - мужчина пытался утешить Домициллу, однако женщина, глаза которой уже зажглись огнем, резко вырвалась из его тощих потных рук и сжала кулаки.
     - ЧТО?! Он украл корабль? Мой корабль?! - мысль о том, что новоиспеченный муж не только смылся с острова, но и прихватил с собой достояние флота Балморы, отравляла ее сознание, превращая Флавию в разъяренную кошку, готовую бросаться с когтями на всех вокруг. Она не верила в то, что Маркус мог "отплыть по делам", зная его слабую заинтересованность политикой на Балморе, а потому все подобные доводы для нее были неутешительны. Оставалось только гадать, какого дьявола он решил сбежать, не сказав своей супруге ни слова: потому ли, что просто заскучал по морю, или потому, что этим браком просто хотел посмеяться над ней, и ждать его обратно - затея крайне глупая и бесперспективная.

     Несколько дней Флавия не находила себе места. В первую очередь она послала людей на Тиль, чтобы разыскать там незадачливого мужа и силком притащить обратно. После их возвращения с известиями о том, что Маркуса найти не удалось, новая волна подозрений накрыла номархиню. Не прошло и года, как точно так же из ее жизни исчез еще один дорогой ей мужчина, и тела его до сих пор не нашли. Что если и Лоу похитили, для того, чтобы отомстить ей или потребовать выкуп? Эти мысли, впрочем, довольно быстро оставили ее, ведь даже сама мысль о нападении на Лоу была смешна и подобна самоубийству. Затем настал долгий период смирения и отчаяния, когда Домицилла поняла, что ее попросту бросили. Чувствуя острую обиду, она самозабвенно лгала Сенату, что ее муж отлучился с важной дипломатической миссией, а сама раздумывала над планом мести, если тот когда-нибудь решит показаться в столице вновь. Затем она начала свою месть исполнять, сначала вновь приглашая к себе рабов, а потом и знатных господ. Ни те, ни другие, впрочем, не вызвали в ней ни желания, ни даже вынужденной страсти, поэтому отправлялись восвояси ни с чем. Ходили даже слухи, что вместе с людьми номархини с Тиля прибыл некий пиратский барон, который неоднократно посещал правительницу, однако сама Флавия этих слухов не подтверждала. День сменялся днем, неделя - неделей, а вестей от Маркуса так и не было слышно. До тех пор, пока однажды рабыни, готовившей ей одежду и ванную, не разбудили ее важной новостью.
     - Госпожа! Госпожа, "Мертвая вода" прибыла в порт!
     Флавия резко подскочила на ложе, потирая глаза и прикрывая рот ладонью. Последний месяц ее сильно мутило по утрам, и семейный лекарь каждое утро носил ей специальные настои, успокаивающие желудок. Залпом осушив очередную порцию, Домицилла отдышалась и спрыгнула с кровати, накинув на себя лишь летящую полупрозрачную ткань, которую использовала в качестве домашней одежды.
     - А Гладиатор? - вслед за этим поинтересовалась она, закутываясь и взбивая волнистые черные волосы. Рабыня, однако, покачала головой, возбудив во Флавии все воспоминания о том, как она ненавидела собственного мужа в первые дни после его исчезновения. Вспыхнув, она уже хотела задать свой главный вопрос, но одна из рабынь ответила на него, опережая свою госпожу.
     - Ваш супруг также вернулся. Он уже во дворце, принимает ванну.
     - Ну что же, устрою ему достойную встречу, - коварно улыбаясь, номархиня благодарно кивнула девушкам и отпустила их, а сама, босая и почти без одежды, направилась в бани.
     Спутавшиеся светлые волосы, лежащие на одном из бортов огромной купальни, она узнала сразу. Постояв молча в дверях, женщина бесшумно подошла к Маркусу со спины и присела возле него на колени. Тонкие смуглые пальцы мягко коснулись кожи на плечах и ключицах, нежно водя по ним.
     - Вернулся? - промурлыкала Домицилла, горячим шепотом обжигая ухо пиратского барона и уткнувшись носом в его макушку, - скучал по мне? - ее нежные ладони опускались все ниже, погружаясь в воду, и снова возвращались к ключицам, пока, наконец, не сжались на горле мужчины мертвой хваткой, - или думал сбежать?
     Голос Флавии мигом изменился, став холодным и требовательным. Она сдавила шею собственного мужа, уперевшись коленями в пол, и была полна желания прикончить его прямо на этом месте.
     - Где тебя носило, Муув тебя забери? - прошипела женщина, едва не окунув мужчину головой под воду.

     Конечно, глупо было думать, будто пират, у которого в кровь давно въелась привычка быть начеку, не попытался бы не оказать сопротивления. Однако попробовать стоило. Чувствуя, как ее собственные запястья немеют от сжимающих их пальцев, Флавия ощутила резкий толчок, сопровождающий ее недолгий полет от бортика в горячую воду купальни. Ободрав ногу о камень, женщина с неприязнью переступила на другую, недовольствуясь ссаднящим жжением. Кроме того, Домицилла успела хлебнуть мыльной воды и ей понадобилось несколько секунд, чтобы отдышаться и стряхнуть мокрые волосы с лица. Ее руки снова оказались в плену жадных пальцев Маркуса, сковывая свою хозяйку, словно цепи, а полупрозрачная накидка пропиталась водой, прилипнув к телу и создавая впечатление полного обнажения. Предприняв попытку вырваться, номархиня зарычала и со всей силой пнула новоиспеченного мужа локтем в живот.
     - Не смей мне указывать, ты, предатель! - огрызнулась Флавия, возведя глаза к потолку. Она тяжело дышала, раздувая ноздри и сама дивилась тому, какую ярость она, оказывается, способна испытывать. Нет, конечно, в ее жизни были моменты, когда близкие люди, особенно Клавдий, разочаровывали или злили ее, но здесь порядок решения был предельно простым: Клавдия простить, остальных подвергнуть наказанию. Лоу же был совсем другим делом - его нельзя было отправить на плаху, невозможно было отдать на потеху надзирателю с плетьми, но и простить его было совершенно невозможно. Впервые за свою жизнь она почувствовала себя ненужной, использованной, словно они заключили некий контракт, в котором только одна сторона понесла убытки, заведомо обманутая второй стороной.
     - Можешь засунуть свой подарок себе... - она не договорила, памятуя о воспитании благородной дамы. В конце-концов, Домицилла очень гордилась тем, что она, в отличие от тильских девок, которых столько лет потрахивал ее благородный муженек, еще сохранила остатки достоинства и воспитания. Ей было, что предложить ему, и это было не ее положение, и даже не ее красота. Она была ребенком правителей Балморы, а ведь именно они издревле считались потомками богов. Вспомнив об этом, Флавия отдышалась и постаралась успокоиться. Драки в горячей воде с собственным супругом - это не подобающее поведение для номарха. Шумно выдохнув, она спокойно произнесла:
     - Отпусти меня, Гораций. Я не буду пытаться тебя задушить.
     Про себя она, конечно, добавила что-то о том, что это вовсе не значит, что она оставит попытки утопить мужчину, разбить его голову о каменный борт купальни или еще что-нибудь в этом роде. Мысленно женщина приказывала себе мыслить холодно, однако обида и злость, разрывающие ее грудь, не давали ей этого сделать. Тем более, что в последние недели она и без того стала излишне эмоциональна.
     - Ах, ты слышал! Я тоже много чего слышала о том, зачем ты отправился на самом деле, - поняв, что Маркус не собирается так легко уступать ей, Флавия вспомнила о том, что лучшая защита - это нападение. Да, безусловно, слухи о том, что некий пиратский барон захаживал в покои номархини, отчасти были правдой, однако никто в самом деле не знал, чем за закрытыми дверьми занимались Домицилла и Фицрой. И эту тайну она пока не готова была раскрыть. Даже больше - возмутившись тем, что Лоу смеет предъявлять ей претензии, когда у него самого рыльце в пушку, Флавия вывернулась и со всей силы укусила мужчину за руку. От неожиданности он ослабил хватку и дал Домицилле возможность развернуться и надавать ему пол дюжины пощечин прежде, чем ее руки вновь сковали оковы чужих пальцев.
     - Как... ты... посмел? - шипела она, вырываясь и пинаясь под водой, поднимая мыльные брызги и волнуя теплые волны. Учитывая, что капитан "Мертвой воды" был обнажен, номархиня очень жалела об отсутствии возможности поколотить и расцарапать все его тело, от которого разило этим проклятым морем. Сузив глаза и сжав губы, Флавия злобно посмотрела на своего суженного, почти жалея о том, что возлегла с ним в ночь перед его исчезновением, - где мой корабль? Обменял его на пару тысяч шлюх в порту?

     - Ах! Значит, теперь ты, наконец, вспомнил, что я - твоя жена? - насмешливым тоном поинтересовалась номархиня, отзываясь на очередные попытки скрутить ее, придушить, или успокоить иными способами. Кровь закипала, становясь в тысячу раз горячее воды в купальне, и Флавия не собиралась внимать словам и успокаиваться. Конечно, внутренний голос твердил ей, что она, возможно, перегибает палку и ей стоило бы для начала выслушать доводы мужчины и уже потом превращаться в разъяренное чудовище. Однако здравый смысл, как это обычно бывает, начисто отметается женщиной, если в дело вмешивается обида.
     Оказавшись на этот раз прижатой к стенке купальни, Домицилла облизала губы и вновь убрала намокшие волосы с лица. Жалея о том, что ей не удалось развить столь же мощную мускулатуру, как у ее мужа, она мечтала о том, как окунет его в воду сама. Пальцы Лоу, между тем, уже сжались на ее шее, и женщина обхватила его запястье, дабы иметь хотя бы иллюзию контроля над его действиями. Убить он ее явно не хотел, иначе бы просто ударил головой о борт и "какое горе, номарх Балморы поскользнулась в собственной ванной". Значит, действительно хотел успокоить. Флавия же не понимала, зачем. Он, наверняка, уже сделал все, что хотел: поживился в своем плавании, получил возможность править целым островом, а что еще нужно таким, как Маркус? Деньги и власть, эти два прочных столпа, на которых можно выстроить любую счастливую жизнь. Не хватало ему, разве что, наследника, но Домицилла не вполне была уверена, что он готов к таким обязательствам. Это и подогревало в ней ярость, это и заставляло ее молчать о новости, которую сообщил ей лекарь в прошлом месяце.
     Глядя на одноглазого почти с неприязнью, Флавия попыталась представить себе Марка в роли заботливого отца. Подобная картина в голову номархине упорно не шла, и женщина осознала, что, несмотря на то, что ее собственный отец был тираном и самодуром, он хотя бы был рядом с ней и ее братом. Лоу же хватило всего на несколько месяцев, прежде, чем он слинял от нее без предупреждения. Надеяться на то, что появление наследника что-то изменит, было бы глупо. В конце-концов, потому балморийцы и отличались от людей с материка, где все правители были сплошь военачальниками, месяцами проводящими вдали от дома. Для войны есть гвардейцы, главы рода - для его продолжения.
     - А тебя? Кто построит мне тебя, если тебя убьют, утопят... - она хотела сказать "покалечат", но ее взгляд вовремя остановился на пустой глазнице. Ее собственные глаза вдруг защипали, а в горле образовался неприятный ком. Сложно было объяснить... нет, сложно было даже понять, что она испытывала к своему мужу, но Флавия определенно чувствовала острую необходимость, чтобы он находился подле нее. Их связь была странной, больше напоминающей период временного затишья перед очередной войной. Они оба едва ли были способны на любовь в привычном ее понимании, дружить у них тоже получалось с трудом. Однако Домицилла чувствовала невероятный комфорт будучи рядом с Лоу, и лишаться она его не собиралась, во что бы то ни стало. Постаравшись успокоиться, женщина не стала продолжать попытки покалечить супруга, а потому лишь глубоко вдохнула, когда его пальцы разжались на ее шее. Дальнейшие их действия она, впрочем, предугадать не могла, поэтому лишь удивленно вздрогнула, приподнявшись на мысках, когда они проникли в нее. Приподняв брови, Флавия непонимающе посмотрела на Маркуса и не сразу нашлась, как реагировать на подобное. Шумный вздох вырвался из ее груди, застав ее собственную ладонь лечь на плечо пирата.
     Сбитая с толку, все еще ощущая привкус злобы на кончике языка, Домицилла обхватила запястье мужа, дабы остановить и оттолкнуть его, однако ее тело, ее кожа, мгновенно покрывшаяся мурашками, явно были против. Слишком долго ей пришлось голодать, слишком долго изводить себя и тосковать по мужскому теплу. Несмотря на всю ту обиду, которая копилась в ней, на ту злость, она все же не противится неожиданной ласке, а только прижимает чужую руку к себе, отводя в сторону бедро и закусив нижнюю губу.
     - Ладно... - номархиня почувствовала, каким тяжелым стало ее дыхание, подавляя жажду закрыть глаза и отдаться разрастающемуся желанию. В конце-концов, как не могла помешать беседе хорошая драка, так и не смогло бы более приятное занятие. Ведь каждому нужен шанс, чтобы замолить свои грехи, - тогда объясни мне... где ты был. Зачем тебе понадобился Гладиатор. Почему ты не поставил меня в известность?

     Отчасти, Флавия понимала, насколько сложно было Маркусу принять решение жениться на ней. Ведь, произносив клятвы в балморийских храмах, он обещал не просто заботиться о ней, уважать ее и регулярно исполнять супружеский долг. Прежде всего он подписывался под тем, что отныне становится частью семьи, создавая свою собственную ячейку общества. Непривычное обязательство для пирата, семьей для которого столько лет являлась лишь его команда. Домицилла была воспитана и всю жизнь провела совершенно в иной обстановке. Она была любима своими родителями, ее оберегали взрослые мужи из Сената, а ее родной брат всегда был для нее главной поддержкой и опорой. Сама мысль об одиночестве для женщины была невыносима. Точно также, как они делили свою любовь и привязанность с ее прежней семьей, Флавия хотела делить и с новой, в которой пока был лишь один Маркус. Поэтому, она старалась понимать его, входить в положение, но это было не самое простое занятие.
     Ей хотелось донести до своего мужа самое главное. Она поддержала бы его в любом начинании, несмотря на то, нравится ей та или иная затея, или нет. Если для человека что-то действительно важно - иногда можно наступить себе на горло и отступить от собственного эгоизма. Справедливость - это то, что она почитала более всего. Даже казня своих рабов она думала о том, что поступает с ними справедливо, ведь они сами знали, что нельзя попадаться номархине под горячую руку. Лоу же заслуживал своего наказания за проступок. И заключался он даже не в том, что он покинул ее, оставив несколько недель мучиться в одиночестве. Он подорвал ее доверие - самое главное в отношениях мужчины и женщины. Сейчас сложно было судить о том, насколько легко Флавия отпустила бы новобрачного в плавание, скажи он ей все честно и заранее, но ей казалось, что даже скандал, последовавший бы за этим был бы лучше, чем то, что ей пришлось пережить.
     - Ненавижу тебя, - сморгнула одинокую слезу Домицилла. Конечно, лишиться одного из самых оснащенных кораблей балморский флотилии перед тем, как она затеяла военные действия было ужасной стратегической ошибкой. И ее кулаки уже не раз сжимались от обиды за то, что атака на Хельм с каждым разом откладывалась все на более долгий срок. Она винила материковое государство во всех своих бедах, начиная от колонизирования ее прекрасного острова, и вплоть до пропажи Клавдия, ведь Восстание не началось бы, если бы эти проклятые петерианцы не понатыкали бы своих храмов на каждом углу. Однако Флавия прекрасно понимала, что Лоу ни за что бы не понял, почему ей так важен был Гладиатор, а потому у нее ушло чуть больше времени на продумывание колкого ответа, чем обычно. Все эти раздумия ей, впрочем, не пригодились, поскольку ее супруг сам распалился от ее частых вздохов и требовательно поцеловал ее. Отметив про себя, что Маркус овладел премудростью по успокоению разгневанных женщин, Домицилла не стала отталкивать мужчину, с жадностью переплетая свой язык с его. Впрочем, удержаться и не укусить его за губу ей все же не удалось, точно так же, как и не впиться ногтями в кожу на лопатке, испустив сладостный стон. Руки Лоу делали с ней что-то невообразимое и, пусть простить его она еще не была готова, сделать в ссоре перерыв ей хотелось не меньше.
     Так же резко, как они начались, оборвавшиеся ласки сначала возмутили Флавию, а после позволили ей не сопротивляться и покинуть купальню, попутно оставляя светлую ткань на поверхности мыльной воды. Улыбнувшись на долю секунды, она косо посмотрела на рабынь, которые поджидали ее у входа в ванную комнату. Слышав крики и всплески воды, они очень удивились, видя, как обнаженные супруги вместе следуют в спальню. Подавив смешок, женщина легко спрыгнула с рук Маркуса, толкнула того на кровать, и забралась сверху, дрожащими от возбуждения руками помогая мужчине проникнуть в себя. Не касаясь никаких других частей его тела, Флавия давала понять, что перемирие заключено исключительно как шанс принести свои извинения. Сделав несколько вполне очевидных движений, Домицилла резко остановилась, серьезно посмотрев на Лоу.
     - Если ты думаешь, что я тебя простила, то и не мечтай, - предупредила она и, немного помедлив, продолжила.

     Изогнувшись в последний раз и ощутив приятный спазм удовлетворения, Домицилла высвободилась из грубых и, вместе с тем, обожаемых рук своего супруга и откинулась на подушках. Мысли перемешались, дав ей шанс на мгновение забыться и прикрыть веки. Однако, едва женщине удалось отдышаться, они вновь вернулись в ее голову, словно холодные щупальца сжавшись на горле. Где были те славные времена, когда хороший секс был лучшим средством ото всех обид и склок? Открыв глаза, она посмотрела на обнаженную спину мужа, рассматривавшего пустые колбы, и тяжело вздохнула.
     - Придумала месть поизощреннее, - бросила Флавия, повернувшись на бок и подперев голову рукой. Горло нещадно саднило, и она поискала глазами хоть какую-то жидкость, оставленную в покоях номархини. Взгляд уткнулся в изящный графин с розовым вином, разбавленным водой, и женщина завернувшись в простынь, подошла к столику и налила себе бокал. Сделав спасительный глоток, она внимательно посмотрела на Маркуса. Его лицо всегда вызывало в ней самые разные эмоции, которые изменялись с каждым новом периодом в их долгой истории. В детстве она смотрела в ясные голубые глаза, полные доброты и обожания, и видела в них бесконечный простор для доверия. В их первую после разлуки встречу Домицилла отметила заострившиеся скулы и мелкие шрамы, осознав сексуальность лица пирата. В следующий же раз, на собрании Баронов, женщина испытала трепет и страх, увидев, к чему привело ее прошлое посещение Тиля. Теперь же... закусив губу и помешивая вино в бокале, она щурилась от яркого света, падающего на покрытое испариной лицо пирата и пыталась понять, какие чувства оно вызывает теперь. Ненависть постепенно угасала в ней, уступая место отчаянию. Не надо было ей выходить за него и портить жизнь им обоим. Хотя, с другой стороны, не выйди она за Лоу, все могло бы обернуться еще хуже. Но, хотя бы, спокойнее.
     Флавия скучала по спокойствию. Казалось, что вся ее жизнь словно оборвалась с пропажей Клавдия, а после она попала в совершенно другой мир, с иной реальностью, полной хаоса. Все так резко изменилось, пошло по иному пути, сделало резкий поворот, и теперь она стояла на краю обрыва, каждый раз со страхом делая очередной шаг. Движение по лезвию ножа для той, кто всю жизнь ходил по мягкому песку. Сердце билось из последних сил, отдаваясь эхом крохотного сердца в ее чреве. Она никогда не задумывалась о детях в серьез, потому что ее брат был для нее главным воспитанником. Да и, несмотря на нарушенные правила безопасности, у них также не было возможности зачать ребенка. А с Маркусом она появилась. Чудо ли это, или наказание?
     - Это мое лекарство, - шумно выдохнув, отозвалась номархиня, глядя на пустые колбы, раскиданные по столу. Она вдруг вспомнила, какую панику испытала, когда лекарь подтвердил ее опасения и дал ей первую порцию. Наверное, матери должны чувствовать себя иначе. Разве не это самый счастливый момент в жизни каждой женщины? А Флавия была испуганна и растеряна, оставшись одна и не зная, что ей думать и делать. Проглотив вспышку обиды, Домицилла пожала плечами, - чтобы твой будущий сын не вызывал у меня таких же приступов тошноты, как ты.
     Она бросила это, злобно сузив глаза и отвернувшись. Словно произносила не главнейшую новость для их так называемой семьи, но и для Балморы в частности, а говорила о погоде. Словно Маркус и правда вызывал у нее столь неприятные чувства. Она уже потеряла ту грань, где пересекались ее реальная злость и простое желание наказать мужчину. Так часто бывало, когда настолько привыкаешь играть в безликую статую с атрофированными эмоциями, что вовсе не знаешь, где остановиться и дать волю обыкновенным типично женским слезам.

     Глядя в бесконечную даль желтой пустыни, она делала глоток за глотком, постепенно осушая свой медный бокал. Флавия слышала мягкую поступь ступней о холодный камень и все же невольно вздрогнула, когда рука Маркуса коснулась ее кожи. Мурашки пробежали по телу, оставляя за собой наэлектризованные следы, и она на секунду сжала губы. Любые скандалы всегда были для нее выматывающими, и потому она старалась их избегать. Домицилла вообще не была склочной женщиной, как ее подруги, закатывающие истерики своим мужчинам без веского повода. Она с уважением относилась к межполовой игре, но ругань была тем занятием, которому она всегда предпочитала акты любви. И все же, иногда даже олицетворение спокойствия давало слабину.
     - Может быть, и дочь, - эхом отозвалась она. Чувствуя, как ее голос охрип, Флавия откашлялась и на всякий случай поднесла пальцы к щеке, чтобы удостовериться в сухости собственных глаз. В конце концов, она не просто женщина; она - номарх. Теперь ей не положено разводить сопи, каким бы веским ей не казался повод. Повернувшись лицом к Лоу, Флавия еще долго не решалась поднять на него взгляд, собираясь с силами. Она рассматривала его ключицы, мелкие светлые волоски на груди, длинные шрамы на обнаженном торсе. Когда же ей удалось совладать с собой и посмотреть в лицо мужчины, тот улыбался. Этот гад всегда улыбался, даже когда это было совершенно не к месту. В этот же раз его улыбка заставила ее не разгневаться, но обеспокоиться. Он делал вид, что счастлив? Ему было смешно? Что скрывалось за его растянутыми губами? Желание стать отцом или простая беспечность, которая, казалось, отравила его кровь куда больше, чем Тильские нравы.
     - Если бы ты знал и свалил, как ты и сделал, твое тело уже покоилось бы на дне в прибрежных водах Балморы, - угрожающе заметила Флавия, сжав зубы. Она несколько мгновений злобно смотрела на Маркуса, думая, не забрать ли у него бокал с остатками вина и не плеснуть ли ему в лицо, но вовремя остановилась. Огни в ее глазах погасли, уступив усталости и мольбе о помощи. Пока он скитался невесть где, она не единожды спрашивала совета о том, как ей поступить, у самых доверенных лиц. Уже потеряв надежду на то, что ей удастся обсудить подобный вопрос с виновником происшествия, Домицилла успела позабыть о том, что подобное решение касается не ее одной. Выдохнув и отведя взгляд, женщина покорно положила ладонь на предплечье супруга и коротко погладила его. - Я сама узнала только пару недель назад. - Сразу после визита одного твоего пиратского друга, - хотелось язвительно продолжить ей, но она удержалась и только серьезно посмотрела на Лоу. - Еще не поздно избавиться от... этого, - она сразу поняла, что поторопилась, обозвав едва зародившуюся в ее утробе жизнь "сыном". Лекари говорили, будто первое время это нечто и на человека мало похоже. Она не чувствовала той легкости, которую пыталась изобразить своим решением, однако и отчаяние, преследовавшее ее, будто хищная кошка, не позволяло ей отметать подобный исход. Толком не понимая, что ей движет: желание освободить мужчину, или еще крепче привязать к себе, она на секунду расслабилась и ее глаза защипали от непрошенных слез. Говорить о том, что Флавия любила Маркуса, было бы слишком глупо, но она однозначно уже не могла представить рядом с собой никакого другого мужчину. Не могла и не желала.
     - Я не смогу растить его одна, понимаешь? Если ты будешь вот так вот пропадать. Думаю, мы слишком поторопились.
     Слова, которые она не хотела произносить, мысли, которые она не хотела озвучивать. Домицилла хотела вцепиться в плечи супруга и хорошенько тряхнуть его, крикнув, чтобы тот больше не смел так пропадать. Чтобы он пообещал ей, что всегда будет рядом. Буквально вытребовать из него обещание действительно ценить ее. Однако, увы, подобное было невозможно. Насильно мил не будешь и, если даже такая женщина, как она, была не способна удержать пирата подле себя, должно быть, его настоящей возлюбленной и впрямь навсегда останется море. Или свобода. Или эта немая девчонка, с которой он носится, точно с маленькой потаскушкой. А ведь как хорошо у них все складывалось в первые месяцы, когда меж Флавией и Маркусом царило это странное приятельство, не осложненное ни чем, кроме совместных попоек и ночей, проведенных в одной постели.