Чернильно-черные были тучи, сгущавшиеся над полями и лесами Ноттингема. Тяжелые, набухшие свинцом и совсем не весенним ливнем, они давили, заставляли опустить голову ниже, чуть ниже, еще ниже. Всех пригибало к земле, и как будто не в силах противиться непогоде люди Тиндейлов ходили чуточку более мрачные, чем всегда. А, может, всему виной было то, что предчувствие грозы было не только за дверями замка, над головами людей, но и в их сердцах?
Самые мрачные мысли в замке, пожалуй, были у старшей дочери Овейна сейчас. Душа ее тянулась ввысь, а руки крепко сжимали вечный крестик. И тут же прибивали ее к земле, заставляя остаться наедине со своим проклятием. Стоило ли говорить о том, как крепко подкосила ее последняя смерть? Она чувствовала, будто кровь невинно пролитая отпечаталась и на ее ладонях.
Она была красивой невестой, так говорили все. Несмелая Гвен будто с другой стороны открылась всем тем, кто видел ее каждый день с момента ее рождения. На лице семнадцатилетней Гвиневры Тиндейл светилось осознание того, что скоро она наконец-то исполнит то, что предназначено, как и любой другой благородной леди. Но как же она была наивна, как же тускла была ее надежда! Платье, белое и прекрасное, как и сама невеста, для Гвен навсегда покрылось трупными пятнами, поганящими саму суть таинства брака. Для любого такой удар сильно пошатнул бы, но для девушки это было уже во второй раз. И решение пришло само, как всегда, все было таким простым. Единственное спасение она видела в единении с Отцом-создателем, там она смогла бы вымолить спасение души от греха, который пал на нее. От того, что благодаря проклятию, черной тенью заслоняющего фамилию Тиндейл, погибли еще два невинных человека. И пусть лично знакомы они были плохо, это не отрицает веру в душе Гвен, что эти люди были исключительно благородными. Не отрицает веру...
Сложный разговор состоялся между ней и тетей Рослин. Тогда Гвиневра чуть не пожалела о том, что сообщила родным о своем решении заранее. Но, как всегда, боясь противиться стальной воле этой чудесной женщины, девушке пришлось смириться с решением семьи. Спасительные в тишине и спокойствии стены монастыря по-прежнему призывно звали, но были недоступны. Конечно же, так легко ее бы не отпустили туда, где она уже не сможет принести пользу. Как бы горько не было осознавать это, почему-то ей казалось, что виной всему именно планы отца. И в страхе оставалось ждать очередного решения о помолвке, упорного и бессмысленного. Вера в неудачу была так же сильна, как вера в благоразумие Овейна Тиндейла.
В смятении провела Гвиневра годы. В ожидании чего-то, что нависло острой сталью над тонкой белой шеей. Каково же было ее удивление, что спустя три года отец сказал, над чем так усердно работал. Периодически Гвен казалось, что он и вовсе забыл о ней, увлеченный судьбой младшей дочери или успешного старшего сына. Но нет, в мыслях его все же было место и для нее. Как и всегда.
А чуть позже старания Овейна дали плоды - пришел ответ. Леди Тиндейл будет принята в штат фрейлин Ее Величества королевы Мод.
Не знала как реагировать тогда Гвиневра. Немного радости, впервые за долгое время, все же скользнуло к ней в душу. Чему же радовалась Гвен? Смене обстановки? Или же тому, что не придется снова пережить ту боль, разрывающую сердце надвое? Не придется больше чувствовать силу проклятия и вину за чью-то загубленную душу? Ответ ей самой не давался так легко, как хотелось бы. Впрочем, кому какая была разница до ее мыслей и чувств? Сборы проходили ровно и без приключений.
Последний день в Ноттингеме. Нет больше сил противиться судьбе. Или не судьбе? Воле отца или тетушки, быть может? Слуги суетились пуще прежнего, а Гвиневра последний час сидела в гостиной, крепко сжав пальцы в кулак и смотрела в даль, в нависающую наз замком свинцовую черноту. Какая ирония, не правда ли? Погода отражала все чувства, бурей бушевавшие за спокойным лицом девушки. Как всегда, буря эта была не настолько сильна, чтобы заставить Гвен противиться кому-то или чему-то. Всего лишь мысли ее раскидала по разным сторонам, мешая собраться и посмотреть вперед, ровно перед собой. В светлое (как она надеялась) и такое близкое будущее. Впервые она покидала отчий дом без уверенности в том, что вернется быстро. Что вернется.
Закрыла лицо руками, позволив плечам вздрогнуть от тихого вздоха, вырвавшегося из легких. И впервые за долгое время не удержала крестик в руках, тяжелым металлом стукнувшегося о пол.