Мелкие бесята белоснежной холодной пыли назойливо оседали на бровях и ресницах, заставляя тереть глаза каждую минуту. Кусачий ветер забирался под плащ, выискивая самые потаенные места, где одежда отходила от тела, и пробирался туда без стука и приглашения. Мужчина забирался в седло, едва не поскользнувшись на стременах и не сорвавшись с лошади. Окоченевшие на морозе пальцы уже слушались довольно плохо, то и дело выпуская поводья из рук. Слуги то и дело семенили вокруг графа, подавая перчатки, подтыкая плащ под седло и хлопоча о том, что ему не следует отправляться в дорогу в такую погоду. Действительно. Где это видано, чтобы на Моргардский лес напала столь сильная метель?
     Зарин ударил каблуками сапог о бока животного, и тот галопом помчал по проселочной дороге, разрывая белоснежные вихри своим горячим черным телом. В самом деле, заморозки для здешней местности были удивительно редким явлением, а уж снегопад, продолжавшийся не один час, и вовсе казался чем-то из ряда вон выходящим. Мужчина и не думал о том, что ему придется так основательно готовиться к этой поездке, рассчитывая на то, что несколько часов в пути он проведет пусть и довольно скучно, но в сухости и тепле. Однако у погоды были свои планы на Моргард, и Мирцелл невольно усмехался тому, что, должно быть, привез из Фйеля самую настоящую колдунью, а не жену, которая столь прекрасным способом пытается остановить наперечевшего ей супруга.
     Первые несколько часов метель завораживала графа, как любое другое редкое явление. Он то гнал во весь опор, то переходил на рысь и с наслаждением рассматривал снежинки на своих кожаных перчатках. Лошадь Зарина, прочем, его восторга не разделяла и дрожала под весом мужчины, недовольно фыркая и разгребая мордой завалы снега, чтобы достать оттуда пожухлую траву. Согласившись с ней, Мирцелл отметил, что время близится к закату и поддал ходу. К счастью, при таком обилии снега и светло-сером небе, перекрытом тучами и облаками, ему не понадобилась даже луна, и уже к позднему вечеру Зарин добрался до имения, совсем немного опоздав на ужин.
     Та жалкая горстка слуг, что Эстер увезла с собой, встретили хозяина в изумлении, однако мигом увели кобылицу и проводили мужчину в дом. Отряхивая занесенные снегом плечи, граф распорядился подать ему «чего-нибудь горячего» и направился в зал, где и нашел свою жену, как он и ожидал, сидящей у камина. Поначалу тепло улыбнувшись женщине и раскрывая объятия, он хотел предложить ей согреть его с дороги, однако быстро вспомнил о причинах ее отправления на север и сложил руки обратно. Подойдя к жене и клюнув ее в щеку, Зарин встал у камина и потер озябшие руки.
     - Как проходят твои дни вдали от Лиделл? – издалека начал мужчина, украдкой поглядывая на Эстер и стараясь прочесть в ее лице какие-либо эмоции. Со дня их ссоры прошло уже больше недели, а эта супружеская пара редко когда позволяла себе дуться друг на друга столь долгий срок. Правда, загвоздка была еще и в том, что обычно графиня не сбегала от своего мужа за несколько миль, а находилась рядом, поэтому все конфликты решались сами собой, где-то между ужином и рассветом, или после первого «посмотри, какие прекрасные цветы я заказал тебе из Гасконии». Если говорить откровенно, между хозяевами Лиделл вообще редко случались размолвки, позволяя им крепко держать за собой статус самой крепкой пары Моргарда, однако ни один брак еще не строился на одних только попытках угодить друг другу.
     Как обычно, Мирцелл сдавался раньше своей супруги, желая пойти на примирение, однако в этот раз рана, которую она нанесла ему своим острым, точно бритвенное лезвие, языком, продолжала кровоточить даже спустя столь долгий срок. Он ощущал одновременную тоску по родному телу, и некую смесь обиды и уязвленной гордости, а потому приехал не с подношениями, а с вполне определенной целью. По крайней мере, так сам Зарин утешал себя, придумывая предлог, почему же ему так срочно нужно отправиться в убежище супруги.
     - Тут тебе пришло кое-что, - решил не медлить граф, доставая из-за пояса увесистый пергамент, скрепленный печатью дома Доусонов. Отдавать его Эстер мужчина, впрочем, не спешил, только покачав им в воздухе и оставив в собственной руке. Сам он, тем временем,  повернулся к огню и принялся рассматривать весело пляшущие языки пламени.

     Замок Лиделл был одним из самых крупных и кичливых зданий Моргарда, и по своему убранству мог соперничать лишь с дворцом самого Дариона. Впрочем, и соперничеством жалкие попытки провинциального дома назвать было сложно, ибо племянник Зарина окружал себя роскошью, в то время как граф больше уделял внимание практичности собственного интерьера. Все изысканные гобелены и обитые тканью предметы мебели были в нем лишь данью множеству путешествий Зарина: обеденную залу украшала фреска с богами Балморы, у камина хозяйской спальни мирно дремала шкура фйельского медведя... Иными словами, не заботясь о внешнем лоске, Зарин отдавал предпочтение внутренней обстановке в собственном доме, уповая на уют и ладные отношения в его семье. С большим трудом и огромными усилиями, ему удавалось поддерживать враждующие стороны в состоянии мира на протяжении долгих месяцев, однако периодически голодные псы их ненависти друг к другу все же срывались с прочных цепей и норовили вгрызться друг другу в глотки. Обычно граф принимал на себя роль рефери и с легкостью разнимал детей от разных браков, однако о тех событиях, что происходили не под его неустанным взором, он знать не мог.
     Именно поэтому отъезд Эстер повесил немой знак вопроса над пологом у его кровати, оставив соседнюю подушку холодной и покинутой на столь долгий срок. Замок покинули всего десяток человек, однако он опустел, сделался абсолютно нежилым для Зарина. Он буквально слышал завывания ветра меж голых стен, по пустым коридорам и пыльным комнатам. Встречать слуг или детей, выходя на обед, каждый раз было удивительным для мужчины, который уже успел свыкнуться со своим одиночеством. Работалось ему плохо, отдыхалось тоже. Холод пробирал до костей, вызывая из глубин телесной памяти сильнейшую боль в ноге, а разум был поглощен бесконечными думами, мешающими сосредоточиться на куда более важных делах.
     Вопреки ожиданиям, первым голос подал отнюдь не разум, а некогда проткнутая гвоздем ступня, и Мирцелл неосторожно переступил с ноги на ногу, едва не потеряв равновесие. Хватаясь за резной портал, он чуть не выронил послание из Фйеля, однако сухие пальцы лишь крепче сжали пергамент. Быстро выпрямившись и не позволяя супруге прочитать на его лице возникшую боль, Зарин поискал глазами еще одно кресло и придвинул его к камину, одновременно поравнявшись взглядами с Эстер и унимая разбереженную рану.
     - Понятно, - с тяжелым вздохом опустился граф, искоса глядя на свою супругу. Она сидела так близко к огню, что языки пламени плясали в ее ультрамариновых глазах, невольно заставляя мужчину поежиться. Если минуту назад у него еще были сомнения относительно того, продолжает ли дочь севера держать на него обиду, и край сознания цеплялся за надежду, что ярость в ее глазах - лишь причудливая игра света, то проигнорированный вопрос и тот холодный тон, с которым она приветствовала его, расставили все по местам. Уперев ладони в ноги, Мирцелл негромко кашлянул, и приподнял брови, отворачиваясь к огню, - звучит, как издевка. Значит, по замку ты не скучаешь.
     А, значит, не скучаешь и обо мне, - продолжил про себя Зарин, сделав определенные выводы и устало откинувшись на спинку кресла. Когда ты молод и полон сил, ты подпитываешься каждой размолвкой, ощущая всю пользу от подобных моментах в отношениях. Способность испытывать не только позитивные, но и негативные эмоции к одному и тому же человеку разжигает страсть, не дает заскучать и дает вполне логичный предпосыл к бурному примирению. С годами же, увы, жизненных сил в человеке остается все меньше, а, значит, и способность не воспринимать все близко к сердцу снижается в разы. Шумно вздохнув, граф зацепился краем взгляда за обсидианово-черные волосы Эстер, собранные в неаккуратную домашнюю прическу, вызывая волну сильнейшей ностальгии. Сколько раз ее темная голова находила покой на его плече, и как сейчас ему не хватало возможности запустить пальцы в эти самые волосы, невозможно было описать ни на одном из существующих языков, как бы хорошо ни знал их Мирцелл. Сжав губы, он почти разозлился на супругу за то, что та лишала его вполне законных на нее прав, и, смерив взглядом бледную ладонь, он оставил ни с чем, удобнее устраиваясь в кресле и крутя перед глазами сверток с печатью.
     - Не ты ли всегда говорила мне, что читать чужие письма - дурной тон? - пожал плечами Зарин и попытался подковырнуть ногтем темно-синий воск, скреплявший тонкие жгуты, перевязывающие свиток. Довольно быстро оставив эту затею, мужчина положил письмо на собственные колени и оперся на подлокотник, поворачивая голову к Эстер, - решил продать его тебе. Точнее, выменять на кое-какую информацию.
     Зарин хорошо помнил, как она уходила. Как мерила его ледяным взглядом, как молча собирала вещи, как укладывала ровной стопкой на столе конверты с указаниями для домашних. Хорошо помнил, как стоял за ее спиной, ладонями сжимая ее плечи, пока женщина отстранено завершала свои действия и, оттолкнув супруга, куталась в свои шали и меха. Хорошо помнил, как не взглянула она в его сторону, забираясь в скромную графскую карету, как слышался звон подков тех лошадей, что увозили ее прочь из замка. Он помнил все это, однако ни понять, ни принять не имел никакой возможности, а потому злился на жену едва ли не больше, чем она на него. Правда, в обоих случаях причин их конфликта осознать он так и не смог. Нарушив молчание, сопровождаемое мягким потрескиванием поленьев в огне, Мирцелл припомнил все знакомые ему пантеоны и ругательства, слышимые во время бесконечных путешествий.
     - Какого... дьявола ты тут делаешь, Эстер? Когда ты уезжала, я думал, это обычная поездка в лес. Бекки только на следующее утро сказала мне, что ты не вернешься, - Ребекка, конечно, ничего ему не говорила, покрывая мать и смущенно отводя взгляд каждый раз, когда мужчина пытался вытянуть из нее правду. Обо всем этом он догадался и без нее, проснувшись в одиночестве и не обнаружив возле себя ароматного чая, который супруга всегда просила подавать по утрам. Их младшую дочь он приплел лишь потому, что по себе знал, как болезненны бывают разговоры о детях, которых не имеешь возможность видеть долгое время, а потому понадеялся, что ледяное, точно заснеженные вершины фйельских гор, сердце Эстер немного оттает, - по какой причине ты здесь? Ты сказала, что устала. Но разве твой отдых не в моих заботливых руках? Или ты устала от меня, дорогая супруга?

     Пламя домашнего очага согревало, напитывая теплом каждую костью стареющего графа и пробираясь под сковывающую тело одежду гораздо быстрее и охотнее холода. Однако скидывать походный плащ, в которое все это время кутался Зарин, он не спешил. Озноб пробирал его нервной дрожью, заставляя нехотя приближаться к камину и практически нырять в него носом. Вспомнив о том, что при входе в дом он наказал слугам подать горячее, Мирцелл вытянулся и окликнул служанку.
     - Лилиана! Принеси хотя бы воды, иначе потащишь мое мертвое тело в одиночку! – хрипло крикнул граф и почти сразу зашелся к громком кашле, разрывающего легкие. Видимо, отправляться в путь в такой ураган и впрямь было идеей не самой разумной, однако мысль о том, что обуревавшие его мучения могут прекратиться от долгожданного разговора, подгоняла его и согревала в пути. Впрочем, едва он достиг пункта назначения, оказалось, что имение в Речной излучине не просто не согреет его душу, но и столкнет с настоящим айсбергом, заковавшим в свои ледяные путы его супругу. Даже сидя от нее на достаточно большом расстоянии, которое разделял пышущий жаром камин, Зарин чувствовал тот холод, что исходил от Эстер. Не известно для чего, дочь севера собственными холеными ручками выстраивала между ними крепкую стену, о которую было предназначено Мирцеллу биться головой, не находя ни ответов, ни открытых ходов.
     - Слушал – всегда. Следовал… я думал, ты находишь мое любопытство и заинтересованность жизнью «чрезвычайно очаровательными», дорогая супруга, - тем же мягким, но ироничным тоном держал оборону граф. За пределами замка Лиделл Зарина боялись в силу его нелюдимости и попыток избегать всех мероприятий благородного опыта любой ценой, однако те, кто хорошо знали дядюшку короля, прекрасно были осведомлены о его мягком нраве. Он, слава Отцу-Создателю, ни разу не слышал в свою сторону таких слов, как «инфантильность» и «ребячество», но сам зачастую ловил себя за подобными грехами. Однако Эстер, которая была моложе своего супруга на двадцать лет, только радовалась тем моментам, когда Мирцелл вел себя, не как загнивающий старик. Мудрецы не зря говорят, что наш возраст – это то, насколько мы себя ощущаем. А графу Грайншира о его почтенных годах напоминала только больная спина, пара старых травм, да седина в иссиня-черных волосах. Зарин уколол жену, взывая к ее памяти и истинному нутру, которое сейчас она обносила ледяным щитом, и свет которого пробивался через толщу холода слабым отблеском.
     Зарин Мирцелл всегда любил загадки. Именно за ними он отправлялся в дальние края, именно их выискивал на дне океана у берегов Тиля и на высоких шпилях атлантийских храмов. Грузные фолианты без боя сдавались под его любопытными пальцами и живыми глазами, самые скрытные умы были готовы поделиться своими секретами с ним. Он исследовал пещеры и проводил эксперименты, он познавал новое и заносил все это в свою дорожную книгу. Он даже самостоятельно пытался придумывать секреты, создавая тайники или не обходя сомнительные авантюры. И, что удивительно, почти все ему удавалось разрешить, вскрыть, докопаться до сути. Скрупулезность и интерес всегда были награждены, однако… Однако даже для Зарина Мирцелла в этом полном неожиданностей мире оставалась загадка, разгадать которую он был не в силах. Попавшись в ее сети, он перевез ее из холодного Фйеля и теплый Моргард, однако за те двадцать лет, что она находилась подле него, он не продвинулся к решению ни на йоту. Приоткрывая одну грань своей удивительной натуры, его супруга, леди Эстер Доусон, мигом скрывала тенью другую, еще более таинственную и желанную. По большей части это лишь разжигало интерес графа, однако теперь начинало слегка раздражать. Сжав пальцами подлокотники кресла, мужчина ощутил, как раздуваются его ноздри и посмотрел на свою жену, которая тоже, наконец, удостоила его взглядом.
     - Почему? Я не хочу. И, при чем здесь моя дочь? – Зарин склонил голову набок, пытаясь отыскать ответы в лазурных глазах Эстер, однако их теплый блеск сменялся на блики ледяной глыбы так же быстро, как росла стена между супругами. Впрочем, упоминание Демельзы, кажется, проделало в ней небольшую дыру или даже приостановило процесс, поэтому граф заерзал на месте, подпирая подбородок рукой и склоняясь в сторону благородной леди Фйеля, - зачем же мне ехать в такую метель в Лиделл, чтобы беспокоить Демельзу, если я могу узнать все от тебя? Все дороги замело, моя дорогая супруга, я проведу здесь сутки, или даже больше, так что… я буду рад выслушать о причинах твоего отъезда, так сказать, из первых уст.
     Глядя на осторожно вынырнувшую на свет руку Эстер, Мирцелл в очередной раз проигнорировал этот жест, оставив послание где-то в недрах собственной одежды, и отвернулся от жены к огню. В этот момент за спиной графа раздались четкие шаги, отдававшиеся гулким эхом в полной тишине дома, которое не были способны заглушить даже мягкие балморские ковры. Служанка подставила к креслу Зарина небольшой столик, на который водрузила глиняную тарелку с горячим супом и свежеиспеченным хлебом. Едва была простой и не блистала изысками, к которым он привык в Лиделл, однако сейчас голодный и замерзший мужчина был готов накинуться на ароматную похлебку без лишних слов. Дабы не говорить с набитым ртом и превратиться в благодарного слушателя, он поднял взгляд  на свою собственную женщину-сфинкса, к чему-то заговорившую о бароне Вудхаусе, и твердо потребовал:
     - О чем ты? Хватит говорить загадками, Эстер. Выкладывай все. - Стащив со столика ложку, он погрозил ею жене и, бросив на нее прямой взгляд, принялся за еду.

     Зарин нервно ерзал в кресле, накинувшись на еду. С одной стороны, в процессе употребления им пищи не было ничего такого, чего его супруга не видела бы или не знала о нем. Он завтракал, обедал и ужинал вместе с ней на протяжении последних двадцати лет почти каждый день. Мужчина не имел привычки чавкать, оставлять половину еды в бороде или на собственной одежде, не говорил с набитым ртом. И все же он немного смутился, осознавая, что принудил женщину к ответу, а сам принялся за еду. Сколько бы лет супруги не прожили вместе в браке, каждая размолвка автоматически отдаляла их друг от друга, на краткий промежуток времени вновь делая их чужими. Любая попытка примириться влекла за собой лишь две развязки: они либо сдавались к концу дня и пламенно мирились, либо, как сейчас, были вынуждены повторно пройти обряд ухаживаний и неловких пауз между разговорами. Чувствуя себя как в первые дни пребывания в Леохе, Зарин нервно кашлянул, скосив взгляд в сторону Эстер. Обычно внимательная к нему, она отвернула свою темную головку к огню, будто демонстрируя, как нежеланно для нее его общество сейчас. Как сожалеет она о том, что он нарушил ее уединение в укромном уголке на самой границе Моргарда.
     Недовольно хмыкнув, Зарин доел горячую похлебку, собрав остатки со стен куском хлеба и отставил стол в сторону. Одновременно с топотом ножек служанки послышалось шуршание складок платья Эстер, которая покинула свою уютную обитель и оказалась за его спиной. Непонимающе сжав губы, Мирцелл напряженно ожидал, что она уйдет, однако его супруга лишь возложила свои теплые ладони ему на плечи. Не шевелясь, он взглядом проводил молодую Лейлу, которая учтиво не смотрела в сторону хозяев, унося посуду, и обратился в слух. Несмотря на то, что графиня приоткрыла завесу тайны, заставившей ее покинуть Лиделл, вопросов у Зарина меньше не становилось, точно так же, как он понимал, что только еще больше путается в ситуации. Эстер упоминала барона Вудхауза и его отказ породниться с Мирцеллами из-за какого-то непонятного страха перед Демельзой, и это заставило его озадачиться. Несмотря на то, что обычно граф славился удивительными умом и прозорливостью, все, что касалось его семьи, застилало его глаза слепой пеленой. Он души не чаял в собственных детях и был искренне уверен в том, что бедняжка Демельза страдает от неудач на любовном фронте не меньше, чем страдает Эстер, в попытке передать ее в новую семью. Прочистив горло, мужчина тронул ворот собственной рубахи и свел брови.
     - Девочка, должно быть, просто устала от разочарований. Ей так не везло с предыдущими мужьями, вдруг, она считает себя проклятой? Я думаю, нам  нужно помочь ей и поговорить с церковниками, а не ставить ее отречение ей в укор, моя милая супруга.
     Демонстрируя свою наивность и абсолютную субъективность по отношению к собственной дочери, Зарин еще раз представил себе веселую и хитрую красавицу Демельзу, которая уже не раз возвращалась в родные пенаты с разочарованием и болью на душе. Сколько раз уже она носила траур, сколько слез ей пришлось пролить... Может быть, она и не испытывала сильных чувств ни к одному из тех мужчин, и все же, отцу она казалась чувствительной девушкой, которой он бы ни за что не пожелал бы пережить подобное вновь. На ощупь найдя крохотную ручку Эстер, граф осторожно подвел ее к своим губам, учтиво коснувшись ими тыльной стороны ладони. Прикоснуться к супруге, ощущая, как постепенно она начала оттаивать, было столь головокружительно и пьяняще, что Зарин уже хотел расплыться в довольной улыбке, прежде, чем графиня закончила свою речь.
     - Что? Но, дорогая, ты ведь здесь совершенно не при чем. И я тоже не при чем, а ты наказываешь меня тем, что отлучаешь от завещанного мне богами, своего прекрасного теа, - с укоризной заметил он, поглаживая ладонь женщины и неспешно вставая. Сначала почти замороженные, а после сильно разогретые ноги послушались плохо, поэтому Мирцеллу старшему пришлось опереться о спинку кресла, однако довольно скоро он оказался лицом к лицу с Эстер и сощурился, глядя на нее, - если этот барон оскорбил тебя, почему ты не пошла ко мне? Почему не позволила своему супругу постоять за честь своей семьи? - упорно не желая слышать основной причины разлада, Зарин, впрочем, чувствовал, как нарастало в его теле возбуждение, однако характер его определить не мог. В нем смешалось все: обида, разочарование, злость, интерес, желание. С одной стороны, он сам чувствовал себя пострадавшей стороной, поэтому был готов высказать Эстер все то плохое, что копилось в нем, когда она бросила его. С другой - тот тон, которым она отзывалась о Демельзе, задевал в нем давние воспоминания о первых годах, когда фйельская леди прибыла в Моргард и как долго две главные женщины в его жизни не могли найти общий язык, и думая о том, что все это давно позади, Зарин разочаровывался. С третьей же... Мужчина сделал резкий шаг в сторону Эстер, хватая ту за талию и подтягивая к себе. Чувственные губы Зарина коснулись молочно-белой шеи, точно пробовали ее на вкус, а нос с шумом вдыхал аромат, который преследовал его на подушках и простынях, на небрежно брошенной расческе и одиноко покинутых головных уборах графини Грайншира. Прикрыв глаза и чувствуя, как закипает его кровь, дядя короля жадно спускался к ключицами, а руки уже норовили скинуть многочисленные шали леди Доусон, однако граф приказал себе выдохнуть и собраться. Прижимая к себе супругу и не давая той возможность сбежать, он также старался контролировать себя и на ментальном уровне, дабы она не смогла уйти от ответа любым другим способом. Пронзая взглядом глаза из самого чистого льда, Мирцелл прошипел, - или ты чего-то недоговариваешь? Выкладывай. все. - Повторил он. Очевидно, графиня и впрямь раскаивалась в том, что покинула Лиделл, не посоветовавшись с супругом, однако он знал ее слишком хорошо и слишком долго, чтобы не заметить очевидного беспокойства, отражавшегося на ее безупречном лице.