Понтий пристально посмотрел на женщину и втянул ноздрями воздух. Была ли она с кем-то еще? Наверняка. Сознается ли номархиня в том, что к своему телу кого-то, кроме сенатора и пирата? Если как следует надавить. Однако что-то кольнуло в груди, оставляя флер какого-то блаженства и едва не заставляя патриция растянуть губы в глуповатой улыбке. В нем сейчас боролись откуда-то взявшаяся ревность и желание погладить царицу по волосам, провести рукой по лицу правительницы. Вместо того, чтобы позволить себе нежность или грубость, он просто отстранился, отпуская ее и делая шаг назад. Сердце колотилось, как после атлетических игр, когда не было возможности отдохнуть, преодолевая огромные расстояния то по пустыне бегом, то по морю вплавь. Огромные для пешего человека, разумеется. И за столь короткий промежуток времени. Мужчина сжал руки в кулаки и тут же расслабил их, запрокидывая голову и пытаясь обуздать скачущее сердце, готовое выпрыгнуть из груди. Но оно никак не желало униматься, колотясь о ребра. Побелело в глазах. Сенатор усилием воли заставил свои руки остаться в том же положении, в котором они были, стараясь не подать вида, что сквозь белую пелену он едва угадывает силуэт номархини.
"Не сейчас, Муув, не сейчас."
Понтий покачнулся, оступившись и тут же поймал равновесие, отступая еще на шаг.
-Не мое дело,- отяжелевший язык едва ворочался во рту, отчего патриций говорил менее внятно, чем обычно. Так обычно говорят пьяные.- Действительно, не мое дело,- он снял широкий золотой браслет с руки и швырнул в сторону. Жилы наливались дурной кровью. Он рассмеялся, словно безумный, и схватился за сердце освобожденной от браслета рукой, а свободной рукой пытался нащупать опору. Понтий закашлялся и глубоко вдохнул. Сердце перестало прыгать, а перед глазами все еще плыли пятна.
-Тебе нужно решить, кто я такой для тебя и до чего мне есть дело,- вдруг сказал он, вперив взгляд в лицо номархини.- До тех пор, пока ты можешь это решить,- в голосе не было угрозы, однако и на шутку это не походило. Понтий был политиком и прекрасно понимал, к чему может привести правильный мятеж. А правильный мятеж - это не тот, что набирает больше всего сторонников, а тот, что встречает меньше всего сопротивления. Однако, ему почему-то становилось как-то невесело от мысли, что эта женщина может собственноручно сделать так, что часть ее союзников будут просто сидеть, сложа руки.
Убийца собственной матери по мнению людей с континента заслуживал самой строгой кары, наравне с беглыми каторжанами. На острове, узнай кто правду о случившемся, Понтию тоже придется не сладко. И могущество всей семьи может встать под угрозу только из-за одного этого происшествия. Атлет, почему-то, вдруг стал уверенным, что сегодня он все же сумеет поспать. Не увязнуть в сонме кошмаров на час или того меньше, а провалиться в забытье и отдохнуть.
Царство притворства [х]
Сообщений 21 страница 23 из 23
Поделиться212015-12-20 00:28:45
Поделиться222016-01-18 01:17:21
Дыхание сбилось, не то от страха, не то от нарастающего накала, который она поначалу приняла за страсть, но быстро поняла, что ничего физического в их контакте не было. Все, что нужно было ее собеседнику - это дать выход собственным эмоциям, и Флавия не удивилась бы, если бы тот разбил гипсовую статую или вонзил свой тяжелый кулак в стену. Однако вместо этого мужчина удивил ее и отошел на несколько шагов назад, посмеиваясь до того жутко, что она нервно сглотнула, испугавшись еще больше. Беременность делает с женским разумом что-то ужасающее - если сегодня она готова стремиться к любым приключениям, то завтра уже начинает сторониться всего, что может вызывать мало мальски значимую угрозу. Машинально уложив ладони на живот, царица сгруппировалась и исподлобья посмотрела на Понтия.
- Понтий, я не... - она хотела что-то сказать, однако ее слова потонули в звоне золота, которое покатилось по гладкому мраморному полу, наверняка разбудив своим шумом весь дом, а если этого и не произошло, то хохот сына Тиберия довершил пугающую картину. Вздохнув и подскочив на месте, Домицилла раздула ноздри и заозиралась по сторонам, продумывая план побега. Однако весь вид сенатора отчего-то вызывал в ней не столько страх, сколько беспокойство, и она приказала себе оставаться на месте. Она не сбежала от тильского капитана, когда тот приставлял нож к ее горлу, не сбежала от Совета баронов, когда здание подожгли. Бежать от мужчины, которому самолично нанесла оскорбление в такой волнительный и без того день было бы подло и низко, даже для такого человека, как Флавия. Сжав губы и закрыв глаза на долю секунды, она уже хотела постараться успокоить Понтия, однако тот внезапно утихомирился сам, задав ей вопрос, из-за которого женщине пришлось сморгнуть обжигающие глаза слезы. Ответа на него она не знала, как месяц назад, так и сегодня. Особенно сегодня. У нее было несколько недель, чтобы все хорошенько обдумать, однако, как это обычно и бывает, стоило женщине увидеть своего оппонента, все ее правильные решения мигом были подвергнуты критике, суду и забылись, как страшный сон. Вспоминая ту боль, что отражало лицо сенатора несколькими часами ранее, боль не утраты близкого человека и не физических страданий, она судорожно перебирала в голове возможные варианты ответов, пока, наконец, не сдалась.
- Зачем? - обессиленно спросила она, открывая глаза, но отводя взгляд. Ей вновь захотелось сползти по стенке на пол, не то от отчаяния, не то от усталости. Этот день абсолютно вымотал ее, будучи насыщенным эмоциями, которые она никак не ожидала испытать, приходя в дом Понтия. Все они били обухом по голове, начиная с новости о болезни атлета, и заканчивая известием о возможной кончине Марка. Труп Публии горел, оставляя запахи жженого мяса и вызывая скорее аппетит, чем скорбь, однако и это зрелище давило на ослабевшую психику номарха не меньше, чем остальные события этой ужасной ночи. Тяжело вздохнув, Флавия покачала головой, накрывая глаза ладонью, - какой в этом смысл, Понтий? Что это изменит?
Выдохнув так глубоко, что легкие, казалось, совсем были лишены воздуха, Домицилла медленно отошла от стены, пройдясь вдоль коридора и вернувшись обратно к мужчине. Движение возвращало ей способность мыслить трезво, и она сложила ладони вместе, опустив их на юбку траурной столы.
- Другом ты мне быть не хочешь. Мужем - не можешь. Даже если этот ребенок твой, ни одна живая душа никогда не сможет узнать этого, а ты никогда не сможешь прикоснуться к нему, как отец. Что бы я не решила, это ничего не изменит.
Женщина опустила плечи, достигнув Понтия и виновато посмотрела на него снизу вверх. Ее рука сама взметнулась к щеке мужчины, с нежностью накрыв ее и ощутив под кожей проступивший пот. Скользнув ниже, она остановилась на груди сенатора, замерев и считая удары его сердца. Брови царицы съехались, заставив ту обеспокоенно посмотреть на Тиберия и на мгновение забыть обо всех волновавших ее проблемах.
- Тебе плохо? Давай я провожу тебя в спальню.
Поделиться232016-01-22 10:09:01
Понтий едва удержался от нового взрыва демонического полубезумного хохота. Плохо ли ему? Всю жизнь самодовольному патрицию было плохо. Сначала - потому что отец пытался им управлять, потом - долгая на его взгляд дорога в Сенат. Мужчина был настолько амбициозен, насколько может быть амбициозен человек вообще. И когда что-то вставало между его амбициями и их воплощением в жизнь - он чувствовал себя плохо. Злость и тихая ярость ведь не очень хорошие эмоции, не так ли?
Тиберий бросил взгляд на золотой браслет, сиротливо валявшийся едва ли не в центре комнаты. Где-то в районе поясницы ныло уже несколько дней подряд, и он гадал, то ли это мышцы, то ли почки.
-Реши, кем ты,- он акцентировал ударение именно на последнем слове,- хочешь, чтобы я был для тебя. Просто другом или кем-то еще?- зеленые глаза прямо посмотрели на номархиню, которая положила руку на его грудь. Внутри что-то встрепетнулось, однако он усилием воли засунул это обратно. Он старался не подать виду, что прикосновение для него приятно, однако и не отстранялся. Он не беспокоился о том, что кто-то из слуг мог подслушать его разговор с номархиней. Если он сам или верные ему люди уличат кого-то в том, что он треплется, достанется очень и очень многим. Понтия боялись собственные рабы и слуги. Несмотря на флер несерьезности и некоторого добродушия, яда в нем было не меньше, чем в излюбленных Флавией обитательницах ее серпентария. А жестокости.. Разве может стать устроителем кровавых игрищ добродушный человек, который не приемлет этого и не наслаждается видом агонии? Поэтому слуги и рабы боялись своего хозяина больше, чем встречи с Муувом. А страх, как известно, очень и очень серьезное подспорье для верности.
-Мне не плохо, просто две недели мне стоило спать немного больше,- ответил он, наконец, на вопрос царицы и, он убрал ладонь Домициллы со своей груди. Аккуратно и почти бережно. Оставалось гадать, как она примет известие о смерти своего мужа во второй раз. Почему-то Понтий был уверен, что такие люди, как Марк, не погибают в безвестности и, пропав, выживают. В их смерти нужно убеждаться воочию, самому выполняя роль палача и убийцы. Как говорил его воспитатель-раб: "хочешь сделать хорошо, сделай сам". Понтий неспешно двинулся в сторону собственной спальни, вслушиваясь в ночную тишину.
