-А сегодня прохладно,- усмехнулся высокий мужчина, щурясь от яркого солнца. Действительно, было свежо. По балморийским меркам, разумеется. Утреннее солнце еще не успело скользнуть поближе к зениту и не пекло, как в пекле. Понтий улыбнулся собственным мыслям, добавляя в свой запас еще один каламбур. Порой он забивал голову абсолютно ненужными на первый взгляд вещами. Однако, если бы что-то было бесполезным, Боги не стали бы даже допускать возможности создания этого. Его сопровождали четверо. Телохранитель из гладиаторов, который показал себя на арене и остался жив до той самой поры, пока ему не дали вольную, превращая из раба в слугу, эконом, который носил "кошель" патриция, как золотом и драгоценными камнями, так и вощеные досточки с обязательствами, слуга-порученец и немолодая рабыня-переводчица. Патриций не знал всех языков этого мира и сносно разговаривал всего на двух, причем на хельмовском изрядно неуверенно. Рабыня же знала даже язык далеких северных варваров, чьи руки никогда не возделывали виноград, а стопы не купались в теплой морской воде. Она была не самого крепкого здоровья, а потому очень тщательно выполняла свои обязанности, чтобы, не приведите Боги, ее высокомерный и властный хозяин не подумал дать ей вольную и выпнуть из сытой жизни, как разбуянившегося пьяницу из корчмы. Сегодня причалил к берегу один из кораблей и сенатора, разумеется, пригласили посмотреть на новый товар. Даже обещали почти никого не продавать. Все знали, что с Понтием ссориться чревато, а угождать ему - отягощать свои карманы золотом. За наложниц и крепких мужчин или женщин, а заодно и за каких-нибудь диковинных людей вроде алхимиков, атлет платил щедро.
-Сантьяго,- произнес он, называя имя торговца, который перекупал рабов на кораблях и выставлял их на торг. Соглашались продавать перекупщику далеко не все. Многие торговцы предпочитали платить за место, где выставляли пленников и пленниц, и торговались сами. Как правило, эти люди торговали небольшими партиями людей и в достаточной степени особенными. В прошлый раз Понтию удалось купить одного многообещающего рыцаря, который показал себя на первых же играх. Манера его боя была непривычна для многих зрителей, очень лаконична для утонченных ценителей и чрезвычайно эффективна для противников. Раб был строптив, но дело свое делал. Не желал добавить зрелищности, отчего только распалял интерес. Подведенные сурьмой и чуть прищуренные глаза с насмешкой во взгляде смотрели на немолодого Сантьяго, который клялся, что в последний раз прибывает на этот остров уже пять лет подряд, принял нарочито задумчивый вид.
-Сеньор Тиберий,- говорил он с заметным акцентом на тумуувском, хотя Тиберий и подозревал, что от этого акцента работорговец мог спокойно избавиться.- Есть несколько людей, которые бы вас заинтересовали, я уверен. Вот этот.. Дикарь.. Говорят, его нашли на необитаемом острове одного. Жил он в какой-то пещере или в дупле..- Понтий лениво вскинул руку, давая знак собеседнику остановиться. Дикарь его не интересовал.- Сейчас..- на помосте стояла молодая девушка, которая посмела бросить прямой взгляд на Понтия.
- Вон та рабыня,- он чуть приподнял голову, указывая, куда он смотрит.
-О, это дорогой товар, сеньор. Очень.
-Ты смеешь сомневаться..
Работорговец широко улыбнулся и замахал руками протестующе.
-Нет-нет, сеньор, я просто предупредил. Пойдемте, посмотрите ее поближе..
Слуга на побегушках уже знал, что господину захочется выпить вина, когда он будет придирчиво, словно лошадь, рассматривать и выискивать изъяны в приглянувшейся.. вещи?

-У нее будут шрамы,- отметил сенатор.- Этот рубец никто не удосужился даже прижечь, не то, чтобы аккуратно зашить. Кто ее порол?
Сантьяго неохотно качал головой в знак согласия, а потом вообще чуть сгорбился и потупил взор.
-Ну.. Она стоит десяти, но я уступлю вам ее за.. семь.
-Она красная, как омар после варки, Сантьяго. Напомнить тебе, сколько стоят масла и мази?
-Сеньор, шесть..
-Столько стоят послушные рабыни. Послушных рабынь не секут плетью.
-Пять,- вздохнул старик, однако Лукреция могла видеть, как он усмехнулся. Хоть и не могла понять ни единого слова.
-Ты понимаешь язык, дарованный моему благословенному народу от наших Богов?- спросил он на тумуувском.- Этого и стоило ожидать.
Понтий подошел к пленнице и взял ее ладонью за подбородок, заставляя вскинуть голову.
-Этот язык ты понимаешь?- спросил он уже на орллевинском.

Удара не последовало. Гай, телохранитель сенатора, трижды чемпион Больших гладиаторских Игр, попросту въехал локтем надсмотрщику за рабами в лицо.
-Я перережу весь твой сброд, Сантьяго, если твои люди еще раз посмеют поднять руку на моих рабов или слуг. Это понятно?- не оборачиваясь, произнес патриций все на том же орллевинском.- Сними с нее колодки и дай свой плащ. Вечером пошли своих слуг за деньгами в мой дом.
Понтий дождался, пока с Лукреции снимут колодки и Сантьяго самолично накинет плащ на плечи рабыни.
-Вы четверо,- он обратился к крепким рабам, стоявшим на том же помосте.- Готовы вы умереть ради славы и свободы? Я покупаю их тоже. Гай, объясни моим новым гладиаторам правила.
Если хотя бы один из купленных рабов дойдет хотя бы до середины одних из гладиаторских игр, то он окупит стоимость всех четырех.
-Меня зовут сенатор Понтий Тиберий. Ты будешь называть меня господином до тех пор, пока я не скажу называть меня иначе. Пошли,- эконом остался, чтобы записать, сколько он должен будет выплатить людям работорговца, а заодно и поторговаться. Многие рабы, принадлежавшие атлету, боялись того момента, когда Понтий даст им вольную. И исполняли свои обязанности столь же тщательно, как если бы они делали все это для своей выгоды. В противном случае Тиберий просто избавлялся от рабов. Либо отпускал их, либо устраивал ставки на то, пройдет ли раб через пустыню до города, либо выпускал на арену. Не угодивших ему женщин он чаще всего травил, наблюдая агонию и неспешно жуя виноград. А порой отдавал рабынь гладиаторам, чтобы те порезвились с ними. Не очень старый для своего положения в обществе патриций был человеком властным, жестоким и требовательным. Но об этом Лукреции расскажут другие рабыни, когда она окажется в домусе сенатора.
Повсюду сновали виночерпии, наливая разбавленное водой вино за не очень большие деньги, и их услуги пользовались популярностью. Однако атлет не прибегал к их услугам - он привык пить хорошее вино, а не эти помои, что остались после давки хорошего винограда.
-Судя по твоему говору, ты либо из Орллеи, либо из Моргарда. Причем с юга,- он предупреждающе поднял руку, когда ему показалось, что его новообретенная рабыня собирается подать голос.- Твои ладони узки и без мозолей, кожа, хоть и красная от солнца, гладкая и ухоженная. Значит, ты дочь кого-то достаточно состоятельного, чтобы он мог позволить своей дочери не работать в поле или прислуживать. Кого-то из вашей знати. Плебс не учат ходить с прямой спиной. Итак, твое имя?- он замолчал, давая понять, что разговаривать разрешено. Они шли к паланкину.

Отредактировано Pontius Tiberius (2015-11-14 11:06:35)

-С дороги,- Гай шел впереди своего господина и расталкивал толпу, чтобы сенатор мог пройти вольготно. Один из рабов, купленных сегодня вместе с Лукрецией, остановился, но его тут же толкнул в спину шедший за ним, первый огрызнулся, завязалась потасовка, однако к вящему унынию зевак, решивших посмотреть прекрасный вид грязной уличной и бесплатной драки, Гай подскочил к затеявшим потасовку и принялся методично охаживать их дубовой дубинкой, разгоняя, как сцепившихся псов.
-По приходу в резиденцию, выдай им по десять плетей,- спокойно приказал сенатор, словно и не удивленный произошедшим. Телохранитель сенатора кивнул и выдал авансом еще несколько пинков строптивым рабам, решившим показать свои навыки боя до времени.

Вечером, когда они добрались до резиденции, патриций велел позвать новую игрушку к себе. Он стоял возле небольшой термы, в которую крепкие слуги и рабы носили теплую воду и подливали благовония. Скрестив руки на груди, он смотрел, как расторопные рабы и рабыни занимаются ежедневными обязанностями.
-Лукреция,- как только вошла новая рабыня, произнес он.- Каждый вечер патриции совершают омовения, после чего молятся нашим Богам,- он посмотрел на девушку прямым и требовательным взглядом зеленых подведенных сурьмой глаз.- Сегодня омывать своего господина выпала честь тебе.
Строгий взгляд стал испытующим. Сенатор любил ставить людей в не очень привычное для них положение, которое могло с легкостью стать неловким. По идее, нужно было повременить с тем, чтобы пользоваться своим новым имуществом. Дать девушке освоиться хотя бы денек, чтобы другие рабыни рассказали ей, что и как стоит делать. Дали полезные и вредные советы - красивые рабыни были ко всему прочему женщинами, а женщины - существа крайне коварные. И если собрать их больше пяти, то можно наблюдать, как исходят ядом их губы, как зубы то и дело норовят впиться в открывшуюся по неосторожности плоть. Серпентарий. Хотя царица и называет Сенат сборищем самых ядовитых змей в этих землях, но Понтий был уверен, что если бы женщины могли избираться в Сенат, яд стал бы куда как сильнее, а змеи - изворотливее.
-Приступай,- атлет развел руки в стороны, чтобы девушка могла снять с него тунику.

Человек рождается нагим. Нагим его делают Боги. А значит стыдливо прикрывать свое тело - лицемерие перед Их взглядом. И пусть сенатор и был лицемерной дрянью по заверению многих, мужчина не краснел, когда кто-либо заставал его без одежды. И даже не думал прикрываться.
Лишившись одежды, он ощущал, как взгляд новой рабыни гладит его то по плечам, то по спине. Понтий усмехнулся и вошел в воду. Неспешно и с достоинством. Он бросил короткий взгляд на слуг, которые тут же спешили отвести свой взгляд и надеяться, что вода окажется по нраву их взбалмошному хозяину. Когда сенатор бывал недоволен, он не скупился на "пряники". Сухие и твердые, как камень. Воды в емкости было по пояс Тиберию. Он присел, окунаясь с головой, и поднялся на ноги, все еще не оборачиваясь к новой игрушке. Последнее ведро воды влилось в терму и Понтий подал знак, чтобы рабы прекратили таскать живительную влагу.
Последний слуга вошел в помещение и оставил у края бассейна масла и благовония, а также свежее белье - две туники, мужскую и женскую. И тут же убежал, оставив двери в комнату открытыми.
-Она красивая?- спросил женский голос, едва слуга скрылся. Голос доносился из противоположного угла, где в неверном свете ламп сложно было рассмотреть что бы там ни было. Женщина спрашивала на родном языке.
-Ты спрашиваешь, понравилась бы она тебе или нравится ли она мне?- спросил в свой черед Тиберий.
-А разве не бывало, чтобы твои игрушки нравились нам обоим?- Понтий пристально посмотрел на угол, в котором сидела его слепая сестра. Ей не мешало отсутствие света, его же оно немного сбивало с толку. Впрочем, поднапрягшись, он увидел, где она сидит и смог рассмотреть свою сестру, насколько это было возможно.
-У тебя будет возможность самой решить..- с усмешкой произнес он и обернулся, недовольно посмотрев на Лукрецию. Во взгляде вполне четко читалось требование.- На материке не любят мыться и прятать запах своего немытого тела за благовониями, не так ли?- перейдя на орллевинский, спросил он у Лукреции насмешливо.

Понтий смотрел на новую рабыню сверху вниз. Вот она зашла в терму и неуверенно приблизилась. Сенатор задумался, показная ли это скромность или ей действительно неуютно. Решив, что второй вариант наиболее вероятен, он продолжал следить за ее движениями. Пыль стекала по телу, а тряпки продолжали елозить по коже, смывая то, что не сделала вода.
-Если ты и дальше будешь смотреть вниз, я сочту, что тебе более интересна вода, чем твой новый хозяин. У тебя не очень хорошо получается скрыть..- Понтий усмехнулся,- твое происхождение. Если бы не кнут надсмотрщиков, ты обошлась бы мне гораздо дороже. Тяжело было вести себя, как подобает настоящей леди? Смиренно принимать все, что бы ни случилось. Кажется, так вас учат ваши проповедники?- сам атлет относился к порядкам на материке едва ли не с большей насмешкой, чем сами петерианцы изумлялись свободе нравов на Балморе. И сам сенатор был уверен в том, что развратность людей с большой земли едва ли уступает похотливости островных жителей. Просто балморийцы не скрывают за маской благочестия свою натуру. Во всяком случае, хотя бы в сексе. Крестьяне на материке были ничем не лучше рабов и плебеев на острове. С ними обходились едва ли не так же.
Главный устроитель кровавых побоищ на арене повернулся спиной к девушке, которая в Хельме считалась зрелой женщиной, способной давать потомство уже года три, не меньше. Он вновь посмотрел на сестру, которая сидела на скамье почти неподвижно, отчего ее очень сложно было заметить. Изваяние, а не женщина. Так или иначе, не разобрав цветов, сенатор определил, что женщина одета в столу, а волосы, собранные в прическу, частично прядями ниспадают на плечи. Его сестра была действительно красива, но слепота мешала найти ей хорошего мужа. Отец хотел отдать ее в храм, чтобы там она стала жрицей, ибо чем, как не отметиной Богов, была ее слепота? Спустя некоторое время после высказывания намерения, отца нынешнего сенатора и главы дома нашли отравленным. Понтий любил свою сестру братской любовью. Пожалуй, это было единственное живое существо, за которое он рвал бы глотки хоть друзьям, хоть Богам, хоть петерианским чертям. Понтий вновь повернулся к Лукреции и насмешливо спросил:
-Так и будешь стирать мне плечи, или омоешь меня и снизу?
Вода мешала рассмотреть подробности фигуры девушки, но Тиберий твердо знал, что по одному лишь его слову его рабыня покажет себя так, как будет угодно ее новому господину. Сам он провел рукой по ее плечу, оставляя на нем мокрый след и глядя, как грязные капли воды заскользили по красной, но гладкой и упругой коже.

Понтий некоторое время смотрел на рабыню, усмехнувшись на замечание о "прекрасности" на уровне ее глаз. Атлет знал, что даже в Балморе, где культ тела был едва ли не сильнее культа богов, далеко не все патриции, а уж тем более - плебс, столь хорошо сложены. Знал он и о том, что добрая часть женщин острова мечтала бы оказаться на месте, но не в роли, новой рабыни. Хотя, Тиберий полагал, что некоторые патрицианки на ночь примерили бы и роль рабыни. С радостью бы принимали любые прихоти и выполняли бы любые капризы сенатора. Это было привычным ощущением.
Он положил руки ей на плечи и заставил окунуться в воду с головой, тут же отобрав тряпки, которыми терла его тело Лукреция. Не убирая одной руки с плеча девушки, мужчина толкнул ее назад, в сторону большой ступени, на которой принято было сидеть во время омывания, а если терма была неполной, так там можно было и вольготно лежать и нежиться в прохладной или теплой воде.
Когда ее ноги уперлись в ступень, он толкнул ее сильнее, заставляя сесть на ступень и провел тряпкой по плечу, тут же прекратив это действие. Повертев в руках мочалку, Тиберий откинул ее в сторону. Указательный палец прошелся самым кончиком по влажной щеке, спускаясь на подбородок, дальше прошелся по ключице и по груди, останавливаясь на соске. Понтий уселся рядом с девушкой, внимательно изучая ее взглядом и наклоняя голову, становясь похожим на птицу или кота, наблюдающего за новым объектом. Широкие ладони потрогали обе груди разом, словно оценивая товар. На лице царило спокойное, но в то же время пытливое выражение, усиливая сходство с сытым котом, которому от нечего делать захотелось поиграть и он размышлял, чем бы заняться. Он приблизил лицо к шее девушки, пытаясь поймать запах ее кожи.
-Ну и чем бы мне с тобой заняться, Лукреция?- спросил патриций низким голосом, сам еще не решив, хочет ли он попробовать эту рабыню сегодня или не хочет. И захочет ли? Руки сами собой легли на бедра девушки, поглаживая внутренние их части не так уж и далеко от сокровенных мест, от использования которых для деторождения и зачатия отказываются монашки, блюдущие целибат. Понтий был уверен, что жрицы на острове все же ласкают друг друга.

Чего желал Понтий в действительности? Вина, женщин, власти. Возможно, в обратном порядке. Высшей власти. Ровно той, до которой он смог бы дотянуться хотя бы на мгновение. Ведь став богом хотя бы на мгновение, ты им и останешься в памяти людей. Даже если после обретения божественности тебя низвергнут, ты останешься низвергнутым Богом. Богом.
Понтий пристально посмотрел на девушку. Когда она ему наскучит, он подарит ее своей сестре. Возможно. А может быть отравит. Или отдаст рабам. Понтий еще сам не решил. Все рабы и слуги в доме патриция знали, что он не терпит бесполезных и наскучивших. Был ли он добрым хозяином? Несомненно, нет. Тиберий был кошмаром для тех, кто не мог доказать свою полезность. И верность. Иными словами, патриций был требовательным до невозможности. И к себе в том же числе.
-То, чего бы я хотел, ты дать мне не сможешь,- неожиданно холодно произнес он. Мужчина сделал жест, который мог означать только одно. Чтобы рабыня вышла вон. Сам же он, потеряв всяческий интерес к своей новой игрушке, повернулся к ней спиной и  повел плечами.

Спустя несколько часов Лукреции вновь приказали появиться пред очами патриция. На сей раз в его покоях. Он возлежал на ложе и неспешно отщипывал виноград от ветки, лежащей на золотом блюде. Сочные ягоды то и дело норовили лопнуть в пальцах сенатора, однако он умудрялся не заляпываться их соком.
-Налей мне вина,- через несколько минут присутствия рабыни, произнес Понтий. Лукрецию одели в простую тунику без украшений, за исключением браслетов, которые должны были сказать всякому на улице, чья это собственность.- А теперь расскажи мне,- когда его приказание было выполнено, произнес Тиберий,- что делает дочь богатого человека на рабском рынке. Прежде чем ты начнешь свой рассказ, помни, что я не люблю, когда мне лгут те, кто не в состоянии вынести мой гнев. Начинай.
Напротив того места, где возлежал сенатор, была скамья, накрытая шелком. И на приземистом столике стоял еще один кубок под вино. Воды в помещении не было совсем. На Балморе вообще считалось, что пить воду - удел скота. Сколь бы священным этот скот ни был.
Внимательный взгляд испытующе смотрел на Грациани, лишившуюся всего, что принадлежало ей от рождения. Кроме того, что у нее пока не отняли.

Мужчина лег на спину и время от времени посматривал на рабыню. Та сидела, уткнув взгляд в пальцы собственных ног или куда-то в ту сторону.
-А как же хваленая гордость материковых жителей из легенд? Яд в питье или кинжал в сердце, лишь бы не сдаться торговцам рабами и не стать рабыней?- задал вопрос атлет, глядя в потолок и усмехаясь. Его первый наставник был с материка. Более того, он в своей прошлой жизни был рыцарем, пока не попал в рабство и не стал гладиатором. Старый слуга рассказывал маленькому Тиберию о своей родине, стране гордых воинов и строгих леди, верных своим идеалам и предпочитающих верную смерть позору. На тот момент слуга больше половины жизни не был на материке и серьезно идеализировал облик родной страны и ее обитателей. На самом же деле сущность человека в любом из уголков мира оставалось одинаковой. За редким исключением. Находились индивиды, которые убивали в себе инстинкты, лишь бы сохранить гордость. К таким людям Понтий испытывал смесь уважения и чего-то, что могут вызывать только безумцы. Однако большинство людей делало все, лишь бы выжить. Гладиаторы бились насмерть со своими вчерашними товарищами ради одной цели - попытаться обрести свободу и получить возможность жить дальше. Благородный и честный человек мог солгать или ударить в спину, если того требовали обстоятельства. Гибкость. Вот что всегда восхищало Тиберия. Атлет искренне считал, что лишь хитрость и ум решают твою судьбу. Способность приспособиться - вот что главное. Либо способность делать так, чтобы приспосабливались к тебе. И если в таком случае придется сделать что-то, что ранит твою гордость - не проблема. Выживи, приспособься, подомни под себя и отыграйся сполна. И Понтий наверняка знал, что эту истину усвоили в той или иной мере многие.
Атлет перевернулся на бок и протянулся за кубком.
-И зачем же тебе нужно было в Атлантию? Тебя там ждут? Кто-то может предоставить тебе защиту?
Понтий прищурился, ожидая ответа и смакуя вино, словно очень давно не пил.

Понтий слушал с небрежной улыбкой на губах. Слушал и изредка неявно кивал. То ли своим мыслям, то ли словам девушки. Он в очередной раз убеждался в превосходстве культуры своей страны над культурой материковых. Никакой предусмотрительности, никакого здравомыслия и гордости. Рабская религия воспитывает.. Кого? Несложно догадаться. А ведь балморийцев на материке принято считать невежественными дикарями.
-Твои родители и верные им люди были глупыми,- безжалостно подвел он итог.- Тебе просто не хватило смелости и гордости использовать последнее средство, чтобы не достаться пиратам? И твой отец этого не предвидел? Он был глуп и туп,- отпивая из кубка, резал свою правду патриций.- У него не хватило ума приставить к тебе слугу, который бы оборвал твою жизнь ударом милосердия, раз ты здесь. По всей видимости, даже на основании рассказанного, с твоей семьей случилось именно то, чего они заслуживали. Я даже могу сказать, что он сделал не так и что привело к таким последствиям, абсолютно не будучи с ним знакомым. И теперь, как результат его действий, его любимая дочь стала рабыней самодовольного язычника и сластолюбца.
Мужчина оторвал от ветки очередную виноградину и сунул ее в рот, мерно двигая челюстями. Затем он приподнялся на локте, после чего спустил ноги с ложа, принимая сидячее положение. Он поднялся на ноги и подошел к Лукреции, нависая над ней. Правая ладонь легла на ее подбородок, крепкая хватка не давала Лукреции повернуть голову в какую-либо сторону.
-Если ты думаешь, что меня тронула эта история или в этом сердце способна зародиться жалость, я тебя разочарую. Мне тебя не жалко. Более того, даже если бы твое возвращение на материк сулило мне какие-то выгоды, я бы пренебрег ими только ради того, чтобы наблюдать чужое падение. Оно тешит мое самолюбие, потому что моего падения не произойдет, пока я не совершу серьезную ошибку. А я ее не совершу. Раздевайся.
Понтий отпустил подбородок и отвернулся спиной к девушке, намереваясь вернуться на ложе.
-Я хочу, чтобы ты станцевала для меня. Если по прошествии этой ночи мне понравится, как ты можешь ублажать глаза и тело, я оставлю тебя в живых. А нет,- патриций не стал заканчивать предложение, и без того все было ясно.