Шагая по тесным улочкам, петляя в незнакомых переулках, то и дело приходится натыкаться на праздных ряженных горожан, но, вопреки всему, даже столкнувшись лицом к лицу не не переставали излучать радость и веселье, наперебой извиняясь, норовя обнять и похлопать по плечу, то и дело выкрикивая поздравления и пожелания самых разнообразных благ, прежде чем вновь слиться с живым потоком людей, устремившихся на главные улицы города, где уже вовсю царило торжество летнего карнавала. Закутавшись в плащ, переброшенный через плечо, Дьердре лишь кивала в ответ, благо маска помогала скрыть растерянный вид. Отвечать что-либо было себе дороже - стоило стайке горожан услышать моргардский акцент, как их и без того шумные выкрики заглушал и вовсе всеобъемлющий рев восторга, в котором воедино сливались теплые слова приветствия - степень радушия и беззаветного гостеприимства выбивала из колеи, и порой приходилось по несколько раз убеждать случайных встречных, что у нее есть срочные и никоим образом не терпящие отлагательства дела.
Впрочем, как таковых, дел не было - она тайком радовалась празднику, наслаждалась приятным послевкусием знаменитого морберского вина и чувством легкости, которое разливалось в крови благодаря действию напитка.
Очередная компания приветствовала ее театральными поклонами и радостными выкриками, чтобы уже в следующее мгновение удалиться под шумный смех и все нарастающий гул улиц, миновав немногословного "господина в красном", скрывавшего лицо под диковинной маской, украшенной змеями. Ответив на громоглазный салют приветствий почтительным кивком, Дьердре шагнула к краю улицы, буквально уступая путь. Все ближе к вечеру такие тесные улочки пустели - люди в огромных количествах стекались на торговые площади, чтобы погрузиться в самую гущу праздника, образовав живой водоворот огней и масок. Наверное фантастическое зрелище открывалось с высоты птичьего полета.
Очередной переулок вывел ее на одну из ветвей главных улиц, впрочем, ее не терзали мысли о том, что она бесповоротно заблудилась - достаточно было идти на шум музыки и голосов, чтобы оказаться на одной из центральных площадей, а там, глядишь и получиться вспомнить, а то и увидеть, в какой стороне находятся дворцовые сооружения. Протолкнувшись сквозь плотный строй людей, девушка смогла пройти вдоль улицы и вновь нырнула в сильное течение, с трудом прокладывая себе дорогу...
За то время, пока она удалялась от окраин, успело стемнеть, и, чтобы пробираться по городу, необходимо было двигаться в свете уличных фонарей. Редкий люд встречался по пути, но был все так же любезен, даже если в глазах у него читалась бесконечная грусть и дума о каких-то своих делах. Впрочем, очень скоро бесцельные блуждания вывели ее к прилегающей территории грандиозного дворца-палаццо. Острием меча высился в центре двора обелиск, рассекая потоки ветра, колыхающего верхушки деревьев в аллее. Дорожка у главного входа вела вниз, и Дьердре, внимая призрачному влечению шагнула в тень перешептывающейся листвы. Она уже была здесь, несколько дней назад во время конной прогулки, но возможность наблюдать за величественным детищем чьего-то архитектурного ума представилась ей лишь мельком, и теперь сооружение манило своей одинокой загадочностью и умиротворением. Это место было далеко от беснующейся толпы и торжества и как нельзя лучше подходило, чтобы скоротать время за тихим бессловесным наблюдением - красоте этих мест могли позавидовать многие города, а пустота и безлюдность лишь делали его краше в глазах стремившейся к покою леди, скрывающейся под маской и мужскими одеяниями.

Неспешным шагом продвигаясь к фонтану, фигура в красном миновала обелиск, лишь едва задержалась у низкого постамента, пока глаза искали небольшой проход к диковинному фонтану, извергавшего потоки воды в воздух над собой и разбрызгивая мириады брызг.
Дорога была долгой, но в теле не ощущалось и тени усталости, лишь изредка приходилось снимать маску, чтобы вдохнуть полной грудью свежий воздух, здесь - более холодный, нежели жар, пропитавший сердце города и широких улиц. Естественную тишину нарушал лишь шум воды и редкий стрекот просыпавшихся ото сна цикад, чей хор разрастался тем больше, чем ярче вспыхивали созвездия на небесах. Что за дивный край... Неужели отец и впрямь надеялся лишить ее всего этого, приковав золотыми цепями приказа к убранству дворцового зала. Знал ли вообще о том, сколь прекрасные места и виды кроет в себе город, что гордо носит титул светоча западного герцогства? Из узкой прорези, очерчивающей изгибы черных губ вырвалось облачко пара, мгновенно исчезнув в ночи - шумно вдохнув, Дьердре на мгновение задержала дыхание, вслушиваясь в ночь. Именно в эту секунду до ее слуха дошел характерный звук хрустящего под ногами мелкого гравия - тихий, но все же различимый, если не производить лишних движений. Шумный выдох вновь выпустил в воздух тающее облако - девушке не требовалось быть бесшумной и, с громким хрустом провернувшись на пятках, она обернулась на звук, одновременно вкладывая пальцы в перчатках в узорчатую корзинку шпаги, висящей на поясе.
Лязгнул металл. Красавец-полумесяц, отразившись в полоске зеркальной глади металла, отразился зайчиком, стремительно скользнувшим в тени деревьев. Клинок не был обнажен полностью - источник шума попал в поле зрения быстро, и его внешний вид убедил леди повременить с обнажением оружия, хотя несколько мгновений она все же не спешила вкладывать меч в ножны.
- Какого черта? - вопрос так и не успел слететь с ее губ. Мальчик вблизи оказался мужчиной крайне невысокого роста - сомнения зародились в голове девушки, стоило лишь обратить внимание на нехарактерную манеру движения. Из осторожности она все еще не вынимала руки из корзины, благо плащ, переброшенный через плечо скрывал движения рук так надежно, что кинжал она могла бы извлечь и вовсе незаметно.
Запоздало кивнув в ответ на приветствие, Дьердре не нашла ответа, пока приходили в порядок сбившиеся мысли, на мгновение сконцентрировавшиеся на острие клинка.
- К сожалению, вы... - замешкавшись, она так и не смогла закончить - подвижный карлик, взмахнув накидкой из алой парчи, отбежал в сторону, оставив ее стоять в полном недоумении от происходящего. Первой здравой мыслью в ее голове сформировалось осознание того, что ее с кем-то перепутали. Второй - что ей совершенно не нравится перспектива оказаться вовлеченной в какой-то заговор, поскольку пока что все походило именно что на встречу какой-то тайной организации. Третья в пух и прах разбила вторую, предположив, что будь происходящее настоящим заговором, от нее бы непременно потребовали пароль, особенно - учитывая тот факт, что она появилась под маской, а потому могла быть кем угодно. Быть может еще одно торжество, для узкого круга людей? Будет ли правильным намеренно пользоваться путаницей и занимать чужое место?
Демон искушения возник из ниоткуда. Родился из сумрака, звезд и пара, украдкой заползая под одежду и проникая сквозь кожу. Любопытство взяло над ней верх, и, даже когда в груди все еще роились сомнения, она уже пошагала следом, теряя возможность ориентироваться в сумраке из-за яркого света факела. Почти сорвавшись на бег, она смогла нагнать своего проводника, с надсадным треском остановившись у самой двери и чуть нагнувшись, чтобы окликнуть его, но он попросту растворился - факел вспыхнул языками пламени в последний раз и исчез во тьме, оставив лишь неприятный запах чадящего дыма в воздухе вокруг. Когда зрение адаптировалось к сумраку, карлика уже не было, а девушка остановилась, как вкопанная, стараясь унять частое сердцебиение и дрожь нетерпения, что разливалась по телу от осознания того, что она снова оказалась одна на один с собой перед лицом авантюры. Переминаясь с ноги на ногу, леди, воровато оглядываясь, наконец толкнула дверь, едва не погнув от волнения дужку на дверной ручке, но дверь поддалась, хоть и не сразу, и в следующее же мгновение ее поглотила непроглядная чернота коридора.
Порыв ветра, скользнувший через открытую дверь, едва не загасил одинокий огонек, медленно спускающийся по фитилю красной свечи, украшавшей одинокий настенный канделябр. Стоило приблизиться, как обоняние уловило нежный цветочный запах, но, не обнаружив поблизости цветов, Дьердре с удивлением для себя обнаружило, что диковинный аромат источает именно что необычная свеча. Такая же висела чуть поодаль - еще дальше высекал из тьмы участок стены изящный резной канделябр, указывая путь.
- Минерея...
Пусть науки и не были ее сильной стороной, в военной истории она разбиралась без труда, даже относительно древней, благо с возрастом место сказкам все чаще уступали книги, по которым занимались ее братья, постигая азы военного мастерства, чьим неотъемлемым элементом являлась, бесспорно хронология завоеваний. В конце коридора забрезжил тусклый красный свет и узор на крепкой двери.
- Минерея! История об Абельгойде. Остается надеяться, что скульпторы из Орллеи не слишком уж намудрили с ее образом, - фыркнув, леди толкнула дверной молоток, попав в проходную залу. Количество светильников, убранных красным, росло - здесь канделябр держал как минимум дюжину и мог осветить всю комнату целиком, а, взобравшись по лестнице, Дьердре и вовсе попала в огромных размеров залу, источником света в которой служили огромные жирандоли и диковинные торшеры - настоящие произведения искусства ковки и скульптуры. Слуха коснулись приглушенные отзвуки музыки. Мельком оглянувшись, девушка обнаружила, что колонны, держащие на плечах богато расписанный потолок, были из светлого розового мрамора.
- Мраморный зал? Нет, не этот. - ее внимание привлек дверной проем, источавший поток мягкого приглушенного света - единственный из всех прочих, затворенных и безмолвных, погруженных в алый полумрак. Зазвонили набойки, выбивающие шаг по каменному полу. Дьердре поспешила достигнуть заветной залы, но, едва оказавшись под сенью высокой сводчатой арки из того же розового мрамора, застыла. Статуя женщины стояла прямо перед ней, не далее, чем в тридцати шагах - произведение столь неописуемой красоты, сколь бесконечна грусть была в ее глазах, чей взгляд переполнял тоской всё естество. Вновь эхо разнесло звон соприкосновения металла с камнем по закоулкам коридоров - леди осторожно приблизилась, стараясь избавиться от наваждения, что создавала игра теней, отбрасываемого беглым пламенем свечей.

Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-01-10 10:58:08)

Казалось, нетерпеливые тени, слившись в танце сумрачных полутонов, старались свести ее с ума иллюзорным смехом, эхом отдававшимся в черепной коробке. Она была готова поклясться, что, стоит ей отвернуться, как изваяния немедленно придут в движение, но непременно застынут, едва сдерживая улыбку, когда необъяснимое чувство тревоги заставит девушку обернуться. Стараниями скульпторов и архитекторов зал, чье великолепие днем вызывало неописуемый восторг, в приглушенном отсвете красных свечей вгонял в смятение, играя свою причудливую симфонию на обнаженных нервах того, кому не повезло оказаться жертвой собственного воображения. Пожалуй, стоило бы еще у входа отвоевать у карлика право обладать факелом, но покуда оного в распоряжении не было, Дьердре бросала все силы на то, чтобы выровнять сбившееся дыхание. Казалось, впервые за долгое время нашлась вещь, способная вызвать у нее подобие испуга, благо при ней было оружие, худо-бедно смягчающее воздействие на нервы.
Статуя была прямо перед ней теперь уже на расстоянии менее вытянутой руки, оставалось лишь потянуться вперед и прикоснуться к истории, и, признаться, леди, завороженная взглядом, уже потянула вниз перчатку, чтобы прикоснуться к мраморной коже, но внезапное появление нового персонажа заставило ее вздрогнуть и оттолкнуть от себя странную и навязчивую идею.
Ответом на реплику было молчание. По сути, и сама реплика не имела иной цели, кроме как привлечь ее внимание. Погоня за соответствием заявленному образу в данном случае не пошла бы ей на пользу - любой здравомыслящий человек с каплей мозгов и хорошим слухом в состоянии отличить мужской голос от женского, так что, не рискуя сделать тайное явным раньше времени, Дьердре парировала короткий поклон схожим едва уловимым наклоном корпуса вперед, подражая военной выправке и не сводя при этом пристального взгляда с незнакомца.
Мятежный отсвет огоньков взрезает сумрак, освещая поднос в руках мужчины и тотчас запуская волны бликов по кривой поверхности узорчатых рукояток диковинных инструментов, аккуратно разложенных на бархатном полотне. В долю секунды созерцание инструментов на подносе поглотило ее без остатка - искра задорного огонька в глазах вспыхнула ярким пламенем, отражаясь яркими бликами в широко раскрытых глазах. Ее и без того болезненное влечение к оружию взыграло новыми красками, пускай ножницы перед ней и нельзя было безоговорочно называть орудием убийства. Любой вещи всегда можно найти достойное применение, однако вещи, специальным образом подогнанные под искусное и изящное уничтожение чего-либо по прежнему находили отклик в том укромном уголке ее души, который она предпочитала не показывать никому. Одни ножницы, впрочем, то и дело оказывались объектом ее придирчивого взора, неспешно скользившего от одного образца к другому. Рука также зависла в нетерпении - по легкому неритмичному движению пальцев можно было отследить сложный мыслительный процесс, пришедший на смену интенсивному потоку впечатлений. Наконец пальцы замерли - протянув руку, девушка подняла с податливой поверхности бархата большие ножницы из темной стали. В изящно свитые асимметричные вензеля колец, словно специально подогнанные под руку, удобным хватом ложились все, за исключением большого, пальцы. Не лишенный своеобразного изящества, инструмент ничуть не уступал самым острым из оставшихся на подносе ножниц, но при этом был лишен кичливой ауры помпезности, витавшей над остальными инструментами на подносе. Дьердре же они, в первую очередь, приглянулись тем, что единственные из всех лежавших на подносе ножниц имели безупречную заточку - достаточно было лишь надломить поток света небольшим поворотом режущей кромки, чтобы солнечные блики могли едва заметными искрами отметить насечки на лезвии - на выбранных ей ножницах таковых не было. Надежности ради леди попросила незнакомца не торопиться, жестом указательного пальца остановив его, когда тот уже был готов повести ее дальше. Задержав дыхание, она осторожно приблизила ножницы к виску и щелкнула пальцем по металлу, немедленно отозвавшимся тихим и монотонным звоном.
Обычно подобная дотошность утомляла окружающих, но ее спутник терпеливо ждал, пока она примерится - кто знал, что ей еще предстоит сделать этими ножницами. Впрочем, определившись окончательно с выбором, Дьердре чуть кивнула незнакомцу и они двинулись дальше - к гобелену.
Ей не впервой было видеть подобные картины - бесконечное их множество украшало родовые замки и поместья благородных господ, которым случалось встречать у себя в гостях членов королевской семьи. Быть может оттого столь незаметным и несущественным было изменение во взгляде девушки при виде кровавой баталии и сцены гибели проигравшего битву короля. Пытливый взгляд скользил по головам, жадно впитывая яркие краски и богатый на живые эмоции стиль авторской кисти - приподнявшись на носки, Дьердре умудрилась разглядеть даже мельчайший узор на боевом панцире завоевателя и отблески солнечных лучей в лужах крови, пропитавших изрытую землю под ногами. Цветочный каскад, изящными руками вышитый ближе нижней кромке резной раме из позолоты, обрел смысл лишь тогда, когда взор леди к фигуре павшего старика, которого ждала неминуемая кончина. Красивая метафора, буквально напоминающая, что ждет всех в итоге - пепел, устлавший землю, из которого родится новая жизнь.
Голос незнакомца в маске ворвался в рой ее мыслей, вернув в реальность. Необходимо было выбрать. Глубоко вдохнув, Дьердре опустилась на одно колено, чтобы лучше рассмотреть буйное разноцветье бутонов - при взгляде на каждый в голове всплывали выдержки из книги геральдики и множества книг по философии и медицине, так или иначе трактовавших значение разных цветов, ведь, безусловно, у ее выбора должна была быть какая-то символика, иначе ради чего все это? Сняв перчатку, девушка потянулась вперед, разглаживая невидимую складку на поверхности гобелена, скользя вдоль цветов пальцами на манер того, как внимательный чтец ведет невидимую линию вдоль ряда букв за чтением огромного фолианта. В какой-то момент ее внимание остановилось на черной сердцевине большого красного мака.
- Как иронично, - взгляд девушки вновь пополз вверх к фигурам, навеки замершим каждый в своей позе.
Мак - символ вечного сна. Иначе - смерти. Другой его смысл - забвение, которому Абельгойд намеревался предать Герольда и его войско, пусть и тщетно, иначе совершенно точно иные герои сейчас бы украшали полотно перед ней.
С тихим треском ножницы прорвали ткань, и, осторожно отделив налившийся багрянцем бутон от цветочного каскада, леди вручила его своему проводнику. Сомнения в том, стоит ли портить такое произведение искусства отпали в тот же миг, когда все мысли слились в единое предвкушение авантюры.

Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-01-11 21:00:48)

Надрез получился неровным. Ножницами приходилось орудовать в перчатках, и, не будучи привычной к обращению к деликатным инструментом, девушка вырезала заодно и небольшую область вокруг макового цветка, укрытую зеленой тенью листвы. Оставалось лишь надеяться, что ее проводник окажется не слишком привередлив.
- Миледи, - заработал слаженный, хорошо смазанный механизм, и один из сегментов сегодняшней головоломки раскрылся наполовину, но вместо того, чтобы дать четкий и понятный ответ, лишь множил число загадок. Кто эта загадочная женщина, которой она обязана своим неожиданным приключением, и за кого ее, в конце концов, приняли - проводник ясно давал понять, что человек, личность которого ей по стечению обстоятельств пришлось примерить, должен был попасть сюда не случайно.
Впрочем, стоило мужчине в маске заговорить о бесконечной ценности гобелена, в котором она буквально только что оставила рваную дыру размером с ладонь, как ей сделалось дурно, хотя глас рассудка очень быстро заглушил мимолетный шок от услышанного. Кто бы стал рисковать достоянием такого сокровища ради возможности убедиться в том, что перед ним стоит не посторонний. Слишком уж высока была цена ошибки, если учесть, что столь изощренная охранная мера дала банальный сбой. Стараясь не сбавлять шагу, Дьердре с неодобрительной холодностью смотрела на господина, чья ироничная манера вести беседу сейчас отдавала театральщиной. Разгадка оказалась весьма банальной, хотя леди была только рада наконец выдохнуть, пускай эту мимолетную победу и нельзя было озаглавить иначе как: "Торжество слабоумия и отваги". Интуитивно она, конечно, подозревала, что все было не так просто - в процессе мероприятий, подобных этому, вообще не существует действия, которое бы не повлекло за собой последствия, и в этот раз ей крупно повезло, хотя телу требовалось еще какое-то время, чтобы оправиться от прилива адреналина, впрочем, ее спутник решил не задерживать очередную дозу интриги, которой полагалось еще больше ее взбудоражить - надо было отдать ему должное, получалось это у него почти бесподобно, пускай даже с каждым подобным шагом лимит доверия девушки таял, как обет целомудрия юной послушницы, столкнувшейся с последствиями длительного воздержания.
Манера проводника изредка нарушать витавшую вокруг ауру загадочности своими репликами, поначалу раздражавшая, теперь обретала хоть какое-то значение - чем далее пара продвигалась по вытянутой галерее, тем чаще Дьердре требовалось напоминание о том, что они спешат - то и дело девушка сбавляла шаг, едва ли не останавливаясь, чтобы пускай даже в отсвете дрожащего огня запечатлеть в памяти детали картин, в завидном изобилии украшавших стены палаццо. Размеренные соударения металлических набоек, повсюду преследовавшие леди, стали неритмичными и прерывистыми, то ускоряясь, то оставляя за собой медленно затихающее жуткое эхо.
- Вы так думаете? - парировала она очередную реплику, с явной неохотой отрываясь от созерцания масштабной картины еще одной исторической баталии. Она говорила нарочито тихо, понижая тон голоса до низкого баса, благо ее природный голос не создавал существенных преград ее задумке - резкий, с осиплостью, ярко выраженной из-за выпитого алкоголя и деформации голоса, которую он претерпевал, вырываясь из узкой прорези маски. Попробовать в любом случае стоило - не могла же она вечно прикидываться немым гостем, хотя затянувшаяся пауза на мгновение вызвала у нее опасения. Но, казалось, пронесло, хотя незнакомцу явно удалось в очередной раз заинтриговать ее двусмысленной репликой, и, едва мужчина обронил остатки фразы, Дьердре всецело обратилась в слух - Фортуна бывает переменчива.
Декорации сместились в сторону оранжерей - освещенность помещения приятно радовала глаза, несколько уставшие от напряженного вглядывания во мрак. В нос ударил терпкий цветочный запах - приподняв руку, гость на какое-то время прикрыл лицо тыльной стороной ладони, давая обонянию возможность привыкнуть, хотя от многообразия запахов, сконцентрированных в оранжерее посредством особой тяги, снова начала кружиться голова. Ей ничего не оставалось, кроме как следовать за проводником по пятам, то и дело всматриваясь в стены кустарников и каскады цветов, обвивающих остов стен этого лабиринта. В едва различимом хаосе душистой пыльцы сложно уловить четкие запахи какого-то определенного цветка - краем глаза Дьердре успела заметить спящие бутоны роз, пионов, лилий. Судя по запаху - где-то близко цвели тюльпаны, жимолость и фиалки.
В очередной раз ее судьба была доверена воле случая. Пока нельзя было сказать точно, повезло ли ей - вполне возможно было, что число испытаний было заранее оговорено загадочной хозяйкой этих мест, а ее слуге лишь оставалось проявить ловкость рук, выдавая действительное за случайность. Язвительно ухмыльнувшись под маской в ответ на то, что ее окрестили "истинным орллевинцем", гостья приблизилась, дабы получше рассмотреть насаждения цветов. Черные маки были редкостью, как и все цветы, чей окрас отличался от естественного. Порой, чтобы добиться нужного оттенка селекторам приходилось прибегать к массе ухищрений, и кормление подкрашенной водой, содержавшей специфический пигмент, было самым безобидным из них. Вполне разумно, что ценой за красоту, изящества и насыщенный аромат, была слабость цветов к изменениям климата и сравнительно недолгий срок жизни - почти как у людей. Скользнув пальцами вдоль редких цветов, Дьердре без труда нашла один умирающий и одним резким движением пальцев переломила ставший хрупким стебель. Если ее спутник решил играть загадками - у нее была парочка за пазухой.
- Венец из маков называют "короной забвения". Черный венец, полагаю, можно расценивать, как символ безразличия. Абельгойд отнял у нее отца, захватил власть, а близких убил, заточил в плен или обратил в бегство, и черный венец был символом того, что у него более нет над ней власти. В то же время народ, несмотря на гибель короля, отказывался склонить колени перед завоевателем, и страна оказалась перед лицом гражданской войны, - девушка сделала небольшую паузу, чтобы прочистить горло. Непрерывно жечь басом было тяжело, в гортани начинало першить.
- Если принцесса так желала примерить маковый венок, Абельгойду стоило преподнести ей венец из красных. "Корону скорби", если угодно, - символ памяти о тех, кто пал на войне... - сделав несколько шагов, гостья качнула бутон красного мака - брат-близнец того, что покоился у нее на ладони, он отличался насыщенным красным цветом, красным, как кровь.
- Или тех, кому суждено будет умереть по вине принцессы, если она не покорится воле завоевателя. Любовь народа - то немногое, что завещал ей отец, и в своем горе смотреть, как гибнут верные ее семье люди, их дети и дети их детей, означало бы со временем ее лишиться, - развернувшись, Дьердре холодно взглянула на своего проводника, сверкнув змеиным взглядом немигающих глаз, черных в сумраке ночи.
- Бывают случаи, когда язык цветов может оказаться куда более красноречивым, чем любой другой язык. Нужно только выбрать правильную "форму" - сжав кулак, Дьердре раздавила вялый и умерший цветок - лепестки посыпались на пол, а в воздухе повис усыпляющий терпкий запах макового молока.

Чуткий слух уловил движение за спиной ненамного раньше, чем таинственная гостья привлекла к себе внимание загадочной пары. Чудесный голос скользил сквозь сумрачные очертания, петлял меж ярких столбов лунного света - призванный не напугать, но завлечь, он старался убаюкать внимание, но эффект получался ровно противоположный - разумеется, гостя был в этом чувстве одинок, ведь проводник держится на удивление спокойно, пусть и не предпринимает попыток предупредить или подтолкнуть гостя к действию.
Все происходящее все больше походило на чью-то чрезвычайно продуманную выходку - даже с расстояния в несколько шагов пытливый взор, путаясь в сумеречных тенях, был в состоянии уловить чудесное сходство новоявленного образа с тем, что еще недавно предстал пред гостем, сидя без движения на мраморном постаменте. Но может ли статься так, что то был живой загримированный человек? Быть может этому юному созданию и впрямь удалось обмануть ее пытливый ум?
Странный испуг на время овладевает гостем, и приближение фантома заставляет его отшатнуться и отступить на шаг. Странное наваждение, спутавшее мысли, заставило ее остановиться и усилием воли ослабить хватку пальцев, вновь до боли стиснувших рукоять оружия, скрытого под полами плаща. Если все это было лишь иллюзией, завуалированным театральным фарсом, отчего же столь сильно было чувство тревоги, жгутами сковавший грудную клетку, когда бледная рука неспешно вытянулась вперед. Сбитый с толку гость пытается найти ответ в глазах своего проводника, но тот даже не удостаивает его характерным загадочным ответом - глупо было полагать, что эти двое были не заодно, и все же новому образу оказалось вполне по силам породить в душе леди сомнение в реальности происходящего. Вновь закружилась голова.
Прикосновение не принесло ни боли, ни тревоги - напротив, было ощутимо и осязаемо. Обоняния коснулся запах пудры, слегка приоткрыв занавес тайны, хотя концентрация запахов в воздухе уже не столько сбивала с толку, сколько затрудняла дыхание, как будто одной маски было недостаточно. Слова статуи на миг заставили гостью почувствовать укол вины - ровно на то время. пока разум в который раз не напомнил ей о ложности происходящего. И тем не менее унять чувство вины за принятое решение оказалось не так легко. Осторожно подняв руку, Дьердре осторожно прикоснулась ей к покрытой толстым слоем пудры ключице. Пальцы скользнули выше и провели по шее, движимые странным желанием гостьи ощутить реальность происходящего.
В отдалении зазвенел женский смех, вначале тихий и одинокий, но после слившийся в один поток с другими, все нарастая и приближаясь - от неожиданности гость вздрогнул и обернулся, стараясь поймать боковым зрением источник смеха; рука, замершая в едва уловимом прикосновении, дернулась и немного смазала пудру, жирно отпечатавшуюся на пальцах.
Вначале зрение замечает одну девушку, затем другую, чтобы в следующий же момент гость на миг замер на месте. Робкая и благопристойная девушка непременно отвела бы взгляд, как этого требовал этикет и сложившиеся в обществе нормы приличия, но происходящее здесь действо было так же далеко от светского раута, как и королевская дочь от такого понятия, как пристойность, и, надо было отдать нимфам должное - у них было, чем завлечь случайный взгляд. Краем глаза заметив исчезновение своего прежнего спутника, Дьердре немного напряглась, но предпочла вновь доверить свою судьбу удаче. Кровь начинает стучать в висках, когда гостья вновь поворачивает свой взор к Минерее. Слова песни эхом отдаются в ушах. Кольцо?
Едва стоило ей протянуть руку, как крошечное украшение исчезает, смахнутое чьей-то тонкой рукой, и мужчина в золотой маске спешит в погоню, выбрасывая вперед руку, чтобы одернуть нимфу за плечо, но пальцы ловят лишь воздух, вскользь касаясь воздушной ткани наряда другой. Небрежный жест случайно приоткрывает вид на еще одну интереснейшую истину, заставляя Дьердре одернуть руку, а хоровод нимф взорваться звонким девичьим смехом. Попытка уследить за кольцом утонула в волнах полупрозрачного шелка, струящегося в лунном свете, и бледном отсвете луны на женских телах, пребывающих в бесконечном движении. Поймать багряный отблеск в лунном сумраке не представляется возможным - подобно игре в наперстки, эта также заведомо обречена на провал, и Дьердре не остается ничего, кроме как ожидать, пока беспокойство вокруг уляжется - последняя нимфа изворачивается из ее рук, заливаясь журчащим смехом и хлопая черноволосую фурию по рукам. Судя по всему, так просто вернуть ей кольцо не удастся. Подсказка, впрочем у нее имелась, хотя способ реализации вызывал сомнения - ее вокальные навыки куда лучше проявлялись в одиночестве, когда она воскрешала в памяти полюбившиеся песни и сказки, и, признаться, ей еще не приходилось петь для кого-то - более того, испытывая существенный риск раскрыть свою личность раньше времени. И тем не менее, она рискнула, цепляясь за единственную подсказку, которая сейчас у нее была, тихо вторя песне нимф стихами, произносимыми лишь едва нараспев, чтобы не допустить высоких тонов.
- Что более всего влечет,
То менее всего сулит, —
Поначалу в голосе чувствовалась неуверенность, но, сделав паузу, Дьердре постаралась говорить тверже.
- И мы вослед, не помня зла,
Опять стремимся и опять.
Затмила мне весь женский род
Та, что в душе моей царит.
При ней и слово с уст нейдет,
Меня смущенье леденит,
А без нее на сердце мгла.
Безумец я, ни дать ни взять!
В памяти все четче проступали слова известной бардовской песни, и паузы становились все реже, хотя порой грубый голос мог звучать излишне угрюмо - в своих попытках не выдать себя гостья явно прикладывала завидное старание. Впрочем, сомнение, терзающее гостью, заставило ее смолкнуть на время, дабы оценить плоды своих трудов, и узнать, в правильном ли направлении пошла ее мысль - теперь вопрошающий взгляд скользил от одной нимфы к другой и, в конце концов, останавливался на той, что носила имя принцессы Минереи.

Ощущение связи с реальностью было потеряно бесповоротно - иного объяснения своим действиям Дьердре дать, увы, не могла, и потому лишь наслаждалась этим спектаклем, как погружением в глубокий и в высшей степени реалистичный сон. Детали такого сна обычно не вылетают сказочным образом из головы в первые мгновения после пробуждения, а откладываются в памяти порой на очень долгое время, заставляя сознание возвращаться к ним вновь и вновь. Спустя дни. Недели. Иногда даже годы, когда время и изъяны собственного сознания превратят его из незаурядного сна в настоящую утопию, сглаживая недостатки, перевирая неловкую и неугодную действительность.
Надо отметить, вино было что надо - не требовалось быть семи пядей во лбу, чтобы оценить напиток по достоинству. Приятное на вкус, не горчит, не слишком сладкое и не жжет горло, а в голову ударяет ровно такими небольшими порциями, которых заслуживает столь варварский способ употребления благородного вина, как мгновенное опустошения кубка. Благородной леди бы впору лишь изредка пригубить орллевинскую амброзию, впрочем, леди так же не полагалось расхаживать по тайным вечерям в мужском платье и заглядываться на бесстыдниц, так что подобная шалость была не самым страшным из ее грехов. На языке чувствовался легкий осадок и чуть терпкий характерный привкус, какой остается, если закинуть в рот пол пригоршни маковых зерен. Круг замыкался.
Стоило бы наградить юных актрис, что столь правдоподобно изображали испуг и крайнюю степень удивления, впрочем, улыбки с них будет достаточно. Пока что. И без того барышни увидели чуть больше, чем им полагалось. На миг, впрочем, ей пришлось чуть отсрочить миг их расставания - отставив кубок, Дей, подхватив бесчувственную невесту, подняла ее на руки, чтобы уложить на длинную мраморную скамью подле. Должно быть, в свете дня здесь обретает душевное спокойствие загадочная хозяйка этого места - никто не мог сейчас этого сказать, а потому гостья лишь надеялась, что ей простят и этот невинный жест импровизации, призванный чуть дополнить этот дивный спектакль.
Оставив предательское кольцо у изголовья мраморной ложи, Дьердре нагнулась за кубком и, подняв его в последний раз с легкой тоской заглянула внутрь. Жаль не был вина - сейчас бы ей не помешала доза, чуть большая той, что она успела в себя влить, и уж точно большая, нежели один кубок. Редкие капли остались на дне, смешавшись с мелким серым осадком - буквально щепотка крохотных песчинок, рассмотреть которые представлялось возможным лишь в свете луны, редкой кофейной гущей пачкала дно, извиваясь в причудливых вензелях по ободку дна. Дыхание гостьи замерло, когда зрению удалось зацепиться за странную структуру форм, в которые складывались песчинки на дне, коих было слишком мало, чтобы подобным образом "запачкать" донце.
Взмахом руки избавившись от жалких остатков вина и макового порошка, Дей развернула кубок на свет, позабыв и о нимфах и о собственном запястье, рана на котором кровила и пачкала рукава дорогой одежды - это сейчас было не столь важно. Выгравированные умелой рукой строки, закрученные в изящный круг из вензелей и завитков, поддались глазам не сразу, лишь со временем приоткрывая завесу тайны по мере того, как глаза, смотревшие сквозь прорези золотой маски привыкали к практически непроглядному полумраку. Пожалуй, не будь сейчас маски на ее лице, юные нимфы смогли бы лицезреть на удивление редкое видение, но в этот раз им пришлось довольствоваться лишь тихим отзвуком смешка, что сорвался с губ бесстрастного лица, обвитого лавром и змеями.
Гостья сорвалась с места неожиданно - не успел кубок, выроненный из дрожащей от нетерпения руки, коснуться земли. Даже лабиринт живых изгородей предпочел уступить ей дорогу, опасаясь быть опаленным пламенем, что горело в глазах и, казалось, вот-вот переметнется на ближайшие зеленые насаждения, грозясь превратить все здешнее великолепие в пепел. Внутренние коридоры встретили ее непроглядным мраком. С непривычки единственным, что хоть как-то вырывалось из непроглядной черноты коридоров были мерцающие красные островки света, словно болотные огоньки освещающие ей путь в никуда, и с каждым шагов уводящие все глубже в новый лабиринт. Но, если в свете луны и звезд она могла как-то отслеживать собственные передвижения, здесь даже острое зрение бывалой охотницы ее подводило. Воздух стал более-менее однородным, едва стоило ей пересечь очередной поворот у входа - за спиной закрылись двери, отделяющие крыло сооружения от оранжерей.
Мрачная давящая тишина то и дело нарушалась гулким эхом стремительных шагов - то здесь, то там вздрагивал огонек на оплавленной свече, приводимый в движение потоками воздуха, которые увлекали за собой взмахи алого плаща. Наконец, те же залы. Те же знакомые коридоры с помпезными канделябрами - те же загадочные картины. Та же массивная дверь, своим убранством и диковинной резьбой на отлитых фигурах и дверных молотках заслуживающая быть в одном ряду с живописными картинами и роскошными статуями, что с интересом наблюдали за новой фигурой, обозначившейся на шахматном полу их владений. Казалось, что вот-вот из тени тяжелых штор, занавесивших нишу в стене, возникнет загадочный проводник, но Дьердре отринула это наваждение прочь, с силой и придыханием навалившись на двери, отделяющие ее от следующей комнаты.
И вновь перед ней простерся мраморный зал.

Интуиция ее не подвела. Запыхавшаяся, со сбившимся дыханием, она, гостья в этом доме спешит придать себе подобающий вид, унять беснующиеся в глазах огоньки. Вздымающаяся от нетерпения грудь, переполненный волнением взгляд - ах, что бы сказали ее учителя, будь у них возможность наблюдать за ней сейчас, когда она неосознанно дала волю своей истинной натуре - безудержной, неистовой. Силы в ее руках было достаточно, чтобы возвестить о своем появлении предельно ясно - тяжелые створки дверей с глухим шумом столкнулись со стенами, впустив в залу легкий сквозняк.
Дьердре ожидала встретить здесь своего провожатого, но, кажется, сама хозяйка мраморного сада решила снизойти до ее скромной персоны. Или то была очередная уловка - еще одна талантливая актриса, что лишь притворяется ей. Лишь странное чувство - еще один инстинкт настойчиво шептал ей сию мысль, склонившись над ухом. Слегка замешкавшись, гость выпрямляется, чопорным движением оправляя оборки платья и вновь приводя в движение полы переброшенного через плечо плаща в стремлении придать себе вид, максимально соответствующий торжественной ауре. Даже ей, скептически относящейся ко всей этой мишуре, в этот момент действительно боялась случайным движением или словом нарушить целостность сна, в который она погрузилась в эту ночь масок.
Глубокий поклон, медленный и почтительный. И, разумеется, выполненный на все тот же мужской манер.
- Нисколько, сеньора, - гость выдерживает паузу, прежде чем выпрямиться и вновь поднять взгляд на хозяйку этих комнат. Взгляд его случайно касается гобелена, с которого еще совсем недавно стараниями грубых женских рук была коварно срезан фрагмент. Вблизи не трудно рассмотреть, как в уголках глаз залегает тень недоумения - по движению глаз легко заметить, как хмурится гость, но так же покорно и хладнокровно отводит взгляд, не двинувшись с места ни на дюйм, пока загадочная женщина в черном и золоте, не подносит победителю хрустальный бокал. Слишком много сегодня было загадок, так или иначе связанных с ядами, так что нотки скепсиса во взгляды сейчас были простительны. Золотая маска несколько раз опускает взгляд вниз, пытаясь определить содержимое по одному только виду, и в этом чувствовался свойственный королевской дочери профессионализм - мельчайший оттенок, маслянистость или специфический характер развода в бокале могли сказать не все, но поведать хоть часть очередной загадки.
Форма обманчива, и ироничное замечание заставляет гостя вновь оторвать взгляд от созерцания своего приза. Последний шаг - всегда самый трудный, несмотря на кажущуюся простоту. Новая интрига всецело завладела ее вниманием, но движение полно нерешительности. Зачем наливать нечто, что не должно быть выпитым, в бокал? Вопрос, бесспорно удивительный - в особенности, учитывая примечательнейший контекст и тот факт, что сама Дьердре знала тысячу и один способ превратить содержимое бокала в орудие убийства. И тем не менее, будь это ядом - стала бы женщина в черном так открыто предостерегать ее от неправильного шага? И что за загадочная улыбка? Впрочем, было бы кощунственным и дальше надеяться, что завеса тайны приоткроется по одному только желанию и велению гостя. Хотя нет. Не гостя. Самозванца. И, разумеется, лжеца.
- Благодарю покорно, сеньора, однако, пусть будет вам известно, что ваши слова ныне разожгли во мне сильнейшее любопытство, и я бы с радостью приоткрыла завесу этой тайны, однако, боюсь, я не в праве просить об этом, - вновь раздался в стенах зала женский голос. Не такой мягкий и вкрадчивый, более грубый и низкий, с легкой хрипотцой, но все же женский.
- Я смею лишь надеяться, что вы простите мне мои наглость и любопытство, что по чудовищной и, одновременно, восхитительнейшей ошибке привели меня сюда, - Дьердре осторожным движением откинула назад глубокий капюшон, багрянцем укрывавший в тени часть золотой маски. Длинные черные волосы вьющимся каскадом упали на виски, сползла за спину небольшая черная коса. Узел из черных с золотом лент распустился, стоило лишь потянуть за нужную, и вот маска превращается в изящное украшение, придерживаемое у скул лишь кончиками пальцев. И вот, мгновением спустя, маски сброшены...

Звон бьющегося хрусталя заставил ее чуть вздрогнуть, но Дей смогла практически мгновенно вернуть выражению лица хладнокровное и скорбное выражение вины. Реакция женщина не оставляла у Дьердре сомнений в том, что перед ней стояла знатная особа - чтобы так скоро и умело совладать с эмоциями, нужна была недюжинная выдержка, да и было в ее взгляде нечто... возвышенное. Стать. Сила. Не то всесокрушающее действо, заставляющее повиноваться, воздействуя на первобытный страх, но истинно женское могущество - способность убеждать и пресекать лишнее слово или движение одним только взглядом. Впервые за долгое время Дей почувствовала, как по спине бежит холодок.
Сейчас впору было бы самой виновато потупить взгляд, но Дьердре была не из робких, иначе бы не стояла сейчас здесь - она смотрела в упор, не мигая и не отводя взгляда ни на секунду, пока орллевинка рассматривала ее со стороны, пока она сама пыталась прочесть чуть больше в беспокойном северном море холодных глаз. Изящный шаг сократил расстояние, отделявшее ее от фигуры загадочной женщины, до какого-то фута. Подобная близость смущала, однако, если учесть, что в алом полумраке даже в свете свечи разглядеть чужое лицо представлялось проблематичным, Дей не сдвинулась ни на дюйм, лишь проводила силуэт краем бокового зрения, испытывая неосознанное и даже томительное чувство беспокойства. Она слышала ровное дыхание, мерные шорохи, с которыми подолы искусно расшитого платья скользят по полу. На какой-то миг она даже задержала дыхание, чтобы прислушаться. Неосознанный жест заставил ее сомкнуть руки за спиной - желание скорее инстинктивное, как рефлекторно бы она пыталась защититься от непонятной угрозы или излишне проницательного взгляда, что пробирал все нутро, и для которого одежда и шпага, висящая на поясе, не были такой уж большой преградой. Дьердре поймала себя на мысли, что впервые за долгое время почувствовала себя беззащитной - сердечный ритм стучал в ушах, к горлу подступил комок.
Едва лишь силуэт госпожи вновь появляется в поле зрения, как взгляд оказывается прикован к нему. Девушка позволила себе выдохнуть, но даже в этом выдохе чувствовалась странная дрожь. И сколь странное и необъяснимое чувство охватило ее, когда женщина, бесспорно знатного и именитого происхождения, опустилась перед ней едва ли не на колени, чтобы найти в осколках битого хрусталя то, что при падении нарушило надрывную и болезненную трель бьющегося бокала резко выдающимся ложным аккордом, низким, ни на что не похожим... Впрочем, даже содержимое бокала, каким бы ценным оно ни было, сейчас не казалось таким уж важным. По крайней мере, были и более важные детали, которым стоило уделить куда более пристальное внимание, в особенности, если ты способен ценить подобные мелочи, а Дьердре была именно такой, иначе бы не было и тени румянца, что заполнил скулы и коснулся кончиков ушей, стоило даме вновь скрестить с ней взгляд.
Тяжелая капля скользнула к ней в ладонь. Пожалуй, есть и более нежные ручки, способные по достоинству оценить идеальность огранки, но даже Дьердре поначалу засмотрелась на драгоценность, чудом найдя в себе силы, чтобы опустить взгляд.
- У меня нет слов, которыми я могла бы выразить степень своего восхищения, сеньора, - сбившимся голосом выдохнула она, завороженная переливающейся внутри бриллианта радугой.
- Но я... Я не могу это принять. Моя победа была вероломна и коварна, и оттого победой даже зваться не должна, - чуть дрожащими пальцами девушка вложила влажный бриллиант в руки хозяйки, столь осторожно, что непонятно было, что она больше боится повредить - сокровище, изготовленное из одного из прочнейших материалов в мире, воздух вокруг него, или же тонкие и изящные руки, поражавшие своей чистотой, не в пример отдельным личностям, которым ныне приходилось держать левую руку за спиной, дабы не запачкать руки госпожи кровью.
- Я не прощу себе, если смогу завладеть чем-то столь ценным при помощи обмана.

Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-01-25 18:14:01)