Хельман не знал. Могло ли так случится, что Джозеф не известил его? Или епископу просто не хватило времени ознакомиться с письмами… Тем не менее, его реакция проста и естественна. Это ещё не скорбь, но петерианское сопереживание каждому страждущему. Шок, что совсем недавно молодая женщина цвела, радовалась божьему миру, а сейчас ушла в безвременье.
Сама Элен ещё не свыклась с этой новостью – да и применимо ли сюда это равнодушное «свыклась»? - однако, эмоции держит в себе. Она может тихо молиться в капелле, утирать слёзы Роуз, тая свои собственные. Но на людях остро чувствует – она не имеет права оплакивать Лилиан. Их семья причинила боль несчастной женщине. Их поступки – причина той самой хвори.
- Я не знаю, чем она болела... – тихо-тихо, опуская глаза ниц, ведь в них горит обратное – «Знаю! Догадываюсь. Или, скорее, понимаю. Прежде всего, как женщина и как мать».
- Возможно, хворь поразила не её тело, но душу. – хочется сбросить с себя всё напускное, светское – кинуться в ноги. Хочется выкрикнуть: «я грешна, Хельман, и я не знаю, как с этим жить! Я чувствую, что эта смерть на моей совести!». Но графиня смотрит в смиренное лицо брата и боится. Трусливо, подло, готовясь увидеть в нём лишь осуждение. Или хуже того – подозрение в неискренности.
Он спрашивает о Роуз. Возможно, не стоило заговаривать о племяннице сразу. Нужно было прощупать почву, сблизиться, пробить бастионы недоверия, прежде чем озвучивать самое главное. Но для миледи её просьба к Хельману – прямое продолжение того, о чем Элен беспрестанно думала в дороге. Как если бы не было приветствий, ожиданий брата, а просто графиня продлила свою мысль, только вслух.
- Дерби… - нет, увезти племянницу в Уортшир не выйдет. Она ещё не обсуждала саму возможность подобного с Адриано, но если и решится, то место должно вызвать подозрений. Хельман пока не понимает, о чем его просят, а потому рассуждает чисто теоретически, тыкая пальцем в небо.
- Детство она провела в святой обители Чертоза. Но я не хочу возвращать её именно к монастырской жизни… - взгляд - солнечный луч, осторожный, скользящий по крепостной стене в поисках малейшей бреши. Епископ приглашает её в дом, и сестра повинуется. Она тоже замерзла, и периодически растирает ледяные пальцы.
Жилище скромное. Ничего лишнего. Однако, после пышных, вычурных лоренширских интерьеров эта простота немного напоминает Элен дом. Чопорный, благородный Йелоншир. Графиня кивает камеристке, дабы та подождала её в смежных покоях.
Язычки пламени теплом лижут ноги, продрогшие от ноябрьской мороси. Оранжевые пятна света озаряются на профиле женщины, тянущей руки к огню. Воду или эль – гостеприимно предлагает Хельман. И миледи честно признается – эль. Она очень озябла.
- Я не смею просить о помощи. – по крайней мере, пока. В глазах, обращенных к епископу, нет гордыни, спеси или желания обхитрить. Скорее, достоинство женщины, оказавшейся в трудной ситуации, и чуть-чуть надежды.
- Но мне нужна Ваша мудрость, брат. Ваш совет. Вы великодушно сходу предлагаете мне варианты, но не спрашиваете – зачем они мне.
Отредактировано Helen Higarden (2016-06-08 13:36:54)