Последние несколько дней Халиме была особенно погружена в собственные мысли. То, что происходило в ее жизни, нельзя было назвать чем-то ужасным, но вместе с столь долгожданным счастьем все же приходили и мелкие проблемы, во многих из которых она была виновата сама. Например, жгучее чувство вины перед женой Адониса, которая не заслужила того, что происходило за ее спиной. Никто подобного не заслуживает, и уж тем более она - гостеприимная, добрая и улыбчивая, вынашивающая законного ребенка. Какие же муки ждут ее саму после смерти, как много грехов она взяла на себя - не отмолиться вовек. Змей искуситель оказался слишком силен, плоды его - слишком сладкими, она сама - слишком слабой для того, чтобы противостоять, чтобы сопротивляться. И, судя по всем тем знакам, что стали заметны за эту неделю, впереди куда большее грехопадение, которому нет никакого оправдания. Разве что то сильное, светлое и чистое чувство, перенесенное через годы, трепетно выращенное, забытое на время. Она пыталась, искренне пыталась оставить все в прошлом. Они оба, должно быть, пытались. Но на все ведь воля Всевышнего. Быть может, он устроил им проверку, которую они провалили, с улыбками, сладкими речами и без каких-либо сожалений.
Но что, если все знаки верны? Что, если она не ошибается в своих догадках? Неужели снова придется пережить все то же самое, что в четырнадцать лет, теперь, когда они преодолели столь многое? И главное, поддержит ли ее хоть кто-нибудь, будет ли семья на ее стороне, найдет ли ей оправдание, поймет ли? Составляя дружеское письмо Викраму, Халиме думала о том, что уж старший пасынок наверняка найдет в своем сердце немного доброты и отзывчивости, чтобы отпустить ей грехи и оказать помощь. Ардаван же, скорее всего, придет в ужас и ни за что не внемлет ее просьбам. И виной всему даже не личное отношение, а та жестокая политика, что не позволяет мужчинам принимать правильные решения большую часть времени.
- Миледи, Ваш пасынок отныне управляющий графством! - рука дрогнула, уводя завиток у заглавной буквы резко вниз. Пора ей переставать задумывать столь сильно, что любой резкий звук звучит словно удар по наковальне. Ардаван широко улыбался, подходя ближе и даже не обращая внимания на почти дописанное письмо. Оно и к лучшему, едва ли его обрадовало тесное общение между ними, когда его отношения с братом столь напряженные, что грозят перейти во вражеские. Но Халиме и не думала о том, чтобы спрятать послание: все ее внимание привлекло сказанное. Графством правил Адонис, и если теперь это место получил Ардаван, значит...
- Мой... мой кузен, что с ним? - черные, слишком черные и гнетущие мысли посетили ее голову. Что если с ним произошла беда? Нет, нельзя так думать, ведь можно накликать беду. Быть может, Адонис просто уехал на время в другое графство? Но почему он не попрощался, почему не послал весточку, чтобы пощадить ее чувства? Да, она никто ему, разве что кузина, и ведь кузинам наверняка сообщают об отъездах, разве нет? О, Всемогущий, защити его, отведи от него беду. Это, должно быть, просто деловая поездка, ничего большего.
- Он арестован, - Халиме глубоко вздохнула, стараясь унять возникшую в руках дрожь. Арест, какое несчастье. Нет, это не может быть правдой, это какая-то глупая шутка, недоразумение, ошибка. Но нельзя показывать, насколько сильно волнение. Нельзя давать хоть малейший повод для недовольства Ардавана, особенно теперь, когда у нее достаточно причин потерять его доверие и любовь. - Вы что, не рады моему продвижению?
- Я рада, Ардаван, я за Вас очень рада. Просто переживаю за брата,- леди Дахармы легко улыбнулась, склонив голову, и мечтая при том, чтобы пасынок скорее отправился по своим делам. Глупо злиться на него, едва ли он виноват в аресте Адониса, но женское любящее сердце склонно надумывать глупости и переживать более, чем того требуется. Унять дрожь никак не получалось, и письмо пришлось отложить на время, отгоняя вместе с тем и гнетущие мысли о будущем Адониса, да и своем собственном. Случись что сейчас с ним, что она будет делать? Как сможет вынести подобный удар? Но она должна, ради детей должна хотя бы постараться. И все силы были потрачены на то, чтобы как можно естественнее радоваться за пасынка.
Ужин в тот день был богат, приглашенные Ардаваном гости шутили и смеялись, хвалили ее гостеприимство и красоту, но Халиме было не до праздников. Где-то там беда нависла над самым дорогим мужчиной в ее жизни. Разве можно думать о чем-то другом? И приглашение от леди Анд стало еще одним поводом волноваться в разы сильнее.
Ей удалось скрыть от занятого новой должностью Ардавана свою маленькую поездку следующим утром. Стоило бы взять с собой дочь, но та спала столь сладко, что не хотелось ее тревожить. Думая о сохранности своих детей, о возможно раскрывшихся тайнах, об аресте Адониса и беременности его жены, Халиме нервничала и печалилась достаточно сильно, чтобы задача взять себя в руки стала тяжело выполнимой. Но она смогла это сделать, когда ее ноги коснулись богатых полов дворца, в котором ее ожидала леди Анд. Она оказалась уставшей и опечаленной, что не было удивительно. Но место сюрпризам все же было: большого живота, обрамленного дорогими тканями, на месте не оказалось, и Халиме подумала о самом худшем, быстро отгоняя мелькнувшую мысль. Она никогда не желала зла жене Адониса, и нельзя притягивать недоброе своими размышлениями. Присаживаясь в кресло напротив, женщина постаралась улыбнуться как можно мягче и ободряюще, чтобы хоть как-то поддержать леди Анд.
- Благодарю, миледи, что Вы отозвались на мое приглашение.
- Благодарю и Вас за него, - пожалуй, ей стоило бы принести с собой угощение или что-нибудь иное, что показало бы ее расположение к жене кузена, но Халиме слишком плохо разбиралась в этих светских нюансах. И в политических беседах тем более, а что-то ей подсказывало, что данный визит носит не совсем обычный, дружеский, характер. После произошедшего такого просто не может быть. И, если взглянуть на все глазами Неферт, как, должно быть, тяжело ей сейчас, когда муж и главный защитник, глава семьи, арестован? Женщина даже не могла представить себе, что делала бы на ее месте. Но она все же на своем, и попросту не может не проявить сочувствие и участие как можно доброжелательней.
- Как Вы себя чувствуете? Вижу, Вы разрешились от бремени. Надеюсь, Вы и Ваш ребенок в добром здравии? - будь они чуть более близкими, дорогими подругами, Халиме наверняка не удержалась бы от того, чтобы сжать руку собеседнице, показывая свою готовность оказать помощь в любом деле. Но было бы это уместно сейчас? Леди Дахармы чуть сжимает губы, растягивая уголки и едва подается вперед, взглядом выражая все то, что не может пояснить словами или жестами.