Сегодняшняя тренировка продлилась дольше обычного, однако по мнению Генриха она закончилась возмутительно быстро. Серия хитрых ударов, казавшаяся поначалу бесчестной сквозь призму его максимализма, увлекла принца настолько, что он едва не позабыл о своих планах на грядущий вечер. Вернее, о планах на вечер Его Высочеству забыть не позволили бы – очередной приём, устраиваемый матушкой, относился к числу событий, отсутствие на которых могло быть оправдано лишь скоропостижной кончиной принца – но пара часов до этого самого вечера принадлежали лишь ему. Ему и Адалинде.
О юной танцовщице, которой Генрих увлёкся около месяца тому назад, не знал никто из его окружения и эта таинственность необъяснимым образом удваивала привлекательность и без того прехорошенькой Адалинды. Проведя всю свою жизнь при дворе в окружении сплетен и интриг, окутанных тончайшим покрывалом из благочестия и безупречных манер, Генрих невольно начал ценить секреты и редкие часы одиночества. Пускай даже секреты были столь незначительными, а одиночество – опасным в противовес им.
Вздумай Генрих анализировать свои привязанности, наверняка ответил бы, что помимо таинственности, которой он сам окружил возлюбленную, Адалинда привлекала его своей непохожестью на леди. Она не строила из себя жеманную скромницу и не требовала от него никаких клятв, смеялась, когда ей было весело, и грустила, когда наступало время прощаться. Младший принц не питал иллюзий на счёт их возможного будущего и не тешил себя надеждами, что его жена, которую однажды выберут родители, будет хоть сколь-нибудь походить на Адалинду. Тем ценнее был каждый миг, проведённый с нею, и тем необычнее на вкус иллюзия свободы – ещё более призрачная, чем сама идея брака по любви…
Путь в покои Генриха походил неподалёку от неприметного внутреннего дворика, где наверняка уже дожидался его Гнев – осёдланный и оттого пребывающий в скверном расположении духа. Решив задобрить его яблоком, перехваченным по дороге из корзинки смешливой служанки, Генрих свернул в открытую галерею на втором этаже. Винтовая лестница на другом конце вела аккурат к его цели.
Гнедой жеребец по кличке Гнев был подарен Генриху года четыре тому назад и поначалу очень даже соответствовал своему имени. Непокорный и злой, он норовил сразу же сбросить ездока, не признавая хозяйской руку двенадцатилетнего юнца. И, не смотря на превосходных учителей, Генрих не раз оказывался на земле, прежде чем ему удалось усмирить норовистого рысака. Матушка требовала «прекратить попытки свернуть себе шею» и даже отец в какой-то миг засомневался, что подарок окажется Генриху по силам, однако спустя полгода оба вынуждены были признать, что упрямство свойственно не только баранам, но и принцам. Не обошлось и без Чарльза: именно нежелание выставить себя слабаком в глазах брата придало Генриху и того самого упрямства, и сил. Наверное, в этом и заключается предназначение старших братьев в жизни младших – служить ориентиром, даже если отношения между ними далеки от доверительных… Что же до Гнева, то отношения с ним в конечном итоге сложились куда более похожими на отношения братьев, нежели между Чарльзом и Генрихом: жеребец смирился с Его Высочеством, как с неизбежным злом, и даже взялся ему покровительствовать до тех пор, пока младший из принцев не сумел снискать его уважения. Других всадников, дерзнувших на него посягнуть с «великодушного» позволения Генриха, Гнев подпускал к себе с обманчивой кротостью, чтобы затем во всей красе продемонстрировать им, по какой причине он и получил своё имя. Конюшенных, приставленных ухаживать за ним, Гнев и вовсе за людей не считал, норовя то укусить, то задеть копытом. Но, не смотря на вздорный характер (а быть может и благодаря ему), второго такого быстрого и смышлёного жеребца на королевских конюшнях не было.
Движение во дворе принц уловил краем глаза примерно на половине пути. Ввиду особого «расположения» Гнева к мальчишкам-конюхам вряд ли один из них по доброй воле рискнул остаться бы с рысаком один на один. Благо, от них требовалось лишь седлать жеребца и приводить его к назначенному сроку. Но если не конюшенный, то кто?.. Ответ оказался столь вопиюще невозможным, что Генрих сперва глазам своим не поверил. А когда поверил, видение уже сидело верхом на Гневе, старательно изображающем «смирную лошадку»… Проклятие!
- Позволено ли мне будет узнать, куда именно леди собирается отправиться на этом рысаке? – В несколько мгновений преодолевая галерею и едва ли не скатываясь по лестнице навстречу Гневу, морда которого вытянулась из-за разочарования столь несвоевременным появлением хозяина, полюбопытствовал Генрих. В его голосе отчётливо слышался сарказм, пускай и весьма аккуратно отмеренный, а в глазах читалась насмешка. Не над леди, над ситуацией в целом.
А ситуация и впрямь складывалась презабавная: осёдланный по приказу принца Гнев, в чьих раскосых глазах с сожалением таяло предвкушение момента, когда непрошенная всадница ласточкой вылетит из седла (не смотря на расслабленную позу, Генрих был готов в любой миг перехватить поводья, если жеребец всё же надумает выкинуть такой фокус), сам принц, менее всего в этот миг походящий на принца, и незнакомая девушка – определённо из знати, с коленями, едва прикрытыми платьем. Генрих отдавал себе отчёт в том, что порядком потрёпанный камзол для тренировок, в котором Его Высочество около четверти часа тому назад как следует вываляли в пыли, наспех приглаженные волосы и свежая царапина на скуле придают ему куда более нелепый вид, нежели у юной незнакомки, но губы принца то и дело норовили расплыться в улыбке.

Его взгляд возымел эффект – леди смутилась и поспешила прикрыть коленки подолом. Почуяв, что поводья ослабли, Гнев в нетерпении переступил с ноги на ногу, однако Генрих был начеку: ремни уздечки оказались в его руке, а жеребец получил предупреждающий взгляд, мол, только попробуй. Недовольно всхрапнув, конь ткнулся в плечо принцу, недоумевая, почему они всё ещё топчутся во дворе, воруя у верховой прогулки драгоценные мгновения. Пришлось задобрить рысака яблоком, которое ненасытное создание проглотило, даже не хрупнув, и немедленно потянулось за добавкой. Не обнаружив оной, Гнев окончательно удостоверился в несправедливости жизни и одарил Генриха таким взглядом, что ему полагалось немедленно провалиться на месте. Принц проваливаться не спешил, даже не смотря на то, что к взгляду рысака прибавился ещё взгляд незнакомки, совладавшей-таки с платьем. Взгляд, к слову, ещё менее благодушный, если такое вообще было возможно. И это при том, что леди следовало покраснеть вдвойне против прежнего, осознав, кому именно она только что демонстрировала свои ножки, причём делала это, сидя верхом на принадлежащем «кому именно» рысаке… Во всяком случае именно так поступила бы любая другая из известных Генриху леди, вздумай она «одолжить» у него Гнева.
Однако принц даже удивиться толком не успел: незнакомка заговорила, разом повысив градус ситуации с маловероятной до невозможной.
Во-первых, она напустилась на Генриха за то, что он якобы неправильно оседлал коня. Брови принца поползли вверх. Что значит «неправильно»? И как это «неправильно» применимо к нему, учитывая, что Его Высочество в принципе никогда не седлал лошадей? Уметь-то он, конечно, умел, однако на что тогда конюхи?
Во-вторых, приоритеты, которые юная леди расставила со всей возможной непосредственностью, определив принцу лишь второе место. Хорошо хоть Гнев не понимал человеческой речи (в чём Генрих, впрочем, порой всё ещё сомневался), возгордился бы пуще прежнего!..
И в-третьих, девушка пригрозила сообщить хозяину обо всех проступках нерадивого конюха. По этому пункту у Генриха возражений не было. И принц уже даже открыл рот, чтобы сказать, мол, она уже это сделала, как вдруг его озарила запоздалая мысль, разом объяснившая всё происходящее: юная особа понятия не имела, кто перед ней. И хоть внешний вид Генриха не располагал к тому, чтобы тот час же опознать в нём королевского отпрыска, тот факт, что кто-то может не знать его в лицо, не укладывался в голове. Разумеется, в столице полным-полно людей, знающих его лишь в качестве титула – Генрих всегда предпочитал оставаться в тени и, в отличии от Чарльза, ему даже было это позволено – однако в замке они принцу как-то не встречались. Даже лорды и леди, прибывающие ко двору со всех концов королевства, имели представление о физиономии Генриха. Подобная проницательность объяснялась легко: у каждого из них имелась дочь, а то и не одна, а Его Высочество был возмутительно холост.
Впрочем, одна совершенно особенная леди определённо не собиралась набиваться ему в невесты. Куда больше её интересовал Гнев, с чьей спины необыкновенно удобно было пенять на нерадивость одному совершенно обычному конюху. Конюху?.. Хм, а забавная шутка может получиться!.. Особенно если кульминацией её станет приглашение на танец во время сегодняшнего бала. В том, что незнакомка появится на балу, сомнений у Генриха не было – не верховой же езды ради она прибыла в столицу из… Окинув девушку взглядом в поисках хотя бы намёка на ответ (на коленях взгляд принца задержался чуть дольше дозволенного, но тут уж ничего не поделаешь, ибо недавнее зрелище пришлось ему по вкусу), Его Высочество с сожалением признал, что этому вопросу до поры суждено остаться без ответа. Быть может, хоть имя удастся выведать?
-  Не стоит, госпожа, – начал Генрих, пытаясь придать интонациям хоть сколько-нибудь виноватый оттенок. Получалось плохо, однако, кто всерьёз будет ждать раскаяния от подобного типа? Вот если бы его отчитывал отец… нет, не отец, а хозяин этого самого рысака, тогда быть может. Да и то больше из страха перед наказанием. - Принц с меня три шкуры спустит! – Какая несусветная чушь! Генрих не имел обыкновения наказывать своих слуг, даже когда был повод. За ошибку со стременами он разве что подзатыльник мог отвесить, да и то, лишь прибывая в самом скверном расположении духа. Но коль леди не узнала в нём принца, откуда ей знать такие подробности? - Вот только слезли бы Вы с жеребца, а? Очень уж он норовистый, как бы не случилось чего…
Услышав в голосе хозяина заискивающие нотки, которых никогда прежде за ним не водилось, Гнев замер как вкопанный, озадаченно кося на Его Высочество глазом, а заодно являя собой эталон послушания и кротости. Ну и кто после этого поручится, что эта своенравная скотина не понимает человеческой речи?!

Подобная забота о Его Высочестве не могла не польстить принцу. Обычно о нём заботились, наверняка зная о том, кто он. Но чтобы за глаза, да ещё и ровным счётом ничего о нём не зная… Приятно, что ни говори. Но забота леди была адресована принцу, в адрес того, кто стоял перед нею сейчас, девушка не скупилась совсем на иные слова.
Как его вообще взяли конюхом? Да никак! Видимо конюх из Генриха и впрямь был не ахти, пришлось брать его принцем.
Наговаривает на Гнева? Интересно, что же такое о нём нужно сказать, чтобы считать это наговором?
Отвернуться? И упустить шанс ещё разок полюбоваться коленками, в другие дни надёжно укрытыми этикетом? Ещё чего! Конюх он или… Вообще-то принц, но в жизни конюха определённо тоже есть свои плюсы.
Но веселью Его Высочества не суждено было продолжаться долго. Генрих и сам не понял, как всё произошло. Только что девушка преспокойно сидела в седле, Гнев стоял как вкопанный… как вдруг поводья сами собою вырвались из руки отвлёкшегося принца. Жеребец встал на дыбы, едва не зацепив его копытом, а леди – с визгом полетела вниз.
Думал ли он, что девушка не сможет удержаться в седле? Видит Бог, в то мгновение Генрих вообще ни о чём не думал. В минуты, подобные этой, в голове вообще на удивление пусто. К счастью, есть ещё и инстинкты, повинуясь которым принц метнулся вперёд. К счастью, леди падала весьма удачно – ни назад, а влево. Хотя подобное определение не слишком подходило ситуации при условии, что падать ей предстояло на камни, которыми был вымощен двор. Будь это земля, оставался бы хоть какой-то шанс, что последствий можно будет избежать, но булыжники – это серьёзно даже для крепкого мужчины, что говорить о хрупкой девушке?..
Говорить не пришлось. И падать. Вернее, упасть-то леди упала, но не на камни, а на Генриха, успевшего подхватить её в последний миг. О мостовую же чувствительно приложился принц, не сумевший удержать равновесие. Безусловно, женщины стоят того, чтобы носить их на руках, но когда они падают сверху, устоять на ногах перед их красотой просто не представляется возможным.
А тут ещё и Гнев, решивший напомнить о том, что имя – не хозяйская придурь, а его собственная. Уходя от копыт рысака, Генрих вынужден был перекатиться в сторону и резко выкрикнуть команду, которой, к счастью, своенравному гнедому хватило, чтобы умчаться в сторону конюшен. В другое время это обеспокоило бы принца, однако сейчас он искренне желал, чтобы Гнев кого-нибудь там затоптал. И лишь после того, как сии недостойные мысли умчались вслед за рысаком, пришло понимание: леди уже лежит не на нём, а на мостовой, в то время как сам он нависает над леди… Кхм, шутка переставала быть забавной.
Ему бы встать, протянуть девушке руку, а после извиниться и покаяться. И Генрих уже собрался всё это сделать, как вдруг торопливые шаги со стороны лестницы сменились чьим-то возгласом, совмещающем в себе сразу и «Ой!» и «Ах!». Обречённо поворачивая голову на звук, младший принц уже знал, кого там увидит, однако надежда на ошибку всё ещё теплилась в глубине его души…
…Надежда погасла, стоило Его Высочеству  встретиться взглядом с зелёными глазищами, которые могли принадлежать лишь ей – Вездесущей Келли. Эта горничная появилась в замке совсем недавно, однако её бескорыстная любовь к сплетням и умение оказываться в нужном месте в нужное время в одночасье прославили Келли и среди слуг, и среди хозяев. Кто первым придумал ей прозвище – установить уже не представлялось возможным, однако попал этот кто-то не в бровь, а в глаз. Каким-то чудом девица знала обо всём, что происходит в замке: кто, где, с кем и куда. Ну а благодаря острому язычку, вся эта, несомненно занимательная в её изложении, информация тот час же становилась достоянием общественности. Вторым чудом было то, почему Келли ещё не вышвырнули на улицу. Возможно, причина крылась в том, что без неё, как без фамильного приведения, замок Хайбрэй уже сложно было представить. Однако на этом чудеса заканчивались.
- Стой! – Возглас принца заставил горничную попятиться на несколько шагов. – Погоди, ты всё не так поняла!
- Конечно, конечно, - зачастила девица, продолжая стратегическое отступление. – Как Вам будет угодно. Простите меня…
Разволновавшись то ли из-за беседы с самим принцем, то ли из-за ситуации, свидетельницей которой она стала (или ж, из-за невозможности отправить свежайшую сплетню в большое плаванье вот прямо здесь и сейчас), девушка даже забыла добавить привычное «Ваше Высочество», прежде чем развернулась на каблуках и опрометью бросилась вверх по лестнице…
Проклятие! Уже к вечеру весь двор будет в курсе, с кем принц Генрих изволит уединяться во внутреннем дворике королевского замка. Правда обстоятельства этого уединения приобретут совсем другой оттенок, и о простой случайности в них не будет ни слова.
«Во всём этом есть лишь один плюс, - подумал Генрих, мрачно глядя в сторону лестницы, где скрылась Вездесущая Келли, - хотя бы узнаю имя этой горе-наездницы. Ох…»
Поморщившись от боли в спине, принц со всем возможным проворством вскочил на ноги и протянул руку девушке. Надо ли говорить, что злополучное платье опять открыло миру коленки леди? Однако на сей раз Генрих старательно смотрел в сторону, подозревая, что у девушки и без того найдётся достаточно поводов для... кхм, назовём это «недовольством». Надо бы что-то сказать, да вот хоть извиниться, к примеру, однако Его Высочество, обычно не лезущий за словом в карман, словно воды в рот набрал.

Предложенную помощь леди отвергла с таким негодованием, словно бы Генрих предложил ей ровно то самое, о чём подумала Вездесущая Келли… Чёрт! Ну что за мысли лезут в голову?! Ему бы подумать, как извиниться, дабы загасить гнев леди до того, как пламя от свечи перекинется на тяжёлые шторы, грозя пожаром всему замку. Вот только извиняться, вставая с дамы, Генриху ещё не приходилось и… Так, всё. Не думать. Вообще не думать. Благо подобный опыт у Его Высочества уже есть – именно благодаря ему он и очутился в такой ситуации.
Захотелось рассмеяться. Громко, во весь голос. Вот только сделай он это, и леди-наездница, под чьи возмущённые возгласы так хорошо не думалось, наверняка набросится на него с кулаками. А Келли ещё не слишком далеко убежала, чтобы интуиция не вернула бы её обратно: ко второму акту сей невозможной пьесы.
Меж тем к девушке вернулась способность говорить связно. На столько, насколько это вообще было возможно для этого непосредственного создания, мене всего сейчас напоминавшего леди. Взъерошенная, словно воробей, и пропылённая не меньше принца, она смотрела на него снизу вверх таким горящим решимостью взором, что Генриху потребовалось всё его самообладание, чтобы не попятиться. Его незнакомка очевидно что-то задумала и как бы это «что-то» не преумножило все их общие неприятности…
Преумножило. Вернее, вознамерилось. После скомканной благодарности последовало требование «догнать свою даму», которое само по себе ввергло Его Высочество в ступор (признаться, под таким углом он ситуацию не рассматривал), и упоминание брата, перед которым Генриху  предстояло ответить… Так, а вот это уже не смешно. Если эта история и впрямь достигнет ушей её родни, она может вылиться либо в скандал, либо – Его Высочество прошиб холодный пот – в свадьбу. Против женитьбы в принципе Генрих ничего не имел, однако наделся, что у него в запасе есть ещё несколько лет. В идеале так и все десять. Да и невеста ему представлялась куда более дружелюбной и предсказуемой, нежели эта особа. Пожалуй, не предложи она погоню (за Вездесущей Келли! Отец-Создатель, пускай всё это окажется сном!), Генрих и сам счёл бы её лучшим выходом, однако с недавних пор слова потенциальной невесты подвергались им особо придирчивой критике.
Во-первых, попытки объясниться с профессиональной сплетницей могут привести разве что к новым подробностям, которыми мигом окрасится сплетня. Так, интрижка вполне может стать тайным свиданием несчастных возлюбленных, чьи жестокие родители запрещают им видеться. Хотя нет, «жестоких родителей» Генриха Вездесущая Келли трогать не посмеет. Довольно слабое утешение, коль взамен ей достанется «страдающий принц». Тут следует действовать иначе: дать Келли денег и пригрозить, что если история о его «свидании» пойдёт гулять по замку, одна любопытная девица тут же потеряет столь хлебное место.
Во-вторых, говорить с Келли лучше с глазу на глаз, леди-наездница с её очевидным намерением повыдирать кое-кому космы, определённо не тот аргумент, благодаря которому две стороны достигнут взаимопонимания.
А в-третьих… Генрих банально не знал, куда следует бежать. Представление о том, где жила прислуга, он, разумеется, имел, однако даже думать не хотел, какой поднимется переполох, если Его Высочество заявится туда собственной персоной. Да ещё и с вопросом о Келли.
Меж тем бежать леди уже настроилась категорически. Пришлось ненавязчиво заступить ей дорогу.
- Не стоит, леди. Я сам поговорю с ней, – вполне себе искренне взмолился Генрих. - Давайте я провожу Вас в Ваши покои, чтобы никто не увидел… хм… Вашего вида. – Если это и сон, то определённо кошмарный. - И раз уж такое дело, давайте, что ли, познакомимся, - вздохнул принц, но наткнувшись на взгляд мифического василиска, поспешил обосновать своё предложение, - исключительно, чтобы я знал, как к Вам обращаться. Я – Ген… Гарри, а Ваше имя?
«Запятнанная репутация» леди волновала его едва ли не больше, чем её саму. Однако как объяснить всё леди, не выставив себя законченным идиотом? Если когда-то шутка и виделась Генриху забавной, сейчас она совершенно точно перестала таковой быть. Но возможности выйти сухим из воды покамест не предвиделось, оставалось одно – продолжать играть свою роль.
Вот только небесам было угодно ввести в пьесу ещё одного персонажа. Его голос раскатом грома раздался за спиной и младший принц обречённо обернулся… к старшему.
- Не потрудишься объяснить, что здесь происходит? – Взгляд Его Высочество Чарльза задержался на брате, прежде чем скользнуть по девушке. Обычная невозмутимость оставила принца, коль скоро брови его в недоумении поползли вверх. – Леди, что… Прошу простить, мы не были представлены друг другу. Чарльз Найтон.

Отредактировано Henry IV Knighton (2016-04-24 20:56:35)

Изящный реверанс и кроткий тон незадачливой наездницы столь заметно контрастировал с тем образом, который предстал перед принцем не более четверти часа тому назад, что в глазах его против воли промелькнуло удивление. Безусловно, Генрих с самого начала знал, что на Гнева покусилась не абы кто, а леди, но эти её коленки и желание разобраться с горничной самолично, пустив сплетни по новому витку… Впрочем, а так ли уж много Его Высочество знает об истинных леди? Возможно, за кукольными обличиями скрываются вполне себе человеческие страсти? Надо будет приглядеться повнимательнее…
Хорошо, хоть сама леди де Вер (ну вот и познакомились) разглядывала Его Высочество Чарльза (украдкой, как ей казалось) и до Генриха ей не было никакого дела. Пожалуй, это и к лучшему, что Ромейн не признала принца в самом Генрихе. Окажись это не так, младшему Найтону вряд ли в обозримом будущем представилась бы возможность взглянуть на богатый внутренний мир леди изнутри.
Вот только с появлением Чарльза плюсы нынешнего дня определённо заканчивались, на смену им приходили минусы. Чарльз был его братом, его старшим братом, однако вместо того, чтобы стать для Генриха тем, на кого он мог бы ровняться, наследный принц Хельма не упускал случая задеть будущего герцога Хайбрэй. Вот и сейчас хитрый прищур глаз сулил Генриху неприятностями сверх тех, что он и впрямь заслужил, задумав сыграть шутку с новой знакомой. Кстати, о ней…
- Я покажу леди короткий путь в гостевое крыло, - заявил принц, мечтающий очутиться где угодно – да хоть на другом конце земли, лишь бы насмешливый взгляд брата не достал его там. Однако рука Чарльза, сжавшая его плечо, дала понять: некоторым мечтам просто не суждено сбыться. Мгновение, и взгляды принцев скрестились, высекая искры подобно хорошо наточенным клинкам. В такие минуты даже слова меркнут пред ними в красноречии.
«Покажешь короткий путь?..»
«Именно. Чтобы ты там себе не вообразил.»
«Зря ты недооцениваешь моё воображение, братец.»
Отношения между братьями всегда оставляли желать лучшего, не являя собою пример родственной любви и взаимопонимания. Однако сегодня они раскалились едва ли не до предела. Непогрешимый младшенький угодил в нелепейшую ловушку и Его Высочество Чарльз просто не мог оставить сей факт без внимания. Даже при том, что Вездесущая Келли никому ни о чём не расскажет – Чарльз мимоходом успел о том позаботился. Всего пары фраз наследнику престола хватило, чтобы напомнить перепуганным горничным (верховной сплетнице и её первой помощнице) их место, и пообещать: если «ты не поверишь, что я только что видела» выйдет в свет, этой сплетне суждено будет стать последней в их репертуаре. Потому как без языков особо не поболтаешь. Как бы то  ни было, репутация Генриха, а вместе с ним и всей семьи, не должна быть запятнана ни по глупости, ни по неосторожности, ни из-за нелепого стечения обстоятельств.
Однако Генрих ни о чём этом не догадывался. Догадки вообще давались ему сегодня из рук вон плохо… Между тем леди Ромейн изъявила желание привести себя в порядок. Генрих тоже не отказался бы, вот только куда деться от навязчивого внимания Чарльза?
- Разумеется, леди де Вер, - произнёс старший принц. – Однако я не могу ни спросить: что именно с Вами приключилось? И… чья в том вина?
Ну, разумеется! Чарльз не был бы Чарльзом, если бы ограничился только одним вопросом. Глаза Генриха полыхнули гневом и, сжав кулаки, младший принц уже сделал было шаг вперёд, как вдруг…
«Ты что-то желаешь сказать мне, Гарри?.. В таком случае потрудись сделать это, не выходя за рамки своей новой роли. Или же приготовься объяснить своей подружке, по какому праву безродный мальчишка дерзит принцу крови.

Признание леди де Вер удивило обоих принцев. Причём удивление это оказалось на редкость единодушным: ни Чарльз, ни Генрих не рассчитывали, что леди возьмётся отстаивать конюха. Довольно наивно и в чём-то даже неуклюже, но весьма старательно, что если и не компенсировало ложь полностью (а уж во лжи оба принца толк знали), то уж острые углы, коими та ложь изобиловала, скрадывало с лихвой. Но если Чарльз намеревался всего-навсего ещё немного поизмываться над братцем, прежде чем отпустить младшего и его даму на все четыре стороны, Генрих был по-настоящему озадачен.
Выходит, леди не держала на него зла ни за Келли, ни за коленки (ну вот, опять они!), ни даже за Гнева? Отсутствие реальной вины даже Его Высочеству не казалось веским препятствием для того, чтобы его кандидатура не стала самой подходящей на роль главного злодея в этой сказке. Всё же леди де Вер оставалась леди, какой бы непосредственной и непохожей на прочих она не была. А упрекать леди в отсутствии логики – всё равно, что лето в отсутствии снега. Во всяком случае, опыт Генриха Найтона в общении с придворными дамами (включая сестру и мать) подсказывал ему именно это…
…Ну и как теперь признаться ей в розыгрыше? Да Её Величество его в порошок сотрёт, если узнает об этой выходке! От Вездесущей Келли. Нет, если матушка узнает от неё, в Хельме останется всего один принц. Тот, который наследный. Погружённый в эти безрадостные мысли, Генрих машинально взглянул на Чарльза в поисках то ли решения, то ли поддержки.
«Ты не поверишь, но я тебе даже сочувствую. Немного.»
«Я не поверю, но всё равно спасибо тебе.»
- Прошу простить за вторжение, – голос, лишённый эмоций, раздался откуда-то сверху и оба принца едва не подскочили на месте, как по команде задрав головы к открытому переходу второго этажа.
Просто поразительно, сколько народа сегодня облюбовало для себя обыкновенно безлюдный внутренний дворик, который Генрих Найтон искренне полагал своим убежищем. Но камердинер – безупречных манер и завидной отстранённости мужчина, чей возраст сложно было определить, даже не смотря на седину, посеребрившую его виски – просто обязан был оказаться в их числе. Хотя бы потому, что его осведомлённость обо всём, что происходит в замке, всегда казалась Генриху чем-то сродни магии. Бессменный хранитель королевского замка и королевских тайн не подвёл и на сей раз. Со степенной неспешностью преодолев дюжину ступеней (и Чарльз, и Генрих, и даже леди де Вер, кажется, взирали на это с видом примерных учеников), он остановился напротив принцев.
- Ваше Высочество, – поклонившись Чарльзу, как того требовали придворные порядки, камердинер перевёл взгляд на Генриха. Ни один мускул не дрогнул на лице мужчины, когда он отвесил поклон и ему, - Ваше Высочество. Ваш отец желает видеть вас обоих немедленно. Однако, полагаю, он извинит Вас, милорд, если Вы несколько задержитесь, дабы привести себя в порядок. Миледи, – на сей раз поклон достался Ромейн, чьего неподобающего внешнего вида он словно бы не заметил.
- Благодарю, – произнёс Генрих, изо всех сил стараясь подражать этой невозмутимости, однако голос дрогнул, решив предать младшего принца вслед за его же здравомыслием.
- Я предупрежу отца на твой счёт, – непринуждённо улыбнулся Чарльз. - Миледи, я был чрезвычайно рад познакомиться с Вами. Хоть и при столь необычных обстоятельствах.
Лишь проводив их взглядом  до самой лестницы, Генрих с донельзя удручённым видом обернулся к своей новой знакомой. Однако слова извинения застряли в горле, стоило встретиться с нею глазами. Растрёпанная, взъерошенная и пропылённая не меньше принца, леди де Вер меж тем умудрилась глядеть на него со столь непередаваемым выражением, что… по губам принца против воли скользнула обезоруживающая улыбка.
- Между прочим, Вы это начали, а не я. Но всё равно: простите меня, миледи, и… потанцуете со мной нынешним вечером?