HELM. THE CRIMSON DAWN |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » Will you play? [х]
❖ НАЗВАНИЕ
Will you play?
❖ УЧАСТНИКИ
Bryan Hawke, Dierdre Mirgard
❖ МЕСТО/ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЙ
Сентябрь, 1442 г. Королевский дворец.
❖ КРАТКОЕ ОПИСАНИЕ
Порой, любопытство становится пороком, и заводит туда, куда совершенно не стоило бы заходить.
Отредактировано Bryan Hawke (2016-07-05 22:20:05)
Вечера в жизни Брайена Хоука можно разделить на несколько категорий. Бывали такие, которые он называл «скучно – формальные». Что требовалось от него в таком случае? Сидеть за столом среди высоко почтенных членов малого королевского совета, и учувствовать в обсуждении важных, безусловно, проблем государства. Частенько, когда ситуация была спокойной, приходилось выслушивать о том, сколько зерна планируют посеять в ближайший год, сколько лошадей нужно вывести, и сколько недовольных крестьян вразумить. Порой случалось побеседовать и на более любопытные темы. Впрочем, чего нового мог узнать мастер над шептунами и шпонами?
Второй тип вечеров – спокойное просиживание в замке, попивание чего-нибудь ароматного из кубка, и размышление о дальнейших планах, которых у Хоука было предостаточно. Не смотря на то, что достиг он уже многого, было куда стремиться и над чем размышлять.
Третий – вечера вне замка, скажем, на охоте. Чаще всего, полные азарта, желания, погони. Вечера, когда ты идешь по следу с арбалетом, луком, или одноручным мечом наперевес, когда собаки роют землю от нетерпения. Да, эти вечера можно было бы назвать любимыми. Если бы не последнее.
Будучи пыточных дел мастером, Хоук проводил огромное количество времени в одном из подвалов замка. Тот был оборудован специально дня него. Так называемая пыточная. Большим количеством специального оборудования она не пестрила. Все было предельно строго и просто, дизайн, если это можно так назвать, продумывал сам Хоук.
Пара деревянных стульев, небольшой стол, все сделанное без роскоши, из простых сортов дерева, для того чтобы можно было сидеть, и класть некоторые нужные предметы. В углу – длинная лавка из досок, в рост человека. Уже не для Брайена, а для его, скажем, гостей. Неподалеку – несколько бочек с водой. К потолку привязано пара - тройка веревок, продетых в металлические укрепления. Брайена редко заботили такие мелочи, как удобная фиксация спины, и прочее. Он обходился тем, что привязывал гостя за руки к потолку. У другой стены стояла средних размеров колодка. Стены освещались слабым светом нескольких факелов. Все прочее Брай носил с собой.
Хоук любил эту комнату. Тут, он мог быть самим собой. Саркастичным, жестоким, властным. Тут все принадлежало только ему. А кто же не любит власть?
Больше чем власть он любил только кровь. Красную, густую, человеческую кровь. Ах, как же сладко ему становилось, когда чужая кровь стекала по его ладоням. Впрочем, об этом после.
Сегодня Брайен был занят очень важным делом. Буквально вчера к ним в руки попалась ведьма – прекрасная, молодая, была поймана с поличным. Говорят, что она лечила крестьян – слабые повреждения, ушибы, ничего особого. Но все же, слава о ней дошла до главного мастера над шпионами.
Поймать девушку было не так и сложно – видимо, ее желание помогать другим было выше чувства самосохранения. Представившись больным крестьянином, один из верных помощников Хоука заманил ее в дом, где она была поймана, связана, и доставлена непосредственно в подвал к пыточных дел мастеру.
Среди крестьян ходили слухи о том, что лучше уж сразу умереть, чем попасть сюда. И они были крайне правдивы. Награждать своих посетителей быстрой смертью Хоук не планировал.
Спускаясь сегодня в подвал, он находился в весьма приподнятом настроении. Он знал, что ведьма в бессознательном состоянии подвешена за руки к потолку пыточной комнаты. Знал, что во сне она уже видит его улыбку, хотя, возможно, никогда не видела его лица. Возможно, где-то в глубине души она уже знает о том, что доживает последние, и далеко не самые счастливые дни на этой бренной земле.
Сегодня, Брайен даже позволил себе отпустить почти всю охрану подвала отдыхать, оставив на страже одного человека, и то, для формальности. Ему частенько приходилось иметь дело с ведьмами, и он чувствовал, что эта не доставит ему больших хлопот. Возможно, будет даже скучно.
Задача его была проста – узнать, как в этой деревушке такая молодая девушка получила такие знания. Ведь методы обучения колдовству строго засекречены, и, конечно же, запрещены. Возможно, она такая не единственная. И это змеиное гнездо следует истребить как можно быстрее. Стереть с лица земли, не оставив ни малейшего о нем упоминания.
Вот она перед ним. Не первая, не последняя. И как всегда так прекрасна, и так юна. Длинные светлые волосы, простое платье, точеная фигура, приятные черты лица. Порой Хоуку становилось интересно, на секунду – что заставляет девушек заниматься колдовством, идти против богов? Желание выделиться? Мода? Что-то иное? Эти вопросы он задавал часто, но толкового ответа так и не получил.
Брай окунул руки в бочку с водой, смачивая их, обмывая. Медленно, вальяжно, по хозяйски, он подошел к ведьме, и похлопал ладонью по ее личику.
- Хватит спать! По-моему, сон в таких количествах вредит женской коже.
Хоук усмехнулся, и отошел в сторону, доставая из ножен на поясе остро, как бритву, заточенный нож. Этот нож прошел с ним многое. Своеобразный талисман. Сегодня, возможно, он обойдется только им. Удовольствие нужно растягивать на несколько дней. Что за художник рисует шедевр за один вечер, в перерывах между вином и трапезой? Краем глаза он наблюдал за тем, как девушка приходит в себя, и тяжело дышит. Он знал, что та хочет пить, хочет спросить, что она тут делает.… Но она молчала.
- Знаешь, милая, что больше всего ценят в себе девушки? – задал вопрос Хоук. Эхо разносило его голос по комнате, по лестнице, усиливая в несколько раз, делая громче, страшнее. И, не дождавшись ответа, произнес сам:
- Они ценят свою красоту! И сегодня, если я не получу ответы на свои вопросы, мы превратим тебя из прекраснейшей юной дамы, в то, кем, по сути, и являются все ведьмы – в отвратительную, уродливую приспешницу сил зла. Все зависит от тебя. А хочу я услышать вот что – откуда у тебя знания о том, как исцеляют людей? Кто обучил тебя?
Хоук сделал резкий шаг вперед. Лезвие сверкнуло в его руках. Пламя факелов пошатнулось.
Осень медленно, но верно принимала бразды правления в свои руки. И хотя в воздухе все еще чувствовалось присутствие лета, ощущение это угасало с каждым днем. Угасало, впрочем, мерно и неспешно, давая обитателям лесного королевства насладиться сухой и теплой погодой ясных сентябрьских дней.
Иными вечерами можно было ощутить на шее дыхание прохладных северных ветров - провозвестников зимы, чье призрачное присутствие наиболее явно ощущалось ночью, когда на округу опускались первые осенние заморозки. Нынешний вечер был как раз из числа таких. Стоило только дневному светилу исчезнуть за горизонтом, как на Ардор опустились лавандового цвета сумерки, бледнеющих и наполняющихся прохладными оттенками синевы по мере того, как остывал прогревшийся за дневное время суток воздух.
Для благопристойной леди сейчас было бы уместным готовиться ко сну и строить планы на предстоящий день, в крайнем случае - собираться к ужину, если за прошедший день не удалось обсудить некоторые волнующие известия, не только регулярно стекавшиеся в столицу со всех сторон света, но и, порой, имевших место быть совсем неподалеку и носивших характер скорее интересных происшествий и слухов об оных.
Впрочем, коли леди не такая уж и леди, стоит ли обвинять ее за желание провести вечер в иной компании? Порой - в ином месте и при совершенно иных обстоятельствах, зачастую не только противоречащих, но и способных негативно сказаться на представительном образе знатной особы, ежели вы решите основывать свое суждение на слухах, коими замок полнился не менее, чем королевство своими роскошными и величественными лесами в целом.
Молодая особа, коей волею случая выпала участь стать на время объектом нашего с вами внимания, ныне пребывала на псарнях, по своему совершенно привычному обыкновению не утруждая себя мыслями о том, в каком образе полагается преподносить себя девушке благородных кровей, ведь, сказать по правде, в этот самый момент были у нее заботы, с ее точки зрения куда более важные - к примеру, проследить за тем, чтобы в сложившейся суматохе ни один из ее верных друзей не оказался обделен лаской или добрым словом.
Сторонний наблюдатель, пожалуй, бы увидел удивительный парадокс в том, как девица без труда обращает свирепую свору в почти трепетное внимание, иной раз одним только жестом или возгласом обрывая стоящий вокруг лающий гвалт. Порой её представление даже собирало любопытную публику - из числа стражи или прислуги, коим было любо али в новинку наблюдать за тем, как особа королевских кровей, аки заправской псарь поименно руководит столь обширной сворой тварей, одним вид которых был способен вселить первобытный страх даже в самые крепкие и подготовленные умы сильных мира сего.
Взглядам, что иной раз бывали прикованы к ней в подобные минуты, открывалась удивительная привилегия наблюдать ее совершенно искренней и неподдельной - непринужденно улыбающейся, смеющейся и радующейся, как самый обыкновенный, не обремененный статусными требованиями человек. Покуда девушка оказывалась все более увлечена процессом, как-то сама собой таяла вся её стена напускного хладнокровия, старательно воздвигаемая всякий раз, когда ей, как придворной даме, надлежало предстать перед вниманием высшего общества, лишь с той только целью, чтобы без особого прилежания демонстрировать свои, несомненно, дурные манеры и становиться предметом чужих пересудов. Именно здесь, среди зверья и черни, ей открывалось то самое ощущение душевной гармонии, что посещало ее во время охоты, за уединенным ли изучением отцовских книг или находясь на дикой природе, подальше от мирской суеты.
Уже в глубоких сумерках, заблаговременно предупреждая недовольство, которое мог бы вызвать лишний шум, забава прекращается, хотя проходит еще какое-то время, прежде чем шумная свора перестает лезть под ноги, норовя сбить хозяйку с ног, равно как и существенно умеряет пыл в попытках лизнуть ее в лицо. Когда за ней закрывается тяжелая дубовая калитка, ни один пёс не рискнет перемахнуть через ограду (это при том, что как минимум половина на это способна). Знают, что нельзя, а оттого скоро возвращаются к своим насущным делам - где бы поудобнее лечь, утащив из общей кучи кость побольше...
У придворной дамы, между тем, главный вопрос состоял в том, где бы еще скоротать столь приятный вечер, чтобы подальше от стен замка да его обитателей. Заявиться сейчас там - означало снова поднять на уши всех, кто считал своим долгом выразить своё праведное негодование в ее адрес - дескать, мало того, что рядится, аки чернь, так еще и за версту разит сырым мясом и псиной. Не то, чтобы ей была так важна сохранность чужих нервов, да только лишний раз провоцировать тоже было без нужды - не в её интересах было давать отцу очередной повод учредить новую должность при дворе. Дескать: "Разыскивается дородная дама в возрасте со стальными нервами, чтоб ходить по пятам за моею непутёвой дочерью с бубенцом али колоколом или, лучше, тяжелой колотушкой, и с периодичностью в минуту громко высказывать ей общественное порицание. Оплата проживанием, применение грубой силы не возбраняется, и да упокоит Создатель вашу душу и ваши нервы."
Умывшись в бочке, что была тут же по пути, Дьердре сызнова собрала растрепавшиеся волосы в небрежную косу, перевязав их вплетенными между прядями кожаным шнурком. После вероломного, но, к счастью, никем не замеченного набега на кухню, леди, безупречно ориентируясь в корневой системе замковых подземелий, смогла, не попавшись никому на глаза, добраться до самых отдаленных уголков жутких, затопленных мраком и сыростью коридоров. Чуткий слух то и дело ловил эхо, водной рябью отражавшееся от стен и затихающее в темноте очередного тупика, так и не найдя выхода. Любой другой бы уже и след простыл. Хотя, нет - ни одной другой вообще не пришла бы в голову идея устраивать перед сном прогулки по катакомбам. Однако, у нашей особы теперь возник самый естественный повод найти непосредственный источник звука. На жаргонном и сильно искаженном гасконском диалекте данный повод прозвучал бы, как "la alêne dans perdaque", иначе говоря "шило в заднице", что будет не так уж и далеко от истины.
Источник загадочного эха был все ближе и ближе - прежде отрывистые и глухие его отголоски складывались в оформленную речь. Единственным препятствием на пути оказался стражник, несколько минут клевавший носом, прежде чем задремать - Дьердре какое-то время наблюдала за ним из-за угла. Не лучшее качество для караульного, впрочем, в этот раз ей это было только на руку. Изогнувшись всем телом и бесшумно прошмыгнув мимо недобросовестного стража, девушка скользнула к двери, передвигаясь ловко, но осторожно - как удав, завидевший поблизости не особенно сообразительного, но все еще юркого кролика. Голос, доносившийся с той стороны двери, отчего-то казался ей пугающе знакомым. Дверь была едва приоткрыта и предательски скрипнула, когда бастардка попыталась открыть ее чуть шире. Стражник дернулся, но к тому моменту, как окончательно продрал глаза, девушка уже прошмыгнула мимо. Сердце колотилось как сумасшедшее - к лицу прилила кровь, а губы сами собой изогнулись в воодушевленной успехом улыбке. Слишком рано. Слишком.
Теперь, когда голос доносился до нее практически без искажения, прежний восторг в одно мгновение сменился на чувство тревоги, пробежавшее по спине волной мурашек. Возбужденно облизнув пересохшие губы, девушка медленно спустилась по лестнице, опираясь на лапы мягко, как кошка, на согнутых коленях, словно пытаясь раствориться во тьме. Она расфокусировала зрение, дабы всецело обратиться в слух и, в случае чего поймать момент, когда тени от факела на стене сможет выдать приближение опасности. И, хотя инстинкт самосохранения вовсю бил тревогу, происходящее разожгло в ней недюжинный, граничащий с безрассудством, интерес. Прижавшись к стене, Дьердре на мгновение выглянула из-за угла - краешком глаза, лишь в последний момент осознав, что человек в комнате вовсе не стоял к ней спиной.
Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-07-16 16:16:24)
Порой Хоук задумывался – что чувствуют люди, оказываясь в этом подвале? Приближение смерти? Любопытство? Всепоглощающий страх?
Брайен представлял себе страх в виде отвратительного старца, с длинной бородой, который сидел где-то в глубине ее сердца на отвратительном, скрипучем, сделанном вовсе не из дорогого красного дерева, а из старой сухой ели, кресле качалке. Когда на горизонте виднелась мало-мальски опасная вещь, старец пронзительно пищал, и начинал выдергивать из бороды сначала один волосок, котом небольшие пучки, затем и целые клочья. Вот чем быстрее ты бросишь ему в лицо воображаемую холодную тряпку, и прикажешь заткнуться, там быстрее и пройдет это всепожирающее чувство страха и опасности.
Но что делать, когда уже нет смысла бороться с этим страхом? Когда ты понимаешь, что пути обратно не будет? Именно это было интересно Брайену.
Ведьма тяжело дышала. Кажется, она не собиралась разговаривать и отвечать на вопросы графа. Хоук тяжело вздохнул. Порой, его забавлял тот факт, что почти никто не хотел говорить сразу. Как будто не верили ему. Как будто не знали, кто он такой.
- Жаль, что вашего отвратительного Бога нельзя привести ко мне, правда, ведь? – Хоук развел руки в стороны, как будто недоумевая, - за все приходится отвечать его слугам. Впрочем, чего тянуть!
Брайен подошел к девушке, и медленно обошел ее сзади.
- Знаешь, я долго думал о том – что же ценят в себе девушки больше всего?
Резкое движение руки, и волосы ведьмы уже собраны в ней. Взмах кинжалом, быстрый, незаметный. Брайен разжимает руку. Волосы падают на пол, рассыпаясь неровным ковром.
- Говорят, что в них собрана ваша ведьмовская сила. Порой, когда отрезаешь такой как ты, волосы, слышны странные звуки. Кроме того, они мешают. Закрывают доступ сюда, - Хоук ткнул острием в плечо девушки, - вот сюда, - легкий укол в шею, - и вот сюда.
Медленно, как художник кистью проводит по полотну, только начиная работу, Брай провел по щеке девушки острием, оставляя не глубокий, но довольно болезненный порез. Та коротко вскрикнула, как птица, которую заперли в клетке, навсегда закрыв дорогу на волю. Коротко и отчаянно.
- А теперь…
Отвлек Хоука звук. Едва заметный скрип двери, и шуршащий, едва слышный звук шагов. Он был здесь уже не один. В тусклом свете факелов было явно заметно, что кто-то осторожно, но не слишком, чтоб быть незамеченной, выглянул из прохода, ведущего в подвал.
Хоук резко сорвался с места. Быстрые, широкие, громкие шаги. Резко свернул к проходу, протянул руку вперед, грубо сжал пятерню на руке девушки, и потянул ее вперед, втаскивая в комнату. Затем, небрежно прижал ее к стене спиной, перекладывая руку на ее живот, не нажимая, просто контролируя возможные движения. Зажатый в левой руке нож сверкнул в свете факелов, и вот лезвие уже прижато к горлу незнакомки, аккурат к сонной артерии. Брайен поднял взгляд на ее лицо, пытаясь всмотреться в темноте.
И узнал. Да, определенно, он видел ее в замке. Правда, мельком. Кажется, они никогда не разговаривали. Но, будучи мастером над шпионами, он знал о ней все. Дьердре Миргард, бастард короля Дариона. Его люди писали, помнится, о непростом характере и нраве этой леди. Хоук покачал головой.
- Одно движение, и я перережу Вам горло, леди.
Голос звучал тихо. Но, поверьте, он внушал страх.
Мог ли Хоук действительно перерезать горло бастарду короля? Неоднозначный вопрос. Скорее да. Одним больше, одним меньше. Знатные мужи редко ведут счет своим внебрачным детям. Да и на лицо преступление – вдруг она хотела освободить заложницу? Иначе, зачем ей было проникать сюда? Да, именно так бы и сказал Брайен.
- А теперь, Вы медленно, и внятно ответите – зачем Вы здесь, и как прошли мимо охранника?
Он осторожно пошевелил рукой с ножом, показывая, что его слова и намеренья весьма серьезны. Проще было дать ответ на вопрос.
Отредактировано Bryan Hawke (2017-04-07 23:00:26)
В ту самую секунду, когда свет факелов выхватил быстрое движение головы, она уже знала, что её обнаружили. Признаться, она и не ожидала, что ей удастся остаться незамеченной, но так скоро... У лорда Белфрая был поистине кошачий слух. Впрочем, мысль о побеге посетила её лишь на мгновение, словно морок, призрачной дымкой закравшийся в ее разум, ошибочно полагая, что семя паники, которое он намеревался там зародить, быстро приживется. Она стояла совершенно неподвижно, старалась держаться гордо, будто в том, что она так нахально пробралась сюда и прервала интимный момент, не было ничего предосудительного. И разумеется, всеми силами душила чувство страха, от которого подгибались коленки, а сердце подскакивало к самому горлу, перехватывая дыхание.
Хищник, ужасно недовольный тем, что пришлось прервать трапезу, оказался подле нее в мгновение ока. Она видела также и нож, который он держал в одной руке. Знала, что сейчас её схватят. Рефлекторно потянулась к охотничьему ножу, висящему на поясе, но вовремя одернула себя - достань она оружие, у лорда появился бы повод выпотрошить её, как утку. Признаться, на его месте она и сама поступила бы так же. Подумайте сами - вы вовсю увлечены процессом допроса, как на горизонте возникает совершенно новое лицо, не только не приглашенное на этот праздник боли и страданий, но и никоим образом не уведомившее о своем появлении, более того - пробравшееся тайком мимо стражи, как вор или убийца. Да уж, если так подумать, у убийцы дочерей и впрямь были все основания, чтобы добавить её имя в список своих жертв, коих, если верить слухам, числилось немало.
Мужчина рванул на себя, достаточно резко, чтобы она почувствовала легкую боль в плече. К счастью, она была девушкой "в теле" и потому без труда устояла на ногах. Человек с менее развитым чувством равновесия бы упал, но было не похоже, чтобы Хоук пытался повалить её наземь - несмотря на всю выгодность "добивающей позиции", он отчего-то толкнул её к стене, а мгновением спустя к её шее оказалось приставлено бритвенно-острое лезвие.
Пожалуй, ей стоило бы вскрикнуть. Хотя бы для порядка, дабы не заставлять мужчину сомневаться в правильности своих действий. Впрочем, давать ему лишний повод насладиться своим доминирующим положением она не собиралась - не тот нрав, знаете ли. Оскалившись, Ди повела головой в сторону и вверх. Как ни странно, в таком положении ей каким-то удивительным образом удавалось глядеть на мужчину свысока. Пальцы, еще в процессе их рекогносцировки инстинктивно вцепившиеся в руку, сжимавшую нож, сейчас сдавливали её стальными тисками у основания кисти, блокируя то или иное движение мужской кисти.
Вторая рука медленно, скорее в качестве предупреждения легла на рукоять охотничьего ножа, словно делая сдержанное замечание тому, что мужчина не озаботился о том, чтобы лишить руки той, что он принял за недоброжелателя, подвижности. Приди она сюда с дурными намерениями, трехгранный стилет, запрятанный у нее в голенище сапога уже торчал бы у него между ребрами, что, разумеется бы привело к очень трагической и кровавой развязке - она бы залила кровью стены, а мужчина бы скончался от внутреннего кровотечения несколькими минутами спустя. Впрочем, иных движений она не совершала - даже в какой-то степени послушно замерла, мгновением спустя ощутив, что ее действия нашли отклик - острие царапнуло по шее. Ощущение не из приятных, но ей не привыкать - сказать, что её впервые зажали в углу, приставив к шее что-то острое означало бы соврать, о чем свидетельствовала тонкая рваная полоса по соседству от того места, куда сейчас упиралось лезвие ножа - шрам был старый и из-за смуглой кожи рассмотреть его можно было без труда - признаться, в тот раз острота заточки оставляла желать лучшего, отсюда и неровные края.
- Вы не слишком деликатны, - казалось бы, язвить в ее положении было как минимум неуместным, но по-другому она не умела, за что, впрочем, очень скоро поплатилась - одного движения пальцев оказалось вполне достаточно, чтобы лезвие обожгло рассеченную кожу, и, хотя царапина была совершенно пустяковой, намек был совершенно ясный. По смуглой шее, оставляя густой след, пробежала капля крови.
- Полагаю... от скуки? Была неподалеку, когда услышала шум голосов, вот и решила полюбопытствовать да справиться о происходящем. Быть в курсе дела, так сказать. Признаться, не ставила своим намерением вас тревожить и, уж тем более, отвлекать от столь... - девушка метнула холодный, не предвещающий ничего доброго взгляд в сторону пленницы, выдержала паузу и после продолжила: Богоугодного дела... Но вот со стражей, конечно, оказия вышла. Вы бы сменяли их что ли почаще, милорд. Разумеется, не мне вас учить, да только спать на посту тоже как-то не по-петериански, знаете ли, - язвительно вскинув бровь, процедила леди, отчитывая господина за действия некомпетентного слуги.
- А теперь... - о нет, она вовсе не пыталась играть с огнём - она была профи в своём деле. Кто еще мог бы позволить себе передразнивать такого человека, как Хоук, находясь в столь щекотливом положении.
- Постарайтесь не делать поспешных выводов. Сейчас я медленно уберу руку от ножа, так что... не пугайтесь. Зла я вам не желаю, хоть и имею на то законные основания, - выдержав паузу, девушка выполнила обещанное, после чего продемонстрировала безоружную руку.
- Еще вопросы? Прошу, поспешите - я бы не хотела запачкать рубашку - кровь, знаете ли, погано отстирывается. Не хочу добавлять лишней работы прислуге, - нарочито наигранно девушка указала пальчиком на откровенный вырез, как ни иронично, пурпурно-красной рубахи.
Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-07-19 11:58:35)
Нескольких первых секунд барону хватило для того, чтобы понять – девушка оправдывает слухи, которые о ней ходят. Возьмем простую картину, и попытаемся воспроизвести ее в своем воображении – любая светская дама, оказывается прижата к стене, с ножом, поднесенным к ее нежной, украшенной бусами из жемчуга, шейке. И прижата она не кем – то там, а самим Брайеном Хоуком. Да, это имя было синонимом слова жестокость в некоторых семьях. Им пугали крестьянских детей, леди боялись оставаться с ним наедине. Хотя, впрочем, виду обычно не подавали. Но тут – любая бы хотя-бы закричала.
Но не Дьердре. Ох, язычок этой девушки резал как бритва. Первая же фраза, сказанная ей, заставила Хоука ухмыльнуться. Не слишком деликатен? Да ему бы стоило не задавать вопросов, и не марать впустую рук, а вернуть девицу охраннику, дабы тот срочнейшим образом отвел ее к королеве за заслуженным наказанием. И это самое простое! Второй же вариант – соответствовать одному из своих прозвищ, тому, которое весьма ему нравилось – убийца дочерей, и покончить с дочерью Дариона одним легким движением острого ножа. Зато – только представьте – какая слава бы потом пошла о нем в округе. Ох, легенды бы запели новыми красками. Убийца дочери самого короля Дариона! Казалось, на мгновение, рука Брайена задрожала, в сладком желании перерезать шею вздорной девице. Но, резко моргнув, Хоук одернул сам себя. Нет, нет, это будет совершенно не интересно. Стоит, как минимум, дослушать ее до конца.
К тому же, двинуть рукой было бы не совсем просто. Ведь девица вцепилась в нее своими длинными пальцами, стараясь то ли отодвинуть от своей шеи, что было крайне сомнительной затеей, учитывая разницу в их силе, то ли просто не дать ему сделать резкое движение. Чем-то это даже отрезвляло Хоука. И, признаться, вызывало определенный интерес.
Следующая фраза Миргард заставила графа громко рассмеяться. Его смех эхом раскатился по подвальному помещению, заставив поднять голову даже ведьму. Даже той стало интересно, что же могло так сильно насмешить графа. Такое он слышал впервые. Подумать только – придворная дама спускается в пыточную, далеко не в дневное время, просто потому, что ей было… скучно? Казалось, что от смеха, Хоук выронит нож. Но нет. Рука лежала крепко. Второй, свободной, он провел по своему лицу, пытаясь успокоить себя.
- С каждой минутой с Вами все интересней, леди Миргард! – воскликнул он, с искренним удивлением в голосе. Действительно, с первых же минут ей удалось заинтересовать пыточных дел мастера. Сейчас, он был рад, что не выбрал один из вариантов, изложенных ранее. Они бы не подарили ему несколько секунд искреннего смеха.
Да, стоит сказать о том, что рука девушки, опустившаяся на нож, висевшем на ее поясе, не осталась незамеченной графом. И, заявление о том, что она убирает ее, и теперь она ему больше не опасна, было принять легким покачиванием головы.
- Вы не сможете ранить меня так, чтоб мне стало действительно, по настоящему, больно. А банальная смерть – прошу Вас, это скучно. Одно движение – и все, из меня течет красная, вязкая, теплая жидкость. Такая же течет из Вас – поверьте, я успею нанести удар. И – в чем интерес? В чем же игра? А я, как Вы, должно быть, знаете, люблю играть.
Хоук медленно провел языком по своим пересохшим губам, опуская взгляд на декольте леди, усмехаясь. Да, девчонка была не проста. И, казалось, с каждой минутой становилась все храбрее. Брай опустил руку с ножом вниз, позволяя Дьердре вздохнуть полной грудью, и сделал два шага назад.
- Я не буду убивать Вас. Ответ меня удовлетворил, - Хоук небрежно пожал плечами, показывая, что претензий к девушке у него действительно не осталось, и она прощена.
- А вот с охраной стоит разобраться. Интересно, кто там остался сегодня? Такой, с явно выраженными щеками уродливый боров, который не любят надевать шлем во время караула?
Разговаривая, то ли с самим собой, то ли с дочерью Дариона, Хоук подошел к бочке с водой, и, одной рукой, небрежно умыл лицо. Затем, посмотрел на кинжал, и провел по нему мокрыми пальцами, снимая небольшие капли крови. Он любил, когда его инструмент был чистым. Казалось, на пару мгновений, Брай забыл о том, что кроме него в подвале еще двое.
- Миледи, не смею Вас более задерживать, - резко повернувшись к Миргард произнес убийца дочерей, - впрооочем, - нарочно растягивая слово, и делая шаг к ней вперед, сказал он, - Вы можете остаться, и рассказать, что же так сильно заинтересовало Вас тут, у меня в пыточной? Обычно, гости, которые бывают тут, обратно не выходят. Похоже на то, что Вы будете первой, Дьердре.
Брайен склонил голову на бок. Он ждал ответа.
Кажется, ей удалось его рассмешить. И, признаться, ей это даже льстило. Кто ж еще во дворце мог похвастать столь сомнительным достижением. В определенный момент она поймала себя на мысли, что смех графа был не таким, каким она могла бы его себе представить. Если так подумать, когда в одном предложении с твоим именем чаще других эпитетов мелькают такие слова, как "больной психопат", "конченный ублюдок", "маньяк" и "чудовище", сам собой вырисовывается определенный образ, и, когда он не соответствует действительности, впадаешь в некое замешательство. Дьердре, впрочем, справилась с ним стоически - лишь скептически повела бровью, когда мужчина рассмеялся, хотя внимание достаточно быстро переключилось на еще один живой объект, присутствующий в данной комнате - стоило ведьме шевельнуться, как в нее впился взгляд, от которого веяло прямо таки могильным холодом. Дуэлью это не было - пленницу била дрожь. Нужно было иметь крепкую волю, чтобы выдержать самую малую долю всех тех извращенных пыток, которые могли родиться в порочном сознании чудовища, заключенного в человеческом теле - уже одно присутствие рядом такого человека вызывало в людях необъяснимое чувство тревоги. Когда же поблизости таких оказывалось несколько, чувство страха начинало доминировать над всеми другими мыслями - в особенности, когда становилось ясно, что чудовища вполне могут найти общий язык.
- Рада стараться, милорд, - от его смеха тряслись поджилки. Дьердре хорошо видела, как напряглась его связанная жертва, вынужденная слушать то, как и без того жуткий смех сливается с собственным эхо в чудовищной какофонии. Похоже, они с лордом еще не успели далеко продвинуться в своей беседе, насколько она могла судить по одинокой отметине на лице несчастной. Тем лучше. Значит, она успела к самому началу. Осадив ведьму взглядом, девушка перевела его на мужчину, едва улыбнувшись самыми уголками губ - и то всего лишь на мгновение, в знак некой солидарности, больше из вежливости. Следующая реплика заинтересовала её уже больше, благо было где разгуляться ее страдающему словоблудием внутреннему философу.
- О, разумеется нет. Точно не этим, - усмехнулась она, поглаживая резное оголовье в форме ощерившейся волчьей пасти.
- Хотя... При должной сноровке, - загадочно произнесла она, но замолчала на середине мысли, понимая, что полет мысли достиг запретных земель. Она проигнорировала последующие вопросы, погрузившись в собственные размышления, сохраняя самое непроницаемо-холодное выражение физиономии. Таким образом угадать, что волнует ее в настоящую секунду, представлялось затеей в высшей мере бессмысленной и обреченной на провал.
- Удовлетворил? Скорее позабавил, - саркастически поправила она.
- Чуть меньше шести футов ростом, с проплешиной. Точно не красавец, даже если таковым и был когда-то, так точно до того, как его покинуло чувство меры. По тому, как он переносит вес с ноги на ногу, предположу, что повредил колено, причем недавно, - Дьердре попыталась воспроизвести в памяти еще какие-либо детали, которые она успела рассмотреть, пока пробиралась мимо. Впрочем, даже так их описания практически совпадали. У кого-то будут проблемы.
Дождавшись, пока освободится бочка, леди сполоснула руки и шею, последнее - тщетно. Царапина была неглубокой, но, стоило ей избавиться от алых разводов, как выступившая кровь мгновенно расплывалась по коже чернильным узором, нанесенным на слишком влажную бумагу. В конце концов она плюнула на это дело - покровит и перестанет, а на красном кровь почти и не видна. Стоило бы поспешить и как можно скорее покинуть это жуткое место - даже с учетом того, что Дьердре находила его... уютным. Скромно, даже аскетично, чем-то напоминало её покои. Не сказать, чтобы она сильно колебалась с ответом. Едва только Хоук предложил ей альтернативу, как первый вариант отпал за ненадобностью, но она все же замешкалась, опять же - скорее из правил приличия.
- Всё когда-то случается в первый раз. Я не слишком талантливый собеседник, но постараюсь утолить ваше любопытство. Разумеется, если позволите понаблюдать за вашей работой, милорд. Честный обмен, - она неспешно прошла через всю комнату, задержав взгляд на пленнице и небрежно проведя пальцами по её щеке, размазывая кровь по лицу, прежде чем довольно грубо оттолкнуть его от себя. Позаимствовав у хозяина стул, леди развернула его спиной к центру в какой-то паре метров от пленницы, после чего уселась верхом, положив голову на перекрещенные руки, лежащие на спинке крепко сбитой мебели.
- Вы продолжайте, не стесняйтесь.
Отредактировано Dierdre Mirgard (2016-07-20 01:09:15)
Чего некогда не мог ожидать Хоук, так это того, что когда-нибудь появится человек, которого заинтересует процесс наказания ведьмы. А то, что этим человеком окажется леди, удивило графа весьма и весьма сильно. Потому, когда девушка согласилась остаться, настроение его улучшилось в сто крат. На лице появилась полуулыбка, странная, и, возможно, довольно страшная полуулыбка хищника, готового к чему-то опасному, дикому, неподвластному обычному человеку.
Порой при допросах присутствовали – это были палачи, которые могли привести в исполнение вынесенный приговор тот же час, когда жертва признается в содеянном, это были лорды, которым было любопытно услышать информацию из первых уст. Это были богатые мужи, которые жаждали знать что тот, кто обидел их, получил по заслугам. Порой он заставлял охранников находиться в комнате и смотреть за особо опасными пленниками, которые, от боли, могли порвать веревки, и вырваться из цепких лап графа. А такое бывало – в периоды сильного стресса у некоторых людей, особенно ведьмаков, порой, как будто, открывалось второе дыхание, и они, с криками отчаянья пытались бежать, стоило Брайену на секунду ослабить хватку, или отвернуться, чтобы нагреть клещи над огнем.
Но девушка, которой было интересно понаблюдать за самим процессом ради процесса – диковинка.
- Порой мне жаль, что я не могу поступить так, как поступали в давние времена, когда инквизиция только начинала действовать, - задумчиво произнес Хоук, разглядывая свой нож, медленно подходя к пленнице, - тогда, к пленникам не относились так благосклонно, как сейчас. А поверьте – сегодня я буду очень благосклонен. Как видите, у меня нет ничего, кроме ножа. Так вот, не отвлекаясь – раньше, перед тем как начинать снимать кожу с пленника, перед его глазами кожу снимали с близкого ему человека. Ну, или с того, кто находился под рукой.
Хоук резко повернул голову в сторону дочери Дариона, как будто пытаясь напугать ее, показать, что возможно он решит начать с нее, дабы "подогреть" ведьму.
- Не боитесь? Вижу, не очень, - наигранно раздосадовано Хоук пожал плечами, и, приблизившись к ведьме, дрожавшей как осиновый лист, сделал две небольших надреза на бретельках ее платья. То, как будто замешкавшись на секунду, упало к ее ногам, оголяя юное тело, открывая взору графа и леди Миргард все его сокровенные детали. Глядя на нагое тело юной девушки, Хоук не испытывал не малейшего возбуждения. Вожделеть дьявольское отродье – что может быть отвратительнее.
- Ты так и не надумала открыть мне свой маленький секрет, грязная тварь? – брезгливо проводя рукой по подбородку девушки произнес Хоук. Говорил он медленно, четко отделяя слова друг от друга. Глаза ведьмы сверкнули в темноте. Она подняла голову, и, мотнув ей, скинула руку графа, как что-то очень грязное и неприятное, и, впервые, заговорила.
- Я лучше умру, чем скажу тебе еще слово, валах.
Брайен развел руки в стороны, показывая всем своим видом, что, мол, он старался как мог.
- Я поспешу тебя очень сильно огорчить. Умрешь ты, когда я того пожелаю. И не сегодня. Сегодня я – хозяин твоей судьбы.
Хоук повернулся на каблуках на месте, снова обращаясь к зрительнице.
- Итак, небольшой экскурс, миледи. Когда снимаешь с кого-то кожу, но не имеешь намеренья убить, начинать нужно с тех мест, которые приносят меньше боли. Менее чувствительных. Предположим, - Хоук так же резко повернулся обратно к пленнице, выставляя руку с ножом вперед, как указкой показывая им на тело девушки, - плечи. Кожа на них довольно груба, и толста. По сравнению, скажем, с запястьями.
В доказательство, он обошел пленницу сбоку, так, чтобы Дьердре было виднее, и медленно, прикусив нижнюю губу, сделал небольшой, полукруглый, смотрящий вверх надрез на плече девушки. Та, стараясь не кричать, сдавленно мычала. Хоук усмехнулся. Видал он орешки и покрепче. Он медленно, осторожно, стараясь не испортить начатого, ввел лезвие ножа под кожу, и так же неспешно повел его вниз, по руке, но уже под ней, не нарушая ровной полосы. Когда нож прошел небольшое расстояние, длиной примерно с кисть руки, он резко выдернул острие из-под кожи. Крик, нечеловеческий, громкий, разорвал тишину подвала. Ведьма кричала, так громко, что, казалось, леди в спальнях услышали этот крик.
- Ну, зачем же так громко? Дьявол не услышит тебя, и не придет на помощь. Я проверял. А я и так слышу, чай, не глухой.
Концом ножа, Хоук небрежно ткнул в ровный, прямоугольный участок кожи, оставшийся на плече девушки. Из него сочилась кровь, стекала по руке, капала на волосы, лежащие на полу, на ее одежду. Брезгливо морщась, Хоук бросил полосу кожи туда же.
- Знаете, некоторые пыточных дел мастера даже собирают кусочки кожи своих жертв, верите? Был я знаком с одним мастером с Тиля, забавный был мужчина, - задумчиво произнес граф, то ли правду, то ли вымысел. Но то, что у некоторых хранились такие коллекции, были чистейшей правдой. Даже скотобойщики, у которых Хоук учился снимать шкуры убитых животных в юности, порой оставляли себе куски на память. Зачем? Как трофей, положим.
- Ведьма, не хочешь все же рассказать мне, откуда ты получила знания о том, как использовать магию? Кто обучил тебя? Если боишься меня, можешь рассказать леди Миргард, а я, как благовоспитанный граф, закрою уши, и отвернусь.
Слезы отчаянья текли из глаз девушки. Но она молчала. Впрочем, для Брая это было только лучше. Вот, что доставляло ему истинное наслаждение. Он хрустнул пальцами, сжав их в кулак.
- Тогда, я продолжу, - сказал он, присаживаясь, поднося руку к бедру девушки, намереваясь повторить тот же трюк. Но прежде, он поднял глаза на дочь Дариона.
- Есть интересная легенда о том, что даже боги язычников не брезговали пытками. Ходят они среди простого люда. Говорят, что бог Тенитос, бог насилия и смерти, когда-то вызвал бога огня Фроса на поединок. Побежденный обязывался отдать себя во власть победителя. Фрос вышел победителем. Послушав совета бога справедливости, он привязал Тенитоса к сосне, и сжег кожу на его ногах своими собственными руками. Впрочем, это только легенды крестьян.
Задумавшись, на секунду, он похлопал рукой по бедру «гостьи», и встал.
- У Вас же нож при себе, леди? Хотите попробовать сделать ей больно? Только, чур – не убивать! Или вам придется занять ее место! – улыбаясь, проговорил Хоук, испытывая еще больший интерес, чем раньше, и, возможно даже некое возбуждение.
- Если Ваш нож недостаточно острый, не переживайте. Можете взять мой – Хоук ловко перевернул нож, поворачивая рукоять в сторону Дьердре. Ей оставалось лишь протянуть руку, и взять. В глазах графа плясали дикие огоньки. Он ждал. На его лице застыла все та же полуулыбка.
Сдавалось ей, мастер никак не ожидал, что она останется, однако, был весьма воодушевлен появлением публики в лице не гостя, но гостьи. Впрочем, причина его эйфории не была для нее такой уж большой загадкой - не так много благородных дам при дворе проявляли столь же горячий интерес к занятиям, мягко говоря, не подобающим их благородному образу. Иные считали это блажью, другие - глупостью, третьи и вовсе полагали, будто королевская дочь больна и увечна. Кому как не ей было знать, какого это - быть презираемой обществом за факт заинтересованности в неподобающих вещах; за то, что она не воротит нос от жестокости и насилия; за то, что "отличается".
Мысль о том, что они могли быть в чем-то похожи, пугала до холодных мурашек, однако, с каждым взглядом глаз цвета холодной стали чувство это таяло, уступая место другому, еще не до конца осознанному, скорее интуитивному, не поддающемуся описанию ни на одном из ныне существующих языков.
Похоже было, что граф отчаянно пытался сломить стену её холодной непоколебимости, и, признаться, отчасти ему это удавалось, о чем он мог бы узнать, коснувшись любой из точек на её теле, где прощупывался пульс - стоило Хоуку завершить свою информативную вставку, как пленница попалась в ловушку и подняла на нее полный недоумения взор. В конце концов, общение с такими людьми, как граф, было характерно тем, что никогда нельзя уловить грань между шуткой и констатацией факта. Перехватив взгляд, Дьердре долго удерживала контакт, в характерной себе манере гипнотизируя жертву и наслаждаясь тем, как паника захлестывает её сознание, лишает способности мыслить здраво. Люди в подобном состоянии становились податливыми, легко поддающимися страху и внушению. Когда ведьма, наконец, уронила взгляд, тяжело дыша, леди Миргард уже знала, что начало положено - это чувствовалось по напряжению, копившемуся в сыром и затхлом воздухе, отдающему смертью, разложением и стойким запахом ржавчины. Впрочем, всхлипы не заставили ее ни улыбнуться, ни поморщиться - на лице Ардорской Ехидны сохранялось все то же змеиное выражение лица - холодное и непроницаемое с пристальным взглядом черных глаз мертвеца.
Между тем Хоук избавил пленницу от гнета тюремной робы. Она была молода - едва ли намного младше Дьердре, хоть и не выглядела ей ровесницей. Из всего увиденного можно было бы предположить, что ей не больше двадцати и, несмотря на уединенный, даже отшельнический образ жизни, тяжелый труд не оставил на ней серьезных отпечатков. Кожа на ладонях была мягкой, не в пример грубым рукам бастардки, а фигура сохраняла характерную для женского тела мягкость, несмотря на худобу, очертившую силуэт ребер и впалых щек. Хотя, стоило бы догадаться, что кормят тут не слишком сытно.
Как и ожидалось, обет молчания был нарушен. Пускай неосознанно, с уверенностью в собственной правоте. Отчаянный шаг вывести палача из себя, чтобы тот одним взмахом покончил с ее страданиями. Святая наивность...
Вместе с началом экскурса, Дьердре заметно оживилась - оторвала голову от рук, даже подалась вперед, чтобы лучше все рассмотреть. Работа была выполнена изящно - быстро и ловко, без каких либо лишних движений, как будто для Хоука это было так же естественно, как счистить кожуру с яблока. Вопль был нечеловеческий, хотя Дьердре случалось слышать нечто подобное и ранее. Вместе с тем, зрелище было жуткое до слабости в коленках. Похоже было, что её милосердное женское начало еще подавало признаки жизни. Было заметно, как она напряглась всем телом. Казалось, еще немного, и дубовые ножки стула, которые девушка обвила ногами, треснут и надломятся. Она сглотнула и поджала губы, чуть прикусив нижнюю, чтобы, не дай бог, не выдать собственного возбуждения.
Разумеется, эту легенду она слышала. Даже в нескольких вариациях. Одни утверждали, будто перед боем Тенитос перерезал сухожилия на ногах огненного божка, надеясь, таким образом, заполучить легкую победу, но во время боя бог справедливости, узнав о коварстве Тенитоса, разогнал облака на небе, ослепив того лучами солнца. Согласно другой, причиной поединка была поруганная честь избранницы одного из богов. Детские сказки.
Медленно поднявшись со стула, она вышла из за него, осмотрев комнату в поисках иных инструментов. На столе стояла деревянная миска, наполненная крупными белыми кристалликами. Соль, насколько она могла судить по запаху. Сгодится. Закатав рукава, Дьердре жестом показала, что инструмент ей не требуется. У ее ножа было внушительных размеров лезвие с острием в форме утиного клюва. Тяжелый, с массивным набалдажником и свежими следами заточки. Она подошла к ведьме почти вплотную, пока взгляд довольно грубо ласкал изгибы женского тела, ожидая, пока оно само подкинет ей идею. Втянув носом прерывистое и обжигающее дыхание пленницы, Ди внезапно вложила нож в ножны на поясе. Очередная приманка - непонимающий взгляд ведьмы тут же устремляется вверх.
- Бедняжка, - грубые пальцы скользнули по животу, затем выше, пощекотали ребра и, наконец, сжали мягкую грудь. Дыхание ведьмы участилось.
- Ц-ц-ц... Куда смотрели Вейрос с Лейвой, когда эти грязные нечестивцы пришли в твой дом? - пальцы раскаленными клещами впились в щеки девушку, повернув ее лицо в сторону Хоука. Она повернулась мгновением позже, почти что прижавшись к ее щеке своей.
- Куда смотрела Ангия, когда её дочь за волосы выволокли из дома и заковали в цепи? - Дьердре дернула рукой, заставив ведьму распахнуть глаза. Слезы брызнули из глаз. Кажется, ей удалось надавить на болезненную точку. Тяжелое дыхание сбилось. Раздались всхлипы. Она не закричала, хотя ощущения от срезанного куска кожи, должно быть, были не из приятных. Она попыталась вырвать лицо из цепких когтей, но Дьердре с такой же силой повернула ее к себе, за счет большого роста наседая сверху и заставляя ведьму вжать голову в плечи. Что-то переменилось во взгляде бастардки - лицо вдруг задрожало, по щекам заходили желваки. Казалось будто каждое следующее слово выходило у нее через силу.
- Почему Сол оказался так несправедлив к тебе? Почему я до сих пор не корчусссь от боли, объятая божественным пламенем сссолнца? - ее и без того не слишком мелодичный голос в какой-то момент потерял всякое сходство с человеческим. Тихий и хриплый, растягивающий каждый слог в потустороннем жутком шипении. Казалось, вот вот она оближет губы, и ее язык окажется раздвоенным, а пасть черной, как сама бездна.
- Твои боги - лишь вымысел... Пуссстышка, рожденная больным умом тех, кто отвернулся от Создателя, возомнил себя равным ему. Где твой гонор, ведьма? Кто защитит тебя сейчас, когда ты, отрекшаяся от истинных богов, стоишь перед нами нагая?
- Замолчи! Закрой сво... - бойкий возглас задохнулся, когда Дьердре с силой впилась ей в лицо, зажав рот и смяв аккуратный носик так, что стало невозможно дышать.
- Страшно? Ты боишься? Правильно боишься. Потому что даже Защитница не придет к тебе на помощь. Я вправе сделать так, что никто не услышит твоих криков, - её руки снова сжали грудь ведьмы, но с куда большей силой, заставив всю выгнуться всем телом.
- И я же вправе избавить тебя от страданий. Подумай только, даже я в силах сделать больше, чем любой из твоих лже-богов. Всего лишь несколько слов способны навсегда избавить тебя от боли и страданий. Ну разве не забавно? - ведьма задыхалась. Дьердре ослабила хватку, позволив той судорожно вдохнуть. Глаза мертвеца задрожали. Все ее лицо как-то изменилось - уголки губ разъехались и, наконец, обнажили зубы в какой-то жуткой потусторонней улыбке. Тихий смешок вырвался из темного провала рта.
- Ты беспомощна... - она приблизилась к ней почти вплотную, слегка толкнув лбом. Не удержалась. Ведьма стукнула ее лбом по носу, не имея ни сил, ни замаха, чтобы причинить ей хоть какую-то ощутимую боль. Какой храбрый мышонок - не каждый решит укусить змею, обвившую его кольцами. Казалось, уголки рта Дьердре вот вот разойдутся в сторону, прорезав щеки до самых ушей. Пальцы сомкнулись на её шее. Тяжело втянув носом воздух, Дьердре отклонилась назад, после чего резким рывком отправила лоб навстречу нежному личику. Раздался зубодробительный хруст и сразу следом - булькающий звук втягиваемого вместе с кровью воздуха. На мгновение бастардка забыла, что в комнате есть еще кто-то кроме них двоих. Пьянящее чувство власти над жизнью живого существа. Почти как на охоте, только... лучше? Задержка длиной в секунду, и еще один жуткий вопль заполняет казематы. Судя по свистящему звуку, нос был сломан, что лишь доказывал блуждающий взгляд раскрасневшихся глаз. Вой не утихал еще долгое время, но со временем ослаб, превратившись в тихий скулёж. Кровь капала ей на грудь, стекала вниз по животу, некрасивыми кляксами растекалась на полу. Дьердре жадно облизала губы и почувствовала знакомый привкус. Вытерев лоб тыльной стороной ладони, девушка, тяжело дыша, обнаружила кровь и там. Хорошее начало, ничего не скажешь. Не праведный гнев, но черная ненависть закипала в ней.
Казалось, что делать подобного рода предложения юным леди через-чур опрометчиво со стороны графа. К тому же, он предложил ей нож, рискуя, тем самым, остаться еще и безоружным. Навыков кулачного боя могло бы и хватить, впрочем, чтобы разделаться с девчонкой, даже той, у которой в руках два ножа. Но она вполне могла оказаться быстрее его, пригнуться, и, скажем, перерезать сухожилия ему на ногах, лишив возможности двигаться не только сегодня, но и вообще когда либо. Но, почему-то, Хоук верил, что ведьма заинтересует бастарда короля больше, чем какой-то там пыточных дел мастер.
И он вытянул верную карту.
Ему было интересно – что же будет делать леди? Возьмет нож и попытается повторить трюк, который исполнил Брайен? Сомнительная затея. Снимать кожу Хоук учился довольно долго, начиная, конечно же, со шкуры животных. Возможно, она попробует просто порезать ее, оставить на юном теле глубокие кровоточащие полосы, которые никогда не заживут. Впрочем, мертвецу не важно, сколько шрамов есть на его теле – одним больше, одним меньше. Обычно, фантазия новичков обрывалась именно на этих вариантах. Впрочем, бывали попытки бить жертву кулаками. Хоук видел и такое. Но, лично сам брезгливо относился к этой затее. Драться он любил с равным противником – любил слышать, как ломаются его кости от удара кулака. Любил, как после, казалось бы, удара чудовищной силы, он оставался стоять на ногах. Он видел, как праведный ужас наполняет лица его соперников в эти секунды. Чувствовал их отчаянье.
Сделав несколько шагов в сторону, Хоук присел на второй стул. С него открывался прекрасный вид на профиль обеих женщин, ведьмы, и дочери Дариона. Наверное, именно так в старые времена, в Балморе, судьи наблюдали за тем, как приводят в исполнение их приговоры. Говорят, что там водились обычаи и страшнее. Скажем, как вам история о том, как один из номархов Балморы заставил нового судью сидеть на стуле, оббитой кожей предыдущего судьи, который выносил несправедливые приговоры?
Но действия девушки были не так уж и просты, как думалось графу. Она решила не воздействовать на пленницу физически сразу, а захотела помучить ее морально. Ее речи были бы неприятны обычному, рядовому слушателю. Хоук видел, как они неприятны ведьме, как морщится ее лицо, когда леди сжимает ее грудь, как слезы текут по ее щекам. Ей даже удалось заставить пленницу что-то проговорить. Пара слов, не более. И ведьма поплатилась за это.
Что-то хрустнуло. Губы Хоука задрожали. Он не улыбался, лишь неотрывно смотрел на то, как стекает алая кровь по лицу девушки.
Поддавшись какому-то доныне невиданному чувству, Хоук встал со стула, резко шагнул вперед, повернул дочь короля к себе за плечи, и дернул на себя за блузку. Хрустнула ткань. Резко, грубо, он накрыл своими губами губы девушки, измазанные кровью ведьмы, сливаясь с ней в страстном поцелуе. Спроси вы у графа спустя час – что заставило его сделать это, он бы не смог дать внятного и быстрого ответа. Нет, этот поцелуй не длился вечность – он оборвался так же быстро. Всего несколько секунд.
Слегка железный вкус чужой крови отрезвлял. Брайен дернул головой, отстранился от Дьердре, казалось, заставляя самого себя вернуться обратно. Очнись! Не давай чужим, неподвластным тебе чувствам овладеть тобой!
- Ты… - прошипел граф, глядя не на девушку, а, казалось, сквозь нее, - ты чудовищна, дочь Дариона. Чудовищно прекрасна
Последняя фраза была добавлена через секунду. Но акцент был сделан именно на ней.
Он не сильно оттолкнул девушку от себя, нет, не брезгливо, просто боясь, казалось, самого себя.
- Сядь! – приказал он, не давая той ни малейшего шанса отказаться. Он был страшен, властен, казалось, заполнял собой всю комнату.
- Я хочу подарить тебе подарок. Каждая девушка любит цветы. Но ты… Тебе я хочу подарить особенный цветок. Ты любишь тюльпаны?
Не дожидаясь ответа, Хоук развернулся к ведьме. Та, все еще тихо всхлипывала. Надежда покинуть это место уже давно померкла. Она понимала, что осталась жертвой в руках уже не одного, а двух чудовищ.
То, что собирался сделать Брайен, простой люд звал «красный тюльпан». Резко наклонившись, он сделал два надреза на коже девушки, оба под мышками. Немного отклонившись, он сделал третий подрез, под грудью ведьмы. Да, она вновь закричала. Этот вопль был громче двух предыдущих. Но Хоук уже не слышал ее крика. Он был увлечен другим. Положив нож на пол, он достал с пояса другой – с длинным и широким лезвием, страшный, почти не изогнутый на первый взгляд кинжал. Затем, он ввел его под кожу ведьме, медленно оголяя один бок. Делал он это с трудом, помогая себе рукой, подтягивая полоску кожи вниз, жалея про себя, что не захватил специальных щипцов. Кожа выскальзывала. Кровь стекала по его рукавам, руки были бурыми. Не замечая этого, он провел тыльной стороной левой руки по лбу, оставляя на нем красный след. До конца кожу Хоук не срезал, а оставил ее свисать огромным ярко-алым пластом. Когда с правым боком было покончено, он перешел к левому, повторяя тот же трюк с ним. Крики утихли. Предположительно, ведьма потеряла сознание от болевого шока. Впрочем, Хоук хотел завершить работу. На минуту отвлекшись, он подошел к бочке. Кружкой, стоящей на столе, он зачерпнул воды, и плеснул ее в лицо ведьме. Приди в себя, дьявольское отродье! Та, слабо дыша, приоткрыла глаза. Казалось, сейчас ее душа была где-то между жизнью и смертью.
И снова крик. Короткий, отчаянный. Она не хотела приходить в себя. Но Хоук уже приступил к завершающему мазку своей работы. Обойдя ведьму спереди, он приступил к сдиранию кожи с ее прекрасного живота. Он тяжело и часто дышал. Казалось, он снова вернулся на скотобойню. Казалось, что это не человек, а дичь, убитая им на охоте. Мыслей в голове не было.
Лишь звенящий восторг.
Работа завершена. Шаг назад, придирчивый взгляд. Почему это называлось красный тюльпан? По завершению, три полукруглых пласта кожи, словно лепестки свисали с такого же ало красного, как тюльпан, тела. Зрелище было отвратительным. Руки графа были в крови по локоть, кровь была на его сапогах, на лице. Он смотрел на свою работу, и страшно улыбался тяжело дыша. Повернул голову к Дьердре. Короткий поклон головой.
В какой-то момент ей заложило уши. Подобное уже случалось ранее, но чтобы так резко. Кровь ударила ей в голову с какой-то чудовищной силой. Легкая и горячая, как поток раскаленного воздуха, вырывающийся из жерла печки, где бесновалось раздуваемое мехами дикое пламя. Было жарко. И душно. Жадно хватая ртом воздух, Дьердре никак не могла унять дрожь во всем теле. Каждое движение отдавалось немотой во всех членах от пят до затылка.
Какая-то неведомая сила тянет её за плечи, кружит и вертит так, как ей захочется, пока блуждающий взгляд черных глаз пытается уцепиться за что-то неподвижное, а сама девушка старается удержать равновесие на заплетающихся ногах. Первый раз всегда самый запоминающийся, говорите? Это уж точно. Мысленно девушка снова вернулась в детство, когда, впервые выбравшись на охоту, испытывала схожие чувства, но более слабые, не так ярко выраженные. Смесь самых противоречивых чувств. Стоило ли уже тогда обратить внимание на то, что она была весьма жестокой, даже по детским меркам? Пожалуй.
Перед глазами плывут тёмные пятна - на мгновение перед глазами замирает угольно черный силуэт, вырванный из сумрака светом тусклого факела позади. Даже будь она в ясном сознании, различить черты лица не представлялось возможным. Но, несомненно, это был Хоук. Страх накатил на неё волной мурашек. Страх и необъяснимое чувство стыда - чувства, казалось бы, ей совсем неведомого.
Она не успевает вовремя среагировать. Рывок заставляет ее пошатнуться. В ушах эхом отдается треск разрываемой ткани. Холод касается разгоряченной кожи, но осознание приходит, как всегда с запозданием - все, что Дьердре успевает сделать, так это выставить перед собой ладони, вцепившись в первое, что попалось под руку.
Проходит пара секунд, прежде чем осознание происходящего стремительным вихрем врывается в бессвязный поток мыслей. От этой яркой искры, она вспыхивает почти мгновенно, рефлекторно углубляя поцелуй лишь для того, чтобы глубоко прокусить мужчине губу. Она отталкивает его почти одновременно с тем, как сам граф решает прервать всё это недоразумение. Она уже хочет отстраниться - неизвестно для чего - выхватить кинжал или же взять замах побольше, чтобы удар пришелся аккурат в челюсть. Как еще ей было реагировать на нечто подобное? И снова в ушах раздается этот надрывный треск, впрочем, сам факт того, что рубаха ныне была безнадежно испорчена, беспокоил её куда меньше, чем весьма щекотливое обстоятельство, являющееся его прямым следствием - вспыхнув пуще прежнего, Дьердре, взметнув руками, скрестила их на груди, обхватив собственные плечи. Что было совсем удивительно, так это то, что граф, ни секунды не мешкая, нашелся, что сказать. Более того - казалось, не придавал произошедшему какого-то особого внимания - закусив губу, бастардка хотела было рвануть на себя, но тиски, сжавшие её плечи, не давали ей шевельнуться.
Стоило отдать Хоуку должное - за все время еще никому не удавалось ввести ее в состояние немого шока одной-единственной фразой. Дьердре, уже готовая извергнуть на мужчину поток брани, щедро сдобренной парой увесистых оплеух, замерла на месте. "Кто он такой, чтобы ей приказывать?" - именно эта мысль пронеслась у нее в голове в ту секунду, когда она, поджав окропленные багрянцем губы, рухнула на столь любезно подставленный стул, преисполненная готовностью на месте испепелить мастера взглядом, если он тотчас не объяснится. Разумеется, возмущению её не было предела - уже сейчас Дьердре чувствовала абсолютную готовность наплевать на все правила приличия и хорошенько наподдать возомнившему из себя невесть что графу, но в этот момент в воздухе повис обрывок фразы, заставивший её побледнеть. Невинное название цветка, казалось бы, вызывало у нее отнюдь не тривиальные ассоциации, какие бы могли возникнуть у придворной дамы. Ей было хорошо известно, в каком еще значении могло упоминаться это название, и услышанное и увиденное ранее не давало повода сомневаться в том, что последует за словами палача. Одно дело - увидеть описание в книге, попытаться представить, как всё это выглядит, но совершенно иное, когда подобным способом казнят еще вполне живого человека в каких-то двух метрах от тебя. Первый разрез. Еще один. Когда пласт кожи отходит от тела, обнажая сочащийся кровью ободранный бок, девушка чувствует приступ тошноты.
Одно дело разделывать уже заведомо мёртвую тушу убитого тобой животного, но так свежевать ещё вполне живого человека? В какой-то момент она с ужасом осознала, что, несмотря на весь ужас происходящего, не может отвести взгляд. Она не вздрагивает, когда надрывный крик эхом проносится по коридорам. Ох и жутко же, наверное, было тому одинокому стражнику, оставшемуся за дверью. Если так подумать, что с ним сделает Хоук? В былое время самой гуманной казнью за сон на посту были удары плетью, но даже тогда находились весьма изобретательные гении, чьими стараниями были введены в оборот весьма незаурядные методы пыток.
Судя по поклону, ей была предоставлена возможность увидеть работу в её завершенном виде. Было ли изувеченное тело перед ней уже трупом? Спорный вопрос, с учетом того, сколько крови было на грязном полу под подвешенной, как свиная туша, ведьмой. Дьердре попыталась подняться, что было несколько затруднительно без помощи рук - ноги плохо слушались, но она усилием воли привела себя в отстраненное подобие чувств. Воздух в помещении пропитался тошнотворным смрадом смерти - от каждого вдоха во рту чувствовался прогорклый привкус соли, усиливающий слюноотделение. Ударивший в нос запах каким-то образом стал чем-то вроде спускового крючка. Снова то же головокружение и нарастающий гул в ушах.
Сделав несколько неспешных шагов, Дьердре, благополучно позабыв о том, что рубаха, разорванная до самого пупа, держится на честном слове, зажала рот рукой.
Зверь внутри ликовал, завороженный увиденным зрелищем. Подойдя к безжизненно покачивающемуся телу почти вплотную, Дьердре выдохнула - дрожащие пальцы коснулись мягкой кожи на груди, спустились ниже - в обнаженную сочащуюся мякоть. Еще теплая, источавшая сладковатый запах плоть буквально исходила жизнью, столь стремительно ее покидавшей. Но, несомненно, пока ведьма была еще жива - Дьердре могла почувствовать едва ощутимое биение сердца, участившееся, стоило ей прикоснуться. Её пальцы двигались неспешно, почти нежно, как руки любовника, пока горячая кровь заливала руки почти до локтя. Похоже у бедняжки не оставалось сил даже на стоны. Впрочем, бастардке было достаточно и того, что она уже увидела... Или нет?
Коготки болезненно царапнули по обнаженной плоти, заставив ведьму встрепенуться как от прикосновения адского пламени и, боже правый, как оно было к ней близко. Этот сиюминутный успех на мгновение затуманил ей сознание. Жадно облизав губы и прикусив нижнюю губу, девушка грубо впилась ногтями в мясо, затаенным взглядом наблюдая за ведьмой, ожидая реакции, и та не заставила себя ждать. Нечеловеческий крик эхом прокатился, пожалуй, по всем окрестностям замка. Где-то снаружи стражник, с трудом борясь с ужасом, перекрестился трижды дрожащей рукой, и завыли собаки.
Все тело ведьмы сломало болезненной судорогой, а легкие, казалось, вот вот лопнут, извергнув изо рта фонтан теплой крови. Преисполненная какого-то дикого, совершенно извращенного экстаза, Ди, тяжело дыша, наблюдала за всем этим почти с животным удовольствием, упиваясь каждой крупицей страданий несчастной. Когда та затихла, придворная леди, довольно небрежно отняв от ведьмы перепачканные в крови руки, еще с минуту смотрела на них, будто бы в густом багрянце марева могла отыскать ответы на все вопросы мироздания. По спине катились холодные капельки пота. Рубаха, крайне непристойным образом распахнутая на груди, липла к телу, вырисовывая грубоватый силуэт напряженных мышц.
Развернувшись к графу, Дьердре, нисколечко не стесняясь, подняла на него взгляд, пожалуй даже неприязненный, но уже не блуждающий, схожий своей жуткой холодностью с тем, каким она смотрела на мир до знакомства с этим человеком, но и отличающийся от него каким-то неестественным потусторонним блеском. Голос ее зазвучал твердо, без тени дрожи, хотя и видно было, что слова даются девушке через силу, будто каждое причиняло ей какую-то внутреннюю боль.
- Научите меня...
Хоук молчал, опустив руки. Сердце стучало так громко, что стук отдавал, казалось, во все части тела. Голова гудела. Он провел рукой по лицу, явно инстинктивно желая стереть с него пот, смешанный с кровью. Но забыл, что и руки его, мягко говоря, не очень стерильны.
Был ли Брайен огорчен тем, что его жертва, скорее всего, была уже мертва? Скорее нет, чем да. Он знал, что еще не десятки, а сотни человек побывают у него в подвале. Знал, что еще сотню человек он сможет заставить кричать так же громко, как сегодня кричала ведьма, а возможно и еще громче. Он немного жалел о том, что взял с собой лишь нож – если бы у него было еще что-нибудь, он бы смог показать больше.
Да, давно он не устраивал подобных представлений. И, признаться, давно на них так не реагировали. По лицу девушки было видно, что она смогла усмирить страх, спрятать его где-то глубоко-глубоко внутри себя. А возможно она и совсем не боялась. Возможно, она такая же «психически ненормальная», как сам Брайен Хоук.
Граф усмехнулся. Просьба не удивила его. Он ожидал услышать что-то подобное. И он уже знал, что ответить. Но находиться в подвале он больше не хотел. Работа завершена, делать тут больше нечего.
Снова несколько шагов к бочке с водой. Он несколько раз плеснул на свое красное, запачканное кровью лицо. Вода окрасилась багрянцем. По комнате разносился неприятный запах.
Несколько шагов в угол подвала. Там, на полу, лежал небрежно сброшенный графом плащ. Он оставил его там когда зашел в подвал, и приступил к работе. Наклонившись, Хоук поднял его, и отряхнул. В подвале не было слишком пыльно, потому это была лишь чистая формальность. Он обошел леди сзади, и набросил плащ ей на плечи.
- Прошу простить меня за испорченный наряд. Не рассчитал силы. А сейчас – пойдем, тут больше не на что смотреть, - проговорил Хоук, довольно четко, и уверенно. Да, с кем, а с Хоуком спорить было сложно. Особенно после увиденного. Он осторожно набросил капюшон на голову королевской дочки, чтобы случайные зеваки, если такие будут, узнав ее, не задавали лишних вопросов, затем, сжал свои пальцы вокруг ее запястья, и потянул Дьердре за собой.
Шаг его был широкий, быстрый. Мелькали каменные ступеньки. Стук каблуков эхом раскатывался по подземелью. По крайней мере, так казалось Хоуку. Он обернулся, проверяя, не потерялась ли его спутница по пути. Хотя, его пальцы все так же крепко сжимали ее запястье, и вырваться незамеченной было бы не просто. Впрочем, ничего не могло помешать Дьердре вонзить нож ему в спину. Но Хоук знал – этого не случится.
А вот и массивная дверь. Брай толкает ее плечом, та поддается, скрипит. Давно не смазывалась. Впрочем, это не важно. Охранник дернулся, вскочил. На его толстом, красном лице промелькнул испуг. Глазки в панике бегали.
- Ваша милость! Вы быстро сегодня! – выпалил он, не зная, улыбаться ему, или не стоит. Потому, на его лице застыла странная гримаса – то ли улыбка, то ли оскал, то ли усмешка. Хоук сжал зубы, казалось, даже зарычал, как большой голодный волк, увидевший легкую добычу. Сжав кулак свободной, правой руки, он резко бросил ее в челюсть охранника. Что-то хрустнуло. Хоук слегка скривился. Хрустнула отнюдь не его рука, хотя, признать, было даже немного больно. Хрустнула челюсть мужчины. Тот осел на пол, выплевывая кровь, не рискуя поднимать глаза, как побитый щенок, не понимал, за что его наказывают.
- Я разберусь с тобой позже. С тобой я задержусь там на много дольше чем сегодня, уж поверь, - произнес граф, покидая узкий коридор, сворачивая в сеть туннелей, ведущих к небольшой двери на задний двор замка. Сюда, обычно, утром, выходили люди, работающие на конюшнях, псарня. Тут стояла небольшая самодельная скамья, неподалёку сушили сено для конюшен.
Наконец-то, свежий воздух. Гул в голове утих. Ветер обдувал мокрое от воды и пота лицо графа. Он отпустил запястье девушки. Сейчас, ночью, тут было безлюдно. Прислуга спала. Спала и королевская семья.
- Мой ответ на твой вопрос – нет. Я не стану учить королевскую дочь, пусть даже бастарда снимать кожу с ведьм и пытать их, - произнес Брайен, после небольшой паузы. Он стоял спиной к королевской дочери, глядя на небо, пустое, почему-то сегодня не усыпанное пылинками звезд. Даже луна скрылась где-то за тучами, не желая показывать графу свой лик. Возможно, даже небесные обитатели опасались графа, как знать.
- Впрооочем, - уже привычным, немного веселым голосом произнес граф, разворачиваясь к леди Миргард, - я не буду запрещать тебе приходить ко мне во время «работы». Я даже могу предупредить стражу о том, что тебя можно пропускать.
Не дожидаясь ответа, он отошел к скамье, и уверенно сел на нее. В руках он крутил нож, тот самый, который еще несколько минут назад плясал в его руках, вырезая зловещие узоры на теле юной ведьмы.
Пожалуй, еще никогда противоречия в ней не сталкивались с такой силой. Её нельзя было назвать праведницей - влияние религии во многом было скорее чем-то навязанным обществом, пусть и воспринималось ей как вещь совершенно естественная. Она верила в Создателя, однако в эту самую секунду веру ее вдруг будто пронзило молнией. Милосердием ли было обличено сердце бога, когда он сплетал нити судьбы человека, стоящего пред ней. Не Бог ли создал всё сущее, а если так, то разве не было ли замученное и растерзанное хищниками создание его дочерью. Неужто это место и впрямь находилось вне его сияющего взора, если он в одно мгновение позволил жестокости овладеть её сердцем, облечь во мрак какого-то противоестественной греховной страсти наслаждения страданиями живого существа, если учил смирению и доброте. О, нет - то были вовсе не происки Создателя.
Собственная просьба напугала её, и девушка прикрыла рот рукой в каком-то исступленном ошеломлении, в ту же секунду ощутив привкус железа, склеивший ей губы вязкой субстанцией. Кровь. Всюду. В немом испуге она отдернула руку - силуэт размашистой кисти, запечатленный на лице тут же смазался - со стороны казалось, будто Дьердре сама выпотрошила ведьму, причем использовала для этого исключительно зубы. Сердце колотилось как сумасшедшее - стучало у самой гортани с такой силой, что не заметить мелкую дрожь, бившую всё тело девушки было попросту невозможно. Едва ли именно это было причиной того, что граф внезапно решил облачить её в собственный плащ - к ней постепенно приходило понимание того, что прямо сейчас она была похожа скорее на персонажа гротескных детских сказок, чем на человека, более того - благородную леди, коей она, в любом случае, не являлась. Опасался ее общества? Нет, скорее заботился о том, чтобы никто не увидел их вместе. Разумный шаг, если подумать. Столь гремучая смесь могла стать достоянием общественности в мгновение ока, что, в свою очередь, могло сказаться на репутации обоих. Во всяком случае она не задавала вопросов, пусть их и было множество, равно как и не сопротивлялась, хоть и не любила, когда ее так бесцеремонно хватали. Иной бы пожалуй уже давно получил от нее звонкую оплеуху, однако граф всем своим видом смирял её мятежный дух.
Промолчала она и тогда, когда граф ответил ей отказом. На мгновение она вспыхнула, но злоба утихла в ней так же быстро, как и занялась, и в итоге та лишь возмущенно выдохнула обширным облачком пара, струившимся из под глубокого, надвинутого на глаза капюшона. Задний двор пустовал. Даже птиц не было слышно. Зловещая, недобрая ночь в болотисто-зеленых тонах, перемежавших всеобщий мрак, накрывший замок. Даже ей - человеку с превосходным зрением потребовалось какое-то время, прежде чем глаза привыкли к темноте и стали различать очертания внутри уголка заднего двора, где сейчас, казалось, не было никого, кроме них двоих. Как нельзя кстати рядом оказалась бочка с водой - негнущимися пальцами расправившись с тесемками плаща, Дьердре тут же избавилась от него, небрежно швырнув на скамью, на которую вскоре приземлился Хоук. Избавившись от липнущего к телу тряпья, некогда бывшего рубахой, Дьердре бросила его на землю тут же, предварительно оторвав рукав. Впрочем, тут ее окликнул граф, решив все же пояснить, что же он понимал под своим отказом, хотя на самом деле своими словами перечеркнул все сказанное ранее. Он ведь не был глуп, а потому вряд ли предполагал, что наглядного примера ей будет недостаточно. Опыт - вещь незаменимая, однако события сегодняшней ночи вроде как доказали, что сам граф может порой быть не против разделить жертву с еще одной персоной. И в эту самую секунду ее ничуть не смущало ни то, что их может увидеть случайный страдающий от бессонницы зевака, ни то, что стояла она нагая по пояс, вся в крови, как после многочасовой резни на поле брани - не той, что так воспевались в героических балладах, но из тех, о которых умалчивали даже самые дотошные летописцы. От разгоряченного кипящей кровью тела струились волны тепла, приобретавшие очертания пара, густым потоком вырывавшегося из черного провала рта, внезапно исказившегося в зловещей усмешке, обнажившего ряд жемчужных зубов.
- Это было бы очень великодушно с вашей стороны~
Вновь развернувшись к графу спиной, Дьердре перегнулась через край бочки и, держась за дубовый борт, с глухим всплеском погрузившись в студеную воду. Кожу обожгло холодом, хотя это было для нее уже чем-то привычным - даже приятным, с учетом того, какой негой отозвалось тело, явно требовавшее прохлады после нахождения в душном подвале. "Вынырнув", она долгое время натирала руки и грудь смоченной в воде ветошью и, только когда убедилась в том, что избавилась от большей части следов сегодняшнего времяпрепровождения, начисто вымыла лицо и распустила копну черных, как смоль, волос, скрывших черты лица темным саваном.
Хоук смотрел на небо, провожая взглядом плывущие по нему темные, тяжелые, словно набитые грязной ватой облака. Возле выхода росло огромное дерево. Казалось, что его ветви путались в этих самых пушистых ватных облаках. На мгновение, на секунду, Хоук задумался – а что, если дерево вырвет корни из земли, и, стряхнув с веток остатки облаков, пойдет вперед? Освободиться от своего вечного плена. Взгяд графа опустился еще ниже, на ветви дерева. На одном из них он заметил гнездо. Оно было не высоко над землей, и можно было легко наблюдать за тем, что в нем происходит. В гнезде сидело три небольших птенца. Они открывали рты, смотрели на небо. Вот один замахал крыльями, подошел к краю, кажется, что вот вот он взлетит. Но, не решившись, вернулся обратно, как будто услышав молчаливый укор своих братьев. Всех нас что-то постоянно держит - одних, молчаливый укор окружающих, других оковы, разорвать которые не представляется возможным.
Отвлек Хоука от созерцаний дикой природы голос королевской дочери, которая сочла разрешение посещать пыточную, весьма великодушным с его стороны. Хоук усмехнулся. Великодушие это или нет, как знать. Обычно, все, что делал граф, делалось для его блага, или для блага королевы. Возможно, впервые за много лет он хотел угодить кому-то еще. Конечно же он понимал, что девушке хватит того, что он позволил. Главным был факт – он не согласился обучать ее, тем самым обезопасив себя от возможного гнева короля Дариона. Представляете – залетает к тебе в пыточную разъяренный страж с вопросом, мол, что тут делает королевская дочь? А что делает? А почем мне знать? Я ее не звал, сама пришла.
То, что Дьердре была не робкого десятка он понял еще в тот миг, когда она оказалась в пыточной. Но сейчас, когда совершенно без стеснений та решила омыть тело в бочке с водой, стоящей неподалеку, граф убедился в этом окончательно. Какая леди решит просто так, без стеснений оголиться в присутствии графа? Думалось, что таких можно по пальцам одной руки пересчитать.
Брайен склонил голову на плечо. Да, девушка явно была хороша. И сейчас речь явно шла о внешних данных королевской дочери. Ладное тело, черные волосы водопадом ниспадающие на плечи. За свою жизнь Хоук повидал множество оголенных женских тел, и в крайне редких случаях он вызывал в нем какие-либо чувства, схожие с возбуждением. Не стоит так же думать, что граф был обделен женским вниманием. Право, не только же ведьмами в подвалах ему любоваться.
Брай встал, потянулся вверх, разминая затекшую спину и плечи. Да, после подвала он любил несколько часов проводить на воздухе. Будь его воля, он бы пытал ведьм тут, на заднем дворе. А почему нет? Вся прислуга и так догадывалась, чем занимается Хоук в подвале. Чего греха таить.
Медленными шагами мужчина обошел бочку, заинтересованно наблюдая за Дьердре. Та, похоже, забыла о нем, да и обо всем окружавшем ее мире, и смывала с себя остатки крови. Спешила скорее расстаться со следами нахождения в подвале. Хоук хмыкнул. Сам он уже давно привык к виду, запаху крови, привык чувствовать ее на своих руках. Привык даже к ее вкусу. Даже сейчас он казалось, чувствовал этот железноватый привкус у себя во рту.
Наклонившись немного вперед, тыльной стороной руки Брайен провел по плечу леди Миргард. Казалось, что он не хочет отвлекать девушку от омовения – просто хотелось ощутить тепло ее кожи, сравнить ее с кожей ведьмы, которую он только что срезал с тела. Но, одернув себя, который раз за этот вечер, Хоук отстранил руку, опустив ее в бочку. Зачерпнув немного воды в ладонь, он брызнул ей на свое лицо, не смывая, а скорее размазывая по нему остатки уже засохшей крови.
- Не задерживайся тут слишком долго, - проговорил он, уже не тем голосом, которым весь вечер отдавал леди своеобразные приказы, - утренняя прохлада в сочетании с холодной водой способна свалить с ног даже самого крепкого воина. К тому же, скоро появятся слуги. Не думаю, что им стоит видеть тебя.
Хоук коротко поклонился, и, развернувшись, не прощаясь, устремился в сторону двери, из которой не так давно он вышел вместе с девушкой. Он чувствовал, что если задержится здесь, с ней, хотя бы на минуту больше, может свершиться что-то более непоправимое, чем поцелуй. Нет, не сейчас.
Граф не стал забирать свой плащ, давая Дьердре возможность укутавшись в него, незаметно пробраться в свои покои. Он шел по узким подвальным коридорам, и не оборачивался. Эта ночь на долго отпечатается в его воспоминаниях.
Вы здесь » HELM. THE CRIMSON DAWN » ХРАНИЛИЩЕ СВИТКОВ (1420-1445 гг); » Will you play? [х]
