Несмотря ни на что, Аларика любила свадьбы. В этот день гости красиво наряжались, все пели и танцевали, и поздравляли новобрачных. Еще лучше, если жених с невестой были молоды, красивы и влюбленны друг в друга. Но, что уж кривить душой, - такие идеальные союзы встречались на удивление редко. Ну, хотя бы супруг был добр к жене и она это понимала и ценила, что тоже, впрочем, случалось не всегда. Собственно, и жениху не всегда доставался достойный "подарок" в награду. Как, к сожалению, случилась с Иваром.
О воспоминании о беспутной жене брата, Аларика едва заметно вздохнула...
На любом торжестве, да и просто в общении с людьми, юная Бьеи чувствовала себя свободно, словно рыба в воде. Благодаря её неизменной вежливости, тактичности и доброте, даже самые стервозные из женщин, переставали чувствовать в ней конкурентку. Возможно дело было также и в том, что для неё уже назван был жених, и об этом знало все фйельское общество, от которого ничего не утаишь, а, значит, она уже не составляла конкуренции для чьих-нибудь дочек-внучек-кузин и не "стояла на пути" у молодых вдовушек, которым не терпелось по новой выйти замуж.
Мужчины же относились к красивой яркой девушке более чем благосклонно, но, не рискуя связываться мужчинами из семьи Бьеи, даже самые грубые и неотесанные вдруг начинали вспоминать о галантности и манерах. Правда, некоторым это удавалось с видимым трудом.
Но яркий праздник не ослеплял Аларику, она внимательно слушала и наблюдала за гостями - кто что сказал, кто с кем разговаривает, кто какие планы строит, а о чем умалчивает. Иногда она делилась своими наблюдениями с Иваром, надеясь, что они будут для него небезынтересны. Порой из женских разговор можно узнать очень много полезного и важного. У обычно занятых только домом кумушек очень быстро развязываются языки, стоит им только пропустить пару бокалов вина за здоровье молодых.

Аларика вошла в главную залу, которую украсили и нарядили к торжеству, следом за Иваром, разглядывая убранство и гостей, и остановилась по правую руку от брата. Не нужно было прилагать никаких усилий, чтобы понять, что Ивар разглядывает самое "дорогое сокровище" в этом доме. Действительно дорогое. Семья Бьеи не получала никакой выгоды от этого брака, кроме счастья Корбена, да еще и приплачивала за него.
Взгляд Ивара был наглым и вызывающим. Аларика посмотрела на его напряженное недовольное лицо и кончиками пальцев успокаивающе погладила по руке, обращая свой взор на Велену Хоурс.
- Она - невеста нашего брата... - очень мягко напомнила Аларика, но в её интонациях было сказано гораздо больше, чем в этих четырех словах. Было тут и "стыдись так вызывающе на неё смотреть", и "если ты считаешь её ниже нас, то не опускайся до её уровня", и "ты позоришь брата, так нагло разглядывая его будущую жену", и даже "мне жаль, что твой собственный брак не удался".
- Несомненно дети у них будут красивыми. Что? Должна  же быть хоть какая то  выгода от этого союза. - Кажется, Ивар всеми силами пытался хоть как-то оправдать этот брак в своих глазах.
Аларика никогда раньше не видела Велену Хоурс, хоть и много слышала о ней. Обедневшие Хоурсы не были частыми гостями на праздниках и приемах. Но сегодня, одетая как королева по хельмовской моде, Велена сияла, словно бриллиант в королевской короне. У Аларики, в отличии от Ивара, пережившего неудачный брак, не было предубеждения против девушки, но она не могла не видеть, что эти синие глаза слишком холодны для безумно влюбленной. Было в ней что-то одновременно притягательное и отталкивающее. Возможно, мужчины не находили в ней изъянов, не считая, конечно, Ивара, но Аларику интересовали в первую очередь душевные качества девушки, а не её фигура или большая грудь. В чертах лица и в глазах Велены она видела признаки жестокости.
- Она слишком красива... - коротко и серьезно подытожила единственная дочь лорда Ворста, аккуратно складывая ладони на юбке платья.
Видимо, Ивар все еще был погружен в себя и вспоминал свою беспутную жену, когда выпалил:
- Ну тебе же нравится Филлип? 
Аларика посмотрела на него с легким укором:
- Он - твой друг... у нас будет... хороший брак. - добавила она после короткой паузы.
Неужто Ивар действительно думает, что она стала бы сопротивляться и бунтовать, даже если бы её хотели отдать за безногого и безобразного старца, но если бы это было на пользу семье? Наверное, все дело было в том, что никто бы в семье Бьеи и не подумал так поступить с любимой дочерью и сестрой. Но и Ивару никто не предлагал жениться на какой-нибудь старой облезлой, но богатой вдове или старой деве. Веста МаКкой была не менее красива, чем Велена Хоурс и не менее молода, когда её вели к алтарю. Она могла бы стать хорошей женой, пусть даже Ивар бы и не любил её, но хотя бы мог научиться уважать, но не стала. Вряд ли родители могли это предвидеть, когда устраивали их взаимовыгодный брак.

По лицу Велены, стоящей совершенно одной посреди пышной залы, как бы она не старалась сохранить самообладание, по её застывшей улыбке, было заметно, что она начинает нервничать по поводу того, что жених где-то задерживается. Наконец, Корбен, летящий словно на крыльях любви, явился гостям. Его лицо словно было озарено светом, как бывает у всех горячо влюбленных.
- Надеюсь, она сможет сделать его счастливым... - Аларика чуть сжала свои пальцы и поняла, что голос её, кажется прозвучал немного жестче, чем она рассчитывала.

Отредактировано Alarica Beoaedh (2016-09-23 08:18:05)

Красота бывает разной... красота сердца совершенно не всегда совпадает с красотой лица, но она просачивается в этот мир сиянием глаз, теплом рук, ласковым словом. Бывает красота холодная, как снежная вершина, как самый прекрасный, но бесчувственный мрамор. А бывает красота опасная, как у дикой кошки, у змеи, которая завораживает своим танцем прежде, чем сделать смертельный бросок. Красота Велены Хоурс была именно последней.
Глядя на неё, Аларика чувствовала необъяснимую тревогу. Это не было чувством зависти, как к более красивой женщине или сестринской ревности к любимому брату. Наоборот, Аларика всем сердцем желала, чтобы Корбен был счастлив и, одновременно, опасалась, как бы он не повторил судьбу Ивара. История его брака начиналась не так, как у старшего брата. Как минимум, он свою будущую жену любил и, судя по его восторженным разговорам о ней, по его пылким речам и сияющему взгляду, любил безумно.
Вот только, как ни вглядывалась Аларика в лицо Велены, как ни старалась найти на нем тепла, нежности и восхищения по отношению к будущему мужу, - все те чувства, которые, как казалось юной деве, сопровождают любовь, никак не находила. В ней было восхищение, но, скорее, самовосхищение и самолюбование, а в глазах жило торжество, как бывает у людей, достигших долгожданной труднодоступной цели, но не у примерных жен. Аларика старалась не думать, что Велена Хоурс - просто типичная охотница за богатством, она одергивала себя и убеждала, что ей это только кажется... так обычно тещи смотрят на своих будущих невесток. В глубине души Аларика была уверена, что нет на свете таких женщин, которые были бы в принципе достойны её самых лучших братьев. Но если те чувствуют себя рядом с ними счастливыми, пусть будет так...

- У нас прекрасный брат.
Ивар повернулся к Аларике и накрыл ее ладонь своей. Это было, словно извинение за его слова.
- У меня все братья прекрасные... - с легкой улыбкой ответила она ему, погладив успокаивающе пальцами по его ладони, и обрадовалась, когда он улыбнулся в ответ. Это случалось не так уж часто в последнее время.
- Ты бы разбила Филлипу сердце, если бы думала по другому. Он с детства не думает о другой жене. Разве ты не помнишь, что будучи еще мальчишкой он приносил только тебе чернику из лесов и лазил по болотам, что бы собрать пестрые яйца куропаток, что бы восхитить тебя.
- А я всегда плела ему венки, когда собирала цветы... - добавила, соглашаясь, Аларика.
Венки плетут обычно свои женихам и на праздники надевают на голову, словно бы оглашая свой выбор. Родители обоих сначала, вроде бы, шутили, что когда дети подрастут, они их поженят, а дети только и рады были поиграть в жениха и невесту. Но, вот, дети выросли и разговоры стали серьезными и приобрели совсем не шуточный характер. А Аларика с Филлипом так и продолжали словно только играть...
Говоря по правде, жених казался девушке слишком легкомысленным. Наверное, все дело было в том, что в её семье мужчины вели себя куда сдержаннее и серьезнее. Ей, вот, совсем не казалось, что Филлип ни о ком, кроме неё и подумать не может. Наоборот, она думала, что если бы не его многолетнее знакомство с семьей Бьеи, он бы с удовольствием поглядывал на других девушек и молоденьких женщин. А уж если бы не крепкая дружба с Иваром, он был бы одним из тех мужей, которые ухлестывают за каждой юбкой и имеют несметное число бастардов, раскиданный по всему Фйелю. Но уважение к добрососедским отношениям и страх порушить союз двух семей заставляет его соблюдать правила приличия.
Возможно, Аларика столь критично относилась к своему жениху еще и потому, что сама не полыхала к нему той самой неземной страстью, которую описывают в красивых рыцарских романах. Когда не видят недостатков, когда без любимого не могут прожить и дня, когда сердце замирает, если он касается мимолетно твоей руки или даже случайно краешка рукава, когда готова бежать за ним на край света, презрев законы общества и запреты семьи. Как ни старалась, Аларика не могла себе представить, что смогла бы сбежать из-под родительского крыла с Филлипом. Она, как любая юная особа, мечтала об этом большом красивом чувстве, которое заполняет и заменяет собой весь мир, но иногда задумывалась, не слишком ли она разумна для него? Стоило ей только подумать о том, что она может увидеть разочарование в глазах своих братьев, матери и отца, как ей становилось так дурно, что любые прелести волшебной любви сметало, как по мановению руки.
Вот почему Аларика была уверена, что их брак с Филиппом, основанный на взаимной дружбе, будет действительно хорошим. Иногда взаимное уважение гораздо крепче связывает двух людей, чем все эти страсти, которые полыхают ярко и сильно, но также быстро могут и погаснуть, оставляя после себя лишь пепел горечи и разочарования.
Они с Филлипом знают друг друга так долго, что разочарование уж им точно не грозит.

Словно подслушав её разговор с братом, Филлип явился пред их светлые очи и запечатлел долгий поцелуй на руке Алларики. Она ответила на его ухаживания благосклонной улыбкой, но сама не спешила проявлять подобного рвения в выказывании чувств.
- Да, ваша матушка не поскупилась на наряд. Но, мне все же нравится платье моей невесты.
- Благодарю... - на улыбки она все-таки не скупилась. - Но сегодня все внимание должно быть приковано к молодоженам.
Светло-зеленое платье, украшенное накидкой из клетчатой ткани клановой расцветки, подчеркивало цвет глаз Алларики, но было скромным и, конечно, никак не могло затмить того великолепия, что было сейчас на Велене. В этом весь Филипп - готов расточать комплименты направо и налево, даже несмотря на то, что его слова так легко поставить под сомнения. От льстеца недалеко и до лжеца...
Правда, в Филлипе и Аларике было как минимум одно сходство - они оба любили свадьбы и были отличной парой во время танцев. Но сейчас девушке почему-то не хотелось танцевать. Она не могла оторвать взгляда от Велены и Корбена и сегодня все происходящее казалось ей почему-то неправильным.
Рядом с Иваром и под руку с Филлипом, она отправились за праздничный стол.
- Мне тревожно... - поделилась она своими чувствами с братом, легонько касаясь его локтя.
- Это потому, моя дорогая, что вы давно не ели. Уверен, вкусный пирог и пара бокалов вина вернут вам настроения. Сегодня праздник и нужно веселиться! Ну же, не хмурьте так ваши бровки, - попытался расшевелить Аларику Филлип, помогая ей усесться за стол.

- Все будет хорошо. - Сегодня звучало просто словами и не успокаивало...
Витающие над столами запахи, исходящие от яств, должны были разбудить аппетит у самого большого и требовательного гурмана. Аларика себя привередой не считала. Занятая делами, он легко могла перекусить чем-нибудь на кухне вместе со слугами, которых считала частью своей семьи. А когда уходила по весне или по осени со старенькой кормилицей на целый день в горы, они довольствовались совсем немногим - хлебом, вяленым мясом, овощами и кувшином молодого вина, которое было еще настолько молодо, что не вызывало даже легкости в голове. Особенно ей нравилось в этих походах есть ягоды, сорванные с кустов.. совсем, как в детстве, когда набираешь полные горсти ягод и ешь их, поднося ко рту и сок течет по губам сквозь пальцы... и так вкусно, хорошо и беззаботно, как может быть только в детстве.. а потом бежать по траве, раскинув руки, навстречу солнцу, шлепать босыми ногами по камням, и не думать ни о каких взрослых заботах.
Кажется сегодня Аларике даже ягоды из детства встали бы поперек горла. Спроси кто у неё, с чего она так разволновалась, девушка бы не ответила. Она не в первый раз была на свадьбе, не первый брат её женился...
Может быть, все дело было как раз в этом - грусть и печаль Ивара передались и ей. Они всегда были близки, так вполне предсказуемо, что часть его хандры перешла и на Алларику. Да! Скорее всего так и есть? Потому что никаких других причин быть сегодня печальной у неё не было - Корбен выглядел таким счастливым, что, кажется, затмевал сиянием счастья огоньки свечей, щедро расставленных по залу. А невеста такой красивой!
"Она слишком красива..." - в голове девушки звучал её собственный голос и отражался многогласым эхом, перекрывая шум разговоров собравшихся гостей. "Слишком красива... слишком красива.. слишком красива... слишком... слишком..."
Алларика нахмурилась и потерла брови. Ни грусть, ни тоска не были ей свойственны.
- Почему моя леди грустит? - Моментально заметив настроение невесты спросил Филлип. - Отведайте этого прекрасного хаггиса. Клянусь вам, моя дорогая, он отменно удался сегодня повару. А пирог с рыбой - мммм... пальчики оближешь, если не съешь сразу вместе с пирогом!
Он с энтузиазмом подкладывал самые вкусные кусочки в её тарелку. Филлип всегда проявлял изрядное рвение, ухаживая за ней. Обычно это вызывало у неё улыбку, и она с радостью подхватывала игру. Но сейчас у неё это почему-то вызвало лишь раздражение, которое она изо всех сил попыталась скрыть за вежливой улыбкой:
- Большое спасибо, я обязательно все попробую, раз оно такое вкусное.
Но когда Филлип попытался наполнить её бокал вином, прикрыла его ладонью.
- Спасибо, мне что-то не хочется сегодня вина...
- Вы хорошо себя чувствуете, моя дорогая? - заботливо спросил молодой человек и Алларика даже почувствовала какой-то укол совести.
- Все хорошо, просто не хочется вина. Хочу чего-нибудь легкого и немного сладкого, - озадачила она Филлипа. Все мужчины завоеватели, все мужчины любят добиваться даму, даже если каждый и так знает, что она - его невеста. Жених сразу же принялся исполнять желание невесты.
- Что бы ты хотела получить в подарок?
Ивар попытался отвлечься от мрачных мыслей.
- Мне ничего не нужно, у меня все есть... - не задумываясь ответила Алларика.
- Разве что... - она интригующе приподняла бровь. - Чтобы на моей свадьбе ты улыбался, а не был таким мрачным и угрюмым! А то у нас все вино скиснет и превратиться в уксус.
На какой-то момент Ивар выполнил пожелание сестры.
- Что приготовила сестра для любимого брата?
- Я подарила на свадьбу полог на брачное ложе. - Ответила Алларика. Они вышивали золотыми и серебряными нитями всеми женщинами замка большое полотно из дорогого шелка, украшая его сказочными цветами и птицами. Вышло очень красиво...
Сегодня было все красиво... и, как назло, навязчивое "слишком красиво" прочно засело в голове.
Алларика хотела рассказать брату, как она старалась, придумывая узор, но в этот момент пригласили сыграть барда и девушка, замолчала, прислушиваясь к звукам лютни. Она очень любила баллады.
Певец был красив... кажется, такой удел всех певцов, голос его был сладок и мягок, а пальцы ловки, чтобы управляться с инструментом.
"Три девушки шили в саду над водой,
Джённифер, Джентль и Розмари.
К ним рыцарь приехал гостить молодой.
А в роще поют соловьи до зари.
Одна усадила его у огня, -
Джённифер, Джентль и Розмари, -
Другая овсом накормила коня.
А в роще поют соловьи до зари.
Постель приготовила третья сестра, -
Джённифер, Джентль и Розмари, -
И сна пожелала ему до утра.
А в роще поют соловьи до зари.
Но девушкам рыцарь сказал перед сном:
- Джённифер, Джентль и Розмари,
Загадки мои разгадайте втроем! -
А в роще поют соловьи до зари.
- Что в мире звучнее, чем рог егерей?
Что в мире колючек терновых острей?
Что слаще, чем хлеб, утоляет сердца?
И что на земле тяжелее свинца?
Что в мире длиннее дороги мирской?
Что глубже на свете пучины морской?
Продумали сестры всю ночь до утра,
Дженнифер, Джентль и Розмари.
И вот что придумала третья сестра.
А в роще поют соловьи до зари.
- Звучнее молва, чем рога егерей,
А голод колючек терновых острей.
Для совести грех тяжелее свинца,
И хлеба дороже нам слово отца.
Длиннее дороги лишь ветер один,
И глубже любовь всех подводных глубин!
Загадки разгаданы все до одной, -
Дженнифер, Джентль и Розмари, -
Отгадчица рыцарю станет женой.
А в роще поют соловьи до зари. "
Гости с восторгом приняли балладу, захлопали, поддержали исполнителя громкими одобрительными криками и потребовали еще песен.
Вот только почему-то Алларике вспомнилась совсем другая песнь, которую заунывно пела кормилица, пока пряла шерсть поздним вечером, сидя у натопленного очага...
"—    Где был ты, мой Рональд? —
В лесах, моя мать.
—    Что долго скитался, единственный мой?
—    Гонял я оленя.
Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
—    Ты голоден, Рональд? —
О нет, моя мать.
—    Где нынче обедал, единственный мой?
—    В гостях у невесты.
Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
—    Что ел ты, мой Рональд? —
Не помню я, мать.
—    Подумай и вспомни, единственный мой!
—    Угрей я отведал.
Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
—    А где же борзые? —
Не помню я, мать.
—    Подумай и вспомни, единственный мой!
—    Они околели .
Стели мне кровать.
Устал я сегодня, мне нужен покой.
—    Ты бледен, мой Рональд! —
О мать, моя мать!
—    Тебя отравили, единственный мой!
—    О да, я отравлен!
Стели мне кровать.
Мне тяжко, мне душно, мне нужен покой."
Почему она вспомнилась ей именно сейчас?

Появление певца - это каждый раз праздник даже на празднике. Мужчины одобрительно относятся к балладам, восхваляющим подвиги и весело подхватывают бодрые задорные шутливые, местами даже фривольные песенки, женщины любят бардов за романтичные истории, за талант, за привлекательность и нежный голос, а также, порой, не прочь полюбить и самого барда.
Во всяком случае, такой сюжет весьма часто встречался в тех красивых романах о любви, которые читала Алларика. Да и некоторые девушки и дамы, как она замечала, смотрели на менестрелей на приемах и праздниках чуть более вызывающе, чем позволяют правила приличия.
После легкомысленной песенки про трех сестер, мастер Иннес затянул грустную песнь о воине и оруженосце, и Алларика невольно потерла ладонью рядом с сердцем, так резала его какая-то непонятная грусть, печаль и тоска.
Возможно, она печалилась также и о том, что не так часто будет видеть Корбена... сначала Ивар обзавелся своей семьей, теперь, вот, Корбен будет жить отдельно, придет время и она сама упорхнет из гнезда, чтобы свить свое собственное.
- Я нашел для моей прекрасной принцессы отличный подслащенный ягодный напиток... - а, вот, вернулся и второй "строитель их будущего гнезда". Иногда Филлип слегка перегибал палку со своей услужливостью, учтивостью и заботой. Но это не то, что ставят в вину будущему супругу. Наоборот, далеко не каждый муж заботится так о своей жене.
- Спасибо, Филипп.. - Алларике даже стало неловко перед нареченным. Но что поделать, если сегодня ей почему-то ни кусок в горло не лез, ни глоток. Она отпила немного воды, наполненной летними ягодами и чуточку приправленной теплом осеннего меда, немного горчащего на языке.
- Ммм.. кажется, мне тоже пока придется попить водички... - Филипп огляделся в поисках слуги, который разливал вино, но тот как раз ушел, чтобы наполнить опустошенный сосуд.
Наконец, грянула веселая музыка, более подходящая для свадьбы, чем та, что звучала до этого, и Алларика почувствовала, что Филипп отбивает ногами такт под столом, но не спешила выходить танцевать, да и никто пока не танцевал, только поклонники и поклонницы с чарками вина собрались рядом с бардом, подпевая его веселым мотивам. Его почитателей было гораздо больше, чем родственников жениха и невесты. Отсутствие родных со стороны семьи Хоурст почему-то насторожило Ивара, он резко поднялся, хватая Алларику за руку и увлекая за собой:
- Пойдем сестра. Мы должны быть с ними.
Девушка беспрекословно вышла из-за стола.
Вблизи Велена была еще красивее и еще холоднее...
- Гости пьяны одной только вашей красотой. - Голос Ивара звучал, словно чужой. Алларика взглянула на него снизу вверх едва скрывая удивление - её ли это брат рядом? Его комплимент, мягко говоря, звучал пошло и был совсем не в стиле выдержанного и весьма скромного в комплиментах Ивара. Можно было бы решить, что он опьянен не только красотой невесты, но Алларика видела, что он тоже ни глотка спиртного в рот не брал. Видимо, его аппетиту тоже что-то мешало.
Воздух был душным, тягучим, тянучим, хотя по плечам то и дело пробегал холодный, даже можно сказать, морозный сквозняк, который пробирался даже под шерстяную приятно колющую накидку, из-за чего спина постоянно покрывалась мурашками, а волоски на руках вставали дыбом.
Наверное... слишком душно... слишком много свечей... слишком сильно пахнет вином... слишком обильно посыпал специями кушанья повар....
Иначе от чего так трудно дышится? Каждый вдох застревает в груди...
Иначе от чего так пусто в голове? И она одновременно такая легкая и такая тяжелая.
Алларика слушает разговор словно бы ни о чем, но почти не слышит... только какая-то дурнота предчувствия накатывает волнами.
Ивар не доволен, это выдают его интонации.
Велена уводит куда-то Корбена, но за ними не идет вереница друзей, как это было на свадьбе старшего брата. Почему они не провожают молодых? Почему не гарланят под спальней молодоженов веселые песенки, которые ни в коем случае нельзя слушать молоденьким приличным девушкам?
Почему они уходят только вдвоем?
Может быть, друзья жениха отправятся шумной кавалькадой после того, как мастер Иннис споет песню? Не дело женщины указывать, что делать мужчинам...
Алларика сжимает покрепче руку брата, не чувствуя, как холодны её чуть дрожащие пальцы.
Она слушает мастера Инниса все время, пока он поет... все время, пока он может петь... до тех пор, пока его песнь не превращается в хрипы и из его рта не начинает хлестать кровь.
Алларика вскрикивает очень коротко и тихо, зажимает рот рукой и прижимается, дрожа, к брату, широко распахивая испуганные глаза.
На миг в зале повисает тягучая оглушающая тишина, а потом взрывается гоготом, криками и шумом гостей. Кто-то кричит, кто-то ругается, кто-то, как мастер Иннис, начинает хрепеть и кашлять кровью, хватаясь за горло руками, расцарапывая кожу и, падая лицом в дурмано пахнущие специями яства, приготовленные к свадебному столу, чтобы навсегда затихнуть.
Один за другим, один за другим...
Только лэди Хоурс стоит посреди этого кошмара торжественна и бледна. И совершенно не делает попыток хоть что-то предпринять... и совершенно спокойна и, кажется, не удивлена, происходящему.

Все как в тумане... все это не может быть правдой.. вот сейчас... кто-то откроет окно в её спальне, и Алларика проснется.. просто очень душно... прост слишком натоплено... а от духоты, это всем известно, сняться кошмары...
Но Ивар отрезвляюще-холодно произносит за её спиной:
- Вино... отравлено...
И Алларика словно просыпается.
- Корбен... - едва слышно шепчут её губы.
- Корбен! - Кричит она уже в следующее мгновенье, бросаясь вперед, чтобы догнать его с невестой. Она бежит по огромному замку, не разбирая дороги, путаясь в незнакомой обстановке, совершенно не боясь сейчас Велену Хоурс с её колдовской красотой, спотыкается на лестнице, запутавшись в многочисленных подъюбниках платья и падает, больно ударившись ладонями о ступеньки. Присаживается на холод мрамора, задыхаясь от сухих рыданий, но мгновенно делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Если вино и впрямь отравлено, то она же знает кое-что о травах, которые могут помочь.. должна знать.. должна вспомнить.. еще немного и точно вспомнит. Нужно только найти брата.
- Корбен! - Кричит она, надеясь на ответ. И её звонкий голос разносится эхом под высокими сводами замка.

Отредактировано Alarica Beoaedh (2016-10-17 21:48:41)

Страшно... да нелепости страшно... даже не крови, которая толчками вырывается из чьих-то ртов и заливает бархат и атлас дорогих платьев и камзолов, застывая рубинами алых капель. Страшнее всего почему-то сейчас не найти Корбена. Запутаться и заплутать в этом замке, который Алларика знает не так хорошо.
Вот это страшнее всего... вот этот ужас сковывает движения, от него тяжелеют руки и ноги, словно в тяжелых непосильных кандалах с пудовыми гирями на каждом... от него ребра сдавливает словно железным пыточным корсетом.
Пара судорожных вдохов, похожих больше на кашель, чем на сухие рыдания, и Алларика готова взять себя в руки. Она уже поднимается со ступеней, чтобы продолжить поиски, когда её кто-то обхватывает сзади.
Девушка вскрикивает, отшатываясь, налетая спиной на поручни лестницы. Отравление - только одна опасность, она совсем не подумала, что в замке могут быть неприятности и иного толка, что в доме, где травят гостей могут, быть и люди, которые этих самых гостей добивают.
Рядом со своей семьей Алларика всегда чувствовала себя в безопасности, и даже сейчас эта уверенность была рядом с ней, но она могла сыграть дурную шутку. На какой-то краткий миг она пожалела, что не носит с собой какого-нибудь крохотного кинжальчика в корсете и при всем желании не способна дать отпор сильному мужчине, если тот вознамерится на неё напасть.
Все на что способна девушка, это замахнуться хотя бы для пощечины. Её рука взмывает вверх и застывает на полпути, когда она видит, что хотела ударить Филлипа.
- Аларика? - Ты..ты здорова?! Ты не...
Он хватает её за лицо и начинает шарить по одежде руками, словно пытаясь то ли ощупать, то ли раздеть.
- Почему ты одна! Почему ты одна!
Вот уж действительно, стоит влепить ему пощечину, чтобы пришел в себя.
- Со мной все в порядке. Я не пила вина! - Почти кричит девушка на жениха, но он не слушает её и прижимает к себе так сильно, что слышно, как хрустят девичьи ребра.
- Пусти! Да, пусти же! - Она упирается ему в грудь руками. - Филипп, мне больно! Ты меня задушишь!
- Корбен! Я должен найти Корбена! Иди назад! Немедленно иди назад! Нет...постой. - Филипп мечется, словно не знает, как поступить, но крепко сжимает запястье Алларики, даже не смотря на то, что сам спроваживает её обратно в зал, словно боится потерять.
- Нам нужно найти Корбена, - сделав глубокий вдох спокойно произносит девушка, гладя жениха по волосам. Она чувствует, как все эти потерянные драгоценные секунды бесплотными призраками проходят мимо неё... и кто знает, может быть это действительно так - столько душ сейчас распрощалось с телами, но Корбена среди них не должно быть!
- Идем!  Я знаю куда! - К удивлению Аллерики, Филипп тянет её не на верхние этажи, где, как ей казалось, должны быть расположены спальни, а, наоборот вниз.
- Отпусти меня! Мы не туда идем! - Упирается девушка. Но молодой человек глух к её увещеваниям и намного сильнее.
Да и сама Алларика замолкает, когда вдруг видит почти у выхода лежащего на полу лицом вниз Корбена.
- Нет... - тихий шепот перерастает в крик и, откуда, только силы взялись, она вырывается из цепкого захвата, чтобы подбежать к брату, переворачивает его, чтобы увидеть мертвенно-бледное лицо.
- Корбен.. сейчас.. сейчас... я помогу тебе... - Бормочет девушка, прикладывая ко лбу ладонь, зажмуриваясь заставляя себя вспомнить все, что знает, все, чему её учила старая нянька.

Однажды любимая собака Ивара отравилась и у неё пошла пена изо рта. Плачущая маленькая Алларика, размазывая по лицу слезы, прибежала на кухню и потянула кормилицу за подол юбки, пытаясь что-то объяснить сквозь рыдания. Нэн покачала головой и сказала, что шансов почти нет, но ради маленькой хозяйки, которая тоже любила эту собаку и души в ней не чаяла, пообещала, что постарается сделать все возможное... Именно тогда Алларика проявила свой первый настоящий интерес  к целебным свойствам растений.

Первым делом Алларика посмотрела, дышит ли брат... радоваться было еще рано, но грудь его вздымалась и опускалась. Не давай себе времени на размышления, девушка сунула два пальца в рот лежащему перед ней мужчине, помогая, в первую очередь, желудку избавиться от отравы.
- Что ты делаешь? - Филипп застыл над ней изваянием.
- Пытаюсь спасти брата! - Почти огрызнулась Алларика, наблюдая за тем, как Корбена рвет съеденными яствами и выпитым вином. Неприятная остропахнущая жижа растеклась по мраморному полу и по юбкам её праздничного платья, но это было последнее, что заботило сестру.
- Мне надо.. я должен догнать Велену... - Филипп порывался отправится вслед за беглянкой, которая, кажется, в какой-то момент все-таки поняла, что не совсем все пошло по нужному ей плану и попыталась сбежать.
Но натыкается на жесткое "нет", сказанное таким характерным для всех Бьеи тоном, что ему невозможно не подчиняться.
- Нет! Мне плевать на Велену! Но сейчас ты поднимешь Корбена и понесешь его на кухню! Потому что самой мне его не хватит сил донести. - Алларика поднимается с колен и это один из тех моментов, когда она выглядит по-настоящему рассерженной. В измятом и испачканном платье, с растрепавшимися, горящим ярким пламенем рыжыми волосами и решительным изумрудным взором.
- Сейчас же! - Её голос звучит ударом хлыста.
Это та пятилетняя Алларика, которая кидалась камушками в этого же самого Филлипа, когда ей что-то не нравилось... это она же, лазящая по горам босиком, чтобы достать с почти отвесной скалы невесть как забравшегося туда барашка... это она, бесстрашно уходящая на несколько дней с одной няней за травами, которые сейчас ей бы очень-очень сильно пригодились...
Это её упрямство, её воля, её решительность, которые обычно красиво задрапированы доброжелательностью, мягкостью и вежливостью.
- Я.. - Филипп все еще не решается.
- Бери его! Время уходит! - Еще немного и Алларика начнет браниться, как самых распоследний конюх, даже не смотра на то, что она не знает, как это делать.
Наконец, Катли подхватывает тело брата.
- На кухню! - Командует девушка, стараясь бежать как можно быстрее следом за длинноногим женихом.
К счастью, идти недалеко - они и так на первом этаже, хотя размеры замка поистине огромны.
- Все вон! - Приказывает она безапелляционно, входя в душное, натопленное помещение.
- Ты и ты - останьтесь! - Указывает она ладонью на двух замеченных служанок, приехавших непосредственно с нею.
Неглядя, Алларика сметает всю посуду, с ближайшего стола - на пол летят, разбиваясь, кувшины, тарелки, горшки - пустые и с едой.
- Клади его сюда! - Указывает она Филиппу. - Влейте в него молока, как можно скорее и больше, чтобы его вырвало. Желательно несколько раз. Срочно! Мне нужен...
Она запинается на несколько мгновений, вспоминая самый быстрый рецепт.. травы и время настаивания путаются в голове... фенхель... подорожник... ромашка... мята.. четверть часа... три етверти часа.. два часа.. настаивать всю ночь.. их так много и, главное, не ошибиться. Она же - не лекарь, ей просто всегда интересно было, что цветы и травы могут быть не только красивыми и приятно пахнуть, но и полезными.
Нужно сдержаться.. нужно взять себя в руки, и вспомнить.. хотя очень хочется сбежать и плакать, сидя в самом дальнем и темном углу замка, а не смотреть сейчас в неестественно бледное лицо Корбена, словно увиденное в дурном кошмаре.
- Мне нужен кипяток, анис... зверобой, мята, подорожник, хвощ, ромашка! Быстро! Все, что есть! - Она не замечает, что уже кричит. Но слуги хотя бы начинают шевелиться, а не стоят соляными столбами, как было, когда они только вошли.
Одна из девушек уже поит Корбена молоком, оно исторгается назад, и когда Алларика видит в нем кровь, то произносит очень тихо лишь одно слово:
- Плохо...
Она старается не думать и не вспоминать, сколько он выпил за сегодня вина и что то, что он все еще жив и дышит, это скорее похоже на чудо.

Филлип бледен, две служанки рядом бледны... Корбен... Корбен мертвенно-бледен... все краски поблекли, обесцветились, сожрались горем и напастью, постигшей замок. Тем ярче кровь в белом молоке. Она распускается словно пунцовыми розами по белой бумаге...
Как ярка была свадьба, как ослепительна невеста... как сер мир, которого коснулась широкая длань смерти...
В кухне жарко, душно и натоплено, а Алларика дрожит от холода.
Ей чудится, что кто-то стоит за её спиной, дышит ей в затылок могильным холодом, обнимает за плечи...
Это старуха с косой и пустыми глазницами, в которых копошатся могильные черви... Знает Алларика...
Белокурая дева с босыми ногами в льняном простом платье, в венке из белоснежных васильков и со взглядом, полным сострадания и вечности...
Маленькая девочка с распухшим от голода животом верхом на хромоногой лошади...
Как бы её не изображали, как бы не представляли, как бы не звали, она редко когда является во время. К смерти никто не готов. Особенно к ней не готов молодой, здоровый, влюбленный, счастливый, пышущий жизнью Корбен... каким он был всего лишь несколько мгновений назад.

Она тянет свои когтистые длинные загребущие руки из-за спины Алларики прямо к брату, хочет схватить его, забрать, спрятать в своем подземной царстве, чтобы сосватать ему одну из своих дочерей, ведь Корбен - завидный жених.
- Не отдам! - Громко говорит девушка, шагая к кухонному столу, где лежит её брат, пытаясь прогнать наваждение звуками собственного голоса, вырываясь из плена охватившего её на миг оцепенения.
На неё косятся служанки, ну и пусть косятся! Сегодняшний день - самый странный на её жизни. Сегодняшний день - самый страшный на её жизни. Но она пока еще не осознает этого. Не осознает, что почти все гости, которые были на свадебном празднике мертвы, не осознает, что никогда больше не увидит в живых сурового, но доброго дядю Кэлена и его красивую жену, которая так радовалась своей беременности, никогда не услышит больше песен мастера Инниса, никогда не поговорит по душам со своим дядей-епископом...
Не ведала она и того, что в стенах замка сейчас умирает её отец... что где-то беспокоится о ней мать и Ивар.
Весь мир сейчас для неё сузился до размеров этой натопленной кухни, а за её пределами лежала одна лишь пустота.

Алларика была бойцом. Она никогда не держала в руках меча, копья или сабли, хотя пару раз пробовала стрелять из лука и арбалета, но одно она знала точно - она никогда не сдастся! И сейчас она собиралась вступить в схватку с тем, от кого порой отворачивали лица даже самые смелые мужчины, украшенные благородной сединой, и бравые воины, не знавшие поражения. Потому что ценой в этой схватке была жизнь. Жизнь её брата!

- Кипяток на огонь! Разлить на три котелка! - Распорядилась она, подхватывая со скамьи большое полотенце и хватаясь им за один из котелков, чтобы быстрей поставит его в очаг. Опомнившийся Филлип бросился ей на помощь.
- Вода должна кипятиться столько, сколько я скажу! - Первый страх прошел. Он вернется снова. Может быть даже уже через несколько мгновений, чтобы заставить её замолчать, чтобы сковать её рот морозом, повесить на руки и ноги пудовые гири, мешающие двигаться, чтобы заставит кружится голову и лишить её возможности соображать и думать. Он нападет, разя стремительным туше прямо в сердце.
Но до этого времени Алларика должна успеть приготовить лекарство для Корбена, чтобы её было что поставить в защиту его жизни.
- Ну? Что стоишь? Я сказала мне нужен подорожник! Принеси его! - Прикрикнула она на одну из служанок. Приходилось повышать голос, чтобы девушки шевелились быстрее и не вязли в охватившем их оцепенении.
- Филлип... - она тронула жениха пальцами за запястье. - Пои его молоком, пока его желудок совсем не освободится.

Алларика скрывала... страшнее всего ей сейчас было смотреть в неестественно-бледное лицо брата, которое словно и не его вовсе. Все, что угодно - варить отвар, смешивать травы, только не видеть этой мертвенной бледности.
Ей хотелось приготовить сразу все рецепты, которые она помнила, но некоторые настои должны были отстаиваться не один день, чтобы обрести целительную силу, потому выбор был не велик. Остались лишь те, что готовятся быстро.
Сначала анис... чем сильнее отравление, тем больше нужно плодов... но сильно много тоже плохо. Так любое лекарство само превратится в яд. Алларика щедро кинула в кипяток около двадцати плодов. Нужно поварить четверть часа и отвар можно давать Корбену. А пока... смешать зверобой, перечную мяту, ромашку, подорожник и, кажется, что-то еще... точно! - репешок. Скромное растение, которое растет повсеместно и которое считается сорняком у добропорядочных крестьян, но которое обладает многими полезными свойствами - лечит живот и, как говорила старая нянька, даже кровь...
Второй отвар сложнее и его нужно готовить дольше, но его можно давать через каждый час.
- Если через час будет кому давать... - шепчет тихонько голос в ухо Алларике и старуха с косой перегибается через её плечо, чтобы с любопытством заглянуть в котелок, куда сыплются травы.
- Будет! - Одними губами шепчет девушка, пытаясь унять внезапную дрожь, охватившую все её нутро.
- Вроде бы все... - Филипп выглядит не намного здоровее Корбена, но его кожа хотя бы не кажется синюшной, как у утопленника. Кажется, что она тонкая-тонкая и под ней видно все сосуды.
- Сейчас.. сейчас... - Алларика торопится, сама снимает с огня первый котелок. - Остудите его и дайте ему пить через...
В замке на кухне, конечно же, нет больших старинных часов с маятником и не услышишь отсюда, как отбивают бой городские часы и даже песочных тут не найти.   
Нянька хоть и учила маленькую госпожу, как узнавать время по движению стрелок или упавшим песчинкам, сама ощущала его каким-то внутренним чутьем и никогда не ошибалась.
- Я скажу когда дать! - Алларике ничего не оставалось, как понадеяться на свое чутье. Она помешивала отвар во втором котелке и, зажмурившись, считала про себя, чтобы не сбиться.
- Пора! Давайте ему пить! - Кивнула она служанке, следя за тем, чтобы второй отвар не "убежал".
- Алларика... не получается.. он не пьет... - В голосе Филлипа слышится отчаянье.

Страх.. жуткий страх.. жуткий холод.. ужасно страшно... но нужно бороться! Нужно!

Девушка выпустила из рук большую деревянную ложку, вытерла руки о юбку своего платья и подошла к Корбену. Ей понадобилось больше усилие, чтобы взглянуть на его такое неживое лицо, на закатанные глаза, от которых было видно лишь белки. Когда она брала чашку с отваром фенхеля в свои руки, они мелко дрожали.
Филлип прижимал брата к своей спине и обнимал, слово любимую девушку, чтобы голова того держалась ровно. Аларика поднесла чашку к губам Корбена и душистый отвар полился по его губам.
- Пей.. пожалуйста... пей... - по её щеке скатилась слеза, но она этого даже не заметила.
- Пей! Прошу тебя! - Закричала в сердцах обычно тихая девушка, запрокидывая Корбену голову и вливая ему в рот настой. Его кадык шевельнулся, пропуская жидкость внутрь, хотя многое, конечно, пролилось мимо.
- Еще отвара! - Алларика протянула пустую чашку служанке, чтобы ты её наполнила.

Холод... все, что чувствует сейчас Алларика в жарко натопленной кухне - лишь холод. Нездешний... дышащий ей в спину.
Ей и самой хочется глотнуть того горячего отвара, который она вливает в горло Корбену.
Ей хочется почувствовать поддержку... хочется, чтобы кто-то сейчас прикрыл ей спину, крепко и жарко обнимая за плечи.
Но Филипп вскакивает, как ужаленный:
- Аларика... Аларика... Я обещал Ивару. Обещал найти Велену.
Она не возражает. Кто она такая, в конце концов? И что её слово против слова Ивара?
Но в спину удаляющемуся жениху она смотрит едва ли ни с ненавистью, упрямо поджимая губы, чтобы их не скривила гримаса плача.
- Трус... - шепчет она почти незаметно одними губами.
Ей кажется, что он сбегает сейчас, потому что боится увидеть, как умрет Корбен. Но он не умрет!
Есть что-то по-детски наивное в несгибаемом упрямстве Алларики, которая сражается с помощью нехитрых травок со смертью. 

У них с Филиппом будет хороший брак... ведь он всегда будет слушаться её брата Ивара и никогда не посмеет перечить ему. А Ивар, в свою очередь, не допустит, чтобы Алларику обижали. Но даже он не может приказать, чтобы её любили. Уважение - уже слишком много для такого брака. Разве вправе она требовать большего?
- Ничего.. ничего.. я тебя не брошу, мой братец... - она зарывается носом в мокрые от испарины волосы Корбена, пытаясь скрыть собственный страх и чувство беспомощности. - Я буду рядом... я здесь.. я с тобой...
Она касается губами его лба, но её горячий поцелуй замирает на ледяном лбу брата.
Сомнений быть не может - он все еще жив... его грудь пусть медленно и неохотно, но поднимается и опускается, впуская в легкие живительный воздух... сердце, пусть слабо но бьется, но он настолько близко к краю, что даже упрямая Алларика не может не видеть, что одной ногой он уже почти в могиле.
- Принесите одеяла, быстро! - Приказывает она непререкаемым тоном слугам.
- И.. приберите тут, - она не хочет думать о том, что ей самой тоже не помешало бы переодеться.
Единственно, что может делать Алларика, это не прекращая гладить Корбена по волосам и наблюдать, как он медленно дышит. Она шепчет слова молитв - тех, которые знает, и те, которые просто идут от сердца, не подвластные религиозным канонам. Она уговаривает, она умоляет всех святых и всех богов, чтобы они спасли её брата. Пожалуй, если бы сейчас кто-то пришел и предложил принести жертвоприношение в честь какого-нибудь панагистского бога, она бы и на это не раздумывая согласилась.
На какой-то совсем короткий миг ей подумалось, что она согласилась бы даже на человеческое жертвоприношение, если бы это могло спасти Корбена. И она даже знала, кто был бы её жертвой - "глаз за глаз, зуб за зуб"... жизнь за жизнь...
На какой-то короткий миг, Аллерике подумалось, что если Филипп поймает Велену, она убъет её своими руками.
Но наваждение быстро спало... ничья смерть никогда не вернет жизнь, а ведьму ждет не только человеческий суд, но и небесный. Гореть ей бесконечно в гиене огненной, и никогда не искупит она всех смертей, что совершила сегодня. А на земле инквизиторы спустят с ведьмы десять шкур. И это совсем не фигурально выражаясь.
Алларика даже почти простила жениху его бегство, лишь бы он догнал эту ведьму Велену и привез её!

- Госпожа, может перенести его? - голос слуги, который укрыл теплым одеялом Корбена, вывел девушку из какого-то оцепенения, в которое она впала, погрузившись в свои мысли, и она вздрогнула всем телом.
- Нет! Нет! Не нужно!
Она почти испугалась этого предложения. Ей казалось, что если она сейчас отпустит руку Корбена, которую сжимала в своей ладони, то она прервет ту нить, которая связывала его сейчас с жизнью.
Старуха с косой, она рядом.. она ходит тут, дышит холодом в спину, заглядывает в глаза, и только и ждет любого малейшего случая, чтобы перерезать тонкую нить, связующую брата с миром живых. А она, Алларика, всеми силами держит эту нить и не дает ей порваться...
- Питье! Ему нужно еще питье! Оно должно быть теплое! - Вспоминает она мгновенно, ругая себя за то, что позволила себе словно задремать наяву с открытыми глазами.
- И найдите мне часы! Песочные часы! Отвар нужно давать через равные промежутки времени! - Горячая чашка мгновенно оказывается в её руках, переданная кем-то из служанок.
- Ну же.. Корбен.. пожалуйста.. выпей еще немного... - уговаривает она брата, который не слышит её и вообще, кажется, не воспринимает ничего из того, что происходит вокруг. Но инстинкты берут свое  - он глотает ароматной жидкости, хотя большая её часть, конечно, все-таки течет мимо.
Чья-то рука ставит рядом с Алларикой только что перевернутые часы и она пытается отвлечься, наблюдая за тем, как сыпется песок.
Главное, чтобы жизни Корбена не утекала так же по крупицам из его тела. Ей почти хочется разбить сосуд, чтобы песок, наконец, перестал сыпаться, словно от него что-то и впрямь зависит.
Она в таком состоянии сейчас, что совершенно везде ищет символы. Но единственное, что зависит от часов, это чтобы Корбен во время принимал питье.
Со вздохом Алларика закрывает глаза на какое-то время, а когда открывает, то видит напротив себя Ивара, прижимающего спиной к печи. И видит на лице его обреченность.
Он - её идеал! Он - её надежда и опора! Он должен был их защитить! А если не защитить, то спасти. Он должен делать все, что угодно, но только не опускать, как сейчас плечи, словно на них рухнуло само небо!
Прижимая к себе как можно крепче почти бездыханное тело брата, девушка упрямо поджимает губы, её взгляд становится не по-детски жестким.
- Не смей сдаваться! - Алларика не слышит, но её голос снова срывается в крик. Это кричит внутри неё её беспомощность. Это кричит беспомощно её надежда. - Ивар, не смей сдаваться!
Не слышит она и того, как её крик сменяется всхлипом.

Наверное Алларике нужно было повысить голос, нужно было кричать! Нужно было хотя бы на какой-то момент перестать быть всегда выдержанной Бьеи, а стать на короткое время просто перепуганной обычной девчонкой, чтобы Ивар, наконец, возможно даже и от этого невиданного зрелища, пришел в себя.
Он отлипает от кухонной стены, которую подпирал, словно он древний гигант, подпирающий небесный свод. Только, вот, стенка и без его участия как-нибудь простоит - не рухнет, а хрупкие девичьи плечи могут и не выдержать того, что сегодня на них свалилось.
Ивар в несколько шагов преодолевает разделяющее их с сестрой расстояние, хватает её за руку и, наконец, обнимает.

Бьеи не сдаются... все, что угодно, только не сдаться - варить отвары, воевать со смертью, кричать, плакать от злости, впиваться ногтями в землю, вгрызаться до боли в зубах... но только не сдаваться! Остановишься - и земля перестанет крутиться у тебя под ногами, и придет неизбежное... судьба ускользнет из рук. Потому нужно что-то делать, нужно сражаться! Даже если противник у тебя - сама смерть!
Вот только Алларика сейчас передохнет немножко, совсем чуточку... только пара песчинок успеет упасть с верхней колбы часов в нижнюю.. не больше... и будет дальше сражаться за жизнь брата.
С едва слышным всхлипом девушка утыкается носом в камзол обнимающего её Ивара, сжимает почти онемевшими от напряжения пальцами ткань одежды. Брат пахнет так успокаивающе... этот привычный запах дома и его собственный не может перебить воздух кухни, наполненный ароматом трав, специй, продуктов и готовящейся еды, не может перебить запах болезни, исходящий от Корбена.
Аларике очень хочется просто закрыть глаза, расслабить плечи, на которые словно навалилась вся тяжесть мира, и лечь рядом с Корбеном, свернувшись калачиком, словно ничего не случилось, словно все это - просто страшный сон, который вот-вот закончится утренним пробуждением.
И все будет хорошо - будет звучать радостный смех, будет петь Иннис... Корбен поведет свою прекрасную невесту под венец и она будет смотреть на него взглядом, полным обожания и любви... и будут гости радостно поздравлять молодых, и будут они танцевать под веселую музыку...
Ну почему только в детских сказках все происходит так хорошо? Почему в жизни не так? Почему муж и жена не живут долго и счастливо? Почему возлюбленные предают, а родные могут умирать?!

Ивар отстраняется от сестры и забирает с собой своё родное тепло.
- Еще. Вливайте в него еще, до тех пор, пока исторгаемое не станет светлым. - Его голос звучит одновременно и слишком громко и так, словно доносится из-под толщи воды. В первые мгновения смысл слов даже не доходит до Алларики.
Корбена снова рвет.. сколько же в нем осталось этой заразы?!
- Отвар! Нам нужен еще отвар! - Минутная слабость прошла, и Алларика, тыльной стороной ладони поправляя лезущие в глаза волосы, выбившиеся из прически, распоряжается слугами командным тоном.   
Ивар помогает держать голову брата, когда в него почти насильно вливают раз за разом травяной настой. На лице Корбена отражается мука, он слабым движением руки пытается отодвинуть от себя очередной ковш с питьем.
- Пожалуйста, пей... мой милый, мой хороший... так надо... я знаю, что это неприятно но так надо. Пей! Пожалуйста пей. - Приговаривает ласково Алларика, стараясь не заплакать, пока брат смотрит на неё с мольбой во взгляде.
- Хватит мучений. - Говорит Корбен почти одними губами. Белки его глаз стали красными, а кожа похожа на старый серый пергамент.
- Так надо! - Сестра упрямо вливает в него новую порцию, от которой его рвет в очередной раз.
Если у него не хватает сил, она будет бороться за них обоих.
- Достаточно! - Она жестом останавливает служанку, которая подносит ковш, когда обратно из Корбена выливается почти чистый отвар.
- Надо сварить еще! И приберитесь здесь! - Алларике кажется, что сейчас она смотрит на саму себя со стороны. Это не она отдает спокойные четкие приказы слугам, это не она методично отбирает травы для варева и глазами внимательно следит за песчинками в часах. Она не чувствует усталости, горя или страха потери. Она, пожалуй, сейчас совершенно ничего не чувствует.
Кроме смерти, которая все еще стоит в этой комнате, распространяя вокруг себя могильный холод, перекрывающий даже невыносимый жар печей.
Ей хочется посмотреть в дальний угол, топнуть ногой и закричать упрямо "ты не победишь!" Но на неё и так все странно косятся. Наверное, кому-то и впрямь может показаться странным, что она тут варит какие-то зелья. Это вам не цветки дикой ромашки заваривать кипятком от детской простуды.
Алларика прикрывает глаза и, помешивая травы в котелке, негромко начинает читать над ними молитву. Семья Бьеи славится своей набожностью, так пусть так и будет дальше. Сейчас она готова была молиться всем богам, лишь бы они помогли Корбену. И Отцу-Создателю, и Матери-Защитнице, и всем языческим - и Агнии, и Марису и, конечно, Персине.
Но слова молитвы монотонны и успокаивающи.
- Отец-создатель, мать-защитница,
Верой и правдой служу, душу отдам,
Оградите, прошу, бережно молю,
Да молвите слово свое,
Да установите порядки свои,
Ибо есть царство одно,
Единое для всех душ чистых.
Не искушайте, во имя света ясного,
Да берегите же от греха черного.
Аминь.
Они действуют успокаивающе даже на слуг, которые все еще продолжают выполнять свою работу - что-то там готовят, стряпают, чистят, режут, убирают.
Алларика мало обращает внимания на их возню, замечая её лишь краем глаза.

Она снимает с огня котелок, ставит его остудиться и подходит к Корбену, чьи глаза закрыты, а грудь медленно и несильно, но все-таки поднимается и опадает в такт слабому дыханию. Алларика прикладывает пальцы к его шее, отмечая как едва заметно бьется пульс.
- Он заснул... - говорит она Ивару и присаживается рядом с ним на скамью, кладет руки на стол, упираясь в них лбом.
Наверное, нужно заплакать. Так же все делают, когда происходить что-то страшное. Но девушка понимает, что её глаза совершенно сухи. Ей не хочется заламывать руки, причитать, голосить во все горло или рыдать на груди брата. Любого из братьев.
Перед закрытыми глазами проносятся мгновения сегодняшнего кошмарного вечера - раз за разом..
"Она слишком красива... у нас прекрасный брат.. мне тревожно... тревожно.. тревожно.. тревожно... спасибо, мне что-то не хочется сегодня вина... Пойдем сестра. Мы должны быть с ними... мне тревожно... И столь любовь нежна, И столь любовь ясна, Что и льдины, как весна, К жизни пробудила..."
Кровь на губах мастера Инниса, кровь на губах гостей, Корбен на полу, жарко натопленная кухня, запах рвоты, смерть за плечом...
- Филлип отправился ловить Велену. Как ты ему приказал. - Произносит спокойно Алларика, поворачиваясь к брату и тут же спрашивает без перехода. - Кто еще, Ивар? Кто еще?!

- Нет... не приказал...попросил. - Поправил Ивар, на что Алларика лишь слегка поджала губы.
Это не имело ровным счетом никакого значения. Ивар мог даже намекнуть, а Филлип все равно бросился бы исполнять! Приказ-просьба-намек! Какая разница, когда твоего брата ставят выше, чем тебя. Пожалуй, будь возможность, Филипп вышел бы замуж за Ивара, так сильна была его преданность. Вот только жаль, наверное, что ему довелось родиться не девицей.
Пожалуй, вряд ли Алларика отдавала себе отчета в том, что совершенно по-женски ревнует своего жениха к брату. Это было бы недостойно истинной леди, потому подобные вспышки девушка душила еще в зародыше, хороня их глубоко-глубоко в душе.
Но сейчас нервное потрясение было слишком велико, чтобы она могла справиться со своими весьма горячими чувствами.
В сердцах Бьеи, какими бы холодными и рассчетливыми они не казались посторонним, текла очень горячая кровь, как лава вулкана. И сдерживал её лишь разум, который всегда властвовал над душевными порывами.
- Все, что угодно, лишь бы сбежать.. - прошептала почти одними губами Алларика, хмурясь. 
Ожидание для мужчин подобно пытке, и она прекрасно это понимала. Лучше уж коротать его с мечом в руках, сражаясь, воюя, или, как Филлип, отправившись в погоню за ведьмой.
Только вот Алларика такого выбора была лишена. Её поле боя было здесь - на этой кухне, а противник был не менее серьезным, чем Велена.

Ивар произносит имена, не глядя на сестру. И хорошо. Она бледнеет так, словно сама становится призраком.
Ей кажется, что ниточка жизни уплывает от неё, закручивается в спираль, рвется в нескольких местах, рассыпается, словно стала трухлявой от беспощадного времени.
Ей бы схватить её, не дать ускользнуть, связать в узелки то, что порвано, вернуть к жизни ушедших. Но не в её это силах. Никто не всемогущ настолько, чтобы воскрешать умерших. Разве что в древних легендах говориться о таком.
Но сейчас они совсем-совсем не в легенде. Жизнь оказывается более неприглядной, чем любой литературный вымысел, будь то хоть легенда, хоть роман.

- Отец и дядя еще живы. - Голос Ивара звучит глухо.
- Еще живы... - повторяет эхом Алларика и слышит себя словно сквозь толщу воды.
Ей хочется одновременно лечь и уснуть, чтобы проснувшись понять - произошедшее был лишь дурным сном. А еще хочется кричать проклятья и призывать непонятно кого к ответу за все случившееся. Ей казалось, что с кем-кем, но с их всегда осторожной семьей такого никогда не могло случиться.
Ах, если бы не чувство вины отца за неудачный брак Ивара, ах, если бы не чувство вины Ивара за свой собственный неудачный брак! Снедаемые чувством вины, они были слепы и не увидели, не поняли очевидного! Они желали Корбену только добра, а теперь он лежит при смерти в поту и собственной блевотине!
И отец... еще жив...
И Ивар не похож на себя самого!
Ощущение дурного сна лишь усилилось. Алларику замутило.

- Хорошо, что не Филлип... - непонятно к чему сказал Ивар и Алларика посмотрела на него диким взглядом.
Хорошо, что не Филлип?.. Не Филипп был отравлен? Значит, лучше, что Корбен отравился или отец?
Порывистые объятия брата объяснили все недосказанное. Даже в самые темные момент жизни он думал в первую очередь о ней и о её счастье. Она осторожно обняла его в ответ, чуть поглаживая по спине, пытаясь успокоить и пряча подобие горькой улыбки. Видимо, он считал, что с женихом она будет счастливее, чем со всеми братьями.
Только когда брат отстранился, Алларика позволила себе выдохнуть. Она собиралась сказать, что для любящего сердца нет разницы между братьями, ведь Филипп ей тоже был почти как брат, но она не успела произнести это вслух, как тот заявился в кухню собственной персоной.

И с момента его появления, Алларика уже дважды захотела его стукнуть.
- Он... он... - ему не хватило смелости напрямую спросить, умер ли Корбен.
Да как он мог вообще такое подумать?! Он ни мгновения, наверное, не верил, что все усилия девушки дадут хоть какой-то результат. Наверное, если бы Ивар возложил на лоб Корбена руки и призывно произнес "Встань и иди", в этом-то бы Филипп ни капельки не сомневался.
- Корбен не умер! Он жив! - Холодно и, вместе с тем, резко ответила Алларика.
И то, что жених не смог поймать Велену, видимо, отразилось разочарованием у неё на лице.
- Ну, ничего.. она же - ведьма, - попыталась она приободрить не смотря ни на что жениха. Ведь будущая жена всегда должна быть на стороне мужа. К тому же, хотя бы одного предателя он все-таки доставил.
Ивар пошел доложить отцу, что Филипп привез Иейна и первым порывом Алларики было броситься вслед за ним. Но, сделав несколько шагов, она остановилась и обернулась к Корбену, словно была к нему незримо привязана.
Её взгляд упал на песочные часы, которые она поставила, чтобы они отмеряли время приема отвара для него. Песок в них уже ссыпался в нижнюю часть.
- Надо дать ему питье и перенести на носилках в его комнату. И очень аккуратно. - Распорядилась она, боясь самой себе сознаться, что не хочет даже и думать о том, что сказал Ивар про отца и дядю.
"Еще живы... хорошо не Филипп..." - прозвучал в голове голос брата. Алларика подошла к удрученному жениху и чуть сжала кончики его пальцев - вполне допустимый жест для нареченных.
- Когда устроим Корбена, иди к Ивару. Ты ему нужен...

...

Время потеряло счет. Уже точно перевалило за полночь, но далеко ли было до утра, Алларика не знала.
Комната Корбена успела пропахнуть травами. Алларика строго следила за тем, чтобы он пил отвар через равные промежутки времени. Старая нянька учила её, что есть травы, которые способны вывести яд из крови. Но, как и любое лекарство, их нужно знать, как принимать.
Пока брат держался и девушка надеялась, что она все верно помнила из рассказов своей наставницы.
Алларика корила себя за то, что пропускала мимо ушей все, что не касалось лечения. Она считала ниже своего достоинства знать про яды. Хоть и говорят, что яд - орудие женщин. Бьеи считала, что им пользуются только слабые и подлые женщины, а она - не такая. Нужно было заранее понять, что врага лучше знать в лицо и не стоит его недооценивать.
Горький опыт научил её на всю жизнь.
- Госпожа, вы бы поспали... - тихо произнесла служанка, менявшая Корбену очередной компресс на лбу. У брата был жар.
- Я не хочу... спасибо.. - Бесцветно ответила Алалрика и посмотрела в самый дальний угол комнаты, куда не  доставал свет одинокого подсвечника, стоящего на столе, словно там притаилась старуха с косой. 
Она боялась, что излишний свет будет мешать сну Корбена, который и так прерывали каждый час, чтобы дать ему лекарство.
- Найдите и позовите Филиппа Кайтли, - распорядилась она, понимая, что неизвестность по поводу отца скоро сведет её с ума, а Ивар, как ушел из кухни, так она его и не видела.
Спрашивать у слуг она не решалась. Если и слушать дурные вести, то только из уст самого родного человека. Как будто так они будут звучать иначе и будут иметь другой смысл.

- Моя госпожа еще не спит? - Голос Филиппа вывел Алларику из раздумий и она даже вздрогнула.
- Не хочется.. ты не знаешь, где Ивар? - Она старалась не думать, как она выглядит сейчас после всего произошедшего. Стоило бы хотя бы платье поменять, которые давно перестало быть чистым и нарядным. Негоже госпоже Бьеи выглядеть неряхой. Но какое значение имеет какое-то там платье, когда вокруг происходит такое.
- Посиди, пожалуйста, с Корбеном. Я схожу проведаю Ивара. - Попросила Алларика.
На удивление, Филипп не стал с ней спорить, только приказал одному из охранников, которые, оказывается, дежурили у двери в комнату Корбена, проводить молодую госпожу.
Видимо, замок пока не считался безопасным местом, раз для перемещения по нему требовалось охрана.
Она дошла до покоев отца и замерла, занеся руку, чтобы постучать. Она не хотела дурных известий. Хватит на неё сегодня! Но  предчувствия подсказывали иное. Если бы ни слуга рядом, которому Алларика боялась показать свое малодушие, она бы так и простояла еще неизвестно сколько времени под дверью. Но ей пришлось взять в себя в руки и постучать. 
Открыл ей донельзя бледный Ивар...