Жизнь в столице накладывает на людей (как недавно переступивших городскую черту, так и проведших здесь всю свою жизнь) особый отпечаток. Бурлящий поток из событий и слухов, среди которых лишь обладающий орлиным взором сумеет разглядеть драгоценные крупицы истины, подхватывает человека, словно бы и тот не более, чем песчинка, с которой вздумалось поиграть горному ручью, и несёт его по столичным улицам, время от времени давая передышку в чьей-либо гостиной. Разумеется, при условии, что песчинка того стоит, ухитрившись появиться на свет с титулом и положением, равно как и владельцы тех самых гостиных, ну или же если она столь разительно отличается от себе подобных, что вызывает немалый интерес. И для того, чтобы не остаться за бортом этой жизни, приходится всё время держать себя в тонусе, узнавая: кто, с кем, о чём и когда, будь то сварливая соседка из дома напротив или же представитель известнейшей фамилии. Для слухов и сплетен нет никакой разницы. Разве что для песчинок, запертых в разных песочных часах. Разных? Отнюдь. Разве золочёная оправа способна хоть сколько-нибудь изменить суть этого изобретения, если взамен облачить его в дерево?
Тем удивительнее, что жизнь в королевском замке десятилетиями кажется совсем иной. Неспешной, размеренной, с фанатичной преданностью следующей этикету и тысяче правил, даже величественной. Словно бы обитатели замка и не люди вовсе, а некие высшие существа, которым всё человеческое – и слабости, и потребности – чуждо. Правда, если у переступающего порог есть хоть немного мозгов, это возвышенное наваждение длится от силы несколько дней. Ну а после – уже знакомый водоворот подхватывает пришельца и тащит по коридорам замка… время о  времени чувствительно прикладывая его об углы и спуская с лестниц. Те же люди, те же сплетни, та же ложь, только окрашенная в цвета правящего дома. И власти, которая едва уловимым ароматом витает в воздухе. Интересно, как много времени понадобилось гостю из восточной Гасконии, чтобы сорвать благостное покрывало с истинного лика королевского замка? Жаль, этот вопрос не из тех, которые принято задавать вслух, и уж тем более получать на них ответы.
Со времени памятного разговора с леди Ларно прошло уже много времени. Несколько месяцев, если быть точным и свериться с календарём. Казалось бы, встреча двух герцогов – живого и воскресшего, нынешнего и прошлого – могла состояться уже раз этак десять. Или же двадцать. А то и всю сотню раз, если задаться такой целью и пренебречь иными заботами. Но не состоялась… и безукоризненной ложью было бы списать всё исключительно на занятость.
Сперва Генрих ждал ответа на своё письмо, а затем, уже свыкнувшись с ожиданием, ещё и… чего-то. Какой шаг должен был сделать экс-герцог? Настаивать? Собирать сторонников? Хлопнуть дверью, словно по нотам разыграв оскорбление? Не то, всё не то. Только глупец позволил бы себе опрометчивость. И кем бы не оказался тот, кто называл себя Лестером Фосселером, глупцом он определённо не был, избрав долгий путь ожидания. Интересная игра. В особенности для того, кто определяет правила, а заодно и по крупицам собирает информацию о том, кому выпало ждать. Окажется ли она полезной? Не обязательно. Но вот любопытной…
- Лорд Фосселер, – ответив на поклон коротким кивком, Генрих всё же предпочёл сократить расстояние между ними, выбрав приветствием имя, а не что-то безлико-нейтральное. Отправляясь на эту спонтанную прогулку (в конце концов, лорд-регент не трепетная фрейлина, ищущая спасение от праздности на здешних тропах), он до последнего не знал, есть ли смысл разделять её с гостем из Гасконии, и не будет ли официальная аудиенция в присутствии толпы бездель… господ придворных – наилучшим разрешением непростой ситуации? Официальная просьба, не менее официальный ответ и… всё?
Нет, не всё. Слишком многое поставлено на кон, чтобы отмахнуться и пойти дальше. Судьба целого герцогства – это Вам не очередная небылица, которую со смехом пересказывала Леттис. Кажется, Хайбрэй пришёлся молодой герцогине по вкусу, как и сам Генрих. Возможно, стоило взять её с собою на эту прогулку? Возможно… вот только лорду-регенту нужна была беспристрастность, а сей аксессуар Леттис не жаловала от слова «совсем» и в присутствии брата тем более не сделала бы исключения. Скорее наоборот – привнесла бы эмоции туда, где им совсем не место.
- Полагаю, Ваша признательность не уместна, если принять во внимание, сколь долго Вам пришлось ожидать этой встречи. Нам обоим, на самом деле, – дружелюбная усмешка скользнула по губам, однако в глазах пока не отразилась. Слишком рано. И слишком открыто. Убирая щиты, нужно быть уверенным, что в рукаве собеседника не завалялось пары метательных ножей. Скажем, от предыдущей беседы. - Однако дела королевства не могут ждать, – в отличие от людей, которые пока ещё просто люди, не символы, - надеюсь на Ваше понимание.
Начало беседы совпало с началом пути. Сколько раз Генрих Найтон измерял шагами тропы королевского сада? Не счесть. Но ещё никогда компанию ему в этом не составляла столь необычная, даже по столичным меркам, личность. Кем Лестер окончит этот путь? Герцогом Гасконии или же самозванцем, присвоившим чужое имя и посягнувшим на чужую жизнь? Лорду-регенту оставалось лишь уповать на то, что на разгадку этой тайны времени ему хватит. Слишком самонадеянно? Посмотрим и на это.
- Раз наконец познакомиться с Вами лично, – произнёс Генрих, огибая молодой дуб, с которым у королевского садовника, судя по всему, были свои счёты. Иначе как ещё объяснить то, что тот не даёт несчастному дереву упокоиться с миром, с упорством палача возвращая его к жизни в предвкушении новой пытки? - Признаться, Ваша сестра не многое рассказывала о Вас. Её детские воспоминания – слишком личное, чтобы я смел настаивать, ну а недавние события и для самой Леттис покрыты мраком, – да и не только для Леттис, весь остальной мир пребывает в таком же неведении. - Вокруг Вас слишком много слухов. Именно поэтому я позволю себе задать это вопрос. Надеюсь, Вы простите мою прямоту, но… что можете сказать Вы сами об обстоятельствах Вашей так называемой смерти, и о событиях, последовавших за ней?
Верить сплетням – последнее дело. Но делать выводы, опираясь на них, и вовсе глупость. Непростительная, учитывая масштаб восточного герцогства.

Любопытство – самое неоднозначное качество во всём многообразии человеческой природы. С самого детства нам внушают, насколько это плохо, неуместно и недостойно. Но если разум и склонен уступить авторитету наставников (даже когда те сами попадаются на проявлении этого «недостойного и неуместного», смакуя очередную сплетню на предмет подробностей столь жадно, что забывают о присутствии учеников), нечто внутри человека всё так же вскидывает голову, почуяв приближение тайны, как и в самый первый раз, когда желание заглянуть за полог «нельзя» было претворено в действие. Словно хорошая гончая, которую сперва натаскали брать след, а затем по странной хозяйской прихоти вдруг заперли в клетке и зачем-то отлучили от охоты.
Впрочем, в клетках запирают не только собак, но и людей, чем-то здорово не угодивших облечённому властью. А ещё в них принято пытаться удержать чувства и эмоции даже притом, как легко те просачиваются сквозь прутья. Однако же Генрих Найтон всегда считал, будто принадлежит к тому редкому типу людей, чьё любопытство вполне себе спокойно сидит в отведённой для него клетке, довольствуясь регулярными прогулками на поводке подле хозяйской ноги. Во всяком случае, так было до встречи с человеком, чьё имя уже успело обрасти не меньшим количеством легенд, чем имя его славного предка Флориана.
Теперь же Генрих не мог отделаться от навязчивого желания обрушить на своего собеседника дюжин пять всевозможных вопросов, но не для того, чтобы уличить его во лжи или попытке присвоить себе чужое прошлое, в чём лорда-регента сложно было бы упрекнуть, учитывая, что стояло на кону, а просто потому, что ему было… любопытно?! Проклятие! И ведь нашёл же время!..
Пожар, побег, разбойники и «после», многозначительной паузой повисшее в воздухе.
- И что же случилось после? Как Ваша семья встретила Вас? – Вопрос был не лишён смысла, учитывая, насколько изящно лорд Фосселер обошёл его, словно то самое пламя из его рассказа перекинулось на вопросы наследия. Чуть повернув голову прочь от Лестера, якобы для того, чтобы определиться с направлением, Генрих старательно подавил усмешку. Прямо здесь и сейчас у его спутника не было за душой и медного иппенса, а он уже задумывается о наследстве, которое оставит будущим детям. Нет, в самом стремлении не было ничего дурного или предрассудительного, вот только не слишком ли экс-герцог спешит прояснить судьбу потомства, когда его собственная до сих пор представляет собой большой знак вопроса, сотканный из предрассветного тумана и недомолвок?
Или же это намёк на будущее совсем другого ребёнка – того, которого Леттис носит под сердцем? Чёрт, неужели она рассказала?! Но даже если и так, к этому ребёнку Лестер не имеет никакого отношения, как и к браку, ставшему возможным благодаря их с Леттис дядюшке Кеннету. Именно нынешнему, а никак не прошлому герцогу и обязан Генрих, так к чему собеседнику добавлять монет на чаше весов, принадлежащей его сопернику? Если это какая-то тонкая игра, лорд-регент, увы, пока не понимал ни правил, ни смысла, ни даже того, что причиталось победителю.
«Мои слова могут показаться Вам кощунством, но некоторым смерть только на пользу!»
- Кощунством? Вовсе нет, хотя и стоило бы, – словно оправдываясь за поддержанную дерзость, Генрих пожал плечами, ослабляя застёжку на вороте, чтобы ничто не мешало вдохнуть свежий весенний воздух полной грудью. - Только умерев, человек узнаёт, сколько у него врагов, а кто искренне оплакивает его кончину. Жаль, не каждому удаётся воскреснуть и воспользоваться этими знаниями, как и вторым шансом. Я бы даже сказал, далеко не каждому. Почти никому, – внимательный взгляд, скользнувший по Лестеру, вновь устремился прямо перед собой. - Ну а Вам? Уже удалось? Или Ваши враги и друзья ещё не успели себя проявить?
Странный вопрос. Но и весь их разговор не назовёшь обычным. Плохо ли это? Слишком рано для выводов. Да и для откровенности. Но всё же Генрих хотел на неё рассчитывать. Во всяком случае, пока не будет доказано обратное.
«Едва я вновь обрел семью и вдруг нас снова разлучили.»
Разлучили? Генрих вопросительно поднял брови, не будучи в состоянии дать оценку этой реплике. Леттис сама вольна выбирать, насколько тесно общаться с братом, ну а с прочей семьёй экс-герцог разлучил себя сам. Отправился за ответами в Хайбрэй, хотя искать их следовало в Гасконии. Как и решение. Да и будущее заодно. То, на которое, по мнению Лестера Фосселера, он имеет право. Не пожелал? Ошибся с выбором? Или… не вышло? А вот это и впрямь важный вопрос, от ответа на который зависит дальнейшее направление всего разговора. И, словно прочитав его мысли, Лестер сам приблизился к развилке.
«Получится ли у нас обсудить мое нынешнее положение?»
- Ну разумеется, – незамедлительно кивнул головой Генрих, останавливаясь и оборачиваясь к своему спутнику. Признаться, необходимость подбираться к цели окольными путями всегда утомляла его в разговорах с лордами. Однако правила обязывали обе стороны ходить вокруг да около, приближаясь лишь по шагу за круг… Впрочем, какие могут быть правила во время непринуждённой прогулки в саду? - Думаю, нам обоим понятна позиция Вашего дядюшки, – будь она иной, Кеннет Фосселер уже давно сложил бы с себя полномочия герцога, возвращая титул племяннику, - но что говорят остальные лорды Гасконии? Даже не взирая на то, что Ваша память отныне не самый верный Ваш союзник, у Вас в Гасконии должны быть друзья… те самые, которых Ваша смерть опечалила столь искренне, что они поспешили засвидетельствовать Вам свою поддержку, не так ли?
Лорд Фосселер желает говорить прямо? Что ж, это можно. Но прямота – обоюдоострый клинок, и это даже не воспитание, замешанное на воспоминаниях, с которыми у лорда Фосселера сейчас не так хорошо, как хотелось бы, а инстинкты. Чудесное воскрешение, покрытое столь прочным панцирем тайны, что любой оружейник изойдётся на зависть, добрый дядюшка Кеннет, которому успел придтись по вкусу герцогский титул, и следом Хайбрэй, где экс-герцог Гасконии надеется отыскать свою правду? Хорошая цепочка и плетение обманчиво незамысловатое, вот только несколько звеньев в ней определённо отсутствуют. И идти в обход этих звеньев, навязывая Гасконии нового герцога (строго говоря, прежнего… но в данном случае это уточнение даже в мыслях звучит, как изощрённая издёвка), означает… бунт. Понимает ли Лестер, о чём просит? Сознаёт ли, что за подобной просьбой не имеет права стоять один?

Взгляд Лестера Генрих выдержал, не прилагая к тому каких-либо усилий. В конце концов, скрывать ему было нечего, бояться или стыдиться тоже, да и камня за пазухой лорд-регент на эту прогулку не захватил. Так что лорд Фосселер может глядеть, сколько ему будет угодно (Генрих даже остановился, дабы не превращать происходящее в дешёвый спектакль)… только вот что он увидит? Что-то настоящее? Или же то, что захочется ему самому? Увы, последнее ничуть не удивило бы герцога Хайбрэй: в последнее время люди просто таки обожали заблуждаться на его счёт, приписывая лорду-регенту слова, мысли и даже поступки, которых не было и в помине. И если Лестер пополнит собою этот список… что ж, значит, так тому и быть. Пусть ошибается. Но тогда уж и плоды этих ошибок пусть пожинает сам. Леттис в этом ему помогать не станет.
«Мои верные друзья проведали меня сразу, как только выдалась такая возможность.»
- Охотно верю, на то они и друзья. – Кажется, Лестером медленно но верно завладевал гнев, ну а Генрих… Признаться, он не так давно заметил в себе это качество: чем эмоциональнее собеседник – тем холоднее он сам. Даже не холоднее – рассудительнее. Слишком самонадеянно? Ничуть. Преимущества на то и даются, чтобы ими пользоваться. Главное делать это в меру, иначе чаша весов и впрямь склонится к самонадеянности. - Простите моё любопытство, но… Вы озвучите их имена? Быть может, это и мои друзья тоже. Ну или же не друзья, но хорошие знакомые.
Намёк получился прозрачным, даже слишком. Возможно, следовало придерживаться обозначенных Лестером правил… вот только отчего-то не хотелось, чтобы экс-герцог Гасконии проиграл из-за своей же спешки. Тем более, когда для этого есть с дюжину куда более серьёзных и менее зависящих от Лестера причин. Герцогство, на которое он пытался как можно увереннее предъявить права, устало от битв. Слабость? Нет, всего лишь право, которым воспользовалась Гаскония, делая шаг в сторону. Генрих уважал это право… ну а Лестер? Понимал ли он, что его люди, даже если весь юго-восток безоговорочно поверит в чудо воскрешения экс-герцога из мёртвых, не встанут за него горой? Ну, или, во всяком случае, их будет далеко не так много, чтобы Кеннет не расправился с этим «досадным недоразумением» (а именно так в случае чего нынешний герцог Гасконии обставит бунт своего предшественника, если они не договорятся полюбовно) мимоходом, даже не закатав рукава. Лестера в его праве должны поддержать лорды. Именно им есть дело до того, кому принадлежит спорный титул, а вовсе не тем, кто пашет землю и печёт хлеб. И лучше бы за спиною экс-герцога и впрямь стояли эти самые лорды. Для него – лучше.
«Однажды я уже собрал знамёна и повёл за собой, как того потребовал Ваш брат…»
- Если Вы помните, мы все тогда пошли за Чарльзом, – перебил Генрих. «Ну а теперь пожинаем плоды и гасим пожары.»
Ну и к чему это? Ещё один сторонник войны ради войны? А даже если и так, какое отношение это имеет к самому Лестеру Фосселеру?
«Люди любят меня, я привёл их к победе.»
- К победе? – Разговор приобретал заметные оттенки некоторого безумия, которое в своё время коснулось и Чарльза. - Оглянитесь вокруг, Вы и правда считаете это – победой?
Разумеется, Генрих имел в виду не сад, окружающий их, и даже не столицу. Восстановив против себя Фйель и почти потеряв Орллею, Хельм проиграл в войне Чарльза Найтона едва она началась. И вместо того, чтобы тешить самолюбие заблуждениями на сей счёт, нужно постараться свести проигрыш хотя бы к ничьей. Проклятие, неужели никто, кроме Генриха и лордов, которых можно по пальцам пересчитать, этого не видит?! Или всем остальным так интересна эта игра, потому что на кону чужая корона? И не они клялись удержать эту корону на голове, которая для неё предназначена… Война должна окончиться. Совсем. Ну а кто и как именно показал себя на поле брани, будет решать история. Тут уж что кричи о своей доблести и пролитой крови, что нет.
С шумом втянув воздух в лёгкие, герцог Хайбрэй приказал себе успокоиться. Малый Совет, что до сих пор песком скрипел на зубах, завершился много месяцев назад. А значит и ощущению того, что он до сих пор заперт в тех же стенах, неоткуда взяться. Разве что из подсознания.
Лестер Фосселер. А с ним и Кеннет. Ну и вопрос. С подвохом? Ну а как же без подвоха? Общаться начистоту могут позволить себе лишь друзья.
- Полагаю, Ваш дядюшка сейчас там, где должен быть. Орллея и Фйель больше не забота Гасконии. Взор Кеннета Фосселера, как и взоры остальных лордов Гасконии, обращены к Атлантии, пострадавшей от чумы. Вам ведь и о ней рассказали, ведь так? Или же это то, что Вы помните?
Чуть склонив голову на бок, Генрих собирался добавить кое-что ещё, но сдержался. Довольно намёков. Как и смотреть, так и говорить надо прямо. Они не друзья? Всё так. Но в редких случаях можно позволить себе отступить от правил.
- Титула Вас лишили не люди, а смерть, – уголки губ Лестера дрожали, в противовес ему Генрих оставался предельно серьёзным и собранным. - Видите ли, обычно это явление необратимо, поэтому со смертью одного герцога титул переходит к его наследнику. По праву рождения. Не ошибусь, сказав, что и Вы получили его таким же образом. – Не отводя глаз, в которых отразилась рвущаяся наружу усмешка самого Лестера, Генрих между тем сделал паузу, предлагая собеседнику возразить. Молчит? Значит, пока что всё верно? Ну что ж, продолжим. - А вот вернуть его Вам, раз уж смерть оказалась… как Вы сказали? Скоморошьей? Так вот, вернуть его вправе только люди. Люди Гасконии. Лорды Гасконии. Те, кого Вам предстоит убедить в том, что смерть ошиблась и Вы – не самозванец, а их истинный герцог. Такова воля восточного герцогства. Скажите, а Вы хотя бы пытались убедить их, прежде чем пойти… тем путём, что Вы выбрали?
Чёрт, чего он ждёт? Того, что Генрих дрогнет, затушуется, отведёт взгляд? С чего бы? Так поступают люди, которым есть, что скрывать. Ну или же те, кто совершает нечто такое, за что потом спросит совесть или же честь. А ещё те, кто выбирает лёгкий, но, увы, ошибочный путь, считая, будто кто-то станет сражаться за них на ещё одной бесполезной войне. Войне ради войны. Без разницы, сколько крови придётся пролить? Возможно, Лестеру и впрямь всё равно, вот только Генрих не разделял этого мнения, видя за пролитой кровью её обладателей. Тех, кто хотел просто жить, пахать землю и сеять хлеб. А ещё заниматься сотней других дел и ремёсел, о которых благородные лорды и леди обычно представления не имеют.
- Вы мертвы, лорд Фосселер. Увы, но пока это официально. Гаскония не признала Вас живым… предлагаете мне её заставить? Начнём войну? Созовём знамёна? Усилим людскую любовь к Вам кровью?
Слишком прямо? Ничуть. Генрих лишь озвучивал всё то, что так и не произнёс Лестер. Нет? Что ж, пусть скажет об этом сам, когда игра в гляделки ему наскучит.