Попытка склонить Джулиано, графа Морбершира, к принятию верного решения обернулась фиаско. Герцог Орллеи имел достаточно власти, чтобы заставить большинство своих вассалов заключать угодные ему браки, ведь мало кто может отказать сюзерену. Ансельм в своё время стал главным сводником герцогства, контролируя личную жизнь своих графов похлеще собственной, а вот его сын был иного пошива. Он уважал не только чужое мнение, но и свободу, а посему мысль о принуждении кого-либо к чему-либо была ему если не противна, так уж точно неприятна. Обещав Лукреции поговорить с Джулиано, Андрес был вынужден с досадой написать ей двусмысленное письмо с извинениями, в которое вложил лишь понятные им двоим намёки на провал. Найтон справедливо полагал, что письмо может прочесть кто-то другой и дать хотя бы малый шанс на то, что из-за его безалаберности пострадает честь Лукреции, он не мог. В ответ пришло необычайно сдержанное письмо, по которому складывалось впечатление, что эта тема более не волнует Её Милость. Либо девушка искусно скрывала своё разочарование герцогом, либо что-то изменилось. Может граф подобрал ей мужа? Тогда Андрес об этом узнал бы, заключать брак без дозволения герцога было запрещено. Что же ещё может быть? Самое худшее, что пришло на ум Его Светлости - Лукреция потеряла ребёнка. Потеряла, или ещё хуже - избавилась от него? Найдя официальный предлог для посещения Лирэфии, герцог снялся с места и вскоре прибыл в столицу Лореншира, встретился с графом Грациани и провёл несколько долгих часов, обсуждая насущные проблемы. Приготовления к тем или иным событиям, вопросы с пиратами и с Хельмом, в конце концов - тема независимости. Адриано хоть и не был идейным вдохновителем этого процесса, но оказался на редкость полезным союзником в этом непростом деле, понимающим реальную обстановку и обладающим политической сноровкой, коей был лишен герцог. Вечером, идя в свои покои, Андрес встретился в коридорах с Лукрецией - с той самой, ради которой он и приехал, по сути. Будь ему нужен один лишь Адриано, Найтон вызывал бы своего первого советника в столицу, а не тратил бы время на поездку сюда.
- Ваша Милость, - Андрес кротко кивнул и улыбнулся уголком губ. Увы, разговоры с Его Сиятельством навеяли на него необычную грусть и герцог планировал поговорить с Лукрецией завтра, когда ночь прогонит неприятия мысли и он сможет расспросить девушку о письме и о событиях, которые с ней произошли в Моргарде. Увы, он не успел ответить на вопрос, слеза на щеке и извинения ясно дали понять, что подозрения Его Светлости оказались не напрасны.
- Миледи, - Андрес хотел бы обнять девушку, но вовремя опомнился - если кто-то то увидит, могут пойти неприглядные слухи и это так или иначе заденет честь дочери графа.
- Прошу, присядьте, - столик со стульями стоял на веранде, где открывался неплохой вид на ночной город. Дождавшись, когда девушка выйдет на веранду, герцог взял накидку, весящую по правую руку, и прикрыл ею Лукрецию - пусть сейчас и был разгар лета, ночи бывали холодные и ветреные, море ведь не так далеко.
- Что случилось? В последнем письме вы были скупы на подробности о последних событиях, и, - Андрес указал взглядом вниз, не будучи достаточно смелым, дабы назвать вслух, - я вижу, что что-то изменилось, - естественно случилось. Она не была больше беременна и едва ли успела родить, срок ещё был не тот. Очевидно, ребёнка девушка либо потеряла, либо избавилась от него несмотря на совет герцога.

Усевшись напротив, Андрес стал слушать рассказ Лукреции, весьма эмоциональный, к слову. О событиях в Ардоре он, естественно, знал и даже больше – получил несколько писем от Артура, графа Хермшира и брата королевы Мод, в которых тот просил Его Светлость посодействовать его сестре. Увы, ничем помочь Найтон не мог, ни как герцог Орллеи, ни как простой человек. Впрочем, одно он вассалу пообещал – если суд завершится неблагоприятно для королевы и ей вынесут смертный приговор, Андрес пообещал отправить послов в Моргард и просить Дариона смягчить приговор и заменить казнь на ссылку в Хермшир. Дабы не обременять короля брачными узами с изменницей, герцог так же планировал поспособствовать расторжению этого союза при помощи архиепископа Арвьерширского, который обладал большим влиянием в церковных кругах и смог бы оказать подобную услугу Его Величеству. К счастью, всё завершилось для королевы благоприятно – её оправдали и надобность в послах отпала.
- Да, естественно, я слышал о событиях в Ардоре и искренне переживал за всех причастных, в том числе и за вас, - казнь фрейлин так и вовсе виделось настоящим варварством и безумием. Каждая из них была дочерью какого-либо вельможи, некоторые из них, как та же Лукреция, были дочерями влиятельных графов. Пожалуй, Мод совершила огромную ошибку, отправив на плаху столько благородных девушек и наверняка поплатиться за это, как поплатилась бы, казнив она Лукрецию. О казни Андресу сообщил Адриано и получил уверения герцога, что безнаказанным подобное не останется – если станет известно о том, что леди Лореншира была среди казненных, ответ не заставил себя долго ждать. Лишь одним богам известно, как Адриано сдержал себя и не поднял армию, ведь некоторое время он вполне мог считать, что его дочь была в числе тех самых фрейлин, чьи жизни были отданы на алтарь безумной королевы.
- Возвращение в Моргард, на мой взгляд, было ошибкой, - пусть не это сейчас хотела бы услышать Лукреция, но это правда – возвращаться в общество королевы и тем паче короля было глупо, учитывая положение девушки. Прежнее положение, судя по всему. Ей следовало под любым предлогом уйти с публичного поля и спокойно родить ребёнка, как Андрес ей и советовал весной, но после драки поздно махать кулаками – дело было сделано и теперь оставалось пожинать плоды.
- Допрашивали? – уточнил Найтон. Видимо, допрашивали не только словами, раз в результате девушка потеряла ребёнка. Неужто в Моргарде в порядке вещей пытать даже женщин? Поистине дикая страна с дикими нравами.
- Не корите себя, миледи. Не думаю, что факт вашей беременности как-либо повлиял бы. Если эти люди сочли допустимым пытать девушку, почему их должен был остановить ребёнок, - всхлипывания и рыдания Лукреции так и просили утешить её, но рамки приличия надо знать всегда, поэтому герцог обошёлся только сочувствующим взглядом и приглушенным тоном. Пусть объятья помогли бы лучше, но разговор с доверенным человеком, которому можно без утайки рассказать обо всём, тоже пойдёт леди Лореншира на пользу.
- Что сделано, то сделано, - ответил Андрес, когда девушка смогла хоть немного сдержать свой плач. Неужто она впервые сейчас рассказывает кому-либо обо всём этом? Как же сестра? Или та находится в таком же неведении, как и Адриано и, надо полагать, Энрико. Казалось бы, семья всегда должна быть тем местом, где человека поймут, успокоят и помогут преодолеть все невзгоды, однако же в случае девушки семья стала чуть ли не клеткой – никому нельзя открыться и рассказать обо всём, что произошло и даже больше – надо усердно делать вид, что всё в порядке и преуменьшать то горе, что терзало сердце. Окружающие думают, что девушка просто перепугалась и пережила стресс из-за событий вокруг суда, но ни один из них и понятия не имел, какую потерю Лукреции пришлось пережить и насколько несущественно всё остальное в сравнении с этим.
- Разделяю ваше горе, но вы должны перестать корить себя и чахнуть. Уверен, вы ещё сможете обзавестись ребёнком и познать радость материнства, - и даже больше – в иной раз ситуация может быть куда лучше и не придётся задавать себя вопросом, как родить дитя и скрыть его ото всех. Увы, но никакой возможности оставить его себе не было – даже роди девушка, ребёнка пришлось бы отдать тайно в приют или хуже – рассказать всё отцу и надеяться, что он смириться с его существованием и придумает способ оставить его подле семьи, выдав за какого-нибудь дальнего родственника либо же собственного внебрачного сына. Адриано Андрес плохо знал как человека, но хорошо – как графа и управленца. Судить о том, согласился бы Его Сиятельство на такое Найтон не мог, поэтому исходил из худшего – огромное горе не отдавало такой горечью, если отстраненно посмотреть на всю картину целиком – потеряв ребёнка, девушка избавила себя от, возможно, ещё больших страданий из-за невозможности быть рядом с этим самым ребёнком, воспитывать его или хотя бы изредка видеть. «Всё к лучшему» можно было бы сказать, но в данном случае всё неоднозначно – лишь врем рассудит, к лучшему это или нет.
- Понимаю, что сейчас для вас весь мир в серых красках и вы эмоционально истощены, однако, прошу, постарайтесь взять себя в руки и пережить это ужасное событие. Может быть, когда вы окрепните и мысленно свыкнитесь с произошедшим, к вам вновь вернётся тяга к жизни, - сейчас Андрес мог только гадать о том, что чувствует девушка, ведь понять он её даже близко не может. Большим эмпатом герцог никогда не был и, в силу своего характера, не особо умел угадывать чужие чувства.