Assassins Creed 4 : Black Flag – Blackbeard's death
"Дикий Бык" во всем своим горделивом величии стоял у причала в Рейне. Его мачты устремлялись высоко вверх, цепляясь, казалось бы, за небо и царапая его. Волны нежно гладили днище корабля, заставляя его покачиваться в такт биению сердца моря. Ветер почти не путался в волосах у подвыпивших моряков, не нянчился с забранными парусами. И весь мир на этот миг замер, даже Боги устремились взоры на Тиль, где проходило прощание с братьями и сестрами, мужьями и женами, детьми и родителями. И стоя на рубке собственного фрегата, капитан Морган всматривался в даль. Весь Рейн был залит бликами тысяч огней. В каждом доме, на каждой улице стояла хотя бы одна свеча в память о павших. И мрак, что пробирался к пиратам этой холодной ночью, был сломлен и повержен воспоминаниями о тех, кто уже никогда не вернется и не выпьет с тобой за удачу по чарке крепкого рома. Порт, окутанный песнями, не спал. Он тоже прощался с теми, кто завтра уплывет на последнюю битву. Он в последний раз ласкал взглядом суда, что канут завтра в лету, найдут свой покой на морском дне. И лишь мелкие рыбешки, акулы да киты будут немо проплывать мимо, отбрасывая свою тень на некогда великий пиратский корабль, что не побоялся судьбы и выступил за жизнь, за свою свободу против сильных мира сего. Морган тяжело опустил руку на штурвал, ощупывая пальцами гладкую деревянную поверхность рукоятей. О, сколько часов он непрерывно хватался за них, направляя фрегат в сторону дома? И сколько минут осталось до того, как капитан больше не сможет вступить даже на палубу корабля? Фигура Моргана покачнулась и сделала шаг в сторону, отрывая руку от того, что так дорого сердцу. И еще раз осматривая причал, корабли, моряков, Тобиас совершенно случайно поднял глаза наверх, и раскрылось перед ним бездонное небо, полное самых разных звезд. Далеких и беспристрастных, как души умерших. Они, подобно огням Тиля, светили отовсюду, благословляя пиратов на победу.
Капитан, забрав бутылку рома и широкий платок, спустился на палубу, а затем и вовсе на пристань. Пираты, собравшиеся здесь, распивающие грог, напевали одну старую моряцкую песню. - Мне снился сон в другую ночь... - Один из самых мелодичных голосов повествовал историю о матросе, которому снилась любимая девушка, оставленная далеко-далеко в порту. Она пришла к нему во сне в белом платье, подобно ярчайшей звезде, но слезы на глазах и влажные щеки выдавали, что что-то случилось. И лишь алая роза покоилась в ее тонких холодных руках. - Дом мой... Мой дом далек, Джон! - Она немо прильнула к матросу в теплой постели... А потом он узнал, что любимая, оставленная далеко позади, умерла. И он проснулся от крика, зовущего в бой. В этот миг Тоби остановился, всматриваясь в эти одинокие силуэты тех, кого уже дома не ждут или никогда не ждали. И сердце в груди ёкнуло. Огонь медленно и строптиво пылал около мужчин, он единственный обогревал их тела своим теплом. Но а капитан... Ведь его-то ждут. Его-то согреют. Резкий взгляд устремился вдоль улиц. Там за всеми тавернами, борделями и просто постройками стоит дом, где его всегда будут ждать. Рука с ромом приподнялась к губам, позволяя в который раз почувствовать на губах привкус этого славного напитка, пока вторая рука крепко сжимала большой черный платок. "Кто знает, что будет завтра? Быть может это последний шанс увидеть его, посмотреть в глаза и сжать руку. Ведь все может вот-вот закончиться." Капитан протянул бутыль первому матросу, тот принял ее, что-то благодарственно промычав, а Морган ускорил шаг, удаляясь прочь от пристани.
Резвый молодой жеребец гнал по знакомым тропам, огибая дома и улицы, старался не натыкаться на людей. Скакун хрипел, его копыта, словно барабанная дробь, отбивали мерный такт по земле. Черный платок, намотанный на голову, скрывал личность несущегося сквозь тернии ночи всадника. Именно в эту ночь капитан должен был находиться со своей командой. Ему было предписано толкать воодушевляющие речи в одной из таверн, или на палубе собственного корабля. Он должен был поднимать чарку рома раз за разом, чтобы объединиться со своими парнями как никогда раньше, ведь их ждет не обыденный абордаж. Это война, которая требует неимоверных сил. Но вместо этого он уезжал вдаль, забывая обо всех матросах, о юных пороховых обезьянах, коим пришлось познавать жизнь в такое ужасное время. Мысли витали только вокруг одного человека, самого-самого на этих островах. Он единственный мог подарить спокойствие и желание не просто жить дальше, но верить, что все наладится. И именно потому жеребец сейчас фырчал и хрипел, а рот его заходился в белесой пене, лишь бы успеть к не назначенному времени, лишь бы всадник упокоил свою душу в объятиях короля.
Привязав коня к дереву немного поодаль от дома, Габриэль украдкой проследовала к черному входу. Ее никто не должен был заметить, никто не должен был опознать стройный силуэт в ночи. Тихие крадущиеся шаги не услышали бы даже дикие звери. И пускай вокруг не было ни души, осторожность превыше всего. Наконец, тень мелькнула у двери, рука осторожно прикоснулась к ручке. Открыто. На тонких губах поползла улыбка, так по-женски доверчивая и счастливая, словно бы кто-то сейчас признался в любви. Значит он ждет. Эль проникла в дом, все так же тихо и осторожно прикрывая за собой дверь. Перед ней предстал темный коридор, изредка освещаемый одиночными свечами. Половицы не заскрипели, а значит ее появление останется незаметным. В доме царила тишина, нарушаемая только треском огня в камине на первом этаже. Так и не сняв платок с головы, женщина поднялась на второй этаж, где после коридора прятался кабинет Аттвуда. Рука почти смело открыла дверь, Стокс встала на пороге, выискивая до боли родной и знакомый силуэт, не произнося ни слова. Сердце вновь замерло внутри, кровь застыла в жилах от предвкушения этой встречи. И ком встал в горле. Как же это на самом деле было тяжело - желать встречи с человеком и понимать, что она может оказаться последней. Но сдерживая слезы, женщина сделала первый шаг в комнату, неровно дыша.

Всего три всвечи изнутри грело комнату, в которой все же царствовал мрак. Однако Эль была несказанно рада, что свечи здесь не две. Они, источая призрачную надежду, молчаливо горели сейчас, убивая себя своим же светом, бросая блики на высокий мужской силуэт, такой напряженный и суровый. Платок спал с головы на пол, глаза женщины встретили направленный на себя пистоль, но душа ее не дрогнула, хотя бы по одной причине: он не выстрелит. Не в нее. И когда безжалостное дуло наконец устремило свой взгляд в пол, когда расстояние между двумя сердцами начало сокращаться под давлением неминуемых быстрых шагов, в комнату проник лунный свет, орошая двоих своим благословением. Позади раздается щелчок замка. Они остаются одни в этой комнате, наполовину заполненной похоронным молчанием свеч, наполовину сиянием чистой и одинокой луны. И глаза Стокс, влажные от переизбытка чувств, но не позволяющие себе распустить слезы-росинки отчаяния и страха, всматриваются в до боли знакомые черты лица. Так много вечеров, на самом деле, она всматривалась в них и боялась признаться в том, что томилось в груди. Однако когда все же свершила героический поступок, то вновь не пожалела ни о чем. И Габриэль полюбила. Да! Она действительно полюбила этого рослого мужчину, с холодными, как сталь, глазами и смольной бородой за то, что он просто есть в этой жизни. Многие женщины хотят себе красивого мужа, а Эль хотела именно этого Человека рядом. Он стал ее путеводной звездой, несмотря ни на что. Рука женщины наконец позволила себе прикоснуться к щеке бравого пирата, согревая его после прикосновения холодного лунного луча. И столько слов было в голове еще несколько минут назад, а сейчас... Сейчас губы не хотели шевелиться, кроме как в теплом поцелуе. И от того, она встала на носочки, вытянулась как струна, чтобы дотянуться до его губ, встречая близкого человека горьким прощальным поцелуем, не просто уходя, а убегая от этого мира и от этой вселенной по средствам такой скользкой тропы, забывая хоть на миг обо всем.
Опустившись обратно на землю и забрав заветную бутыль с огненной жидкостью, женщина вновь посмотрела в глаза короля преданным и влюбленным взглядом. - Я ухожу завтра. - Слова изрекались так, словно бы Эль уже подписала себе смертный приговор, однако напоследок хочет произнести завещание. - "Бык" будет флагманом в этом сражении. - Пускай он и так знал, что ее фрегат будет впереди всех, он знал, что шансы таких не велики, но она позволила себе вновь произнести это не для того, чтобы ранить, а для того, чтобы каждый из них собрался с мыслью и адекватно смог оценить будущую перспективу и хоть как-то подготовить себя к завтрашнему дню. - Но я пришла сюда не для того, чтобы напомнить тебе об этом. - Она на мгновение замолчала. Ее взгляд бешено бегал по его глазам, предугадывая реакцию. - Я пришла сказать, что я ухожу завтра, чтобы принести тебе победу, мой... - дыхание перехватило на один лишь миг, но из последних сил набираясь железной выдержки и воздуха, на самом отреченном выдохе, она прошептала, - король. - Нет, то было произнесено не так, как лопочет поданный, что пресмыкается перед господином. Ведь Рэдвин стал для Габриэль буквально всем. Он был ее наставником, другом, мужем, любовником, учителем и даже спасителем. Он стал ей настолько дорог, что смог бы заменить всех и каждого. И судьба свела их вместе не просто так. Преподнося к губам тяжелую бутыль, женщина уронила тяжелый взгляд на пол, затем сделала большой глоток и вытерла губы рукавом светлого камзола. Ром разлился по нутру, всерьез успокаивая мысли и подогревая чувства. Как и плоть.
Она прошла внутрь комнаты, к столу, оставляя там сосуд с напитком. Ее руки стащили с, казалось бы, хрупких плеч верхнюю одежду, и небрежно кинули ее на спинку стула. Ветер, что ворвался в кабинет незримым свидетелем, обнял фигуру Эль, прижимая к телу белую свободную рубашку, обнимая ее талию, обхватывая грудь, распуская пряди светлых волос. - Не скучай по мне! И не забывай о всех наших! - Губы ее наконец растянулись в широкой хитрой улыбке, наполненной одновременно тоской и бесстрашием. В глазах сверкнул огонек всепоглощающей любви, а ром в который раз устремился вниз к животу, оттуда разбегаясь ощущением легкости и глупой храбрости, граничившей с безумием. - Ты же сам знаешь, я не могла не прийти к тебе в такую славную ночь. - "Ведь именно ради этого стоит умереть!" Такое счастье, как им двоим, не выпадает почти никому. И познав все те чувства, что загорелись в сердце, Эль была готова к любому стечению обстоятельств. Она примет этот бой с гордостью и чувством свободы только благодаря ему. И пускай острейшее лезвие ее шпаги рассекает тела врагов, пускай кровь польется рекой, спускаясь в море и укладываясь на дне толстым слоем горечи и печали, Эль никогда не забудет цвет родных глаз. И перед смертью обязательно вспомнит этот вечер, наполненный тоской от прощания и опьяненный ромом их огня.