Женщины воистину самые странные существа из всех, кого милостью своей сотворил Создатель. И чем они титулованнее, тем градус странностей вышей. Если Роланд что и усвоил из общения с представительницами гасконской знати, относящейся к прекрасной половине человечества, так это сию нехитрую истину. Они капризничают, кокетничают, уклончиво отвечают на самые просты вопросы, в общем, делают всё, дабы усложнить и без того непростую жизнь молодого виконта Бэйлорширского. Молоденькие служанки, как правило, куда прямолинейнее – именно это и привлекает в них Роланда, а вовсе не доступность, которая… Впрочем, сейчас не о них. Накануне для рождения Норин Баратэон все мысли обитателей графского замка так или иначе крутятся вокруг особы юной леди Бэйлор.
Но если портнихи сбивались с ног, предлагая графской дочери фасон идеального праздника для предстоящего бала, а повара, составляя меню, брат будущей именинницы озабочен делом куда более простым, учитывая доступные ему ресурсы, и вместе с тем несоизмеримо сложным, а именно – выбором подарка, который он преподнесёт сестре, дабы её хорошенькое личико осветила искренняя улыбка.
Что подарить той, у кого и так есть всё, о чём можно мечтать: платья, драгоценности, а заодно и тысяча иных мелочей, способных скрасить день юной леди? Книгу? Работу известного художника? Котёнка повышенно пушистости, при виде которого девичье сердце растает карамельным сиропом? Не то, всё не то. И книга, и картина, и даже котёнок – всё это уже было и не раз. Драгоценности виконт Бэйлоршира, как вариант, так же отмёл практически сразу же. Во-первых, их традиционно подарит отец, а затмить его подарок будет ох как не просто, учитывая, что над ним наверняка ещё с лета работают лучшие ювелиры Бэйлоршира. Да и не лежала душа Роланда к безжизненным изумрудам и алмазам. Нет, подарок должен быть таким, чтобы сразу же выделялся среди прочих даров… Но где его взять? Быть может, на торговой площади, куда свозятся диковинки со всех краёв света?..
…Гениальная в своей простоте мысль заставила наследника графа Бэйлоршира едва ли не кубарем скатиться с лестницы, а после, велев двоим сопровождающим не выделяться из толпы, оседлать своего жеребца.
Время после полудня – самое удачное для торговли: спешащие выполнить указания господ слуги уже покинули площадь, а владельцы дорогих лавок неспешно прохаживаются вдоль прилавков, безошибочно выделяя потенциальных покупателей из толпы зевак и зазывая их взглянуть на «лучшие орллевинские ткани» или попробовать «вкуснейшие атлантийские сладости». Впрочем, ни на тканях, ни на сладостях взгляд Роланда не остановился: ни в том, ни в другом его сестра определённо не испытывала недостатка. Быть может, всё же прогуляться по ювелирным рядам и…
- …Создателем клянусь, большей красавицы я в жизни не видывал! Сильные ноги, совершенные пропорции, а грива – словно шёлк – так и струится сквозь пальцы. Точно тебе говорю – эта кобыла достойна носить на себе разве что принцессу.
- Наверное, и стоит она соответствующе?
- Ну а ты как думал? Уж не пару серебряных точно…
Обрывок разговора, коснувшийся слуха Роланда, заинтересовал его почти тот час же. Лошадь, достойная принцессы? А если не принцессы, но дочери графа? Стоит взглянуть на это сокровище, даже если молва и преувеличивает.
Не преувеличивает. Роланд убедился в этом сразу же, едва взгляд его остановился белой, словно снег, который почти никогда не выпадает в Бэйлоршире, лошади. Хороша, даже более чем хороша – и скромных познаний виконта Бэйлорширского хватило, чтобы тот час же решить для себя: торговаться он не станнит, пусть бы торговец и запросит за лошадь целое состояние… 
- …Простите, господин, но… она не продаётся.
- Что? – Ответ торговца сбил с толку вернее любой цены, которую тому вздумалось бы озвучить, а его смущение лишь окрасило изумление молодого виконта особо пряными нотками. Когда Роланд был ребёнком и гулял по рынку в сопровождении кормилицы, он искренне недоумевал, почему торговцы угощают его то яблоком, то сдобой, безошибочно выделяя среди других детей, но с возрастом осознание того, что невозможно остаться неузнанным в собственной столице, стало чем-то само собою разумеющимся. Не то, чтобы Роланд кичился подобным к себе отношением, он просто свыкся с ним и научился принимать с должной благодарностью. Но этот торговец… неужели он не знает, кто перед ним? А если знает, то разве не понимает, что виконт способен перебить любую цену, которую мог ему предложить… да вот хотя бы этот незнакомец в дорожных одеждах, присматривающийся к лошади и одобрительно кивающий головой? - Почему не продаётся?
- Простите, господин, но... – с окончанием фразы у торговца определённо возникли какие-то сложности. Иначе почему он пошёл пятнами?
- За неё уже назначили цену? – Пришёл на выручку Роланд. - Так я дам больше.
- Но…
- Кто желает купить лошадь? Этот господин? – Поскольку никого иного поблизости не наблюдалось, Роланд переключил своё внимание на незнакомца. - Простите, сударь, но сколько бы Вы не предложили, уверен, я сумею не только дать большую цену, но и компенсировать Вам причинённые неудобства. – Всё так. Купец, почуявший выгоду, никогда не упустит возможность поживиться на ровном месте, а значит, сделку уже можно считать свершившейся.

Отредактировано Roland Barateon (2017-05-14 15:33:13)

Говорят, что привычка – вторая натура. Мол, если с рождения привыкаешь получать всё, что вздумается, да ещё и на золотом блюде, к зрелости наверняка превратишься в жестокосердного эгоиста, всерьёз полагающего, будто весь мир вертится вокруг тебя, а все люди созданы лишь для того, чтобы и дальше выполнять любые твои прихоти. Вероятно, эта мысль не лишена основания, вот только грести всех под одну гребёнку недопустимо для воистину мудрого человека, не так ли? Так. Тем более, что Роланд Баратэонбез преувеличения относился к исключениям, а вовсе не к «правилу»: родившись в «золотой колыбели», он вырос на редкость неизбалованным юношей, способным довольствоваться малым. Но Норин… когда речь заходила о ней, всю неприхотливость Роланда словно рукой снимало. Леди Бэйлоршира достойна только самого лучшего, а значит, самое лучшее она и получит, во сколько бы это не обошлось.
Затевая торги с незнакомцем, положившим глаз на его лошадь (ну, почти «его», потому как виконт Бэйлоршира и не сомневался, что с лёгкостью одержит верх над обоими торговцами сразу: и тем, кто продаёт, и тем, кто надумал купить эту красавицу, даже если придётся выплатить десятикратную стоимость кобылы вместо двойной), Роланд не мог оторвать от неё глаз. Хороша, Отец-Создатель, до чего же она хороша! А уж несущая на себе его очаровательную сестру так и вовсе достойна будет кисти мастера – искуснейшего не только в Гасконии, но и во всём Хельме.
Между тем недоумение в голосе незнакомца привлекло внимание даже вернее, чем заданный им вопрос. С какой стати?.. Хм, кажется, добиться своего будет сложнее. Хорошо хоть «сложнее» не синоним «невозможно».
«Интересно, сударь, на какой сумме до Вас дойдёт, «с какой именно стати»? Ставлю на двойное повышение цены… в крайнем случае – на троекратное».
- Полагаю, я уже озвучил Вам причину: если уступите – в накладе не останетесь.
Не смотря на довольно-таки воинственный образ мыслей, взгляд молодого виконта оставался на удивление благодушным. Быть может, таково свойство всех карих глаз – тёплых по своей природе? Быть может, но не о том сейчас речь. Словно сообразив, что это именно её тут делят двое, вне всякого сомнения, достойных господ, белоснежная кобылка вдруг загарцевала на месте, беспокойно озираясь по сторонам. Поглощённый красотой лошади и «переговорами», Роланд не придал этому значения. Равно как не придал значения и тому, что на напряжённом лице торговца уже выступил пот, который тот со всей незаметностью, на которую вообще способен столь грузный человек, промокал со лба невесть откуда взявшимся платком. И если в лошадях молодой Баратэон разбирался отнюдь не блестяще, подобная странность в поведении человека не укрылась бы и от менее внимательного взгляда… окажись он устремлён в нужном направлении. Да, как всё-таки много зависит от случая!..
Взять, к примеру, заартачившегося незнакомца. Пойди он на попятную, и впрямь остался бы в выигрыше, а коль незнакомец недвусмысленно дал понять, что лошадь не уступит… на всякое упорство найдётся его зеркальное отражение, а в данном конкретном случае, отражение, ко всему прочему, будет окутано ореолом полновесных золотых монет.
«Не хочешь по-хорошему? Что ж, будет иначе».
- Меня более чем устраивает эта лошадь, не вижу причины искать другую, – запальчиво вскинул подбородок молодой виконт Бэйлоршира, - и надо же, какая удача – сделка ещё не свершилась! – Торговец за спиной Роланда пошёл пятнами и с такой силой сжал многострадальный платок, словно бы намеревался «растереть» его в пальцах жестом заправского лицедея-фокусника. - Во сколько ты оцениваешь лошадь?
- В полсотни золотых, – машинально ответил «счастливый» владелец спорной кобылы, - но послушайте, она не…
- Отлично! Я даю сотню и по рукам!
К месту торгов уже начали стягиваться любопытствующие, каждому из которых хотелось взглянуть на представление из первого ряда. Нужно же своими глазами увидеть ту самую белоснежную кобылу, за которую графский сын готов выложить целое состояние (сто золотых за кобылу в то время, как хороший боевой конь стоил всего четыре десятка, а лошадка попроще и вовсе около десяти золотых, и впрямь представляли собой сумму, которую многие из зевак за всю жизнь и в глаза не видели, даже если скрупулёзно суммировать все монеты, когда-либо попадавшие в их руки), чтобы потом как можно достовернее пересказать сплетню соседу! Тем более, делать на рыночной площади в послеобеденный час было совершенно нечего… А значит, упёртому незнакомцу не повезло, и в лужу его усадят на виду у всех. Что ж, сам виноват.
- Ну так как, согласен?
На торговца, которому Роланд уже протянул руку, было жалко смотреть. Жалко, а ещё удивительно: какой уважающий купец упустит такой навар? Вероятно тот, кто не хочет нести ответственность за графского отпрыска, свернувшего себе шею… Но откуда об этом было знать самому Роланду?

Нежелание незнакомца уступать ощутимо злило Роланда. До гневно сузившихся глаз, до сжатых кулаков, до упрямства, клокочущего у самого горла… того самого упрямства, что влечёт за собою ошибки: если не все, то уж подавляющее большинство точно. Только вот о причинах того или иного промаха людям свойственно рассуждать, как правило, постфактум. А для виконта сие разумное время ещё не наступило, вот он и продолжал считать себя правым. На каком основании? Да вот хотя бы на том, что… а, не важно! Так или иначе, но он получит эту лошадь, даже если понадобится ткнуть в заносчивую физиономию купца своим именем и прилагающимся к нему титулом.
Справедливости ради, физиономия купца вовсе не была столь заносчивой, как дорисовало себе воображение молодого Баратэона, помноженное на его же гнев. Вот разве что надменной (как у всякого, кто точно знает, чего он хочет, и готов это самое желаемое получить, не взирая на мелкие раздражители), но самую малость. Впрочем, окажись перед Роландом зеркало, он и вовсе дара речи лишился бы, взглянув на собственное в нём отражение: лихорадочно алеющие щёки, упрямо сжатые губы, надменно (и в данном случае далеко не «самую малость») вздёрнутый подбородок и глаза… глаза молодому Баратэону не понравились бы в особенности. Выцветшие, немного безумные от растворённого в янтаре азарта, а ещё – откровенно злые. Отдавай он себе отчёт в своих действиях, виконт Бэйлоршира наверняка осознал бы: не желание заполучить лошадь влекло его в бой, а страх. Уступит сейчас – разом лишится уважения людей: и тех, кто стал свидетелем сего представления, и тех, кто сопровождает его на рынок, и тех, кому расскажут одни или другие. Когда тебе семнадцать, чужое мнение о твоей особе всегда кажется более значительным, нежели собственное… ну а у некоторых это не проходит и в более старшем возрасте.
«Сто пятьдесят».
Сто пятьдесят?.. За лошадь, для которой и сотня – сказочная цена?! Да он издевается?!!
- Двести! – Упрямство выкрикнуло цену голосом Роланда ещё до того, как разум в полной мере осознал происходящее. Толпа людей, наблюдавших за торгами, ахнула, словно один человек. Ну а счастливый торговец белоснежной (или вернее будет сказать – золотой?..) пошатнулся и точно рухнул бы наземь, если бы не чьи-то руки, подхватившие его со спины. Счастливый? Так-то оно так, вот только почему же бедняга выглядит, да и ведёт себя, словно виконт не предлагает ему состояние, а зачитывает смертный приговор, методично перечисляя всю родню, включая младенцев?.. Но виконт Бэйлоршира и не глядел в его сторону, торгуясь исключительно с незнакомцем.- И позвольте мне самому решать, что подходит для меня, а что нет! – Ещё миг, и гнев достигнет своего апогея, выливаясь в безобразную в своей абсолютной бессмысленности драку, в которой незнакомцу ни за что не одержать верх. Хотя бы потому, что во всём Бэйлоре не найдётся глупцов, готовых выступить против своего лорда, пусть бы подобная дурость никогда прежде и не была ему свойственна. Ну а потом… раскаяние и жгучий стыд, что след в след ступают за осознанием неправоты. Даже сейчас Роланд не мог не отдавать себе отчёта в том, что именно так оно всё и будет. Но и сдать назад он тоже не мог. Баратэон должен был получить эту лошадь, какую бы цену – причём, во всех смыслах – за неё не понадобилось бы заплатить. Замкнутый круг – кажется, именно так это и называется. Ну а что до этого самого «потом»… его так и не наступило. Люди людьми, но богам было угодно повернуть историю по иному пути.
Признаться, Роланд и не заметил, когда именно всё пошло не так. Да, кобыла, которую они с обоюдным упорством продолжали делить, невзирая на здравый смысл, и прежде вела себя неспокойно, но взвиться на дыбы и разбить изгородь, словно прочное дерево в один миг состарилось до трухлявого пня?! Толпа шарахнулась в стороны, Роланд же остался стоять на месте. Но не из-за отваги, а только лишь «благодаря» оцепенению, сковавшему все его члены. Ну а незнакомец… почему не двинулся он?
«Все еще хотите отдать за неё больше?»
- Я… – Достойный ответ всё никак не желал приходить в голову (видно взбесившаяся лошадь, мигом потерявшая всё своё очарование в качестве подарка для Норин, не особо способствовала красноречию), но, кажется, сам вопрос относился к разряду риторических. Да и вряд ли у соперника нашлось бы время на продолжение спора – миг, и его уже не было рядом. Ещё один, и… тяжёлые копыта опустились на голову. Должны были опуститься, но… Роланд так и не понял, что именно сделал «его» незнакомец, но лошадь вдруг доверчиво уткнулась тому в плечо, словно бы жалуясь на сборище идиотов, которым больше заняться нечем, кроме как таращится на честную кобылу любопытствующим ворчащим чудовищем о сотне глаз. И, судя по тому, как изменился тембр голоса этого беспристрастного человека, он не просто слушал, но и отвечал ей…
…Наваждение схлынуло вместе с окриками, какими городская стража расчищала себе дорогу к месту несостоявшегося происшествия. Досадливо кивнув одному из своих сопровождающих, мол, разберись, Роланд медленно приблизился к незнакомцу.
- Как Вам удалось? – В голосе молодого виконта не осталось и тени былого азарта. Лишь удивление, а ещё – любопытство, однако совсем иного рода, чем владело им четвертью часа тому назад. «Кто кого» само по себе изменилось на «каким образом». - Если мои глаза не обманывают меня, она должна была размозжить Вам голову. Но Вы знали, что этого не случиться, вернее, знали, что именно сделать, дабы не случилось... Откуда? И… кто Вы вообще такой? – Бестактность вопроса не сразу дошла до сознания Роланда, занятого совсем другими измышлениями, но когда это произошло, смущённая улыбка мигом коснулась его губ. - Простите, я не представился. Моё имя Роланд. Роланд Баратэон, виконт Бэйлоршира. Кажется, я должен сказать Вам «спасибо»? Даже думать не хочу, что могло бы получиться из моей затеи подарить эту лошадь сестре… Но откуда Вам было это знать? Вернее, Вы ведь и впрямь собирались приобрести кобылу, без оглядки на мои намерения и… мою опрометчивость. Благодарю Вас. Но, простите за любопытство, для чего она Вам? Собираетесь объездить? Полагаете, столь своенравная… хмм, особа это позволит?