Непонятное и раздражающее чувство, когда не понимаешь, что происходит и где ты в принципе, а голоса снаружи теряются  где-то вдали, до ушей доносятся лишь слабые отголоски. Словно все находящиеся в этом помещении, на самом деле, далеко. А мне приходится довольствоваться эхом. И все же я был способен различить голос. Тихий, бархатный, такой заботливый и приятный. Голос, от которого тело и сознание слабели куда быстрее. Потому что привносил он покой и уверенность в том, что все будет хорошо. Что станет лучше, и вся та чернота, та болезнь, что посмела поразить тело графа Бэйлорширского, вскоре его покинет. Будет уничтожена! Потому, сидя на стуле, постепенно я перестал сопротивляться. Хотя и те неспешные и слабые действия едва ли вообще можно было назвать сопротивлением. Лишь жалкие попытки сохранить лицо сильного и волевого человека. Лорда-коннетабля Хельма! В итоге я лишь глубоко вздохнул, и слегка опустил голову, снова чувствуя, насколько все же потяжелели мои веки. Слегка приоткрыв уста, я искривился, ибо все еще упрямо не желал засыпать.
- Как, оказывается…, все просто, - еле слышно пробормотал я в ответ на рассказ о целебном сне, который все же коснулся ушей, пусть до конца всей сути я и не уловил.  Интересно, я уже сплю? И мне это просто снится? Кроткие прикосновения, недолгий, но занимательный рассказ. Нет ничего удивительного в том, что я все же сдался, и совсем опустил голову, глубоко при этом вздыхая. Полностью погрузился в себя и свои собственные сновидения.
Вокруг было совсем светло. Яркими лучами светило летнее солнце, отдаваясь насыщенным блеском на свежескошенной траве просторного поля. Я стоял посреди него, смиряя строгим взглядом горизонт. Что хотел там разглядеть? Нависшую опасность? Ждал врага? В этом прекрасном месте, от вида которого стоило бы улыбнуться. Но я не улыбался. На лице застыла напряженность и суровая сосредоточенность. Это ярко контрастировало на фоне светлого и лучезарного дня.  Я ждал. Однако вместо опасности позади почувствовалось… прикосновение. Чья-то легкая и небольшая ладонь ласково легла на мое плечо, и взгляд мигом переменился. Забыв о горизонте, я внезапно улыбнулся и закрыл глаза, предаваясь небывалой легкости и спокойствию. Спустя несколько мгновений я обернулся. Но позади никого не было. Словно то заботливое касание не более чем дуновение ветра, от которого остался лишь чарующий аромат. Я снова нахмурился и развернулся, не переставая глазами искать источник этого скромного, но настолько приятного и красноречивого действа. Но снова… ничего. Неужели показалось? – зажмурив глаза, подумал я, но стоило мне поднять веки, как картина резко переменилась. Не было ни солнца, ни зеленой травы. Лишь темные-темные тучи, подобно волне, накатывающиеся на светлое голубое небо. Пожирающие его. Сжав руку, я с удивлением обнаружил в ней меч. Фамильный меч Баратэонов, который вот уже на протяжении почти ста пятидесяти лет служит нашему благородному дому верой, правдой и силой. Прекрасное надежное оружие, доработанное лучшими оружейниками, я крепко сжал его в своей руке, чувствуя, как в душе закипает тревога. Где же то светлое поле? И где же те успокаивающие прикосновения? А вокруг уже темнело. И вскоре все погрузилось в сплошную бесконечную тьму, и лишь блики появляющейся молнии периодически освещали эту землю. В один из таких моментов я и заметил человека, приближающегося ко мне со стороны. Кто здесь? Стой! – хотел крикнуть я, но ни единого звука не вырвалось из моих уст. Слова застряли в глотке, я был нем. Противник же приближался. Передвигаясь с нечеловеческой скоростью, ему потребовалось всего несколько мгновений для того, чтобы оказаться прямо около меня. Очередная вспышка молнии озарила лицо незнакомца, и я резко сделал шаг назад, узнав в нем… себя. Что происходит? Но самое страшное… это глаза. Глаза, не имеющие зрачков, сплошь черные, без дна. В них пустота. Он смотрел на меня со скалящейся улыбкой на лице. Высокомерно, с насмешкой, словно победитель, возвысившийся над проигравшим. Невероятно, это какой-то сон, - пролетело в голове. Иначе ведь и быть не может! Но пока я думал, мой двойник внезапно замахнулся, блеснула гладкая сталь, и я рефлекторно тут же поднял руку, блокируя удар. Проклятье, да что же происходит! – но вновь это лишь в моей голове. Я безмолвен, и могу лишь защищаться. Бороться с самим собой, пусть и кажется это полным абсурдом. Нет, остановись! - диктует подсознание противнику. Ведь он – это я! Не могу же я сражаться с самим собой, и уж точно не могу нанести себе вред. Но противник идет вперед, не отступает, нанося удары с каждым разом все сильнее и сильнее. Понимая, что от этого никуда не деться, я начинаю отвечать. Вхожу во вкус, если так можно выразиться и принимаю бой. Растерянный взгляд сменяется присущей мне уверенностью. Рука крепче сжимает рукоять меча, бой превращается в своеобразный танец, жестокий, но по-своему красивый. Танец, в котором мы демонстрируем весь тот опыт и те умения, которые Эдвард Баратэон приобрел за свою долгую жизнь. Кажется, что силы наравне, но… я делаю уверенный шаг вперед и в очередной раз заношу руку для сильного удара. И надо же! Противник начинает отступать. Яростное и умелое наступление, жесткое, бескомпромиссное. В моих глазах горят огоньки той решимости, азарта, и той силы, что внезапно начинает наполнять мое тело все ощутимее и ощутимее при каждом взмахе меча. А противник словно напротив, слабеет. И отступает. В его движениях чувствуется неуверенность. А улыбка наконец-то спадает с лица. И вот очередной ловкий маневр, в результате которого оружие второго Эдварда оказывается на земле. Он оглядывается, хотя по его черным глазам трудно понять, какие именно эмоции он испытывает.
- Думаешь, ты победил? – внезапно вырывается из его уст, слова, переполненные злостью и желчью. При этом он резко хватается за пояс. И я только сейчас замечаю, что на поясе его висит кинжал. Не раздумывая ни секунды, я быстро отвожу руку в сторону и полностью пронзаю тело противника мечом. Острие выглядывает из спины побежденного, а из уст его самого вырывается уже последнее издыхание.
- Думаю, да, - наконец-то у меня прорезается голос, и я вытаскиваю окровавленную сталь из тела этого  существа. Только сейчас понимаю, что заколол самого себя, но как бы дико это не звучало… разве у меня был выбор?
Мертвое тело падает на потемневшую землю. Но на этом все не заканчивается. Внезапно из черных глаз вырывается тень. Тень, которая окутывает все его тело, постепенно превращая человеческую фигуру в сплошную черную массу. Словно тьма поглотила его, не иначе. Мои губы скривились от омерзения, и я сделал шаг назад, при этом держа меч наготове. Однако масса эта скользнула по земле в сторону, а затем просочилась в мелкую трещину… и пропала. Пропала, как будто ее и не было. Вместе с этим, сквозь темные тучи неожиданно просочился свет. Свет, который разбил черноту. Подобно стеклу осколки ее разлетелись в разные стороны, и вновь над головой появилось голубое небо. Я снова стоял на том самом зеленом поле, а меч спокойно покоился в ножнах.
- Спите, Эдвард, - знакомый тихий голос. И те же приятные прикосновения.
Я распахнул веки. Однако ни в глазах моих ни в действиях не было тревоги, которая обычно проявляется после ночного кошмара. Только размеренное ровное дыхание, спокойствие. Неспешно я поднялся и окинул взглядом помещение. Я лежал в своих покоях. И даже сквозь шторы просачивался дневной свет. Глубоко вздохнув, я устало потер переносицу, а затем все же встал с кровати и подошел к окну. Головная боль стала неприятным продолжением пробуждения. Когда я оказался в своих покоях? – подумалось мне, ведь я почти не помнил вчерашнего вечера! Вернее, обстоятельств, при которых сон окончательно забрал меня в свои цепкие руки.
- Джейкоб! – прокричал я своим громовым басом, однако, когда дверь в покои распахнулась, и мужской голос сообщил о том, что управляющий отправился на рынок, я продолжил молчать. Смотря куда-то вперед, с задумчивым видом, я коснулся ладонью своей груди, с удивлением отмечая… что-то изменилось. Та тяжесть, которая сковывала меня еще вчера, внезапно исчезла. И тут в памяти всплыл разговор с леди Ларно. И та настойка, после приятия которой я благополучно уснул. Ну конечно! Вечером она была у меня. И излечила. – Уже ничего, можешь идти, Томас, - наконец-то подал голос я. Как только дверь закрылась, я шагнул к террасе и наконец-то вздохнул полной грудью. Не обманула.